Глава 59. Доспехи для сердца
Разбитое сердце – громкая музыка и тусклый свет из спальни. Слова, которые остались лишь словами. Бетонная коробка одинокой квартиры и пустая прихожая. Ночи у компа и густой сигаретный дым. Немой телефон и замученные струны верной гитары. Грязные бокалы и пустые бутылки. Жженая резина и бензин на асфальте. Злость и разочарование. Нет подходящих синонимов этому словосочетанию. Не хватит словарного запаса и небрежных метафор, чтобы передать боль и отчаяние человека с разбитым сердцем.
Разочарования как кривые шрамы на сердце. От них не избавиться с помощью специализированного крема. Не подготовиться к ним закаливаниями по системе Порфирия Иванова. Не научиться справляться с ними харизмой, обаянием и оптимизмом.
Просто однажды, разбитое сердце вновь научится биться в такт вселенной, вся боль снова станет лишь прошлым, а сердце скинет ржавые доспехи, чтобы вновь попытаться научиться любить.
– Давно он здесь? – крупный седовласый мужчина вот уже несколько минут обеспокоенно наблюдал за лихо гарцующим на гоночной трассе Тимуром. Со стороны казалось, что пилот эндуро сосредоточен и холоден, но Юду не требовалось ходить к гадалке, чтобы понимать, что что-то не так. Он знал, что Вермут приходит на трек «Ковчега» только в двух случаях: когда безмерно счастлив и когда не может найти себе места.
– Пару часов точно. Пацаны пищат от восторга. Ещё бы! Сам Вермут плавит резину! – восторженно отчеканил малец, который чуть раньше Юду стал зрителем неповторимой мотокроссовой феерии. – Он словно собрался все имеющиеся трассы до дыр стереть. Так и до мотофристайла недолго. Я бы посмотрел, – парень мечтательно вздохнул, продолжая следить взглядом за перемещениями мотоциклиста на треке.
– Не нравится мне это. Неспроста. Какие-то противоречивые чувства вызывают эти его неожиданные явления в «Ковчеге», – Юду задумчиво причмокнул и пригладил редкую бороду.
– По мне, так он без настроения. Никому ни слова не говорит, сдержан и груб. Чересчур даже. Для него.
– Он – хороший мужик, – отозвался Юду и смерил мальчишку злобным взглядом.
– Знаю, – согласно кивнул паренёк. – Как бы тепловой удар не схватил на энтузиазме.
– Нездоровый энтузиазм, как я погляжу, – Юду направился в сторону того места, где остановился Тимур и намеренно преградил путь его мотоциклу. – Что ты здесь делаешь, Тимур Алексеевич?
– Пришёл покататься, Юду, – сняв шлем, сухо выдохнул Вермут. Он говорил отстраненно, без тени на улыбку, какой он обычно одаривал старика при встрече. Будто каждый дюйм и мышца его лица вовсе забыли, как улыбаться и когда делали это последний раз. Дыхание парня было сбивчивым и частым. Он смотрел перед собой и не понимал, точнее не помнил, что пришёл сюда на своих двоих. Ноги принесли сюда сами. Всегда приносили, когда в жизни случался очередной коллапс.
– Давай я поверю и попробую и дальше косить под дурочку? Пу-пу-пиду-пу… – затянул мужчина песню Мэрилин Монро и изобразил руками ее знаменитую «порхающую» юбку. – Вроде получается, как тебе?
– Старый дурак, – Вермут горько ухмыльнулся.
– Я тертый калач. Ты перепутал, – с наигранной гордостью поправил старик, не сводя глаз с Тимура. – Что случилось? Давай рассказывай. И не лечи мне тут, что всё в порядке. Я знаю этот взгляд. Уже видел его однажды. Снова ничего не держит на Земле? Убиться сюда пришёл? Вселенную нравится испытывать?
– Трасса пустая, вот и приехал. Не придумывай там, где ничего нет.
– Ты плохо выглядишь, мальчик мой. Поэтому повторюсь – не лечи мне тут. Говори как есть.
