Берег

Дорогой друг!Ты держишь в руках томик с романом Юрия Бондарева и не знаешь, начинать ли чтение?.. Я понимаю тебя.Конечно, Бондарев – известный писатель-фронтовик, ты о нем много слышал… Да, он из тех, кто создавал так называемую «лейтенантскую прозу»: наряду с Баклановым, Воробевым и другими писателями фронтовой поры, Бондарев каждой строкой заставлял нас проживать и переживать трагизм войны, боль воспоминаний, веру в человека. Его повести были как залпы орудий – били в самое сердце, в самую душу…Но, знаешь, я разделю некое твое опасение: «Берег» несколько отличается от ранней, многими любимой, бондаревской прозы, и он не стал для меня той книгой, которую я безоговорочно предложу любому и всякому, нет. В нем много противоречивости, есть некоторая претенциозность, а кто-то даже откровенно плевался после ее прочтения, обвиняя автора в неоправданном отступлении от своих же собственных правил – писать просто, скупо и патриотично, без излишней зауми, патетики и навязчивой публицистики.Но я считаю, что есть определенная категория читателей, кому эта книга может прийтись по душе. Я-нынешняя, к примеру, из их числа. Поясню: первый раз я читала лет в 16-17 – мимо! Сейчас же книга стала для меня поводом для серьезных раздумий и внутренних споров.Итак, давай по порядку.Ты любишь книги, полные рефлексии? – «Берег» – сплошная рефлексия. Для кого-то чрезмерная, мне она легла на душу, вызвав благодарный отклик даже на уровне подкорки… ГГ Никитин – в прошлом молодой офицер советской армии, ныне популярный писатель – ни шагу не делает, ни слова не говорит без серьезных обдумываний, внутренних мучений, сомнений, глубокой аналитики и выстраивания причинно-следственных связей. Но надо отдать должное, без категоричности и так ненавистной мне самоуверенности и самолюбования. Тебе показалось, что я написала всё это с легкой издевкой? – увы, есть такое: порой мне хотелось отключить у ГГ ту часть мозга, которая отвечает за рефлексирующие процессы, – уж очень часто действия и мысли о действиях были несоизмеримы друг с другом, причем не в пользу действий. Но всё же при чтении я нередко наслаждалась мыслительным процессом этого умного, неравнодушного, думающего человека.Ты любишь книги, полные полемики? – Будет тебе и она. Может, это и не самый лучший ход: сделать персонажей участниками публичного интервью, вложить им в уста свои убеждения, свои принципы – слишком, на мой взгляд, это шито белыми нитками. Но, к слову скажу, мне и это легло на душу: уж очень темы интересны и актуальны по сей день. Предназначение человека – в частности, интеллигента, человека культурного. Мораль и нравственность. Потребительство и духовность. Отношение к войне и к памяти. А если ты еще узнаешь, что в полемике участвовали представители двух явно противоборствующих сторон: ГГ с товарищем – от Советского Союза и г-н Дицман – от, так сказать, загнивающего Запада, да и еще то, что описываемая дискуссия проходила в 70-е г.г. – следовательно, мы уже находимся в том будущем, о котором спорили антагонисты, – то это, согласись, должно только подбавить твоего интереса к роману. А вот полемика двух советских писателей – ГГ Никитина и его товарища Самсонова – привлекла мое внимание не столько самим ее содержанием, сколько природой человеческих характеров, раскрытых в сценах ссор-дискуссий.Ты любишь книги о войне? – Ты получишь порцию песка на зубах, гари и копоти на коже. Тебя отбросит взрывной волной, над ухом раздастся приносящий смерть свист пуль. Ты увидишь кровь, перекошенные от ужаса лица. Тебе будет больно, страшно, обидно. Посуди сам: в романе описываются последние дни войны. Знаешь, я перечитывала роман 9 мая, по ТВ показывали фильм «Освобождение» (один из авторов сценария – сам Бондарев), и меня накрыло: строки романа и картины из фильма воссоздали настолько полно этот период войны – с недоверием и надеждой, с усилившимся страхом за жизнь и желанием не упасть лицом в грязь, с обостренным чувством несправедливости и бесчеловечности войны. «Берлин, занятый солдатами, танками, орудиями, машинами, повозками, командными пунктами, хозяйственными частями, саперами, связистами, спустя три часа после завершающего выстрела возле забаррикадированных Брандербургских ворот, в каком-то неожиданном оцепенении погрузился, как в воду, скошенный ничем необоримым и оцепеняющим сном»– Бондарев мастерски рисует декорации, в которых происходят события одной из сюжетных линий романа. А как же меня завораживают военные сцены, подобные этой:«И Никитин увидел бледное, передернутое страданием и удивленное лицо Княжко, теребящего в руках прутик, поодаль лицо младшего лейтенанта Лаврентьева с зажмуренными глазами, зажавшего ладонями уши, увидел Перлина, который с криком и даже хохотом удовлетворенного злорадства взмахивал ракетницей, раскрыл плащ-палатку, и строевой голос его бил по слуху грубым матом:– Сдаются, гады, сдаются, так их!..