Вступление
К сцепленной дате 6 декабря 1941 – 7 августа 2018 года в связанных Вратами мирах сложилась следующая обстановка:
В 1941 году фронт стабилизировался по линии Рига – Даугавпилс – Полоцк – Лепель – Борисов – Бобруйск – Речица, и далее по линии Днепра до самого устья, включая Киевский и Херсонский плацдармы на правом берегу реки. Помимо этого, остатки бывшей группы армий «Север» засели в котлах северо-восточнее Пскова и в окрестностях Пярну, куда отступила группировка, прежде осаждавшая Таллин. Операция по их ликвидации была еще впереди. Под Ленинградом и Мурманском линия фронта по-прежнему проходила там, где ее застало образование Портала. Финны, вернувшие себе потерянное в ходе зимней войны, сидели тихо, как мыши под веником, боясь привлечь к себе лишнее внимание, ибо Экспедиционный корпус был грозен. Зато германское командование, напротив, еще после Смоленского сражения отозвало из Финляндии все свои части. Но, несмотря на всю эту тишину, само существование независимой Финляндии, появившейся на свет только по причине благодушия и непредусмотрительности Ленина, являлось ужасным непорядком, который советское командование с помощью коллег из экспедиционных сил в ближайшее время собиралось исправить.
Помимо этого, тридцать (а по другим данным, и пятьдесят) тысяч немецких солдат из бывшего второго армейского корпуса, сдавшиеся под гарантии командующего российским экспедиционным корпусом генерала Матвеева, ожидали погрузки в эшелоны, которые доставят их к Порталу. А там уже все было готово к их переправке в 2018 год, а затем и в тамошнее ФРГ. Раненых российская военно-транспортная авиация начала вывозить еще вечером 5-го декабря, а вскоре должен был тронуться и основной бедлам на колесах. Им еще предстояло узнать, что хлеб побежденных бывает горше хлеба изгнанников, и столкнуться на улицах немецких городов с так называемыми беженцами, которые на самом деле хуже саранчи. И эту истину по-деревенски простым и наивным немцам Третьего Рейха еще предстояло осознать; а пока они предвкушали впереди молочные реки с кисельными берегами.
Но самые грозные и интересные события назревали на другом конце земного шара, в окрестностях Гавайских островов. До взлета с авианосцев первой волны японских ударных самолетов оставалось всего восемь часов. Потом последует один час сорок минут полета, в эфире прозвучит клич «Тора! Тора! Тора!» – и Тихоокеанский флот Соединенных штатов огребет большие неприятности. Но никто об этом не подозревает. Час назад прозвучала команда «отбой», – и не все, кто сегодня лег спать в своей постели, проснется завтра на этом свете. Спят матросы и офицеры Тихоокеанского флота, спят летчики самолетов, забазированных на гавайских аэродромах, спят зенитчики и солдаты множества вспомогательных служб; спят гражданские, которым завтра предстоит разделить общую судьбу. И, самое главное, сном праведника спит адмирал Киммель, отмахнувшийся от предупреждения Рузвельта: «этого не может быть, потому что не может быть никогда». Одним словом, Аннушка уже пролила свое масло, и этого масла было больше чем достаточно, чтобы угробить десяток-другой Берлиозов…
В 2018 году закончился мундиаль, и события дальше шли своим чередом:
13 августа Италия отказалась принимать судно Aquarius, которое спасло в водах Средиземного моря 141 мигранта из Африки.
14 августа Президент Турции объявил о запрете на ввоз электроники из США в ответ на повышение американских пошлин на сталь и алюминий. А также в Пенсильвании был опубликован доклад о сексуальном насилии над детьми со стороны местных священников, и в результате большая коллегия присяжных пришла к выводу, что насилие над детьми совершали более 300 священников.
15 августа Правительство Германии одобрило законопроект о признании третьего пола (Немецким солдатам, репатриированным из 1941 года, эта новость будет особенно интересна).
