000
ОтложитьЧитал
Глава первая. Глоток лунного света
Эсме черпала узкими ладошками прозрачную воду из пруда и разливала ее по чашам. Шепча воззвания к Луне, водила кончиками пальцев по водной глади, пока та не засеребрилась под пальцами, пока не стала легкой, как перышко, и воздушной, словно суфле. Она протянула чашу первому из людей, заключивших ее в кольцо. Паломник жадно приник к той губами и выпил лунный свет. За ним – другой, третий. Каждому из них Эсме протягивала чашу, доверху наполненную волшебным серебристым сиянием.
Паломники, бродячие менестрели и простые горожане прилетали в Лунные Сады со всех концов земли, чтобы испить лунного света. Разлитый по чашам, он дарил толику целебных сил, приносил удачу, облегчал странникам путь и даже, по легендам, придавал голосам менестрелей особое звучание.
В том, что сотворила Эсме, не было никакого чуда – лишь рутинное волшебство. Каждую из послушниц Храма Луны, даже столь юных, учили заговаривать воду и напитывать ее лунной силой. И все же старшая жрица Каталина, к своему неудовольствию, очень скоро заметила, что паломники чаще всего предпочитали принимать чашу из ее, Эсме, рук. Вероятно, странникам казалось, что заговоренная ею вода обладает большей магической силой.
Все дело в ее принадлежности к народу шанари, которых другие народы называли «лунными детьми», намекая на их близость к единой богине. Происхождение Эсме выдавали не только невероятно белая кожа и светлые до прозрачности бирюзовые глаза, но и волосы. Как и в случае со всеми чистокровными шанари, по ним можно было легко определить фазу Луны, не глядя на небо. Под тонким серпом серебристые локоны шанари чуть отливали голубым, с каждым днем все ярче проявляя оттенок, а в полнолуние были ляпис-лазуревыми – насыщенно сине-голубыми, как сама Луна над их головой.
Внешне спокойная и сдержанная, какой и положено быть храмовой послушнице, Эсме нетерпеливо дожидалась, пока один из ее старых (во всех отношениях) знакомых допьет лунный свет и вдоволь нагуляется по Лунным Садам. Подол простого и до скуки скромного платья в ее руках безбожно измялся, а старец все никак не желал присесть. Беспокоить паломников во время блуждания по саду строго-настрого запрещалось. Никто не мешал Эсме присесть рядом с ним и поддержать беседу, но беда в том, что Руфус все никак не желал приседать. Ночь была в самом разгаре, а лунная сила делала твердыми и энергичными его шаги.
Эсме недовольно ворчала себе под нос. Таисия, пятнадцатилетняя светловолосая хэсска, посмеивалась, поглядывая на нее.
– Ты как гончая, готовая вот-вот сорваться с места. Не волнуйся, никуда он от тебя не денется.
Ей легко говорить. Это Эсме приходилось таким трудом добывать мельчайшие крохи знаний о мире, что лежал за пределами Лунных Садов. Если очень повезет – и за пределами ее родного острова Акфарон.
Эсме ждала в Лунных Садах каждого из паломников. В предвкушении погружала пальцы в воду, пока та не превращалась в сверкающий эфир – не воздух, не воду, нечто совершенно иное, волшебное. Сгорая от нетерпения, наблюдала, как паломники шепотом высказывали свои самые сокровенные желания и делали глоток из чаши или ее, сложенных ракушкой, ладоней. Поклонившись храмовой послушнице за дарованную им милость, паломники отходили с благоговейной улыбкой на губах.
А уже в следующее мгновение их атаковала та самая послушница с копной серебристых с голубым волос. Откуда они прибыли? Что видели в своем долгом пути? В каких чудесных местах побывали?