– Мне снились кошмары. До сих пор бьюсь в истерике, кричу и никак не могу проснуться, – Тимур фальшиво улыбнулся. – Только на корте и почувствовал, что не сплю. Я в порядке, Юду, и, пожалуйста, не говори ничего, а то подумаю, что ты вовсе не рад меня видеть.
– Что ты, что ты! Я б-е-з-м-е-р-н-о рад Вас лицезреть, ваше величество, Король Хантеров – Вермут! – произнес по буквам Юду и тихо рассмеялся. Совсем беззлобно, мягко, легко.
– Не начинай.
– Здесь для тебя, тьфу ты, Вас всегда открыты двери, хотя здесь их отродясь не было, – продолжал ухмыляться старик. – Но посыл ты понял, я надеюсь.
– Ты ничего не добьешься своим обаянием. Не разводи меня на беседы беседные. На меня твоя магия не работает, дед Хоттабыч, – теперь улыбка Тимура была настоящая.
– Что ты делал там, в стельку трезвый? – заговорщически прошептал старик и поднял брови. Лицо стало по-детски наивным и искренне интересующимся, – Призраки прошлого преследуют?
– Я не хочу называть черное белым, а белое черным. Давай, я просто оставлю твой вопрос без ответа?
– Вермут, надо говорить о боли, если больно. Незачем казаться счастливым и равнодушным. Не хочешь говорить со мной, найди того с кем захочешь поговорить.
– Я не хочу ни с кем говорить. Я не хочу никого видеть. Я устал ошибаться в людях. Я устал от постоянно возвращающейся боли. Я уже привык к ней, Юду. Считай, уже адаптировался, – зависла напряжённая многозначительная пауза.
– Я могу тебе помочь? – оказалось, что старик уже давно сверлил Тимура взглядом, пока тот витал в своих беспорядочных мыслях.
– Позвони Лизе. Скажи, что я уеду на пару дней. Позвоню ей сразу как куплю телефон. Юду, не смотри на меня так. Ненавижу быть обязанным, черт тебя дери! Просто сам пока не в состоянии говорить. По-человечески прошу, – Вермут сорвался с места, разворачивая эндуро к трассе, но встретился с ехидно прищуренными глазами старика, явно изучающими его в ответ.
– Хорошо, я позвоню. Сделаю всё, как ты скажешь, но…
– Спасибо, – неохотно промямлил Тимур, поворачивая мотоцикл к выходу, в ответ на безмолвную просьбу старого друга.
Глава 60. Добровольный плен
Если ты знаешь, что человек никогда не будет твоим, то любить его можно бесконечно долго. Это легко. Оскар Уайльд «Портрет Дориана Грея».
Лиза суетилась с уборкой в квартире, будто от этого зависела её будущая жизнь. Она не могла усмирить нарастающую панику и металась из угла в угол, как загнанный зверь в клетке. Тревога не унималась, становясь всё больше осязаемей. Она несколько раз проверила на надежность засов входной двери и двери балкона, закрыла все окна. В спешке переоделась и собрала походный рюкзак, накидав в него что-то из вещей, зарядное для телефона, карту и наличные, что сумела вытрясти из своей настольной копилки. Она понимала, что не может оставаться в квартире, в которую с такой лёгкостью пробрался чужак.
«А вдруг у него есть еще один ключ? А если он придет ночью? Нет, она определенно не может здесь находиться, пока не вернется отец. Но куда ей идти?» – сердце громко ухало в груди в такт беснующимся мыслям.
Лиза передвигалась по комнате на еле гнущихся ногах и точно решила, что пора эти самые ноги брать в руки и бежать. Бежать без оглядки, иначе её предполагаемая смерть будет настолько глупой, бессмысленной и неблагородной, что ей даже не хочется думать о том, что это могло бы случиться.