Помимо этого, в Штатах продолжается вялая (из-за отсутствия фактов) движуха на тему вмешательства России в американские выборы. В Британии пресса гундит на тему отравленных Скрипалей. В Голландии изо всех сил, натягивая сову на пень, муссируют тему сбитого над Донбассом Боинга. В Германии страдают о российском Крыме, непокорном Донбассе, транзите газа через Украину, и вообще о молодой и беспутной незалежной «демократии» с нацистским душком. И все это – на фоне брезжащего уже на горизонте Брекзита, засилья афро-арабских «беженцев», налетевших на Европу как мухи на варенье, всеобщей толерантности, борьбы за права самых разнообразных меньшинств, а также падения популярности основных политических партий, деливших между собой власть последние лет семьдесят.
Система, установившаяся с момента, когда после завершившейся Второй Мировой войны американцы навели в Западной Европе свой «новый порядок», начала трещать по швам. На фоне банкротства прежних элит на поверхность стали всплывать такие политики, которым прежде и руку подать было зазорно. В европейском воздухе, пока еще отдаленно, запахло тридцать третьим годом, факельными маршами и лозунгами вроде «Германия для немцев». А как иначе, если европейский политический маятник, проскакивая нейтральное положение, обычно колеблется между оголтелым либерализмом и столь же оголтелым фашизмом. Ведь и тогда, в начале тридцатых годов двадцатого века, Гитлер и присные пришли к власти вполне демократическим путем, на фоне полного банкротства предшествующих им германских элит.
Но в общих чертах сам факт запортальной войны Советского Союза с гитлеровским фашизмом пока еще мало влияет на жизнь людей по всему миру, и они попросту не обращают на нее внимания, занятые повседневной суетой. Ну разве что Россия и ее граждане всерьез следят за происходящим на той стороне портала, где, помимо дедов-прадедов, с коричневой чумой бьются их отцы-братья-мужья – кто в составе Экспедиционного корпуса, а кто и добровольцем в рядах Красной Армии. Кроме русских, с тем же интересом к запортальным событиям относятся в том самом государстве, которое его вождями было официально объявлено «Нероссией». Населяющие эту затерянную на географических картах страну небратья следят за событиями в 1941 году с тем же интересом, что и россияне, но с прямо противоположным вектором. Многие из них вместо АТО с удовольствием рванули бы «на ту сторону» – чтобы полицайствовать, служить в карательных батальонах и охране концлагерей, но, к их несчастью, это оказалось невозможно, и теперь им только остается вступать с «москалями» в интернет-баталии, ругая Сталина и «совков» и превознося своих «хероев»: Бандеру, ОУН-УПА и солдат дивизии СС «Галичина»…
Иногда случаются коллизии, когда бойцы и командиры Красной Армии, попавшие в двадцать первый век (например, для излечения после тяжелого ранения) вдруг находят своих внуков-правнуков. А может, даже не своих, а двоюродных-троюродных, потому что сами они в нашей истории сгинули в многочисленных котлах[1] лета сорок первого года и немецких концлагерях, не оставив после себя не то что потомства, но даже никакой информации в архивах. «Призван н-ским военкоматом по мобилизации» – и все. А от тех, что были призваны «на сборы» в канун войны, не осталось и этого[2]. Будто этих людей никогда и не существовало.
Такие встречи предков и потомков происходили когда счастливо, а когда и не очень. Иногда молодой дед, фигурально говоря, плевал в лицо опозорившим его внукам-правнукам, после чего, круто развернувшись, уходил прочь. Тяжелее всего приходилось уроженцам Украины, которые уж точно с полным правом могли спросить: неужели они проливали кровь за то, что у них выросли такие потомки – одновременно трусливые, наглые и жадные? И ведь не приедешь к ним, даже для того чтобы плюнуть в морду. Ведь там, между Россией и Украиной, где прежде была всего лишь линия на карте, теперь появилась граница со всеми ее атрибутами и злыми украинскими пограничниками, которым пускать к себе «совков» совсем уже не с руки, будь они по национальности хоть трижды украинцами.