К сожалению, зануда Каталина следила за Лунными Садами не хуже самой Эсме. Часто отгоняла ее, веля не приставать к паломникам. Иногда, слишком увлекшись беседой, Эсме узнавала о приближении Каталины лишь по горящей мочке ухе, в которую старшая жрица вцеплялась своими поразительно цепкими пальцами.
Наконец Руфус присел на каменную скамью, что окаймляла выложенную щебнем дорожку меж цветущих кустов. Мгновение, и Эсме была уже тут как тут.
– О, да это же прелестница Эсмеральда! – радостно воскликнул Руфус.
По правде говоря, это не было ее настоящим именем. Родителей у нее не было, а имя, которое шестнадцать лет назад ей дали жрицы Храма Луны, блеклое и невыразительное Кана, она так и не признала. Она любила называть себя Улмари, что на древнем языке ее народа означало «лунная скиталица». Это было что-то вроде прозвища, имена же она меняла как некоторые благородные хэсски – перчатки. Примеряла на себя очередное, жила с ним, пока не понимала, что оно ей не подходит или попросту наскучило.
Многим, особенно монахине Каталине, постоянная смена имен казалась несусветной глупостью. Но Улмари и ее лучшей подруге нравилась эта игра. Таисия охотно называла ее очередным приглянувшимся именем. Последним из них и стало благородное имя Эсмеральда. Оно принадлежало могущественной волшебнице из старых легенд, которыми зачитывалась юная шанари. Образ гордой, бесстрашной, сильной женщины со страниц книг питал ее надеждой, что и она сможет когда-нибудь стать такой.
Кто знает, куда заведет ее лунная тропа?
– Как поживает маленькая жрица? – спросил Руфус, пока Эсме, пригладив платье, опускалась на скамью.
Проходящая мимо Таисия прыснула в кулачок. Она знала, как досадовала Эсме, стоило кому-то упомянуть ее возраст. Чуть пухлые щеки, неправильный прикус, из-за которого губы выдвигались вперед и казались слегка надутыми, как у капризного ребенка, и распахнутые навстречу чуду глаза делали Эсме в глазах других еще более юной. Маленькой.
Неудивительно, что Кассиан, ее лучший друг, до сих пор видел в ней девчушку, но никак не привлекательную девушку.
Эсме стрельнула взглядом в сторону Руфуса, словно подспудно боясь, что он прочтет ее мысли.
– Хорошо, – торопливо проговорила она. – Все просто чудесно. А вы как поживаете? Видели что-нибудь интересное?
Жадное любопытство в голосе скрыть она не сумела. Руфус рассмеялся хрипловатым смехом и начал говорить. Эсме устремила на него ликующие глаза. Уперев локоть в колено и подперев кулачком подбородок, вся превратилась в слух. Как и прежде, Руфус рассказывал ей о дальних странах и далеких берегах. В этот миг казалось, что Эсме окутана особыми чарами, которые уносили ее прочь из Лунных Садов. Навстречу приключениям…
Вскоре Руфус отправился в путь, а Эсме – на поиски новой жертвы. Всю ночь по Лунным Садам разносился ее звонкий голосок. С дотошностью и неумолимостью инспектора Паттары он расспрашивал паломников и менестрелей, откуда они прибыли и что видели в своих долгих странствиях.
***
В спальне послушниц царила сонная, сытая тишина. До рассвета оставалось около часа. Послушницы отдыхали после трудового дня. Кто-то уже и вовсе дремал, а Эсме мерила шагами пространство перед кроватью Таисии. Остановившись на мгновение, выпалила:
– Я решила, что в моей жизни пора что-то менять.
– Что на этот раз? – с терпеливым вздохом осведомилась подруга.
– Я решила стать искательницей приключений, – торжественно сказала Эсме.
Таисия наморщила нос.
– Не думаю, что это можно назвать полноценной профессией.
– Еще как можно! – пылко возразила Эсме.
Таисия тяжело вздохнула. Покачала головой, совсем как Анн-Софи, когда кто-то из юных послушниц ее разочаровывал.