Она знала в этом городе все дороги, короткие пути и её собственные тайные лазейки, если ей вдруг придётся уходить от преследования. Улицы города незатейливы и на удивление просты. Они часто помогали ей прятаться и проводить вечера в гордом одиночестве, вдали от любопытных зевак и назойливых прохожих.
Улица встретила Лизу безмолвием. Густая духота разогнала по домам и молодые семьи с ребятишками, и метеозависимых стариков, что обычно тусовались у подъезда на лавочке. Жара не отступала, но в воздухе уже ощущался аромат, надвигающегося дождя и, накатывающая волнами, прохлада.
Слежки девушка не обнаружила, но всё же, на всякий случай, пару раз сменила маршрутное такси и даже прокатилась на метро, путая следы вымышленным преследователям. Не зная куда ехать, она отправилась в знакомый бар в надежде встретить там Максимилиану и на месте что-нибудь придумать.
Бросив рюкзак под деревом в паре метров от бара, Лиза уселась прямо на прогретую землю. В том месте, откуда свободно проглядывалась небольшая стоянка заведения и входная дверь. Надев наушники и включив любимую Дашу Эпову, Лиза прикрыла глаза и оперлась спиной о дерево. На секунду ей удалось усмирить преследующую тревогу. Стало чуть спокойнее, чем было последние пару часов. Из этого недолгого транса её вывел мужской бас неподалеку от неё.
– А я-то подумал, что целых полдня не видел своей фанатки. Даже успел заскучать, – Лиза чертыхнулась от неожиданности. От длительного сидения на земле у неё начало сводить и неметь ноги. – Чего сидим? Кого ждём? – Влас играл связкой ключей, не сводя глаз с молодой девушки.
– Максимилиана… я надеялась её увидеть, – голос Лизы снизился до шепота. Чтобы хоть чем-то занять руки, она наматывала на ладонь освободившиеся наушники, стараясь не смотреть Власу в глаза.
– Сейчас это нужно всем, но теперь вообще неясно, когда она уделит нам своё время, – бармен приблизился, заметив, что Лиза избегает встречи взглядом и смотрит ему под ноги, пытаясь унять дрожь в руках. – Что случилось, милая Лиза? – словно прочитал её мысли Влас.
– Ничего такого, с чем я бы не справилась, – натянуто улыбнулась девчонка.
– О-о-о, гордость. Это хорошо. Смелость тоже. Только, чтобы тебя начали воспринимать по-взрослому, надо разговаривать. Умеешь?
Лиза кивнула.
– Могу чем-то помочь? – Влас наклонился к Лизе так, что его лицо оказалось прямо напротив её глаз.
– Меня и так слишком много стало в твоей жизни, сам говоришь, – едва слышно пролепетала девчонка.
– Таааак. Так мы далеко не уедем, – от голода у Лизы заурчало в животе. – Ну, хотя бы у кого-то появился ясный и громкий дар речи, – ухмыльнулся Влас. – Голодная? Есть хочешь?
– Я подожду Макс здесь. Спасибо, – игнорировала его предложение Лиза. Чувство жуткой обиды и злости на собственную слабость рядом с ним разрослось до предела. Так бывает, когда тебе нужно во что бы то ни стало сделать что-то, но не можешь, не знаешь как. И второе дыхание вряд ли откроется когда-нибудь еще. Точно не сейчас.
– Сейчас дождь ливанёт. Подождёшь внутри. Денег не возьму, а вот от помощи не откажусь. Смотрю и одета ты сегодня…м-м-м иначе. – Влас оценивающе прошёлся взглядом по её прикиду. Джинсы трубы, лёгкий синий топ, идеально подчёркивающий цвет её глаз и полное отсутствие косметики, подходили ей гораздо больше, чем кружевное платье и яркий макияж а-ля «я уже совсем взрослая».
– Что это ещё значит? – щёки девчонки вспыхнули под его изучающим взором.
– Пойдем. А то ты слишком много думаешь для этой кучерявой головы, – он протянул ей ладонь, чтобы она могла подняться.– Каким, кстати, спортом занимаешься?
