Пролог
Охота – удел избранных. Настоящая охота, конечно, а не трусливый отстрел беззащитных животных. Человек на скамье возле детской площадки чуть шевельнулся. Ему нравилось неторопливое движение мыслей в голове, нравилось это состояние ленивой расслабленности перед финальным броском, нравилось длительное ожидание, перед тем, как случится то, что предопределено законом эволюции – выживет сильнейший.
С его места хорошо просматривался двор типовой пятиэтажки. К вечеру машины полностью заставили узкий тротуар перед домом, оставив свободным лишь небольшой пятачок у помойки, куда почти не доходил свет уличных фонарей. И это было удачно: объекту придётся оставить машину там и пойти к дому через детскую площадку. Наконец, он увидел тот самый автомобиль. Блестящая глянцем «Вольво», покрутившись по двору, припарковалась возле мусорных контейнеров. Хлопнула дверца, мигнули и погасли фары, по асфальту зацокали каблучки. Он медленно встал и скрылся в тени кустов небольшого скверика. Женщина прошла совсем рядом, он мог бы дотронуться до неё рукой. Мог, но не стал. Втянул чуткими ноздрями еле заметную волну горьковатого парфюма, засёк время и достал сигарету. Ждать осталось примерно часа два.
Движение на улице прекращалось, последние работяги доползали до своих бюджетных норок, чтобы затихнуть в них до утра. Человек потянул вверх замок молнии чёрной спортивной куртки. Несмотря на тёплый май, ночи были прохладны. Запах парфюма всё ещё стоял в воздухе. Он щёлкнул зажигалкой и глотнул табачный дым. Усмехнулся. Всего лишь дичь. Хорошая добыча.
В половине двенадцатого дверь последнего подъезда распахнулась, и человек удовлетворённо повёл плечами, размял руки, затянутые в чёрные кожаные перчатки. Женщина прошла мимо, даже не заметив его тени. Вот вспыхнули на секунду огненно-рыжие кудри, попав под луч света. Дойдя до машины, она принялась рыться в сумочке. Ключ наконец нашёлся, гукнула сигнализации. В этот момент неведомое чутьё, тот животный инстинкт, просыпающийся лишь изредка, и то, как правило, слишком поздно, заставил её замереть. Секунду женщина постояла, держась за ручку дверцы, потом резко повернулась, в глазах мелькнул ужас, рука взметнулась в безнадёжной попытке защититься, но было поздно. Человек, который так долго караулил её, подхватил безвольное тело. В темноте хлопнула крышка багажника, заурчал мотор. «Вольво» вырулила со двора и влилась в редкий автомобильный поток на дороге. Среди мусора, выползающего жирной змеёй из переполненных баков, блеснула лакированным боком одинокая красная туфля.
Глава 1
Город встретил Лару ароматом цветущих акаций и безоблачным небом. У города была история: то тут, то там сияли золотом маковки старинных церквей и часовен. Гнутый мост связывал берега вольной реки, делившей город пополам. «Мне здесь нравится» – в который раз подумала она. Настоящая дневная жара ещё не настала, лёгкий ветерок обдувал её лицо, шевелил кудряшки, выбившиеся из туго стянутых на затылке тёмных волос. Лара неторопливо ела мороженое и радовалась жизни, сидя под тентом летнего кафе городского парка.
Ясное небо над головой обещало хороший день. Хотя сегодня никакая погода не смогла бы повлиять на её настроение. Она ещё немного полюбовалась на пышную пенку с нарисованным сердечком в чашке с капучино и сделала глоток. Ей нравилось это чувство независимости и как бы незаметности. В маленьком городке, откуда он приехала вчера днём, все друг друга так или иначе знали. Здесь же никто тебе не кивает, не здоровается и не останавливается поболтать. Она хмыкнула. Возможно, чересчур громко, потому что парень в чёрной майке и солнцезащитных очках, скользнув по ней равнодушным взглядом, прошёл было мимо, но вдруг резко остановился и вернулся. Лара этого не заметила, а если и заметила, то не придала значения.
