Стена плача

© Бочарова Т., 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Стена Плача одна во всем мире. Множество паломников едут в Иерусалим, на Землю обетованную, дабы оставить в щелях камней свои записки. В них – самые сокровенные просьбы, обращенные к Богу. Люди верят, что их чаяния услышатся, а желания непременно сбудутся.

Но есть и другие стены плача. У нас в России их сотни, а может, и тысячи. Краской, углем, мазутом и мелом выведены на них крики души человеческой, слова любви и ненависти, плач по загубленной жизни.

Так мы, не привыкшие к помощи психотерапевтов, пишем о своей боли и тоске на бетонных стенах – стенах плача.

1

В том году удивительно рано расцвела сирень.

Только-только отошли майские праздники, а бульвары и парки заполыхали ярко-фиолетовым, лилово-розовым. Утром шел быстрый, веселый дождик, и к полудню в воздухе витал свежий, тонкий и сладкий аромат едва распустившихся цветов.

Ася со Степкой гуляли по близлежащему скверу. Степка катил на велосипеде далеко впереди, громко сигналя в клаксон, а Ася то и дело останавливалась, подходила к кустам сирени, ладонями разводила в стороны тяжелые гроздья в хрустальных каплях дождя.

Она искала четырехлистники, «сиреневое счастье», а найдя, поспешно оглядывалась и украдкой, чтобы никто не заметил, снимала цветок губами. Ася ела четырехлистники! Совсем как в детстве, наивной и курносой пионеркой в летнем лагере, когда у них с подружками было негласное соревнование, кто больше отыщет «счастья».

Ела и стыдилась: вдруг кто-нибудь увидит ее за этим странным занятием.

«Счастья» попадалось на редкость много, и Ася совершенно по-детски же радовалась этому, кричала Степке, чтобы он не уезжал далеко, жадно теребила мокрые, пахучие сиреневые кисти.

Она и сама не знала, к чему ей столько четырехлистников. Если бы ее спросили, много ли у нее заветных желаний и вообще, счастлива ли она, Ася, не задумываясь, ответила бы, что да, счастлива. А желание у нее лишь одно: чтобы Сергей и Степка были здоровы.

Она считала себя везучей и удачливой, а свою жизнь устроенной и благополучной, такой, о которой можно лишь мечтать.

Тогда, гуляя с сыном по аккуратным, посыпанным мелким гравием дорожкам, Ася не знала и не могла знать, что спустя всего несколько месяцев ее судьбе суждено круто измениться. Его величество случай одним мановением откроет перед ней целый мир незнакомых, неведомых ранее чувств и страстей. Жестоких чувств, огненных страстей, нисколько не похожих на те, что Ася испытывала до сих пор.

Если бы только она могла это знать!

Но она не знала и беззаботно смеялась, поедая полные сладкого сока цветы. Махала рукой Степке, оттирала со лба и щек капли сиреневой росы, и проходящие мимо мужчины смотрели на нее с интересом и безнадежностью, как на вкусный, но запретный плод.

2

Лето получилось сумбурным, веселым, полным переездов и ярких впечатлений. В июне Асин хореографический ансамбль ездил на гастроли в Польшу, на июль Сергей взял отпуск и свозил жену и сына к морю, а весь август пришлось мотаться на дачу, разрываясь между поспевающими в теплицах помидорами и навалившейся после отдыха работой.

В суете и многочисленных делах Ася не заметила, как наступил сентябрь. Солнце скинуло летний жар и стало ласковым, стройная рябинка под окнами согнулась под тяжестью ярко-алых гроздьев, зазолотилась листва сквера. Пора было закрывать дачный сезон, забирать в город Степку и смотревшую за ним Нинюсю. Сделать это решили в ближайшие выходные.

Накануне, в пятницу вечером, Асе позвонила Кристина. Голос ее дрожал от возбуждения.

– Аська, пляши! На Амстердам спонсоры нашлись!

– Шутишь! – она едва не выронила трубку.

– Не шучу. Мне только что шеф звонил. В понедельник нужно встречу организовать: сначала выступление минут на тридцать, все лучшие номера, потом фуршет. Будут солидные дяди и тети из какого-то суперкрутого фонда. Если мы им понравимся, оплачивают дорогу туда и обратно подчистую… Эй! Ты заснула?

