000
ОтложитьЧитал
– Что это такое?! – прошептала я, обращаясь к отцу Бонифацию. – Неужели эти люди внезапно сошли с ума?!
– Да нет же, леди Гвендаллион, – ответил тот, – вы просто невнимательно слушали рассказы нашего доброго друга Виктора. То, что вы наблюдаете – это так называемый ритуал совместного вечернего купания. Практикуется только летом, когда тепло и нет риска заморозить в холодной воде самые важные мужские и женские органы. Обратите внимание: люди только купаются вместе, и ничего больше. Конечно, по меркам нашей христианской церкви все это ужасный грех, но не стоит забывать, что сейчас еще идет шестой день творения, а следовательно, местные люди еще безгрешны и одежды свои носят не из стыда, а лишь для прикрытия тела от холода.
– Но мы-то, отче, христиане, а потому не безгрешны… – пролепетала сказала я, – мне ужасно стыдно смотреть на это купание, но я не могу отвести от него глаз…
Не знаю, что собирался ответить отец Бонифаций, но тут леди Ляля и несколько темнокожих красоток, остановившись по пояс в воде, принялись что-то кричать тонкими птичьими голосами и махать руками, явно приглашая нас присоединиться к их забаве. Они выглядели как русалки-ундины, которые своими прелестями заманивают случайных прохожих в глубокие омуты. Было в этом что-то колдовское и притягательное. Я-то смогла удержать себя силой воли, хотя руки уже тянулись к подолу, чтобы скинуть платье через голову, а ноги уже были готовы бежать туда, где творится колдовской ритуал, а вот молоденькие девчонки не выдержали, и в их числе моя Шайлих… Да и как она могла устоять, когда сам Виктор, красивый как римский бог Аполлон, улыбался ей и махал рукой, приглашая присоединиться к забаве? Она, моя доченька, первой развязала пояс и потянула через голову грубое шерстяное платье, обнажая белое, как сметана, тело, кожа которого никогда не видела солнца. И лишь потом за ней эти движения повторили другие девицы. Торопливо они сбросили одежду и бросились к воде, откуда им призывно махали руками коварные ундины.
Я даже глаза закрыла руками, чтобы не видеть, как будут топить мою добрую девочку, а разум мой разрывался между двумя желаниями. Одно звало меня кинуться в воду, как есть, прямо в одежде, и вытащить оттуда мою Шайлих, а другое требовало обнажиться как все и присоединиться к купающейся и веселящейся компании. Я стояла и смотрела, как они, смеясь, водят в воде хоровод: Виктор, три его темненьких жены и Шайлих. Моя обнаженная дочь с мокрыми рыжими косами, мотающимися по спине, теперь сама напоминала ундину, всплывшую из глубины вод. И лишь один трехлетний Иден, сын Альбина-гончара (тот самый, который пострадал от нападения орла) голенький, но с перевязанной головой, стоял у уреза воды и плакал оттого, что о нем все позабыли…
Но вот о нем вспомнили. Бриджит, дочь Онгхуса-кузнеца и Эна, дочь Корвина-плотника, выскочили из воды, подхватили малыша на руки и потащили в воду – купать. И вскоре он тоже, звонко визжа от восторга, колотил по воде руками и ногами, радуясь неожиданной забаве морского купания. А во мне тем временем что-то перегорело. Я смотрела на купающихся и не видела в них ничего грешного… Я просто любовалась на них.
Наплескавшись, девицы сначала поодиночке, а затем дружной толпой стали выходить на берег, а вслед за ними потянулись и мужчины. И в самом деле, что им делать в воде, когда все интересное уже закончилось?
Вышли из воды, держась за руки, и Виктор с Шайлих; я обратила внимание, что перед тем как моя дочь пошла туда, где валялось ее платье, темненькие жены Виктора по очереди дружески потерлись с ней щеками. Своего рода варварское выражение взаимной приязни и любви…
– Кажется, – сказал отец Бонифаций, – кандидатура вашей дочери рассмотрена и одобрена. Тут не как у некоторых народов юга, где мужчина, господин и повелитель, властвует над гаремом безгласных жен, по своему положению мало отличных от рабынь. Нет. Тут новую жену подбирают всей семьей, ибо все супруги должны быть друг дружке добрыми подругами, а у мужчины есть только право отвергнуть неподходящую для него кандидатуру.