Парень вошёл под тент кафе и уселся за соседний стол, высмотрел за стойкой официантку и энергичным взмахом руки привлёк внимание. Та кивнула, как давнему знакомому, и вскоре поставила перед ним чашку кофе. Он вытащил сигареты и закурил несмотря на предупреждающую табличку возле кассы. Официантка за стойкой подняла голову от калькулятора, чуть поморщилась, но возразить не посмела.
Лара сидела на краешке неудобного пластмассового кресла абсолютно прямо, привычно отведя плечи назад и слегка склонив голову, словно готовясь плавно опустить руки на белые клавиши рояля. Она мысленно перебирала в уме пьесы, которые сыграет на предстоящем прослушивании. Да-да, именно Шопена и Моцарта, и, наверное, Майкапара. Сложных произведений она не боялась, но всё же Листа или Равеля играть не решилась. Ну, если попросят, то, конечно, придётся. Её пальцы простучали по столу первые такты «Болеро», и Лара представила, как обрадуются родители, узнав о поступлении. Возможном поступлении, конечно.
Она тронула заалевшие от волнения щёки. Слишком бледное лицо, светлые брови и ресницы, веснушки, упрямо пробивающиеся сквозь слой пудры, выдавали, что изначально её шевелюра была, скорей всего, ярко-рыжего цвета. Со своей худощавой фигурой, узкими бёдрами и неожиданно приличной грудью она могла бы привлекать мужчин, как первоцвет пчелу по весне, если бы захотела. Но вся эта кукольная внешность с её рыжестью, светло-зелёными глазами и по-детски пухлыми губами доставляла в школе столько моральных страданий, что, едва окончив учёбу, Лара перекрасилась в тёмный цвет. На что мама удручённо заметила: «Теперь ты и вовсе как-то потерялась, Ларочка, и личика-то не видно совсем». На что она радостно откликнулась: «Вот и славно».
Несмотря на детское выражение лица, Ларе было двадцать четыре года, почти двадцать пять, и она впервые уехала из дома так далеко и так надолго. Так что счастье просто распирало изнутри, заставляя улыбаться всему подряд: людям, животным, деревьям.
И тут некий дискомфорт вторгся в этот радостный настрой, её плечи нервно дёрнулись, Лара чуть повернула голову и заметила пристальный взгляд молодого человека за соседним столом. Она замерла, словно кролик, наткнувшийся в высокой траве на удава. Другая девушка, возможно, обрадовалась бы такому проявлению внимания и как-то даже постаралась обратить его в свою пользу, но только не Лара, которую тут же охватило всё возрастающее смущение и даже тревога. Быстро допив почти остывший кофе, она вышла из прохладной тени кафе под яркое полуденное солнце. «Чего испугалась?» – корила она себя по дороге, чуть даже подсмеиваясь над своим поспешным бегством. Просто не так уж часто мужчины обращали на неё внимание, и она всегда терялась. А этот парень откровенно пялился на неё. Лара хоть и вскользь глянула, но успела заметить и футболку с готической надписью, и модные рваные джинсы. Такие раньше никогда не интересовались её скромной персоной, так же, впрочем, как и она ими. Тем более сейчас, когда у неё был Лёшка, и совсем скоро она его увидит. Ну как скоро – примерно через месяц. Ей тут же вспомнилось их прощание накануне перед его отъездом, и лицо её вспыхнуло и покрылось мелкими бисеринками пота. Парень в готической футболке тут же испарился из её мыслей, как и не было.
«Нет-нет, всё будет хорошо. Я знаю, – думала Лара, шагая вдоль улицы и вертя головой по сторонам, – очень скоро жизнь моя изменится. Я чувствую». От радости ей захотелось смеяться, прыгать, как школьнице, но она только улыбалась и размахивала сумочкой, даже не заметив, как парень из кафе тоже встал и, бросив недопитый кофе, пошёл вслед за ней, на ходу набирая номер на телефоне.