Отдельно надо рассказать историю Аркадия Гайдара, который всерьез порывался бросить все, поехать в Москву и пристрелить из именного нагана свою «бывшую» – Рахиль Соломянскую, вместе с ее отпрыском-недорослем, потому что стрелять Машу Гайдар в 2018 году было уже поздно. Такой, понимаешь, неуравновешенный человек: чуть что – и стрелять. Наган у Аркадия Петровича отобрали, налили спирта и объяснили, что не стоит все это таких беспокойств… В результате тот написал в соответствующие инстанции заявление – и Тимур Аркадьевич Гайдар, русский и сын знаменитого писателя, прекратил свое существование естественным путем, превратившись в Тимура Израилевича Соломянского, еврея и члена семьи изменника Родины. С такой анкетой не бывать ему теперь бумажным адмиралом, поучающим юношество, как жить и во что верить. Вот и все об этом человеке, как сказала бы в свое время Шахерезада…
Впрочем, история Аркадия Гайдара не была единичной (просто самый яркий пример), и относится скорее к 1941 году, потому что в начале двадцать первого века она была уже не в силах что-то отменить или изменить. А вот «там», в прошлом, люди, находящиеся на самых разнообразных «теплых местах», чьи дети и внуки выросли знатными диссидентами, постсоветскими перерожденцами (как тот же Егор Гайдар), да и просто олигархами, вдруг почуяли вокруг себя неприятное внимание и испуганно притихли. Еще в середине сентября, когда стихло ожесточенное Смоленское сражение и советское руководство смогло перевести дух, военные вопросы отошли на второй план. Тогда же вперед выступил вопрос – как так вообще могло получиться, что, несмотря на победу в тяжелейшей войне и невиданные успехи в деле построения социализма, на семьдесят четвертом году существования советская власть вдруг рухнула окончательно и безвозвратно, а единая прежде страна рассыпалась на множество кусков, скатившихся в самый дикий капитализм.
Несмотря на то, что большинство причастных к этой истории лиц еще ходили пешком под стол или вообще не родились, их родители, дедушки-бабушки (вроде той же Рахили Соломянской) могли и не пережить того факта, что они вырастили-воспитали людей, так или иначе причастных к величайшей геополитической катастрофе двадцатого века… Гм, надо признать, что семнадцатый и последующие за ним года того же века тоже были далеко не увеселительным карнавалом. Но большевикам, как и иным людям, всегда кажется, что когда они берут у других силой власть (корову, лошадь, дом, женщину и т. д.) – это всегда хорошо и правильно, а вот когда это самое, взятое с боя, отбирают уже у них, то это так плохо, что хуже некуда. А Лаврентий Павлович с Иосифом Виссарионовичем – люди серьезные, способные строго спросить за недостатки в воспитании подрастающего поколения. Хотя какие уж тут недостатки. Кто во что верит, тот тому своих детишек и внучков и учит. Впрочем, репрессии если и будут, то случатся они далеко не сразу. Сейчас, пока идет война, для них еще не время, и тем более никто не будет устраивать из этого кампанию, хотя карьеры людей, попавших в связи с этим под расследование, окажутся полностью замороженными.
Но сейчас основные события происходят даже не на советско-германской фронте, где готовится ликвидация окруженных группировок и идут бои местного значения. Главное должно случиться на другой стороне земного шара, где в тропический тихоокеанских водах точкой на бескрайних водных просторах притаился маленький Гавайский архипелаг.
Часть 13. Тора! Тора! Тора!
6 декабря 1941 года, 06:00. 275 морских миль (450 км.) к северу от острова Оаху. Авианосец «Акаги», флагман ударного авианосного соединения.