– Нет, я все слышу, – рассеянно проговорила Ася. В уме она уже прикидывала, какие танцы лучше продемонстрировать уважаемым гостям. Ее девчонки отлично исполняют все, но, пожалуй, классика в этом случае более предпочтительна: эстрадой сейчас никого не удивишь.

– Вот и подумай, какие номера выставишь на показ. Жаль, девочек нельзя в выходные собрать и порепетировать.

– Почему нельзя? – удивилась Ася. – Как же без репетиции?

– Помещение занято. Шеф распорядился срочный косметический ремонт сделать, подкрасить, подмазать все, что нужно. Так что придется без репетиций, на старой закваске.

– Плохо, – расстроилась Ася. – Мы еще форму с лета как следует не набрали, а тут такие испытания.

– Аська, ладно, мне пора, – заторопилась Кристина. – Я еще через час с родительским комитетом встречаюсь на предмет закупки продовольствия, всякой там выпивки-закуски. Давай, соображай, что будем этим господам хорошим говорить – они просили руководителей приготовить небольшой рассказ о коллективе.

– Я?!

– Ты! Ты у нас умная, и язык хорошо подвешен. А я лучше по хозяйственной части. Пока! – Кристина повесила трубку.

Ася вприпрыжку бросилась в гостиную.

– Сережа! Сереженька!

Сергей сидел в кресле перед телевизором. Увидев радостное лицо жены, он оторвался от экрана, улыбнулся.

– Что случилось, Зайка?

– Представляешь, нашлись деньги для поездки в Голландию!

– Да ну! Что ты говоришь! – Сергей шутливо раскрыл глаза. – Сядь-ка, а то ненароком взлетишь от счастья. Иди сюда, – он поманил ее к себе.

Ася, пританцовывая, приблизилась к мужу, уселась к нему на колени. Его руки ласково обхватили ее за талию.

– Ну, рассказывай, как это вам так повезло, – жарко шепнул Сергей ей на ухо, крепче прижимая к себе.

– Кристя звонила. Сказала, что нами заинтересовался какой-то фонд… Сереж! Пусти! Ты не слушаешь!

– Я слушаю, – пробормотал тот, зарываясь лицом в ее темные длинные волосы. – Фонд… Что дальше?

– Дальше мы должны выступить перед их представителями и… нет, это свинство! Ты не слушаешь, тебе до лампочки!

– Мне не до лампочки, – засмеялся Сергей, поворачивая Асю к себе лицом и аккуратно освобождая от петли верхнюю пуговицу ее тонкого халатика. – Просто я тебя люблю, глупышка. Разве это плохо?

– Хорошо, – едва слышно прошептала Ася, чувствуя, как горячий, сладкий жар, идущий от рук Сергея, стремительно наполняет ее тело, делая его безвольным и послушным.

– Вот и славно. – Он накрыл ее губы своими долгим, настойчивым поцелуем. – А про фонд потом дорасскажешь…

…Потом, однако, рассказывать ничего больше не хотелось. Они с Сергеем ужинали в спальне при свечах, за маленьким сервировочным столиком, а позже снова любили друг друга, и Ася таяла от блаженства, раскинувшись на тугих крахмальных простынях, сомкнув ресницы и закусив губы.

В пять утра на пейджер Сергею пришло сообщение из больницы – у его послеоперационного больного, уже шедшего на поправку, ночью внезапно поднялась температура.

– А как же дача, Степка? – печально проговорила Ася, глядя на поспешно собирающегося мужа.

– Увы, Зайка, им с Нинюсей придется покормить комаров еще один день, ничего не поделаешь. – Сергей точным и ловким движением затянул под горлом сорочки блестящий галстук, нагнулся к постели, поцеловал Асю в щеку и вышел из комнаты.

Вернулся он лишь через сутки, бледный, с кругами под глазами от бессонной ночи, едва стоящий на ногах. Улыбнулся резиновой улыбкой, развел руками.

– Так вот, Зайка. Ничего не вышло. На все воля божья.

– Он… умер? – отчего-то шепотом спросила Ася.

Сергей молча кивнул. Затем, не переобуваясь, прошел в кухню, достал с полки начатую бутылку коньяка, быстро налил себе стопку, выпил залпом, не закусывая.

Ася подошла, погладила мужа по плечу, прижалась головой к его груди.