– Хрен вам, сдаются, хрен сдаются!.. – выговорил обрывисто и сипло Меженин. – Еще пару осколочных туда! Шашлык из них… Кучу дерьма из них…– Стой! Ни одного снаряда! – крикнул Княжко и, швырнув прутик, подошел к Никитину, мертвенно-бледный, сосредоточенный, быстро заговорил перехваченным возбуждением голосом: – Слушай… Это же наверняка мальчишки… Похоже, мы в упор расстреливаем их!.. Сомневаются, пощадим ли мы их. Боятся в плен… Стой, не стреляй!» – вот она – война во всей красе: постоянное испытание твоей способности оставаться человеком. За эту и подобные ей сцены готова кланяться в ноги Юрию Бондареву.Ты любишь книги о любви? – Предупреждаю: здесь не всё так просто. Любовь есть, и она не оставит тебя равнодушным – но только если ты поверишь в нее, в эту самую любовь. Я – поверила. Но знаю многих, кто почувствовал здесь фальшь и надуманность. Не знаю… Эта линия (впрочем, здесь не одна любовная линия), так сказать, не про меня, но я допускаю, что любовь может проявляться и выражаться в разных форматах. И мне было грустно, и строки романа о любви казались мне очень трогательными, и я теперь хочу посмотреть фильм, чтобы всмотреться в лица актеров и проверить, удастся ли им передать свой игрой те эмоции, которые я считала со строк Бондарева…И наконец, ты любишь увлекательную литературу? С сюжетом, интригой? – Знаешь, хоть «Берег» и не назовешь образчиком остросюжетной литературы, но здесь тоже есть свои зацепки. Здесь есть любимые многими (и мной!) флэшбеки, здесь есть связь прошлого и настоящего, причем со своими скелетами в шкафу. Прием ретроспекций полностью оправдан: ниточка, связывающая 45-ый и 71-ый, есть основа сюжета и платформа для всех дискуссий, споров, разногласий. В романе есть и острые ситуации, замешанные на морально-нравственном выборе (лично для меня это интересней, чем многие детективные линии), в которых проявляются людские характеры. В этих ситуациях особо остро звучат вопросы, задаваемые самой войной: нужно ли щадить врагов? ради чего нужно или не нужно жертвовать собой? где грань между мужеством и неоправданным риском? что позволяется человеку-на-войне и что недопустимо даже в условиях военного времени? И ты читаешь страницу за страницей с жадностью и внутренним напряжением, ибо Бондарев тебя заставляет постоянно примерять каждую фразу персонажей, каждый их шаг, каждый поступок на себя – и тебе порой становится не очень уютно, ибо не всё однозначно и правильно. Этим и увлекает тебя роман, этим и интригует.Друг! Если ты читаешь редко и мало, то отложи роман «Берег» в сторону: есть более яркие и сильные произведения, у того же самого Юрия Бондарева.Если же ты книголюб и книгочей, то попробуй окунуться в мир противоречий и размышлений, попробуй переправиться на тот берег, куда тебя приглашает автор: может, тебе и откроется та истина, которую не нашли персонажи романа и которую, возможно, не нашел и сам Юрий Бондарев.КНИГА ПРОЧИТАНА В РАМКАХ ИГРЫ «ДОЛГАЯ ПРОГУЛКА», ТУР V.

Четвёртый год нам нет житья от этих фрицев,Четвёртый год солёный пот и кровь рекой,А мне б в девчоночку хорошую влюбиться…– помню, разучивая эту песню в первом классе, мы так дружно рассмеялись на этой строчке, что даже учительница смущённо зарделась. Настолько неожиданно было слышать про любовь среди суровых слов о войне. Казалось, никакой любви на войне нет и быть не может.Именно об этом роман Бондарева – о том, что и на войне всё было, всё было, и любовь была. А как же иначе – война гуляет по России, а мы такие молодые. В этой книге найдётся всё, чтобы скрасить суровый фронтовой быт: и дрожащие ресницы, и мраморные щёки, и воздушные замки, и даже почти что настоящая дуэль. Кажется, автор целенаправленно обращается к читательницам: мол, не торопитесь испуганно-брезгливо закрывать лица платочками, вот наши монументальные герои, поглядите на них – желают и сдерживаются, обладают и пускают пыль в глаза, сыпят солёными шуточками и плетут интриги – совсем как живые люди. Этот роман нежно снимает венец девственной святости с головы советского солдата. Меня можно понять буквально. Обычно меня не смущает слово «секс», но в советской – тем более военной – книге видеть его как-то непривычно. Тем более, что здесь оно встречается ажно шестнадцать раз. Отчасти это оправдано контекстом: роман начинается и завершается в Германии в семидесятые годы, когда о недавней сексуальной революции было больше разговоров, чем о давней войне. В эту рамку заключены воспоминания героя о последних днях на подступах к победе. Казалось бы, где связь?Главный герой, уже немолодой писатель-фронтовик, осенённый мировой славой, отправляется с другом в Германию по приглашению крупного издательства, и там происходит его очная ставка с прошлым. Повсюду на осенних гамбургских улицах ему мерещится острое, как запах дождя, ощущение скрытой угрозы. Однако поджидает его там не скрытый враг, а собственные стыдливо вытесненные воспоминания.