Вице-адмирал Тюити Нагумо
Ранее утро. Солнце только что оторвалось от горизонта и сразу скрылось в мощной кучевой облачности, почти непрерывно висящей в этом месте Тихого океана, где теплые экваториальные течения сталкиваются с холодными северными водами. Стоя на мостике флагманского авианосца, адмирал смотрел на суету, что творилась на палубе. Техники и вооруженцы мельтешили вокруг выстроенных рядами самолетов, снаряжали пулеметы патронными лентами, заливали в баки горючее, подвешивали под фюзеляжи бомбы и торпеды. Быстрее, быстрее, еще быстрее; торопливое время не ждет, и, чтобы успеть за ним, надо все делать так, как положено в японской армии и на флоте – то есть бегом.
Там, на Гавайях, еще ничего не знают, но час назад на кораблях соединения «Кидо Бутай» был зачитан приказ императора начать войну с длинноносыми западными варварами, выдвинувшими Империи Ямато совершенно неприличный ультиматум. Принять наглые требования длинноносых варваров и покорно склонить перед ними свою голову – это значит не только утратить все завоевания последних тридцати лет, но и потерять лицо, что невозможно для потомков богини Аматерасу. На Гавайях еще ни о чем не ведали, но японский флот уже находился в состоянии войны. Японские летчики, большинству из которых не исполнилось и двадцати лет, готовились заставить американцев смыть оскорбления кровью, а в случае необходимости отдать свои жизни за божественного Тэнно. Ведь смерть самурая легче перышка, а долг тяжелее горы.
В то же время адмирал помнил главное наставление своего командующего адмирала Ямамото, которое тот дал перед выступлением в боевой поход. Заключалось оно в следующем: если при первом налете удастся достичь эффекта внезапности, следует бить по Гавайям до полного исчерпания авиационного боезапаса. Второго шанса нанести противнику невосполнимый ущерб уже не будет. Потом на первый план выступит несоизмеримость весовых категорий противников. Япония в силу малочисленности своей армии даже при полном успехе не может и мечтать о том, чтобы оккупировать Соединенные Штаты, в то время как наглые янки, объявив мобилизацию, запросто могут создать армию, численность которой будет сопоставима со всем населением Японских островов. Флот – это единственное, чем воины страны Ямато могут нанести врагу тяжелые потери. Один точно нацеленный внезапный и сокрушительный удар – и Япония на некоторое время становится доминирующей военной силой на Тихом океане.
Правда, сразу после начала войны великолепная американская экономика начнет переходить на военные рельсы, и некоторое время спустя многократно перекроет первоначальные потери, а всеобщая мобилизация даст американской армии и флоту миллионные контингенты солдат и матросов. Как сказал адмирал Ямамото: «Если поступит приказ вступить в бой, я буду неудержимо двигаться вперёд в течение половины или целого года, но я абсолютно не ручаюсь за второй или третий год…» Но у Японии уже был опыт борьбы с огромной континентальной державой, из которой она вышла победителем. Вероломно напав в 1904 году на огромную Российскую империю, страна Ямато вышла из той войны победительницей, и успех тридцатипятилетней давности кружил сейчас горячие головы, замахивающиеся на сильнейшую державу западного мира. А вдруг пронесет и на этот раз – ведь русский император бросил карты не потому, что его армия понесла тяжелейшее поражение. Резервы у русских еще были – при дальнейшем продолжении войны на суше знаменитый русский паровой каток раздавил бы японскую армию в тонкий блин. Император Николай не стал воевать дальше, поскольку отдаленный остров Сахалин и безлюдные сопки Маньчжурии просто не являлись для него предметом первой необходимости, ради которого стоило бы продолжить лить кровь русских солдат. Так же и сейчас. Для чего янки нужны огромные просторы Тихого океана, отдаленные острова и джунгли Индокитая, которые находятся от них считай что на другой стороне земного шара? Требуются только несколько решающих побед, что нанесут противнику неприемлемый ущерб – и американский президент сам запросит пощады у божественного Тенно, предложив почетный мир, гарантирующий существование Великой восточноазиатской сферы взаимного процветания[3].