– Постарайся забыть. Иди, прими душ и ляг. Я принесу тебе еду в кровать.

Сергей благодарно потерся щекой о ее щеку.

– Действительно, спать зверски хочется. Пойду прилягу, а душ потом.

Когда через пятнадцать минут Ася зашла в спальню, неся в руках поднос с тарелками и горячим кофе, Сергей уже спал. Она поставила еду на тумбочку, присела на край кровати, поправила сползшее на пол одеяло. Посидела немножко, стараясь не двигаться, потом вышла, плотно прикрыв за собой дверь.

На дачу они поехали поздно вечером. Степка и Нинюся уже собирались ложиться. Ася спешным порядком запихнула их в машину, раскидала по сумкам вещи, и они понеслись обратно, в Москву.

Всю дорогу Степка ныл, что впопыхах оставил на даче прирученную им лягушку, Нинюся громко ворчала что-то о безответственных родителях, которым «днем дите не нужно, а ночью они врываются, как бандюки!». Ася слушала обоих вполуха и беспокоилась, как бы не выспавшийся толком Сергей не уснул за рулем.

Когда автомобиль подъехал к дому, шел второй час ночи. Степка, умолкнув, посапывал, привалившись щекой к теплому Нинюсиному боку. Ася взяла его на руки, осторожно, стараясь не разбудить, занесла в квартиру. Следом грузно топала Нинюся, неся на богатырских плечах увесистые сумки.

Так и не проснувшегося Степку уложили в детской, Сергей тоже моментально свалился, а Асе пришлось выдержать схватку с Нинюсей, намеревавшейся тотчас же разбирать привезенный с дачи багаж.

Одержав победу в этом нелегком деле и отправив старуху спать, Ася наспех приняла душ и улеглась, но сон не шел. В голову лезли всякие мысли.

Как пройдет завтрашняя встреча? Что она будет говорить спонсорам? Смогут ли девочки достойно станцевать без репетиции? И еще завтра с утра, до ухода на работу, надо успеть вымыть Степку, разобрать многочисленные сумки и мешки, что-то кинуть в стирку, что-то разложить по шкафам. Иначе безумная Нинюся, больше всего на свете любящая порядок и чистоту в доме, примется делать все это сама, а у нее больное сердце. Прихватит, потом хлопот не оберешься.

3

Она поставила будильник на семь часов, но вскочила, едва стало светать. Рядом, уткнувшись лицом в подушку, крепко спал Сергей, время от времени что-то тихо бормоча сквозь дрему.

Глаза чесались от недосыпа, но Ася знала наверняка, что заснуть больше не удастся. Какой смысл лежать под одеялом и ворочаться с боку на бок?

Стараясь не издавать шума, она выскользнула из постели и крадучись покинула спальню.

В широкой, просторной ванной, с полу до потолка облицованной блестящей разноцветной плиткой, Ася скинула халатик и долго смотрела на себя в зеркало, сведя к переносице изящные, тонкие бровки.

Пора садиться на диету! Однозначно пора: за два последних месяца она ни разу не встала к станку, а на курорте совсем расслабилась, позволяя Сережке закармливать себя пирожными и умопомрачительными десертами.

Вот и результат – безупречно тонкая талия едва заметно поплыла. И бедра никуда не годятся! Все! С сегодняшнего дня по два часа упражнений и никакого мучного и сладкого, даже кусочка черного хлеба! К Амстердаму вся труппа должна быть в идеальной форме, в том числе и руководитель.

Ася еще немного постояла перед зеркалом, поворачиваясь то одним, то другим боком, вздохнула и повернула краны на полную мощность. Свежая, пахнущая озоном водяная струя с шумом разбилась о молочно-белое дно ванны.

Ася зачерпнула полную ладонь ароматной пены и, закрыв глаза, шагнула под душ.

Когда через двадцать минут она, полностью проснувшаяся, свежая, с каплями воды на ресницах и закрученными в пучок мокрыми блестящими волосами, появилась в спальне, Сергей уже встал и убирал постель. При виде улыбающейся, обернутой в пестрое полотенце жены он прервался и развел руками.

– Афродита ты моя! – Несмотря на насмешливый тон, в голосе его слышалось восхищение. – Чего вскочила ни свет ни заря?