– Ты мне не веришь, да?
– Тебе напомнить, что год назад ты хотела стать объездчицей функури?
– Да, но…
Дикие скакуны оказались совершенно неуправляемыми и к тому же кусались, стоило только подойти к ним поближе. После одного такого побега из храма за новой жизнью раны Эсме пришлось лечить несколько дней.
– До этого ты мечтала стать камнеплавом, чтобы строить самые высокие в Фаграсе башни.
– Но…
– А еще раньше ты хотела стать архивариусом.
В то время Эсме не знала, чем именно занимаются представители этой профессии. Ей просто нравилось, как она звучит. Однако работа в маленьком кабинете с кипами бумаг ее не прельстила, а потому одна мечта стремительно сменилась другой.
Скепсис Таисии можно было понять. В разные годы своего детства Эсме осваивала мастерство рисования лунными красками, пыталась петь и играть на воздушной арфе (чтобы в будущем выступать в самом дворце). Увы, как оказалось, никакими творческими талантами она не обладала. Однако не переставала искать то, что внесет яркие краски в ее скучную приютскую жизнь, которая плавно перетекла в жизнь храмовой послушницы.
– На этот раз я настроена серьезно, – заверила Эсме. – Я буду охотиться на монстров и приносить их головы заказчикам, добывать священные реликвии и редкие артефакты! – Задумчиво потерев кончик носа, она добавила: – И, разумеется, лихо сражаться на мечах. Хотя нет… Лучше в совершенстве овладею магией.
В конце концов, Эсме уже сделала несколько шагов навстречу своей мечте. Пусть даже эти шаги и были неуклюжими, словно у маленького ребенка. Кто ничего не делает, тому не подают лунный сидр в серебряных кубках, верно?
Таисия вздохнула, расчесывая волосы пальцами, словно костяным гребнем. Зачем-то оправила скучно-серое платье послушницы. Эсме упрямо звала этот цвет меланжем – так звучало красивее и мелодичнее. Она проследила за движением подруги с легким отголоском зависти и недоумения. Как Таисии удавалось всегда выглядеть так опрятно? На платье – ни единой складочки, а ведь эта ткань очень капризна и легко мнется. Что, к слову, хорошо видно по Эсме. Ее юбку будто пожевал и выплюнул драдбад, создание еще более дикое и кровожадное, нежели быстроногие скакуны-функури.
– Мне кажется, ты перечитала книг. В реальной жизни такого не бывает. – После недолгих раздумий Таисия хмуро добавила: – Хотя кто знает, как там на самом деле, в этой реальной жизни.
Никто из послушниц толком не знал. За пределы храма они выбирались редко – в основном, по поручениям жриц, которые в большинстве своем были очень нетерпеливы и задержек не любили. Это лишало Эсме шанса вдоволь нагуляться по Фаграсу. Потому неудивительно, что при всей любви к новым впечатлениям она никогда не выбиралась дальше родного города и его окрестностей.
Картами, формирующими мир за пределами Фаграса, для Эсме были книги. А еще – долгие, обстоятельные разговоры с паломниками. Вот и вчерашний рассказ Руфуса о жизни на острове настолько ее взбудоражил, что она за весь день едва сомкнула глаз. А уж монотонная работа на кухне была просто предназначена для фантазий о лучшей жизни. Ими она и хотела поделиться с Таисией. Жаль только, та не прониклась.
Эсме часто казалось, что она по какой-то неведомой ошибке очутилась совсем не там, где должна была очутиться по воле Луны. В раннем детстве она постоянно подгоняла время, мечтая о том дне, когда будет готова покинуть приют при Храме Луны. Но уже в двенадцать ее, как и других приютских, отдали в послушницы. Их готовили к судьбе лунных жриц… Вот только Эсме всегда манила свободная жизнь вне храмовых стен. Жизнь скиталицы под луной – настоящей, истинной улмари.