Лиза недоверчиво посмотрела на Власа, не понимая с чего вдруг такой искренний интерес.
– Боксом, – спокойно выдохнула она.
Брови Власа поползли ко лбу от неподдельного, восхищенного удивления.
– Тайсон в юбке? Неожиданно. Значит, я зря тебя отбивал от насильников вчера?
– Ты просто помешал моему плану попрактиковаться. Теперь буду тренироваться на других твоих фанатках, мой кумир, – ответила Лиза, нарочно выделив сочетание «мой кумир» язвительным тоном.
– Первая шутка, которую от тебя слышу, –улыбнувшись, он блеснул жемчужными зубами. – Хороший знак. К тому же ты выглядишь посвежевшей и полной сил. Мне стоит тебя бояться?
– Я не применяю свои м-м-м… навыки в обычной жизни.
– Зря. Я бы посмотрел. Ну, со стороны, конечно. А то ещё приложишь меня кулаком, да так, что я офигею, – Влас улыбался. – Ладно, хватит болтать, пошли тебя кормить, – он аккуратно взял её под локоть и потянул за собой, поднимая из неудобного положения. – Режим соблюдаешь или мы сегодня грешим? – Влас выделил последнее слово интонацией и подавил вырывающийся смешок. – Пошли, пошли, – Влас открыл дверь в помещение и легонько подтолкнул замешкавшуюся Лизу в спину, чтобы та прошла внутрь. – Где твоя смелость, Тайсон? Держи удар. Если я буду плохо себя вести – откусишь мне ухо. Разрешаю.
***
Затянувшееся молчание нагнетало обстановку. В баре было непривычно тихо, а до официального открытия было ещё около часу.
– Мне правда нужна Максимилиана, – наконец, выдохнула признание Лиза, управившись с вкуснейшей шаурмой авторства бармена «Мамонта».
– Я заметил, что ты чем-то угнетена, хотя и скрываешь это, то за молчанием, то за кусающимися разговорами.
– В квартиру забрался незнакомец. Я не знаю что думать… – начала Лиза.
– Тимур был дома?
Лиза отрицательно замотала головой.
– Его не будет в городе пару дней, а связи с ним нет. Я… – голос Лизы вновь задрожал. – Возможно, я преувеличиваю, но мне впервые страшно идти домой, а ночевать там тем более.
– Кто это был? Ты его знаешь? – Влас вглядывался в перепуганное лицо девчонки.
– Представился моим дедом, но я никогда не видела его раньше, чтобы сказать что-то адекватное и подтверждающее его слова и… внезапное появление в нашей квартире. – Лиза отвернулась и уставилась в потолок, стараясь заставить солёные капли слёз утечь обратно. Туда, откуда они бесцеремонно вырвались на свободу.
– Есть, у кого остановиться на время отсутствия Тимура?
– Я думала, что смогу остаться у Светки, – Лиза смахнула слёзы, пытаясь успокоиться и подобрать слова. – Но она укатила вместе с родителями за город. Есть еще вариант – позвонить Юду и попроситься ночевать в «Ковчеге», но…
– Останешься у меня, – неожиданно выдал Влас.
Глаза Лизы удивленно распахнулись, превратившись в сине-зеленые озера.
– Я же раздражаю тебя, почему тогда ты предлагаешь мне помощь?
– Нет вариантов, – пожал он плечами. – Конечно, я не думал, что ты решишь подзадержаться у меня в гостях, приравняв нашу утреннюю встречу к статусу первого романтического свидания, но я не прощу себе, если не спасу дочь своего друга от опасности. – Влас пытался вернуть разговор в прежнее русло, где сарказм и ирония вытесняли её слёзы, от которых он чувствовал себя не в своей тарелке.
– Я не могу…
– Всё ты можешь. Как объявится Тимур, сам ему всё объясню, – Влас положил на стойку связку ключей. – Иногда я остаюсь ночевать в баре, так что сможешь чувствовать себя как дома.
– Я не знаю, что сказать.