Пока адмирал Нагумо размышлял, стоя на мостике, ударное авианосное соединение, выстроившись уступом, развернулось против ветра и развило полную скорость, а на палубе «Акаги» взревели авиационные двигатели. Пятнадцать высотных бомбардировщиков, двенадцать торпедоносцев и девять истребителей «зеро» готовились сорваться в небо, чтобы передать янки огненный привет. Впрочем, на других авианосцах наблюдалось то же самое. Конечно, все еще можно отменить, но это исключено по идейным мотивам. Если оскорбление нанесено, то смыть его можно только кровью. Японские летчики и моряки с энтузиазмом восприняли возможность скрестить свое оружие с заокеанскими гайдзинами, ибо только битва с сильнейшим противником приносит самураю настоящую славу.
К этому дню пилоты, штурманы и стрелки готовились самым тщательным образом. На неприметном японском островке, бухта которого своими очертаниями повторяла очертания Жемчужной бухты (Перл-Харбор) на острове Оаху, целых полгода шли упорные учения палубной авиации по количеству самолетовылетов, мало чем уступающие небольшой войне. Были и потери, куда же без них. Самолеты гробились из-за отказов техники, насилуемой как во время настоящих боевых действий, ошибок пилотов, а также из-за того, что каждый десятый патрон, заряженный в пулеметы и пушки, был боевым. Вроде бы немного, но и при такой скудости японские асы умудрялись по-настоящему сбивать друг друга в учебных воздушных боях. По некоторым данным, отсев в ходе подготовки составил до половины первоначального состава, но сейчас это были лучшие из лучших, готовые на равных драться с западными демонами.
Вот палубный дежурный взмахнул своим флагом – и бомбардировщик Nakajima B5N, тип 97, пилотируемый командиром авиагруппы капитаном первого ранга Мицуо Футидой, сорвался со своего места и, пробежав по палубе, взмыл в небо. Сразу за ним последовала следующая машина, а за ней еще и еще. Если посмотреть по сторонам, то было видно, что и с других авианосцев также взлетают самолеты – подобно разъяренным осам, они собираются в жужжащий рой. Вот и последний истребитель «ноль» ушел в небо, после чего, собравшись в боевой порядок, воздушная армада взяла курс на юг. Теперь, когда вся подготовка завершена и самолеты первой ударной волны вылетели, оставшимся на авианосцах палубным командам пришло время извлекать из ангаров и готовить к полету самолеты второй ударной волны. В то же время их адмиралу Тюити Нагумо, который мысленно был там, в небе, вместе со своими летчиками, теперь следовало терпеливо ждать момента, когда эфир разорвет воинственный клич: «Тора! Тора! Тора!», возвещающий, что атака главной американской базы на Тихом океане началась. А до того момента самолеты идут на цель в полном радиомолчании; и это как раз тот случай, когда отсутствие новостей и есть самая лучшая новость. Преждевременный выход в эфир капитану первого ранга Футиде разрешался только в том случае, если самолеты первой ударной волны будут обнаружены и атакованы еще до подлета к цели.
6 декабря 1941 года, 07:50. Остров Оаху, бухта Перл-Харбор. Главная база Тихоокеанского военно-морского флота США
Все произошло внезапно. Стояло тихое субботнее утро (не воскресенье, конечно, но тоже расслабуха), и никто не подозревал, что этой тишине остается жить всего несколько минут. В благодушном настроении находился и командующий Тихоокеанским флотом адмирал Хазбенд Киммель. Заранее отдав приказ, чтобы его не беспокоили до восьми утра (когда на кораблях должен был состояться ритуал поднятия флага), он спокойно пил свой кофе с булочкой, даже не подозревая, что это последние спокойные минуты в его жизни. Кофе был очень хорош, и булочки тоже были не хуже.