И все же мечтать – не значит действовать. Сколько раз она представляла, как взмывает ввысь верхом на алне и улетает за пределы острова, но каждый раз это оставалось лишь видением, фантазией, грезой. Каждый раз находилось что-то, способное ей помешать. Некие силы, кандалами удерживающие ее на месте в прекрасных Лунных Садах.
Да, здесь была крыша над головой, а там ее крышей будет только небо. Но эта мысль казалась ей даже соблазнительной… Однако очарованную идеей увидеть новые города, страны и континенты, Эсме останавливало понимание: в незнакомых землях, куда она собиралась отправиться в роли профессиональной искательницы приключений, может быть слишком опасно. Порой она жалела, что была худой, невысокой и почти беззащитной девчонкой. Впрочем, недолго. Если жалеть себя из-за каждой неприятности, за вечными страданиями можно пропустить, как в жизни появится что-то прекрасное.
Но было и еще кое-что. Ей очень не хотелось оставлять Таисию. Если Эсме уйдет, у нее никого не останется. А Таисия была для нее даже больше, чем просто подругой. Она была той, кто выстлал ей путь к магии и… Луне.
Несколько лет назад, блуждая по приюту, Эсме услышала тихий плач. Вскоре она обнаружила его источник. Застывшая посреди коридора малышка прижимала к себе потрепанного игрушечного драдбада с оторванной конечностью. Судя по еще не высохшим слезам на ее щеках, беда стряслась совсем недавно.
Эсме всего лишь хотела помочь плачущей малышке. Будто вдохновленная этим отчаянным желанием, она с изумлением увидела, как преображается заливающий ярус башни лунный свет. Он оказался соткан из серебристо-лазуревых искорок – Луна в ту ночь была тонким полупрозрачным серпом. Эсме не впервые, неосознанно или намеренно, призывала богиню на помощь, но впервые та откликнулась на ее зов. И каким бы пустячным ни казался повод… решать было Луне.
Лунная роса рассеяна по всему Подлунью, но чтобы впервые увидеть искры магии, собрать их и сплести из них чары, нужно получить благословение от самой богини. Никто не мог сказать, когда именно это случится. Бывало, что не случалось никогда.
Эсме не испугалась, не растерялась, даже когда рассеянная в ночном воздухе пыльца прильнула к пальцам. Впервые в своей жизни она касалась лунной росы. К счастью, затесавшаяся среди хэссок шанари Сарита о многом ей рассказала. Благодаря жрице Эсме знала, что такое луноплетение. Пусть и в самых общих чертах.
Пальцами, объятыми лунным сиянием, она прикоснулась к прорехе на месте оторванной лапы драдбада, а затем – и к ней самой. Сделала первый стежок, повисший в воздухе полупрозрачным серебристо-лазуревым шлейфом. Малышка перестала плакать и заворожено уставилась на нее. Второй стежок, третий, четвертый. Кривые и неумелые, они все же сшили порванную игрушку. Наутро, разумеется, лунные нити исчезли, но к тому времени Эсме успела найти у жриц обычные и, увы, куда более долговечные.
Шмыгая покрасневшим носом, малышка представилась тихо, но деловито: «Таисия».
В шитье лунными нитями Эсме так и не преуспела – не хватило ни усидчивости, ни особого таланта, ни грамотного наставника. Зато обрела самую лучшую в мире подругу.
– Ну хорошо, если тебе не нравится профессия искательницы приключений…
– Потому что это не профессия.
– …тогда я стану паломником.
Таисия покачала головой.
– Не понимаю тебя, Эсме. Здесь хорошо, у нас всегда есть мягкая постель и крыша над головой. Люди нас уважают, видят в нас верных, старательных последовательниц Луны и ее будущих жриц…
Таисия была на год младше Эсме, но порой казалась куда взрослей. Не только внешне, из-за удлиненного лица с острым подбородком, из-за умиротворяющего спокойствия и ума, что светился в глазах. В ней была та же рассудительность старших, которую Эсме наблюдала в лунных жрицах. Каталина, разумеется, не в счет. Та умела лишь говорить повелительным тоном и хлестать голосом, словно розгами – столь же резко и столь же болезненно.