– Ничего не говори, лучше помоги приготовиться к открытию. Сейчас придёт наша неугомонная владелица бара с вереницей новых идей, а я не готов слушать их сто пятисотый раз подряд. Пожалей мои уши, милая Лиза. Они пригодятся тебе, когда ты задумаешь их откусить, Тайсон, – Влас вновь окинул ее многозначительным взглядом, посылая очередную волну жара к лицу.
Лиза видела, что парень не блефует и что его предложение реально, но не могла объяснить этой внезапной перемены в нём. Или может, ей показалось?
– Но что я могу сделать? В смысле как могу помочь? Чем?
– Вот это уже разговор, – Влас вновь улыбался, и, это была самая очаровательная улыбка, какую только видела в своей жизни Лиза.
Глава 61. Самоедство
Если бы можно было награждать за самоедство, что страшнее каннибализма, то Тимур Алексеевич Вермутов определенно забрал бы все первые места и гран-при этого несуществующего конкурса. Вся «фишка» его бесплодного грызения себя за совершенные ошибки заключалась в зацикливании на моменте, который остался в прошлом. Чувство вины с аппетитом пожирало душу, злость убивала остатки оптимизма и веры. Что-то вязкое, с болью в связке, когда изнутри всё ноет, и ноет, и ноет. Процесс запаковывания себя в непрозрачный чемодан самобичевания, из которого сложно выбраться (ведь замок изнутри не открывается), затянулся на долгие годы.
Тимур старательно перегонял одни и те же безрадостные мысли по кругу, а ссадины лёгких промахов расцарапывал до кровоточащих язв, что наливались свежим гноем. Но с новым потрясением пришло неожиданное осознание, что настало время вскрыть гнойный очаг. Тот самый очаг из многолетней лжи, вызывающий интоксикацию его мыслей. Пришло время дренировать этот абсцесс, пожирающий изнутри, пусть даже останется шрам.
Машина Тимура остановилась у высокого забора. Он не спеша покинул салон автомобиля и подошел к знакомой ржавой калитке. На минуту застыв в нерешительности, он откинул проволоку, что заменяла навесной замок. Неуверенно толкнув скрипучую дверь, шагнул вперёд и направился вдоль узкой тропинки. Эту дорогу он помнил наизусть, хоть бывал здесь нечасто. Здесь всегда пахло срезанной травой. Так он помнил.
Аромат полыни и дождя смешались в единый ансамбль. Ансамбль неизбежности. Чувство, когда долгое время держал всё в себе и наконец, дошёл до близкого человека, перед которым не нужно притворяться. Невероятное облегчение, необъяснимую лёгкость.
– Здравствуй, – слова застряли у него в горле. – Такое себе приветствие, конечно, но с этого обычно начинают любой разговор. Даже тот разговор, с которым опоздал на несколько лет. Мне очень стыдно, горько, безнадежно одиноко. Я пришёл покаяться, что долго не приходил. Пришёл поговорить, хотя ты снова будешь молчать. Но в моем случае, ты единственный и самый лучший собеседник. Другого у меня нет, а будет ли когда-нибудь – неясно, – Тимур с болью смотрел на застывшую родную улыбку. – Ты не просила, конечно, но я тут краску принёс. Она небесно-синяя, как твои глаза. Как небо, которое ты так любишь. Покрасим здесь всё, как ты и хотела. Разукрасим всё в яркие цвета, – он на мгновение замолчал, вслушиваясь в окружающие звуки, вглядываясь в безжизненные глаза. – Жаль, что так нельзя поступать с собственной жизнью: выполоскать всю грязь, вытрясти обиды и боль и расписать как в стиле батик[1] по шёлку. Из нового? Ничего. Похвастать нечем. Я всё тот же неудачник, что и много лет назад. Всё, что вчера звучало, как достижение, сегодня – как проигрыш баснословного состояния в рулетку.