И тут я вспомнила, как леди Ляля смотрела на меня после того, как Сергий ап Петр помог мне сойти по сходням. Ее взгляд был оценивающим и одобрительным, будто она уже утвердила мою кандидатуру и теперь готовилась представить ее на семейном совете. Какой ужас! Старшая жена сама подбирает своему мужу новых подруг. Да я умру со стыда, если она сама предложит мне войти в их семью! И в тоже время, если тут не приемлют праздных вдов, то рано или поздно от меня неизбежно потребуется выйти замуж. Как сказал однажды отец Бонифаций: если ты приехал в Рим, то и делай все так, как делают римляне. Впрочем, думать об этом пока рано, вот когда все определится, тогда и буду решать, как поступать дальше.
Резко обернувшись, я увидела, что Сергий ап Петр, уже одетый, с мокрыми волосами и в расстегнутой рубашке, внимательно смотрит в мою сторону, а леди Ляля, тоже уже одетая и с младенцем на руках, старательно ему что-то втолковывает на своем языке. От этого взгляда меня бросило в жар, и я отвернулась, чтобы не видеть этого оценивающего взгляда. Когда же я снова посмотрела на князя, он уже был занят разговором с молодым воином, похожим на сакса, который явно был начальником этого места. Этот человек, тоже мокрый от купания, показывал князю что-то отдаленно похожее на гром-палку, и при этом говорил таким напряженным голосом, что туда подошли и леди Ляля, и вторая белая жена Сергия ап Петра леди Сабина, обычно такая незаметная, будто ее вообще нет, а также наш добрый друг Виктор. Для них это явно было важно и интересно. И в то же время бывшие дикарки, – как темные, так и светлые, – остались к этой штуке совершенно равнодушными.
Наверное, вожди перед ужином решили затеять охоту, чтобы опять побаловать нас свежим мясом после длительного путешествия. А я бы не отказалась. Принимая пищу три последних дня из-за качки совсем понемногу, попав снова на твердую почву, я обнаружила в себе неплохой аппетит, и, наверное, с остальными происходило то же.
Ну что ж, я оказалась права: постоянные обитательницы этих мест жестами пригласили нас пройти туда, где вокруг ямы для костра на траве были расстелены плетеные из камыша циновки, а мужчины, включая леди Лялю, собравшись в кучу, взяли собак и с целеустремленным видом пошли куда-то в лес. Причем маленький сынок Сергия ап Петра и леди Ляли остался с одной из их темных жен, что говорило о том, что они пошли все же на охоту, а не по каким-то другим, менее опасным делам. В противном случае леди Ляля обязательно взяла бы сыночка с собой, ведь она с ним почти не расстается и передает его кому-то только тогда, когда ей необходимо что-то сделать.
25 июня 2-го года Миссии. Вечер. Понедельник. Устье Гаронны, временный лагерь бригады сборщиц водорослей.
Младший вождь и бригадир Сергей-младший, он же Сергей Васильевич Петров (18 лет).
Последние три дня я сидел как на иголках. У меня была новость, которую следовало немедленно сообщить в Большой Дом и Сергею Петровичу на коч, и при этом не имелось никаких средств связи. Собираясь в Каменный век, вожди просто не стали с этим морочиться. Маленькие компактные рации, доступные по цене, все равно не могли обеспечить связь на десятки или сотни километров. Они вообще-то работают только на расстоянии прямой видимости, а остальное может быть только у военных или у шпионов. Так что возвращения коча я ждал с нетерпением… ну как свидания с Катькой, когда мы еще были молодыми и глупыми детдомовскими детишками. Я, кстати, и сейчас ее люблю, но она, дура, этого не понимает и все время пытается учинить сцену ревности, и только предложение «дать в бубен» немного приводит ее в берега.