Тут надо сказать, что до этого самого дня адмирал находился на хорошем счету у начальства. Еще бы – этот перспективный и очень активный мистер был неоднократно отмечен за профессионализм и энергичность. В 1899 году семнадцатилетний Хазбенд Киммель поступил в Центральный университет Кентукки, но через год получил назначение в Военно-Морскую академию США, которую закончил в 1904 году. Затем учился в артиллерийской адъюнктуре в Военно-морском колледже. В 1906 году ему было присвоено звание энсайна (мичмана).
После обучения артиллерийскому делу в Бюро артиллерии в Вашингтоне он служил на линкорах «Джорджия», «Висконсин» и «Луизиана», дважды был помощником директора по артиллерийским стрельбам при министерстве ВМФ, командиром артиллерии на броненосном крейсере «Калифорния» и командиром артиллерии Тихоокеанского флота. В 1914-м году участвовал в интервенции в Веракрусе (Мексика), а в 1915-м короткое время служил помощником министра ВМФ Франклина Рузвельта. В 1917 году, после вступления США в Первую мировую войну, Киммель отбыл в Великобританию в качестве консультанта по системам артиллерийской наводки, а затем стал начальником артиллерии в штабе эскадры американских линкоров, приписанной к британскому Гранд-флиту.
После завершения Первой Мировой войны ему удалось сделать хорошую карьеру, и в 1937 году он дослужился до чина контр-адмирала. Служил на Военно-морской артиллерийской фабрике в Вашингтоне, командовал эскадрой эсминцев, был слушателем Военно-морского колледжа, офицером связи между Министерством ВМФ и Государственным департаментом, директором передвижения кораблей в офисе Начальника морских операций, командиром линкора «Нью-Йорк», начальником штаба командования линейных сил флота, начальником бюджетного управления ВМФ.
С 1939 по 1941 год Киммель командовал дивизионом крейсеров, а затем крейсерами линейных сил Тихоокеанского флота. Проявив себя на последней должности как выдающийся командир, 1 февраля 1941 года Киммель решением министра ВМФ Фрэнка Нокса получил временное звание адмирала и занял пост командующего Тихоокеанским флотом и командующего флотом США. 24 июля 1941 получил постоянное звание адмирала (минуя чин вице-адмирала). Быть может, он и в самом деле был таким хорошим командующим, а может, сказалось давнее знакомство с будущим президентом Рузвельтом, но только карьера этого человека была сколь стремительной, столь же и бессистемной, напоминающей петляющие скачки спасающегося от погони зайца. Но несомненно одно. На протяжении своей долгой службы, продвигаясь к должности командующего Тихоокеанским флотом, этот человек неизбежно обрастал связями и высокими знакомствами – так же, как днище корабля в водах тропических морей обрастает всякой подводной живностью. При этом, заняв должность командующего, адмирал Киммель начал готовить Тихоокеанский флот к наступательной, а не оборонительной войне. Уже в первые дни войны американский флот должен был нанести удары по Маршалловым островам, являвшихся ближайшей к Гавайям японской территорией.
В возможность непосредственного нападения японского флота на Перл-Харбор командующий флотом не верил, потому что он располагался на весьма значительном отдалении от ближайших японских баз. По его представлениям, Япония сначала должна будет захватить один из ближних к Гавайскому архипелагу островов, основать на нем маневровую базу, в которой были бы созданы все условия для базирования линейного флота, а уж потом приступать к планомерной осаде Перл-Харбора. То есть японцы, в его представлении, должны были действовать так же, как они действовали во время русско-японской войны, с маневровой базы в остовах Элиота осаждая русский Порт-Артур. Предотвратить такой сценарий проще простого, ведь на Гавайях базируются лучшие в мире дальние тяжелые бомбардировщики Б-17, которые вдребезги разнесут любую вражескую базу, оказавшуюся в радиусе их действия, а американские линкоры довершат остальное.