– Дела, Сереженька, – серьезно проговорила Ася, принимаясь одеваться. – Ты-то сам как? Выспался?

– Так себе. – Сергей покрыл кровать шелковым покрывалом с длинной бахромой. – Степка дрыхнет, конечно? А то я его вчера и разглядеть толком не успел, как в тумане был.

– Спит, – улыбнулась Ася, проводя щеткой по волосам. Она скользила легко и гладко, на Сергея летели брызги.

– Аська, я знаю, кто ты! Сирена. – Он смотрел на нее в упор, чуть наклонив голову, засунув руки в карманы спортивных брюк.

– Кто? – переспросила она, озабоченно разглядывая кончики волос.

– Сирена. Это из мифологии. Были такие девушки, красивые, длинноволосые, но с птичьими телами. Сидели на скале посреди моря и пели. Заманивали проплывающие мимо корабли. От их песен моряки кидались с борта прямо в воду. Стыдно не знать!

– Да знаю я, – засмеялась Ася, – просто мозги заняты другим, прости. – Она внимательней глянула на мужа, отложила щетку и повторила: – Прости. Я сейчас сделаю завтрак.

– Да сиди, – Сергей махнул рукой, – я сам.

– Брось, – попыталась воспротивиться Ася, – что значит сам? А жена на что?

– Сиди, – твердо повторил Сергей, – приводи себя в порядок. Тебе сегодня нужно классно выглядеть.

Он легонько коснулся ее голого плеча и вышел из спальни.

Минут через сорок хлопнула входная дверь. К этому времени Ася успела высушить волосы феном и уже распаковывала самую большую дачную сумку.

Только Сергей ушел, проснулся Степка и тут же разбудил Нинюсю. Квартира сразу наполнилась разнообразными звуками: звонким топаньем босых ног, веселым визгом и Нинюсиным ворчанием.

Вскоре с кухни сладко запахло пшенной кашей и убежавшим молоком. В комнату, где трудилась Ася, доносилась отдаленная перебранка старухи и мальчика.

– А я говорю, съешь до последней ложки! Съешь, и все тут! – угрожающе рокотала Нинюся.

– Не бу-уду, – баском тянул Степка.

– А не будешь, станешь карликом. Во-от таким малюсеньким!

– Как тот, которого мы в цирке видели? – В голосе мальчика послышались оживление и интерес.

– Точь-в-точь таким, – поддакнула Нюнюся.

Ася улыбнулась и достала из сумки сложенное вдвое пляжное полотенце.

Спор на кухне затих. Очевидно, аргументы убедили Степку, и он принялся-таки за ненавистную кашу.

Ася подхватила с пола огромную стопку грязного белья и понесла в ванную. Мерно загудела нагруженная до предела стиральная машина.

– Мам! – в приоткрытую дверь просунулась загорелая мордашка, перемазанная кашей. – Можно я гулять на велике?

– Можно, иди. – Ася прижала сына к себе, погладила теплую вихрастую макушку. – Только умойся сначала.

– Вот именно! – подхватила подоспевшая Нинюся. – Сладу нет с этим фулюганом!

Она цепко схватила упирающегося Степку за плечо и сунула его под кран.

– Ай! – заверещал тот. – Холодная! Пусти!

– Чисто фулюган, – довольно повторила Нинюся, стаскивая с крючка мохнатое полотенце. – Настасья, мы с ним на сквер пойдем, там места поболее. Будет мальцу где развернуться.

– Ладно, – согласилась Ася и глянула на часы. До выхода на работу оставалось немногим более двух часов. За это время она планировала разгрести еще пару узлов и сварить обед.

Степка и Нинюся ушли.

Еще час Ася честно занималась разборкой вещей, наслаждаясь наступившей в доме тишиной, затем сунулась на кухню. Там оказалась прорва грязной посуды – Нюнюся, кажется, имела особый талант при приготовлении любого, даже самого легкого блюда использовать все имеющиеся в наличии тарелки, чашки и ложки.

Ася привычно повозмущалась, но ее сетования услышал лишь волнистый попугай Кеша, резво скакавший с жердочки на жердочку в своей клетке.

Делать было нечего. Она включила воду, взяла в руки губку, и в это самое время раздался оглушительный трезвон в дверь. Звонили так, будто на лестничной площадке, да и во всем доме бушевал пожар.