Поскольку двадцать молодых первобытных девок, назначенных сгребать деревянными граблями водоросли, расстилать их на песке для просушки, а потом тащить в сжигательные ямы, каждый день хотят есть по немаленькой порции мяса, мне приходилось делить свое время между руководством производственным процессом и добычей пропитания, то есть охотой в лесу, который начинался сразу за грядою холмов. Охотился я исключительно с арбалетом, а «Сайгу» на всякий случай оставлял Катюхе: мало ли какое двуногое или четвероногое зверье заглянет на огонек. У меня даже не было собаки, поскольку приемный сын Зары из волчьего племени с тривиальной кличкой Шарик, выданный мне в качестве вспомоществования, к охоте был мало предрасположен, предпочитая выполнять охранные функции. А у нас и охранять-то, кроме сухих водорослей, нечего. Но если к нам заглянет какой зверь, то Шарик обещал быть на высоте. Умный он у меня, только пока немного дурак.
Следует заметить, что если в первые дни подсвинка или лесную лань можно было подстрелить у самого лагеря, то с каждым новым днем мне приходилось удаляться от лагеря все дальше.
Итак, двадцать первого числа до места до места предполагаемой охоты, где дичь была еще непуганой, мне потребовалось идти около часа. Оказавшись там, я забрался на вершину дюны с целью оборзеть, – тьфу ты, обозреть – окрестности. В ходе этого обозрения я обратил внимание, что в ложбине между двумя холмами вершины сосен как-то странно обломаны. «Ага! – подумал я. – Тунгусский метеорит в миниатюре!» Про тунгусский метеорит я точно помнил, что там сила взрыва была как у хорошей водородной бомбы. Рвани здесь эта штука = и весь юг Франции и половина Испании превратились бы в пустыню. Но на всякий случай я решил проверить, как говорит Андрей Викторович, «что это там черненькое белеется или беленькое чернеется».
Ага, проверил… Потом благодарил товарища старшего прапорщика за вбитую прямо в мозг привычку к обстоятельности и дотошности.
Короче, когда я забрался на склон одного из двух холмов, между которых был повален лес, то даже присвистнул. Ну ничего ж себе! Вот такого я точно не ожидал… Больше всего картина напоминала грандиозную свалку металлолома посреди бурелома. Будто что-то такое, достаточно огромное и металлическое, какое-то время назад свалилось с высоты, переломав лес, да и само развалилось на части, так что было почти невозможно опознать, что это было. Но точно не самолет: алюминий-то не ржавеет. К тому же размер громоздящейся кучи обломков красноречиво свидетельствовал, что она способна вместить в себя не один десяток пассажирских самолетов, и еще останется место.
Поскольку свалки металлолома – не самое характерное явление для Каменного Века, то я решил спуститься вниз и попытаться во всем разобраться подробнее.
Внимательно осмотрев местность с некоторого расстояния, я пришел к выводу, что эта штука, скорее всего, свалилась сюда прошлой зимой. Случись это в теплое время года – обломки ушли бы глубоко в мягкий грунт, а не остались бы разбросанными фактически на поверхности. К нам сюда постоянно что-то падает из другого времени: то автобус французами, то этот дворянин-придурок Виктор Легран. Ну а поскольку в любое историческое время это место будет глубоко под водой, то, откройся эта дыра прямо перед кораблем – ему не миновать падения с солидной высоты… И кстати, если в эту дыру мог пролезть корабль, то вместе с ним должен был хлынуть неслабый поток воды – примерно как Ниагарский водопад.