Лара медленно шла по тротуару, стараясь держаться в тени. Она любовалась витринами магазинов и многочисленных кафе. В их отражении ей грезились огромные концертные залы, тяжёлые хрустальные люстры, шум оркестра, настраивающего инструменты, дирижёр в чёрном фраке, и она сама в длинном атласном платье за огромным лакированным роялем. Гром оваций, цветы на сцене. Не то чтобы она мечтала о славе, просто хотелось играть так, чтобы люди замирали и плакали от волшебных звуков, льющихся из-под её пальцев.
С тех самых пор, как она впервые села за инструмент, она жила музыкой. Мелодии постоянно играли в её голове, то радостные, то печальные, в зависимости от настроения. Самой большой мечтой была Санкт-Петербургская консерватория, недосягаемая как луна. Уверенности, что она сможет поступить на бюджет, у неё не было никакой, а учиться платно за счёт родителей не позволяла совесть. Хотя они: мать, преподаватель русского и литературы, и отец, заведующий лодочной станцией, конечно бы, вывернулись наизнанку ради неё. «Доченька, – неоднократно предлагала мама, – давай, мы дачу продадим?»
Но Лара отказывалась. Дача, то есть дом в деревне, недалеко от города, была немалым подспорьем в семейном бюджете. Картошки и прочих овощей, выращенных за летний сезон, хватало, чтобы прожить зиму. Да и стоимость дачи едва-едва покрыла бы только первый год обучения, а дальше где деньги брать? Зато она с лёгкостью поступила в областной институт культуры на факультет искусств, и по окончании уже два года обучала детишек игре на фортепиано в местной музыкальной школе.
Работа ей нравилась, с детьми она ладила. Даже организовала что-то вроде кружка, где они разучивали песенки, играли разные произведения и просто много смеялись. Её неизменно приглашали выступить на концертах, посвящённых какому-либо празднику. А один раз даже удалось победить в районном конкурсе исполнителей, и на следующий день её фотография появилась в областной газете. Но на этом всё и кончилось: хрустальная ваза – приз победителю – пылилась на полке, а она по-прежнему играла сама для себя. И вот в начале этой недели в её жизни, произошло нечто потрясающее, грозившее перевернуть всё.
…Учебный год только-только закончился, и в классах начался ремонт. Лара пропадала в школе с утра до вечера, следя, чтобы рабочие не попортили драгоценные инструменты.
– Ларочка, к тебе пришли, – растерянно позвала её директриса, которая опекала Лару и как бывшую свою ученицу, и как молодого специалиста: не дай бог, уйдёт, а где же другого преподавателя взять.
Рядом с директрисой стоял мужчина лет пятидесяти, одетый, несмотря на жару, в строгий костюм, да ещё и при галстуке. Лара даже решила, что это какое-то высокое начальство пожаловало – уж слишком представителен был гость. Широкий лоб, крупные черты лица, так и говорили о благородном происхождении или наличии учёной степени.
– Аркадий Петрович Мамыкин, – представился мужчина, протягивая газету с Лариным портретом. – Замдиректора филармонии, – пояснил он в ответ на её изумлённый взгляд.
– Филармонии? – изумилась Лара ещё больше.
– Да, только соседней области, – засмеялся Аркадий Петрович. – Проездом в ваших краях. Увидел случайно статью о вас, решил заехать, познакомиться. У нас очень хороший коллектив. Ездим с выступлениями по всей стране, недавно заключили договор на гастроли по Европе. Теперь вот проводим конкурс на лучшего исполнителя. Нам нужен хороший пианист. Или пианистка, – он весело засмеялся.
Лара прижала руки к груди:
– Я…я… вы думаете, я могу… – от волнения голос её сорвался.
– Думаю, вы – можете, – уверенно ответил Аркадий Петрович, – во всяком случае, ничего не потеряете. Проживание и питание мы обеспечим. С вас только деньги на дорогу. Осилите?
– Осилю, – улыбнулась она, наконец, не совсем веря в происходящее. – А когда мне приехать?