А уж в возможность нападения при помощи авианосцев адмирал Киммель не верил, потому что это фантастика. Артиллерист до мозга костей, сторонник классических линейных сражений, где все решает скорость эскадренного хода, толщина брони и вес артиллерийского залпа, он не мог представить и в страшном сне, что маленькие жужжащие аппараты из дерева, фанеры и чуть ли не рисовой бумаги, с экипажем из двух-трех человек, смогут топить огромные стальные линкоры водоизмещением в несколько десятков тысяч тонн. Это даже не Давид и Голиаф; это как если бы на Голиафа с пращой наперевес ринулась полевая мышь. Впрочем, Хазбенду Киммелю в самое ближайшее время предстояло убедиться в ошибочности своих представлений, и до этого момента остались считанные мгновенья.
Японские самолеты появились в небе над Перл-Харбором со всех сторон сразу: высотные бомбардировщики с юго-запада, торпедоносцы с северо-запада и юго-востока, пикирующие бомбардировщики и истребители «зеро» с севера. Но первыми самурайскую ярость познали американские летчики на аэродроме Уилер, что располагался в верхней части долины, образованной склонами двух вулканов. Двадцать пять пикирующих бомбардировщиков с «Дзуйкаку» и восемь истребителей «зеро» с «Хирю» растерзали аэродром в мелкие дребезги, изрешетили пулями самолеты на стоянке, разворотили взрывами бомб взлетно-посадочную полосу и подожгли емкости с горючим. Две минуты спустя одиннадцать «зеро» с «Сёкаку» и «Дзуйкаку» на бреющем полете атаковали базу гидросамолетов Канэохе на восточном побережье острова. Сделав несколько заходов, они сожгли три десятка гидропланов и подожгли емкости с горючим. Одновременно удар был нанесен по аэродрому морской авиации Эва. Всего шесть японских истребителей, взлетевших с авианосца «Хирю», очень быстро уничтожили тридцать американских истребителей, непосредственно прикрывавших базу Перл-Харбор.
Последний удар обрушился на аэродром бомбардировочной авиации Хикем Филд (на его месте в наше время расположен аэродром Гонолулу). Двадцать шесть пикирующих бомбардировщиков с «Сёкаку» и девять истребителей «зеро» с «Акаги» в считанные минуты превратили в изрешеченный хлам более семидесяти американских бомбардировщиков (тех самых, что должны были пресечь появление поблизости от Гавайев японской маневровой базы). Грохот взрывов, угольно-черный дым и багровое пламя горящих топливных танков возвестили о том, что Перл-Харбор лишился всей своей авиации. Несколько храбрецов, которые сумели под огнем взлететь на своих истребителях, были не счет. Численное превосходство «зеро», набросившихся на американские истребители, едва те появились в воздухе, и отточенное мастерство японских летчиков сделали свое дело – и американские пилоты были очень быстро сбиты.
Но это была только прелюдия – так сказать, нежный петтинг перед настоящим половым актом, поглаживания и пошлепывания по ягодицам. Одновременно с ударом пикировщиков по аэродрому Хикем Филд над гладью бухты Перл-Харбор появились торпедоносцы. Двадцать четыре машины, взлетевшие с авианосцев «Акаги» и «Кага», нацелились на так называемый «линкорный ряд» – цепь массивных бетонных свай к югу от острова Форд, к которым с обеих сторон были пришвартованы семь из девяти американских линкоров Тихоокеанского флота. Из двух линкоров, отсутствовавших на своем месте, «Калифорния» стояла на якоре неподалеку, а «Пенсильвания» находилась в сухом доке.