И как только я подумал про корабль, встало на свои места. Я хоть и не инженер, но понимаю, что корабли не предназначены для того, чтобы падать носом вниз с высоты семьдесят или восемьдесят метров. Потом я подумал о пассажирах, которые могли быть внутри, и о том, какой ужас они должны были пережить перед смертью. Это я к тому, что после падения с такой высоты не выживают. Это вам не автобус с французской школотой, вписавшийся в первое попавшееся дерево. Мне представились тысячи гниющих трупов внутри этого корабля, и желание подойти и посмотреть на обломки поближе куда-то пропало. Но я взял это желание за шиворот и вытащил его обратно. Что я, покойников никогда не видел? В тот день, когда мы мочили людоедов, трупов было достаточно, да и клан Волков, штабелями лежавший на перепаханном картофельном поле, тоже доставил немало впечатлений по этой части. К тому же никто не помешает мне просто подойти поближе и осмотреться. В любом случае и Сергей Петрович, и Андрей Викторович потребуют от меня более-менее подробного доклада, и что я им скажу? «Не стал подходить ближе, так как испугался покойников»? И они мне ответят: «Детский сад, штаны на лямках»! Рисковать жизнью я не собирался, но приблизиться к месту катастрофы все одно требовалось.
И вот что получилось. Чем ближе я подходил, тем более сомнительной делалась мне версия с наличием в этой груде хлама большого количества мертвецов. В таком случае здесь и сейчас тусовался бы весь лесной бомонд из пожирателей падали; вороны уж точно слетелись бы со всей округи и гвалт стоял бы как на стадионе, когда сначала «Зенит» играет против «Спартака», а потом разогретые пивом пузатые болелы идут стенка на стенку как два римских легиона. Но над этой свалкой тишина. Лесу эти обломки явно не интересны. Нет в них ничего съедобного, только невкусное железо.
Пробраться внутрь оказалось затруднительно: рваный ржавый основательно перемешался с буреломом. Но кое-что мне выяснить удалось. Корма корабля, хоть и повалилась на бок, но сохранилась почти полностью, и, главное, на ней уцелел флагшток, с которого свисали выцветшие лохмотья – в них с трудом можно было опознать американский «матрас», а полустертое название заканчивалось на «… Bird» – то есть какая-то там «птица». То-то Андрей Викторович будет рад – он янкесов ненавидит до глубины души. Или нет: плыл себе мирный трамп в Бордо с грузом знаменитых американских джинсов и нарвался если не на мину времен войны, то на темпоральную ловушку, причем неслабых таких размеров… Проглотить целый корабль – это вам не засада на дороге с автобусом, и не та дыра, которую мы с Сергеем Петровичем обнаружили в прошлой жизни…
Рассуждая таким образом, я обо что-то споткнулся. С трудом я сумел удержаться на ногах, оглашая окрестности проклятьями. Правильно – смотреть надо не только по сторонам, но и под ноги, а то можно наступить на такое, что никто потом не узнает, где могилка твоя. Это «что-то» при ближайшем рассмотрении оказалось не пнем и не бревном, а симпатичным деревянным ящиком темно-зеленого цвета и вполне еще нового вида, он только слегка был присыпан всякой дрянью. И если судить по черной трафаретной надписи на крышке этого ящика, запечатали его на американском военном арсенале в достославном городе Спрингфилде в октябре достославного тысяча девятьсот семнадцатого года.
«Ну, – подумал я, – навряд ли в таких ящиках перевозят джинсы. Да и штамп «US Army» тоже пахнет довольно специфически. Лишь бы внутри не оказалась какая-нибудь лабуда – вроде выстрела к крупнокалиберной гаубице или пары десятков револьверов Кольта, которые в наших условиях годятся только для того, чтобы застрелиться.»
Подумав об этом, я отщелкнул замки и, с хрустом срывая свинцовую пломбу, поднял крышку. А там… там, в своих гнездах, одинаковые как братья-близнецы, лежали пять ружей, точь-в-точь похожих на неоднократно виденные мною в боевиках помповухи. Пять стволов, Карл, целых пять – больше всего того арсенала огнестрела, которым племя Огня владело до сего дня! Не веря своим глазам, я вытащил из ящика одно ружье. Оно увесисто оттягивало руку, пахло заводской смазкой и выглядело совсем как настоящее. Да оно и было настоящим: хоть сейчас заряжай, стоит только найти патроны. Прикинув калибр ствола, я подумал, что если это и в самом деле помповуха, то к ней подойдут наши патроны от «Сайги». А что: двенадцатый калибр – он и в Америке двенадцатый калибр. Рядом с каждым ружьем также лежал скатанный в рулон брезентовый ремень, ножевой штык в ножнах, больше похожий на небольшую саблю (лезвие длиной 42 сантиметра) и свернутый подсумок для переноса патронов. Штык-нож с подсумком я повесил на пояс, а дробовик, подсоединив к нему ремень, закинул на плечо. Годится!