– В понедельник. Города вы не знаете, но я вам забронирую место в гостинице «Прима». Это рядом с автовокзалом. Вы легко найдёте. Вот моя визитка. Позвоните, как приедете и устроитесь. Прослушивание во вторник. Если всё получится, то жильём мы вас обеспечим. Как вы, согласны?
Лара кивнула и тут же перевела взгляд на директрису. Та смотрела на Мамыкина, как на захватчика-ордынца, уволокшего в плен лучшую девицу на селе.
– Конечно, Ларочка, поезжайте. Такой шанс не каждому выпадает, – вздохнула она, признав поражение.
– А школа, а ремонт?
– Господи, что ж мы без вас не покрасим стены? – махнула она рукой.
– Ну, тогда до свидания, – просиял Аркадий Петрович, – надеюсь на скорую встречу.
Домой она прибежала, не чуя ног, и бросилась на шею матери, а потом и отцу.
– Мама, папа! Я еду в филармонию!
– Дела! – покачал головой отец, выслушав её сумбурный рассказ. – Я всегда говорил, что терпенье и труд – это главное. Каждому воздаётся по заслугам. Ради такого дела и машину продать можно.
– Оставь старушку в покое, – засмеялась Лара, – пусть умрёт своей смертью. Они всё оплачивают. Нужен только билет.
– Какая же она старушка? – возмутился отец. – Она моложе тебя, доченька.
И лишь мама, узнав, куда едет дочь, не то чтобы не обрадовалась, но заволновалась. С трудом Ларе и отцу удалось убедить её, что это не другой конец света. На автобусе всего каких-то пять часов. Почти рядом.
Глава 2
В понедельник утром она вышла из вагона и ступила на землю совершенно незнакомого города. «Если он мне понравится, то всё будет хорошо», – решила она, вглядываясь в названия улиц. Гостиница оказалась действительно рядом, и её тут же поселили в номер, как только она назвала фамилию. «Люди здесь приветливые, – с удовольствием думала она, – и номер уютный, и, вообще, жизнь прекрасна». Она сообщила Аркадию Петровичу о своём приезде, и тот буквально через полчаса приехал за ней.
– Сейчас поедем в одно место, где вы заполните все документы. А завтра перед прослушиванием тоже заеду за вами.
Лара кивала и улыбалась, глядя в окошко. Помещение, в которое они вошли, оказалось фотостудией.
– Небольшая фотосессия, – пояснил Аркадий Петрович – Мы готовим портфолио наших музыкантов. Вы же понимаете, сейчас такая жизнь, что без пиара никак, ну просто никак не обойтись.
Лара всё так же кивала, соглашаясь, хотя и подумала, что странно делать её фото, если они ещё не уверены, что примут её в свой коллектив. Но всё равно действие увлекало. Все эти приборы, камеры, симпатичный парень-фотограф в татуировках и пирсинге, который командовал ей: «Встань сюда, так. Теперь голову вверх и чуть-чуть влево. Так, хорошо. Улыбнись. Нет не так, сильнее. Ещё сильнее…». Давно у неё не было такого приключения. Да и никогда не было. Так что жизнь и правда была прекрасна.
«Жизнь прекрасна», – сделала она последнюю запись в дневнике. Привычка доверять свои мысли бумаге появилась давно. По своей застенчивости она не всем могла поделиться с подружками и даже с мамой. А чувства и эмоции иногда так распирали грудь, что, казалось, сердце не выдержит и выскочит наружу. Действительно, как можно рассказать кому-то о той дрожи в коленках, когда Лёшка поцеловал её в первый раз? Или о золотом свечении, возникающем вокруг головы, едва руки касаются клавиш и раздаются первые аккорды, когда исчезает всё: сцена, зал, зрители и остаётся только музыка, которая звучит как бы сама по себе, унося тебя вдаль. Всё это доверялось белым листам. Лара поставила точку, посмотрела на их с Лёшкой фотографию, вложенную между страниц, и захлопнула тетрадь. Глаза слипались. Она закинула дневник между спинкой кровати и матрасом, дотянулась до выключателя настольной лампы и мгновенно уснула со счастливой улыбкой.