Еще шестнадцать торпедоносцев должны были атаковать американские авианосцы, обычно парковавшиеся на другой стороне бухты. Но «Саратога» в данный момент находилась в Сан-Диего на модернизации, а «Лексингтон» и «Энтерпрайз» ушли в рейс, имея на борту группировку сухопутных истребителей, которых требовалось доставить на аэродромы архипелага Мидуэй. Поэтому на пути японских торпедоносцев оказались два легких крейсера «Релей» и «Детройт», гидроавианосец «Танжер» и учебный корабль – устаревший линкор «Юта» без брони и вооружения. В нашей истории почти вся ярость обрушилась как раз на «Юту». Японские летчики, прельстившиеся линкорной внешностью старушки, накидали ей столько торпед, что от избытка их эмоций безобидная лоханка перевернулась кверху днищем прямо на месте своей якорной стоянки. Легким крейсерам при этом досталось всего ничего; из них повреждения получил лишь один «Релей», остальные отделались испугом. Но на этот раз японские летчики получили указание не обращать внимания на сходство «Юты» с линкором – так что именно она осталась на плаву, а оба легких крейсера и плавучая база гидропланов потопли на своих якорных стоянках, что значительно сократило плотность зенитного огня на этой стороне бухты.
Но самое веселое происходило как раз в линкорном ряду. Со стороны бухты его атаковали торпедоносцы, а сверху на линкоры с высотных бомбардировщиков сыпались восемьсоткилограммовые бомбы, представляющие собой четырнадцатидюймовые бронебойные снаряды с приваренными к ним стабилизаторами. С линкорами все вышло как по-писаному, только вместо «Аризоны» от бронебойной бомбы, добравшейся до погребов, взорвался «Теннеси», а «Оклахома», «Калифорния» и «Западная Виргиния» перевернулись, наловив в борта японских торпед. Чуть позже затонула на ровном киле изрядно поврежденная «Невада», которая, как и в прошлый раз, пыталась выйти из бухты. При этом один из асов мимоходом воткнул торпеду в танкер «Неошо» (уцелевший в нашей истории), отчего тот перевернулся, а по бухте поплыл противный, мерзкий, липкий мазут. Вот вам, мистер Киммель, и горячий кофе со свежими булочками…
Впрочем, если удар первой волны в общем повторял рисунок произошедшего в другой истории, то вторая волна била уже совершенно по другим целям. В первую очередь высотные бомбардировщики сбросили бомбы на нефтехранилище, где очень вскоре заполыхал исполинский пожар, а пикировщики атаковали стоянки подводных лодок. Досталось от них и стоявшей в доке «Пенсильвании», которая не утонула только потому, что и так была вытащена из воды.
Одним словом, японские летчики веселились как могли и изо всех сил делились своим счастьем с американскими моряками. Когда они улетели, можно было констатировать тот факт, что американского тихоокеанского флота как боевой единицы более не существует. Разгром был полный. Даже если в базу Перл-Харбора нагнать новых боевых кораблей из Атлантики, то все необходимое для ведения войны им придется везти с собой, что малореально… Впрочем, это был еще далеко не конец злоключений американской военной базы, ибо японские летчики, улетая, обещали вернуться, и не один раз. Ну прямо как карлсоны…
6 декабря 1941 года, 08:05. Тихий океан в 500 милях к западу от острова Оаху
Нападение японской авиации на Перл-Харбор застало оба американских авианосца в море. Флагманский «Энтерпрайз» с адмиралом Хэлси на борту, вместе с сопровождающей его корабельной группой TF-8, уже побывал на острове Уэйк и сейчас возвращался обратно в Перл-Харбор, а авианосец «Лексингтон» в составе группы TF-12 только сутки назад вышел из Перл-Харбора в рейс на острова Мидуэй. Авианосцы – это такие «большие мальчики», что даже в мирное время их сопровождает почетная свита из тяжелых крейсеров и эсминцев, обеспечивающих противолодочную и противовоздушную оборону этих плавучих аэродромов. В состав группы TF-8, помимо авианосца «Энтерпрайз», входили три тяжелых крейсера и девять эсминцев. У «Лексингтона» свита была пожиже: тоже три крейсера, но эсминцев в сопровождении было всего пять.