После этого я аккуратно закрыл ящик, рассчитывая забрать его содержимое позже, и огляделся по сторонам. Вряд ли такой ящик на корабле был единственным и вряд ли оружие перевозилось отдельно от боеприпасов… И точно: похожие ящики, одни побольше, другие поменьше, были разбросаны то там, то сям. Видимо, первоначально корпус разломило прямо по грузовому трюму, из-за чего их разнесло по окрестностям, а быть может, дело в том, что вместе с пароходом сюда ухнул немалый поток морской воды, который тоже внес в это дело свою лепту. Так что, хоть основная часть груза оказалась погребенной под грудами металлолома, кое-что валялось по кустам, как говорится, в шаговой доступности.
Ради пущей уверенности я стал открывать все ящики подряд, чувствуя себя Аладдином, дорвавшимся до пещеры с сокровищами. Чего там только не было! Винтовки (вроде нашей трехлинейки, но американской системы), ручные пулеметы «Льюис» (точно такие, как я видел в кино), револьверы и автоматические пистолеты «Кольт», как в вестернах, и даже гранаты-лимонки, только почему-то помеченные меткой «МК II». Ручной пулемет, револьвер и гранаты мне были без надобности. Я вообще не понимаю, как их можно использовать в наших условиях, разве что вытопить из гранат тол и применить в промышленных целях. Взорвать какую-нибудь скалу… А вот одну американскую винтовку я тоже прикоммуниздил. Кто его знает, быть может, и пригодится, ведь дробовик против крупного зверя не всесилен. Второй штык-нож, почти такой же великанский, как и первый, только чуть покороче (лезвие 40 сантиметров), и цепочка пока пустых маленьких брезентовых подсумков для патронных обойм сделали меня похожим на партизана Великой Отечественной Войны из породы куркулей. Еще шмайсер на грудь – и полный абзац.
И тут я понял, что мне пора возвращаться, но в первую очередь все же следовало отыскать патроны, а иначе подобранные мною стволы окажутся не ценнее обычных палок. Нет, вру: штык-ножи к винтовкам и помповухам в Каменном Веке пойдут на ура, но все же это совсем не тот профит, который хотелось бы иметь с этой находки. Это все равно что найти машину водки, водку вылить, а бутылки сдать в стеклотару. Рассказывал мне Андрей Викторович такой анекдот времен его молодости.
И патроны нашлись! Ептить, с самого начала нужно было открывать самые маленькие ящики. Хотя сначала меня постиг конфуз, я же аглицкого языка не знаю. Патроны в ящике, промаркированном как «.45 АСР», оказались маленькими толстенькими засранцами, подходящими к револьверам или пистолетам. Получилось, что зря вскрыл цинк – считай что все патроны теперь испортил, а это бесхозяйственность. Пришлось из ящика с пистолетами прикомуниздить две штуки, себе и Катьке, набить основную и запасную обоймы, а остальное прямо в картонных пачках распихать по карманам. А это оказалось килограмм десять, не меньше.
Мне такая история нравилась все меньше и меньше, потому что если я найду еще патроны к дробовику и винтовке, то тащить на себе содержимое еще двух цинков я банально не смогу. Я, конечно, крепкий парнишка, но все же не Геракл. Но Каменный Век шепчет мне в ухо, что каждый патрон, пусть даже всего лишь для пистолета, может оказаться ценою в чью-то жизнь, и этот шепот нужно немедленно заглушить, потому что я и так вожусь тут непозволительно долго, день клонится к вечеру, а мою бабью бригаду еще нужно чем-то кормить. Вытряхиваю невскрытые бумажные пачки обратно в цинк, оставляя в карманах самый минимум патронов, а ящик вместе с вскрытым цинком, поплотнее завинтив барашковые гайки[7], оттаскиваю к тому месту, где оставил початый ящик с помповухами.