Я не научился разбираться в людях. До сих пор. Что такое жизнь? Я не понимаю. Что такое отношения? Я не умею их строить. Что такое женщины? Я сдаюсь. Пока я был мал, я точно знал, что такое любовь. Я видел её. Я знал, что она есть. Знал, пока не полюбил. У меня вопросы к небесам, – Тимур запрокинул голову в чернильно-пепельную высь. – У Купидона там, что стрелы для меня закончились? Ему оттуда виднее, наверняка. Ну, что, мальчик-мазила, одиночество – моя судьба? – он подавил горькую усмешку и опустил глаза. – Помнишь, день моей свадьбы? Тогда ты мне сказала, что не чувствуешь меня счастливым… Мне всегда казалось, что ты ощущаешь мою ложь, как то, до чего можно дотронуться. Ты задумчиво улыбалась, когда я обещал тебе быть счастливым в браке, когда обещал тебе шесть внуков и внучек… Я лгал тебе, мам. И не сдержал ни единого обещания. Я не знаю, что тебе сказать. Нет у меня оправданий. Я просто хочу, чтобы в моей жизни, наконец, всё стало по-человечески. Избавиться ото лжи, которая рвёт сердце каждый божий день. Я так устал лепить хрупкое счастье из того, что было. Я так устал лгать. Мне кажется, именно это мешает мне быть счастливым.
Я счастлив-то был лишь раз. Всего раз за мою долгую жизнь! Я помню это странное чувство: осязаемое, лёгкое, неповторимое. Спустя столько лет, осознал, что у меня есть собственный момент, когда я был по-настоящему счастлив! Наверное, с возрастом становлюсь сентиментальнее. Долго я шёл к этому осознанию, мам. Пришёл вот поделиться. Я вспоминаю тот весенний день, как что-то волшебное. Ту аномальную яблоню в парке у больницы, помнишь? С цветами цвета бургунди? Она до сих пор цветет в день её рождения. Каждый год. Несмотря на майский снег, ветра, грозы. Я был счастлив, мам. Не каждый день, как обещал. Но в день, когда я взял её на руки – точно. В тот день я простил вселенной всю боль, что она мне причинила. Что забрала тебя. Что всё так, как случилось.
Я слишком много думаю, мам. Много и обо всём.
Часто люди ищут смысл жизни, часто связывают его с чем-то или кем-то. Но часто случается так, что для многих людей смысл их существования – проблема. «Нет проблем – нет жизни» – их негласный девиз. Когда всё слишком хорошо, появляется необоснованная тревожность и ожидание подвоха. Страхи, так же, как и мысли существуют сами по себе. Им вовсе не нужны реальные объекты. А, как известно, мысли имеют свойство притягивать обстоятельства. Вывод? Я сам виноват.
Я растил драму в своей жизни как любимое комнатное растение, удобряя его с безумным рвением и отвагой, думая, что проблема лишь во мне. Но это не так. Мы встречаем в жизни отдельных людей и их решения не зависят от наших.
Я был настолько разным, но таким рваным, как сегодня, пожалуй – ни разу. Соль в ранах уже не помещается. Такой вот я неудачник. Никогда не думал, что мне будет так спокойно именно здесь. Так тихо, что, кажется, я слышу стук собственного сердца в этой тишине… И стук твоего.
Мне не хватает тебя, мам. Только сейчас, сидя у безмолвного камня, могу это сказать. Могу говорить. Мне не с кем поговорить, мам. А был бы человек, я бы не знал, что сказать. В моем маленьком мире вновь рухнул потолок. Поэтому я здесь. Давай раскрасим это место, как ты и хотела, пока дождь не вернулся, – слова закончились. Они были не нужны. Самая родная женщина по-прежнему улыбалась Тимуру с камня. По-прежнему была ему поддержкой, хоть и не была рядом.
Калитка завопила ржавым скрипом, когда он уходил. Здесь всегда горько пахло срезанной травой и полынью. Так он помнил. Сегодня ему не стало легче. Но в следующий раз всё будет по-другому. Обязательно…
[1] Батик – искусство рисования на ткани без печати и вышивки.