Эта улыбка не сходила с её лица весь следующий день. С утра она успела ещё погулять по городу, который стал почти родным, и посидеть в кафе. К полудню она вернулась в гостиницу, неся в руках пакет с фруктами. Поднявшись в номер, Лара приготовилась устроить себе шикарную трапезу. До прослушивания оставалось целых два часа. Стук в дверь оторвал её от поедания сочной груши. За дверью обнаружился темноволосый мужчина лет тридцати с небольшим, в светлых брюках и летней хлопковой рубашке. Через плечо у него был перекинут такой же светлый, как и брюки, пиджак.
– Здравствуйте, – улыбнулась Лара. – Вы ко мне?
«Из филармонии, наверное», – решила она и посторонилась. Мужчина прошёл в комнату, Лара за ним. Оглянувшись, она увидела сурового здоровяка, подпирающего дверь.
– Вы ко мне? – уже менее радостно повторила она.
Мужчина не ответил. Пройдясь по небольшому номеру, он уселся в единственное кресло и с минуту разглядывал её с ног до головы, так пристально, что Ларе стало неловко. «Вы ко мне?» – хотелось повторить ей тот же идиотский вопрос, потому что других у неё не было.
– Надо же, – произнёс мужчина, наконец, – я почти забыл, как выглядит твоё лицо без косметики. И этот цвет… И где ты откопала эти тряпки?
Лара ошарашенно уставилась на одно из лучших своих платьев. Не Карден, конечно, обычный китайский ширпотреб: длинное прямое платье с двумя разрезами по бокам. Ей оно очень нравилось, а то, что в таком ходила каждая вторая, её абсолютно не заботило.
– А… вы кто?
И этот вполне уместный вопрос поверг мужчину в состояние крайнего изумления. Он удивлённо приподнял тёмные брови и поморщился. Ярко-синие глаза недобро сузились.
– Перестань, меня и так достали твои выкидоны.
Лара растерянно переводила взгляд с него на здоровяка возле двери.
– Вы, наверное, ошиблись, – предположила она.
– Конечно, – усмехнулся мужчина, – ошибся. Кого ты хотела обмануть, перекрасившись в этот дурацкий цвет? Я тебя узнаю, даже если ты станешь серо-буро-малиновой.
– Вы ошиблись, – тихо, но твёрдо возразила Лара. – Я вас не знаю.
– Зато я тебя знаю, – мужчина резко поднялся.
Лара в испуге отпрянула. На секунду ей показалось, что он хочет её ударить.
– Думаешь, бить буду? – усмехнулся он, стоя прямо перед нею. – Не бойся. Я рад, что ты вернулась. Собирайся, пойдём.
Он взял её сумку и поставил на кровать.
– Вы бандиты? – дошло до неё.
– Чёрт! – выругался мужчина. – Перестань или я тебя точно поколочу.
Она прижалась к стене и упрямо твердила:
– Вы ошиблись. Я вас не знаю. Я впервые в этом городе… Я только вчера приехала…
Мужчина морщился и сжимал кулаки. В это время раздался стук в дверь, и здоровяк пропустил в комнату ещё одного человека, в котором Лара мгновенно узнала парня из кафе. Он что-то тихо сказал мужчине, тот выслушал и отпустил его:
– Иди, Костя.
Тот вышел, окинув Лару на прощание насмешливо-сочувственным взглядом.
Мужчина без разрешения вытряхнул из Лариной сумки вещи, выцепил паспорт и с любопытством пролистал.
– Так-так, – засмеялся он, – хорошая работа… Хотя что удивляться, ты всегда была изобретательна. Значит, Лариса Николаевна Гудкова?
– Да, Лариса, – тихо произнесла она, понимая, что происходит нечто очень странное и, возможно, даже ужасное.
– Чёрт! – мужчина отшвырнул паспорт и стукнул кулаком по столу, – не вынуждай меня… Всё! Хватит! Поехали! – схватил её за руку и потащил к выходу.