Потом иду искать дальше – и почти сразу натыкаюсь на такой же ящик, как с пистолетными патронами, но с маркировкой «12 GA SHOTSHELL». Ага, патронные ящики одинаковые, цинки тоже, и только количество патронов разное… Надо учесть. Отвинчиваю барашковые гайки на крышке, потом специальным ножом вскрываю один из двух цинков – и точно, расфасованные в маленьких провощенных картонных коробочках по пять штук, там лежат они, патроны к дробовику двенадцатого калибра, серо-зеленого маскировочного цвета. Внутри, насколько я понимаю, волчья картечь. Если с небольшого расстояния, то это страшное оружие. Даже целиться особо не надо, просто наводи примерно в сторону цели и стреляй не глядя. В боевиках крутые парни частенько стреляли из такие помповых ружбаек очередями. Не отпуская нажатого курка, они часто-часто передергивали затвор, из-за чего выстрелы шли один за другим. Пять патронов в обойме помповухи вырубят целую толпу или лося, который попер на тебя буром. Вот этими патронами, тем более что они подходят и к «Сайге», я набиваю и подствольный магазин ружья, и подсумок, и все карманы до упора, а то, что не поместилось, укладываю на освободившееся от ствола место в ящик с помповухами. Для пистолетных патронов там места уже нет, ну и хрен с ними. Не на разборки же собираемся и даже не на войну, а укрепляем возможности своего существования в диком Каменном Веке.
Патроны к американской винтовке нашлись в ящике, маркированном как «аммо 30-06». Вскрываю один цинк и беру оттуда только несколько пачек, каждая на две пятипатронных обоймы[8]. Патроны из одной обоймы сразу вставляю в винтовку, передергиваю затвор и опускаю флажок предохранителя. Готово! Остальные обоймы заталкиваю в подсумок, закрываю ящик и завинчиваю барашковые гайки до упора. Распрямляюсь и вздыхаю. Все! Теперь я вооружен до зубов (включая арбалет, который я не бросил) и нагружен как ишак. Мне бы просто дойти до лагеря, а тут еще и охотиться надо. Можно, конечно, поскорее добраться до лагеря, сбросить лишний груз и выйти на тропу войны с одной помповухой, но это долго. Можно не успеть к закату солнца. И вообще – какого черта я вообще увлекся этими исследованиями? И два пистолета с патронами, и винтовка нужны мне как зайцу стоп-сигнал. Между прочим, в лесу между деревьями на всех реальных дистанциях королем стрельбы будет именно помповое ружье.
Но все равно я ее не брошу, поскольку она моя, а я ее. До сих пор по-настоящему дальнобойный ствол был только у Сергея Петровича и еще отчасти у Антона Игоревича (потому что его «Симонов» тоже был достаточно неплох), а теперь есть еще и у меня. Хотя, если подумать по уму и как следует распотрошить эту пещеру Аладдина, то свои стволы появятся у каждого француза и француженки, каждой полуафриканки и каждой Волчицы (Лани для этого дела слишком миролюбивы). И запаса патронов хватит ой как надолго. В дело можно приспособить даже пулемет. Тут есть твари, вроде шерстистого носорога, которых одной пулей не проймешь. Их желательно бить очередью, направленной в одно и то же место.
И вот тут, когда я немного замечтался, прямо мне навстречу вышкандыбал лосяра. Обычно зверье (особенно травоядное) с человеком старается не встречаться, но взрослые лоси считают себя такими крутыми, что медведю морду набить могут, а потому в этот этикет особенно не вникают. А может, он тоже замечтался – например, о лосихе. С арбалетом я бы на этого зверя на пошел, ему одиночный болт как укол булавкой, а вот с «американкой» – почему бы и нет. Но дело в том, что у меня под правой рукой, то есть в моментальной готовности к стрельбе, висела как раз не винтовка, а помповый винчестер. Менять руки – это же столько грохота, да и время пройдет, так что лось либо удерет, либо кинется прямо на меня.