Ася со всех ног кинулась открывать, на бегу вытирая о фартук мокрые руки. Она щелкнула замком, распахнула дверь, и тут же на грудь ей упал рыдающий Степка. Нос его распух и кровил так, что и халат, и фартук сразу стали ярко-алыми.

Позади маячило белое, похожее на недоспелый блин лицо Нинюси.

– Господи! Что случилось? – дрожащим голосом проговорила Ася и тщетно попыталась оторвать от себя Степку, но тот вцепился в ее халат сильнее прежнего.

– Уби-ился! – в голос завыла Нинюся, протискивая грузное тело в прихожую.

– Как убился? Где?

– С лисапеда! Личиком прямо оземь! Ой, деточка-а! – Нинюся принялась мерно раскачиваться из стороны в сторону, подвывая в тон Степкиному реву.

Несколько секунд Ася беспомощно смотрела на них обоих, затем решительно рванула сына за плечи.

– А ну-ка тихо! Тихо, я сказала! Замолчите, оба!

Окрик возымел действие. Степка вздрогнул и затих, а с ним и старуха.

– Так-то лучше. – Ася внимательно оглядела залитое слезами и кровью лицо сына. Видимых ран не было, однако кровь не останавливалась, все текла и текла из носа.

– Нинюся, мигом, намочи полотенце в холодной воде!

– Ага. – Старуха тяжело протопала в ванную и вернулась, выполнив Асино приказание.

Полотенце приложили к носу, а самого Степку усадили на широкую банкету возле вешалки. Он больше не плакал, лишь плечи дергались в такт судорожным всхлипываниям. Ася осторожно присела рядом.

– Мамочка!

– Что, милый?

– А я н-не…н-не умру?

– Да что ты! – Ася погладила его по мокрой щеке. – Бог с тобой. Сейчас кровь остановится, и все пройдет.

– Точно? – беспокойно спросил Степка.

– Точно.

Он облегченно выдохнул и прикрыл глаза.

– Надо бы съездить в травмпункт, – вполголоса проговорила Ася. – Вдруг сотрясение мозга?

– Ой! – снова взвыла Нинюся.

Кровотечение тем временем почти прошло. Степка полулежал на банкетке, голова его удобно устроилась у Аси на коленях.

– Где-нибудь болит? – Она тихонько потормошила сына.

– Не-а. Я пить хочу.

– Сейчас принесу. – Она потихоньку поднялась, сбегала на кухню, налила в стакан соку.

Затем, слегка поколебавшись, достала с полки другой стакан, накапала туда тридцать капель валокордина, составила оба стакана на поднос и принесла в прихожую.

– Держите. – Ася протянула валокордин Нинюсе, а Степку напоила соком из своих рук. Тот выпил с жадностью, захлебываясь и шмыгая носом.

– Мам!

– Что, детка?

– А можно опять кататься?

Совсем уже было успокоившаяся Нинюся едва не выронила стакан.

– Ну что ты, Степочка. – Ася бережно отерла с его мордашки остатки крови и сок. – Какое уж тут катание! Тебе сейчас полежать надо. Ужасно, что нету времени показать тебя доктору. Ну да ладно, вечером папа вернется, посмотрит, все ли в порядке. Давай, я отведу тебя в кроватку.

Степка скривил физиономию, собираясь вновь зареветь, однако раненый нос, очевидно, причинял ему боль. Так или иначе, но плакать он передумал, послушно встал с банкетки и поплелся за Асей.

В светлой детской с яркими, солнечно-желтыми обоями Ася стянула с сына запачканную кровью рубашку, надела на него пижаму и уложила в постель.

– Мультики хочу, – капризно потребовал Степка.

Ася молча щелкнула пультом. На экране запрыгал Аладдин.

Она искоса взглянула на большие настенные часы. Почти двенадцать. Ни о каком обеде не может быть и речи. Нужно срочно отмываться и лететь в ДК. В четверть второго уже приходят спонсоры, а до этого необходимо размять девчонок, посмотреть, в каком состоянии зал, проверить фонограммы.

Ася вышла из детской и едва не налетела на Нинюсю. Та с потерянным видом стояла возле самого порога, не решаясь зайти. Мертвенная бледность так и не сошла с ее одутловатого лица, полные, сплошь в фиолетовых прожилках руки заметно тряслись.