Лара закричала, вырвалась, отбежала в дальний угол и быстро заговорила:
– Вы ошиблись, понимаете? Вы меня с кем-то спутали. Это мой паспорт. Он настоящий…
– Спутал? Я спутал свою жену, с которой живу семь лет? Не смеши меня.
– Но я не ваша жена! – отчаянно выкрикнула она. – Понимаете вы это или нет?
– Ага, ты не моя жена? – гадко улыбнулся он. – И у тебя нет родинки? Вот здесь, – он подошёл и пальцем оттянул вырез платья.
Лара тихо вскрикнула и дёрнулась. Раздался треск разрываемой ткани.
– Семён, подержи, – сказал мужчина, – иначе я её сейчас придушу.
Здоровяк подскочил и схватил Лару огромными лапами. Мужчина взялся обеими руками за вырез платья и сильно дёрнул. Она взвизгнула. Его палец упёрся в ложбинку между грудей, где, действительно, имелась небольшая тёмная родинка.
– Что скажешь, любимая? – прошептал он ей на ухо. – И родинки нет, и шрама нет?
Его руки скользнули под платье. Парализованная страхом, она молчала и даже почти перестала дышать. Претендент на роль мужа, которого у неё отродясь не было, схватился за края разреза и потянул в стороны. Шов легко разошёлся почти до подмышки. Мужчина огладил плавный изгиб тела и оттянул резинку хлопковых трусиков. Пробежал пальцами по коже. Потом, словно не поверив, наклонился и озадаченно посмотрел на чуть выпирающую из-под тонкой кожи косточку. Тронул это место ещё раз:
– Где шрам, любимая? – тихо спросил он, заглядывая Ларе в глаза.
Она всхлипнула и дёрнулась, запрокинув голову, ноги подкосились, и здоровяку пришлось опустить её на кровать. Мужчина уже набирал номер и, дождавшись ответа, сказал в трубку:
– Михаил, нужна консультация. Да, по поводу моей жены. Приезжай в гостиницу, что у вокзала. Да, срочно. Просто немедленно.
Лара на кровати слабо шевельнулась, мужчина что-то спросил, но она не различила слов. Всё это было похоже на кошмарный сон, когда очень хочется проснуться, но почему-то не получается. Минут через десять в номер вошёл человек в серой летней рубашке с чемоданчиком в руках.
– Марина Александровна, – улыбнулся он Ларе, – рад вас снова видеть.
Он водрузил на стол чемоданчик и откинул крышку. Лара скосила глаза и с ужасом увидела в нём какие-то железяки, похожие на медицинские инструменты. Губы её затряслись, она силилась что-то сказать, но язык прилип к нёбу…
– Ну что ж так переживать? – ласково спросил тот, которого её якобы муж, называл Михаилом. – Сейчас посмотрим вас как обычно, и всё.
Она вздрогнула и очнулась. Попыталась вскочить и тут же забилась в крепких руках, сжимавших её плечи. Она билась в страшной истерике, выпучив глаза: «Пустите меня, ради бога! Мамочка! Я не хочу, не хочу! Нет!»
– Нет, ну так невозможно, – Михаил повернулся к чемоданчику и вытащил упаковку одноразового шприца, – у неё истерика, это же ясно. – Он надломил кончик ампулы. – Держите, только крепко.
Втроём им всё же удалось с ней кое-как справиться, и Лара тихо вскрикнула, когда почувствовала тонкий укол, прорвавший нежную кожу. Она дёрнула головой, боднув здоровяка в грудь, но рука была крепко зажата под мышкой у мужчины.
– Всё, отпускай, – Михаил вытащил иглу.
Несколько секунд она полусидела, с ужасом глядя на руку, где алела маленькая точечка укола, потом перевела взгляд на своих мучителей и медленно опустилась на кровать. Затухающим сознанием она видела, склонившегося над ней Михаила, и ещё успела услышать: «Семён, выйди, я тебя позову».