Тогда я с криком, ошарашившим несчастное животное, сорвал с плеча помповуху и кинулся к зверюге, часто дергая цевьем и производя выстрел за выстрелом. Как там говорил Суворов: «удивить – значит победить». Вот и лось удивился, а тут еще первый заряд волчьей дроби прилетел прямо в морду. Уже не только удивленное, но и испытывающее боль и испуганное животное, попыталось развернуться для бегства и получило еще три заряда дроби в бок и живот. Ноги лося подогнулись и он завалился на поврежденный бок, отчаянно перебирая копытами по палой хвое и пронзительно вопя. И вот тогда я подошел к павшему животному вплотную и с расстояния меньше двух метров выстрелил ему прямо в голову последним зарядом. Это помогло. Крик животного прекратился, а ноги перестали дергаться. После чего я сел на поверженную тушу, перезарядил подствольный магазин очередной порцией патронов и задумался о своей печальной судьбе – как я буду тащить это в лагерь, ведь в лосе весу будет побольше полутонны. А оставь его здесь без присмотра – так мигом набегут любители дармовщины, так что в итоге добычи мне не видать.
Но все разрешилось самым естественным путем. Полчаса спустя, когда я отдышался и решал, что делать, ко мне на выручки прискакала кавалерия, то есть моя черно-белая семейка, и прикомандированные волчицы, вооруженные всяким дрекольем: в основном граблями и подобранными по пути палками. При этом они громко и старательно вопили, так что казалось, что на выручку мне мчит целый рой разъяренных фурий. Они-то думали, что их мужа и господина требуется защищать, вот и спешили. И только в самом конце процессии присутствовала Катюха с Романом в одной руке и «Сайгой» – в другой. И, разумеется, Шарик с виноватым видом. Когда он нужен – его нет, а вот теперь нарисовался – любите его, любите.
Увидев, что я жив, здоров и невредим, девки станцевали вокруг меня с лосем дикий воинственный танец, потрясая в воздухе своим дрекольем. Потом, когда все успокоилось, я вручил двоим своим светлым женам, Дите и Тате, по штык-ножу и приказал расчленить лосяша этими режиками, а остальным велел таскать эти отчлененные части в лагерь во славу сегодняшнего ужина. Малоценные части: башку, хребет и прочие кишки не брать. Если будет надо, то я добуду еще столько мяса, сколько необходимо. Я теперь богатый и могу не экономить патронов.
Потом, отведя Катюху в сторону, я вручил ей пистолет с патронами. Тут надо сказать, что это был первый лично мой подарок своей жене. До попадания сюда я был безденежный детдомовский мальчишка, одетый в казенные шмотки, который ничего не мог подарить, потому что ничего не имел, а уже здесь я вкалывал на общее благо, и то, что было на мне надето, тоже было общее, но отнюдь не мое. И вот теперь ту вещь, которую я добыл сам и которую не требуется сдавать в общий котел, я дарю своей жене больше чем через год после того как Сергей Петрович перевязал нам руки… Катька упала на мое плечо и разрыдалась, а я гладил ее по спине и думал, что зря она, дура, ревнует. Ведь чего боятся бабы там, дома, в мире двадцать первого века? Правильно! Они боятся того, что другая уведет мужика из семьи. Но здесь это невозможно. Мужик в принципе из семьи не уходит, а то, что мое внимание немного рассеивается – так это совершенно не страшно. Любить и ценить можно нескольких жен сразу, а не только одну, единственную и ненаглядную.