– Тебе плохо? – вновь заволновалась Ася. – Может, нужно укол?

Нинюся молча помотала головой, беззвучно разевая рот, точно выброшенная из воды рыба.

– Ну, успокойся. – Она обняла старуху за плечи. – Все обошлось. Ты ни в чем не виновата. Сядь, посиди, а лучше приляг. Я сейчас Сереже позвоню, чтобы пораньше освободился.

– Не надо… Сереже… – сквозь одышку проговорила Нинюся. – Сама я… недоглядела за дитем, теперь сама…

Ася вдруг подумала, что, глядя на Нинюсины страдания, никак нельзя предположить, что она – никто Степке. Две его родные бабушки находятся в добром здравии, одна проживает в Петербурге, другая под Саратовом. Обе исправно наезжают в гости два раза в год, привозя с собой многочисленные гостинцы, но, кажется, никто из них не любит мальчика столь преданно и самозабвенно, как эта полуграмотная старуха-соседка с тремя классами образования.

Шесть с половиной лет назад, когда Степка еще только должен был появиться на свет, у Нинюси умер единственный сын. Перед тем, как оставить мать одну-одинешеньку, он сильно пил, вынес из дому всю утварь и неоднократно поколачивал старуху.

Та все терпела, на предложение соседей вызвать милицию упорно качала головой. Однако, похоронив сына, сломалась.

В один прекрасный день Сергей привел Нинюсю с улицы к ним домой – бабка еле шла, с трудом передвигая распухшие точно тумбы ноги.

– Вот, сидела на лавочке и плакала, – объяснил он, доставая тонометр.

Давление было астрономическим. Сергей посадил ее в машину и отвез к себе в больницу.

Нинюся оказалась хворой со всех сторон. Отказывалось работать изношенное сердце, после побоев барахлила правая почка, суставы на пальцах были изглоданы ревмокардитом. Невероятно, как столько лет она ходила, ни на что не жалуясь, таскала тяжеленные сумки с продуктами, содержала в чистоте квартиру, обстирывала и обглаживала своего непутевого Петюню.

Сергей добился, чтобы за Нинюсей ухаживали по первому разряду. Ей назначили интенсивное лечение, подкололи витаминами и стимуляторами, обошлись с ней ласково, по-человечески. И старуха ожила.

Она вышла из больницы в тот день, когда Ася родила Степку. Встретила у подъезда ошалевшего от счастья Сергея. Привычно принюхалась – тот уже успел изрядно принять, отмечая с коллегами радостное событие.

– Гуляем, Нин Владимирна! – Сергей обнял старуху и расцеловал в обе щеки, – Асюня мальчика произвела. Сегодня, в шесть утра!

В ответ Нинюся тихо заплакала. По одрябшему лицу струились слезы, она вытирала их огромной ладонью, а они текли вновь и вновь, собираясь в ложбинках от морщин.

Сергей растерянно замолчал, скосил глаза на носки своих до блеска начищенных ботинок. Потом неловко погладил старуху по жидким пегим волосам, скрученным на затылке в крошечный пучок.

– Ну что ты, ей-богу… ну не надо. Давай, знаешь что? Давай, мы тебя к себе возьмем, будешь малыша нянчить. Хочешь?

В этот момент Сергей не полностью осознавал, что говорит – ему просто хотелось, чтобы все вокруг были так же счастливы, как он сам, хотелось утешить несчастную, больную, обездоленную женщину. Однако в следующее мгновение он понял, что взять обратно свои слова не удастся.

Маленькие, глубоко утонувшие в складках век глазки старухи вдруг широко раскрылись, тонкие губы искривились в судорожной гримасе. Она схватила Сергея за рубашку узловатыми, корявыми пальцами.

– Миленький, хороший мой! А ты не врешь? Ты верно возьмешь меня к себе? Правда? Ну глянь мне в глаза! Глянь!

Отступать было некуда. Сергей поднял голову, набрал в легкие побольше воздуха и кивнул.

– Золотой ты мой, – заголосила Нинюся. – Я отработаю, как бог свят, клянусь! Петенькой покойным клянусь! Только упроси Асеньку, чтобы не прогоняла меня, а я уж буду смотреть за маленьким, пуще глаз смотреть буду!