Тонкая подкладка скрытого эротизма начинает просвечивать уже тогда, когда новоприбывших гостей социалистической ориентации влечёт прямой наводкой в квартал красных фонарей – ибо «истинному реалисту нужно видеть и знать всё». Однако, завернув в какой-то безобидный с виду кинотеатр и увидев на экране какой-то невнятный фильм с подозрительно скудными костюмами, а затем обнаружив на столике перед собой незаказанную бутылку вина, а за столиком – неприглашённых соседок, истинные реалисты едва успевают унести ноги, безропотно отдав всю наличность, пока у них не отняли чего-нибудь посущественней. Откуда такая сверхъестественная асексуальность? Приятель главного героя – убеждённый добродетельный строитель социализма, с ним всё понятно. А вот самого героя беспокоит невнятное чувство вины, исток которого – в полузабытом закутке фронтовых воспоминаний, в тихом майском деньке, в светлой, пахнущей лавандой комнатке брошенной немецкой усадьбы, где по потолку, шурша, металась залетевшая весенняя бабочка, а на постели рядом с ним, молодым русским лейтенантом, что-то лопотала, доверчиво прижимаясь щекой к его щеке, немецкая девушка с робкой улыбкой на веснушчатом личике и совсем ещё мальчишеской фигуркой… Но скромну быть пора бы мне!В целом роман оставляет впечатление шёлкового белья под гимнастёркой: и трогательно, и волнующе, и почему бы и нет, но как-то неловко и неуместно. Невольно диву даёшься, что же это за военная проза за такая, Сталина на неё нет. Многое становится понятно, если иметь в виду, что роман написан в начале 1970-х годов, когда официозную цензуру вроде бы попустило, и появилась возможность касаться таких тем, которые раньше считались ненужной, а то и опасной рефлексией. Например, мысль о том, что переменчивая река времени размывает берега наших привязанностей и убеждений. И что война страшна не тем, что на ней убивают, а тем, что она вынуждает людей видеть друг в друге врагов.Тем не менее, среди аскетичной военной классики эта книга выглядит прямо-таки эпатажно. Непонятно, к чему столько сальностей, ведь теперь подросткам – которым как раз очень невредно бы почитать этот роман – читать его совершенно невозможно. А впрочем…

Как это было! Как совпало -Война, беда, мечта и юность!И это все в меня запалоИ лишь потом во мне очнулось!..Давид СамойловА я опять о войне. Но, не выносящие «тяжелого» чтения со множественными смертями бойцов и кровью, не торопитесь отказаться от «Берега». Потому что войны, боевых действий как таковых на нем практически нет. Но эхо войны отзывается повсеместно.Хотя завязка не отсылает к ней почти никак: два писателя (один в качестве участника, второй – его переводчика) отправляются в Гамбург (ну, вот в Германию, да) для «встречи прогрессивных писателей мира». Первый – Вадим Никитин, прозаик-реалист, фронтовик, чьи книги успешно издаются уже и на Западе, интеллигентный до, как иной раз казалось другим, недопустимых податливости и неосторожности. Второй – Платон Самсонов, тоже прозаик-реалист, тоже фронтовик, но менее успешный, чем Никитин, догматичный и озирающийся на чужих, гамбургских пенатов. Самсонову гораздо тяжелей и работать над своими книгами (он пишет упорно и мало, его товарищ – легче и больше), и быть среди людей, и уж особенно – западных немцев, с их сексуальной революцией и цветущим капитализмом. Да, в первом разговоре наших писателей и немецких интеллигентов затрагивается тема послевоенных отношений, но и только. А вроде бы книга обещала быть о войне и, кажется, по Веллеру, далеко не бравурной, но очень правдивой…Вдруг в настоящее главного героя и читателя врывается война. Словно разрывом откидывает, относит нас в прошлое, на 26 лет назад, в войну и юность! До Победы остается «еще немного, еще чуть-чуть», лейтенант Никитин с товарищами находятся неподалеку от Берлина, живут в уютном, покинутом хозяевами немецком доме, и новых масштабных сражений уже не предвидится. Вот тут-то, во вполне спокойной, небоевой обстановке случаются трагедии неуставных отношений, случаются так, что и не надо никаких боев.На самом деле, мой котелок хорошо бы чтоб переварил должным образом и половину авторского замысла. Многое оставалось или осталось неясным. Например, смысл названия. Что в нем, думала я: то разъединение героев, не зависящая от них «раскиданность» по разным берегам, невозможность сойтись? То муки героя, не знающего, к какому берегу пристать? Или тот берег, к которому пробирался по обстреливаемому мосту молодой лейтенант Никитин, пытаясь спасти себя и первую свою влюбленность – оказавшуюся с ним в окружении медсестричку?..Это первое, но, должно быть, не последнее мое произведение Юрия Бондарева – уже 89-летнего фронтовика, прозаика-реалиста, обладающего прекрасным литературным слогом. Спасибо Вам, Юрий Васильевич, за Победу, за «Берег»! И с наступающим праздником вас, друзья.