Одним словом, на следующий день, чтобы Катюха не маялась дурью, я вручил ей бразды управления процессом сбора водорослей, а сам с четырьмя волчицами покрепче пошел к месту кораблекрушения. От идеи сразу начать перетаскивать добычу в лагерь я отказался после первого же размышления. Не осилим. Мы просто занялись сортировкой, складывая все по штабелям: ящики с дробовиками и патронами к ним – отдельно, винтовки и патроны к ним – отдельно, гранаты – отдельно; остальное я приказал не трогать и в нагромождение хлама за ящиками не лазить, ибо не до того. Табу! В эти времена людей очень сложно научить грамоте, но у них замечательная зрительная память. Один раз увидав картинку, они ее ни с чем не перепутают. И поэтому ошибок в сортировке у нас не было. А после того как дело бывало сделано, на обратном пути мы охотились, уже сами отыскивая добычу. Думаю, что эти четверо волчиц станут моими очередными женами, ибо право свободного выбора еще никто не отменял.
Вся это деятельность продолжалась четыре дня, я уже начал подумывать, что в лагерь следует начать таскать хотя бы патроны, но сегодня вечером к нам как снег на голову свалился Сергей Петрович со своим кочем, груженым оловянной рудой и – сюрприз! – представителями, точнее, представительницами древнего народа кельтов. Я просто не успел ничего сказать Петровичу, как соскучившаяся по вечерним купаниям Лялька учинила коллективный стриптиз с дальнейшим омовением. Ну что же моей семейке и волчицам тоже пришлось соответствовать, и только когда все успокоилось, я вынес из своего вигвама и показал Сергею Петровичу помповуху и «американку», попутно рассказав, как я дошел до жизни такой.
25 июня 2-го года Миссии. Вечер. Понедельник. Устье Гаронны, временный лагерь бригады сборщиц водорослей.
Сергей Петрович Грубин, духовный лидер, вождь и учитель племени Огня.
Когда Серега показывал мне свои нежданные трофеи и излагал соображения по этому поводу, то у меня на голове дыбом вставали последние волосы. Истину о том, что бесплатный сыр может быть только в мышеловке, я помнил хорошо. Сам по себе этот разбившийся о временной барьер корабль – это не только возможность, но и угроза. Угроза того, что, увлекшись разграблением нежданной пещеры Аладдина, мы чрезмерно начнем полагаться на трофеи, в том числе и на невосполнимые запасы оружия и патронов, отчего через некоторое время наша цивилизация разрушится, потому что этот источник могущества рано или поздно иссякнет.
Но, с другой стороны, что-то многовато в последнее время у нас гостей. Кроме нашего, это уже четвертый «документированный» случай провала в прошлое. Примечательно, что все эти провалы произошли уже после того, как мы отправились в свой вояж в Каменный Век. Нет никаких свидетельств (по крайней мере, поблизости), что кто-то переместился сюда раньше, и это наводит на определенные мысли. Что если так задумали изначально некие высшие силы? Что если они решили предоставить возможность нырнуть в мир до начала времен как раз тем, кто не только мечтал о свободе, но еще и мог, реализовав эту мечту, выжить и сохраниться как цивилизованный человек? Фантастика, конечно… Однако разве не фантастика вообще все эти пространственно-временные дыры? Да, над этим стоит еще крепко поразмыслить… Если рассуждать таким образом, то можно предположить, что «зародыш цивилизации», который нам удалось создать здесь своими трудами, послужил своего рода маяком для следующих провалов… Что ж, мысль о том, что в происходящем присутствует некая высшая логика (как сказали бы некоторые, «промысел»), с одной стороны, вдохновляет. Но, с другой стороны, накладывает огромную ответственность…
Ведь и вправду большинство так называемых цивилизованных людей, не подготовленных к жизни в дикой природе, либо погибнут за несколько дней, либо, прибившись к аборигенам, будут влачить жалкое существование и не оставят следа в истории, то есть не станут причиной ее начала. А мы, значит, сумели… Сумели прыгнуть выше головы и стать маяком для тех несчастных, что выпали из своего времени и теперь валятся на наши головы как парашютисты на призрачный свет партизанских костров. Ведь и Виктор Легран и кельты-думнонии оказались там и тогда, где мы смогли их подобрать, а автобус с французскими школьниками и вообще был доставлен прямо к нам на дом. Получите, распишитесь.