Так все и произошло. Когда Ася с пятидневным Степкой переступила порог своей квартиры, навстречу ей вышла Нинюся. Она была неузнаваема: лицо ее дышало умиротворенностью и покоем, могучий стан обхватывал свежий полотняный фартук – ни дать ни взять кормилица в барском доме.

Старуха дождалась, пока Ася приблизится к ней, уверенным жестом взяла сверток из ее неумелых рук, снесла на столик, развернула. Степка тут же залился отчаянным ревом.

– А вот ладушки-ладушки! – басом пропела Нинюся, ловко вытягивая из-под его красной, сморщенной попки мокрые пеленки. – Где были? У бабушки! А что ели? Кашку! А что пили? Бражку!

Плач точно по волшебству прекратился.

Сергей тихонько обнял изумленную Асю за плечи. Она посмотрела на него и улыбнулась. Свой первый экзамен Нинюся выдержала достойно.

Она действительно относилась к Степке как к маленькому барчуку, обожая его до самозабвения и балуя до безобразия. Возможно, это обуславливалось генетически: наверняка предки Нинюси были крепостными и преданно служили своему хозяину, нянча его детей. А может быть, она просто использовала свой шанс выжить, быть кому-то нужной, полезной.

Так или иначе, подраставший Степка отлично чувствовал, что из Нинюси можно запросто вить веревки, ничуть не обманываясь ее бесконечным ворчанием и угрозами «отшлепать по тому месту, откель ноги растут».

Тем не менее и Сергей, и Ася доверяли Нинюсе стопроцентно, как самим себе, а в чем-то и больше. За прошедшие годы она стала полноправным членом их семьи.

…Ася еще раз внимательно взглянула на старуху.

– Ой, не нравишься ты мне. Придется все-таки выпить лекарство.

Не дожидаясь ответа, она прошла на кухню. Достала из аптечки аккуратную коробочку, освободила от оболочки две продолговатые розовые пилюли, ссыпала их в ладонь.

Надо заставить Нинюсю принять таблетки. Сама она ни за что не станет – препарат жутко дорогой, Сергей достал его по знакомству, и упрямая старуха считает, что его непременно надо экономить.

Ася вернулась в детскую. Нинюся сидела возле Степкиной кровати и, склонившись к самому его уху, бормотала что-то тихое и ласковое.

– На, пей, – приказала Ася. – Пей, или я звоню Сергею. Смотри, он приедет с работы, специально, чтобы с тобой разобраться!

Старуха, вздыхая и кряхтя, проглотила таблетки одну за другой.

Ася посидела в детской еще минут десять, дожидаясь, пока Нинюсино лицо утратит пугающий землистый оттенок, затем начала собираться.

Затренькал телефон.

– Да! – она на бегу подхватила трубку.

– Ты еще дома? – возмутилась Кристина.

– Я еще дома, – подтвердила Ася, дергая молнию на косметичке.

– Безобразие! Ты уже двадцать минут как должна была выйти!

– Зачем же тогда ты звонишь? – резонно заметила Ася.

– Знаю я тебя! Обязательно опоздаешь, если тебя не подстегнуть.

– Подстегивают лошадей, – сухо проговорила Ася, принимаясь за правый глаз.

– Ась, ты не понимаешь! – плачущим голосом сказала Кристина. – Ровно в час все должно быть в готовности номер один.

– Будет, если ты повесишь трубку и дашь мне спокойно накраситься. Ты же не хочешь, чтобы я прискакала на встречу без макияжа, страшная, как баба-яга?

Трубка хмыкнула.

– Положим, до бабы-яги тебе далеко. Дай слово, что выйдешь через пять минут.

– Через десять. – Ася перешла к левому глазу.

– Ладно, – капитулировала Кристина. – Но ровно через десять. Чао.

Ася молча кинула трубку на рычаг. Спокойный тон, которым она только что разговаривала с подругой, на самом деле был чистейшей воды блефом. Внутри у Аси все кипело.

Это надо же, ухитриться опоздать на такое мероприятие! Кристина абсолютно права – она должна была выйти хотя бы минут за пятьдесят до назначенного срока, а сейчас у нее осталось максимум полчаса. Ежику понятно – этого времени не хватит, чтобы доехать до ДК.

Ася ожесточенно мазнула помадой по губам и помчалась в прихожую. Сунула ноги в туфли, накинула на плечи легкий кожаный пиджачок и вылетела за дверь.

Ее терзало мучительное чувство вины. За все: за то, что легкомысленно отпустила Степку кататься на велосипеде, который ему еще явно велик, за то, что не удосужилась показать его врачу после травмы, за Нинюсино серое лицо и одышку, а главное, за то, что теперь своим опозданием она подводит целый коллектив.

Все так же бегом Ася достигла шоссе и принялась ловить частника – на общественный транспорт рассчитывать не приходилось.

Однако и тут ей не повезло. Строго в соответствии с законом подлости машины, которые в другое время охотно тормозили, стоило поднять руку, сейчас проезжали мимо, не сбавляя скорости.

Наконец возле нее остановилась старая бежевая «Волга».

– Куда? – угрюмо поинтересовался немолодой водитель, такой же помятый, как и его автомобиль.

Услышав ответ, он решительно замотал головой.

– Издеваетесь? Там сейчас самые пробки, обеденное время.

«Волга» газанула и умчалась. Отчаявшаяся Ася снова было подняла руку и тут увидела подъезжающую маршрутку.

Это был хоть частичный, но выход из положения. Шоферы маршрутных такси умели виртуозно избегать пробок, беспардонно подрезая остальной транспорт и пользуясь для проезда тротуаром.

Ася запрыгнула в салон, на ходу продумывая, с чего она начнет разминку с девчонками, если на нее все же останется время.

Маршрутка плелась, как улитка, подтверждая все тот же всемогущий закон подлости. Очевидно, за рулем сидел новичок, неукоснительно соблюдавший правила дорожного движения. В какой-то момент Асей овладело искушение вылезти и снова попытаться голоснуть тачку, однако она поборола это желание. Ей уже стало совершенно ясно, что сегодняшний день из разряда неудачных, поэтому нет смысла дергаться, будет только хуже.

В сумке настырно запел мобильник.

Наверняка Кристина с ума сходит. Ася нажала на отбой и вышла на своей остановке.

Полпути было проделано, оставалась вторая половина.

И угораздило же ее работать в такой дыре! С одной стороны кольцевая автодорога, с другой – вокзал. Кругом грязь, пустошь, колдобины. «Криминальная территория», как любит говорить их вахтерша, тетя Катя.

Подземный переход находился метрах в пятидесяти от остановки. От него к ДК вела хорошая ровная бетонка, по которой можно было идти, не рискуя вывихнуть ногу. Вот только эта роскошь занимала минут пятнадцать, если не все двадцать.

Конечно, существовал и более прямой путь: перебежать шоссе в неположенном месте, пересечь огромный, заросший бурьяном и чертополохом пустырь, а дальше идти вдоль длинной глухой бетонной стены, огораживающей железнодорожные пути и территорию привокзального рынка. Так выходило почти вдвое короче, зато опасней.

Пустырь был излюбленным местом окрестных собачников, по нему днем и ночью носились огромные псины, часто без ошейников и намордников, а у стены вечно торчали многочисленные вокзальные бомжи и проститутки. Узенькую тропинку, проложенную в высокой, в человеческий рост траве, усеивали битые бутылки, окурки, засаленные обрывки газет и прочий мусор.

Ася через пустырь ходила редко, а с прошлой осени, когда из кустов на нее набросился огромный черный как ночь ротвейлер, и вовсе перестала, предпочитая потратить лишних десять минут, но остаться невредимой.

Однако сейчас решила рискнуть.

Дождавшись паузы в бесконечном потоке машин и миновав трассу, она зашагала настолько быстро, насколько позволяла неровная, вся в рытвинах и камнях, дорожка.

Сладко пах бурый репейник, икры через тонкие колготки покалывала лебеда. Над разноцветными зонтиками тысячелистника кружились по-осеннему вялые мухи.

Вскоре тропинка уткнулась в стену и поползла вдоль нее, то прижимаясь вплотную, то уходя вбок.

Стена была высокая, метра два, сплошь покрытая надписями масляной краской, мелом и углем, отражавшими сложную и разнообразную гамму человеческих чувств. Здесь были признания в любви и ненависти, типа «Люблю Коляна!» и «Все девки – шалавы!», откровенные жалобы на то, что «Нет в жизни счастья», а порой и просто крик души: «Люди, помогите избавиться от импотенции!»