– Ничего не меняется, Тай… Здесь никогда ничего не меняется! Я ведь не могу жить за других, не могу жить чужими воспоминаниями! Мне нужны мои собственные, понимаешь?
Таисия молча смотрела на Эсме своими зелеными глазами. При всей своей рассудительности, она, кажется, не понимала.
В комнате Эсме не сиделось, особенно после разговора с подругой, который только раздосадовал ее. А потому она бродила по гулким залам храма, сквозь высокие, от пола до потолка, окна разглядывая Лунные Сады. Выскользнув из Зала полной Луны, тихая, словно мышь, Эсме направилась в Зал полумесяца.
Каждая фаза Луны имела для жителей Подлунья большое значение, но полнолуние, пожалуй, влияло на жизнь людей сильнее всего. Однако главным символом послушниц Храма Луны был именно полумесяц – новорожденная Луна, что благоволила юным созданиям, только вставшим на путь учения. Каждый закат послушницы проводили за молитвами и воззваниями к Луне, чтобы очистить свой разум и открыть его еще неизведанному.
Один из залов, к ее удивлению, оказался заперт. Висящая на нем табличка гласила «На реставрацию». Эсме подозрительно сощурилась. Лунные Сады и храм в их сердцевине находились в ведении королевского ордена Паттара и существовали на средства самого короля. А значит, жрицы могли позволить себе вызвать камнеплава прямиком из королевского замка. Лучшему из них хватило бы и дня, чтобы отстроить небольшую хижину, а уж отреставрировать одну комнату – и подавно.
Да и что могло случиться с Залом молодой Луны?
Прислушавшись к звукам, что доносились из-за двери, она различила голоса жрицы Анн-Софи и… Каталины. Эсме впервые слышала, чтобы старшая лунная жрица, напоминающая ей рыбину, была настолько взволнованна.
– Я даже слышать об этом ничего не желаю!
Эсме, разумеется, тут же навострила ушки и приникла к двери так близко, как только могла.
– Угроза нашей безопасности и нашему спокойствию не исчезает с рассветом, – увещевала Анн-Софи.
Пусть ее тон и был мягок, все же она единственная из жриц Храма Луны осмеливалась спорить с Каталиной.
– Разве у наших стражей нет когтей и клыков? – вскипела старшая жрица. – А у тех, кому и этого мало, нет оружия?
– Но лунные капли могут даровать всем нам возможности, о которых мы прежде не знали!
«Лунные капли?» – одними губами прошептала Эсме.
Если бы Каталина хотела сохранить этот разговор в тайне, она ни за что бы не поддалась эмоциям и запретила бы Анн-Софи говорить о неведомых лунных каплях даже за закрытыми дверьми (которые, впрочем, оказались не такой уж серьезной преградой). А значит, те не были чем-то секретным. Почему же тогда Эсме никогда не слышала о них?
– Они ведь и нам передали лунные капли не как реликвию, а как возможность защитить себя и наших послушниц – если это, не приведи Луна, однажды потребуется.
– Никто в Храме Луны не будет использовать флиарены в мирских целях, – отчеканила Каталина. – Они – дар нашей богини, сила, сокрытая в божественных слезах. Что, если лунные капли станут игрушкой в чужих руках? Что, если станут оружием?
– Я понимаю ваши опасения, – с тихим вздохом проговорила Анн-Софи. – Зал молодой Луны будет закрыт до тех пор, пока мы не решим, как защитить флиарены.
Разговор стих. Эсме приготовилась бежать, но этого не потребовало. Зал был сквозным. Каталина с Анн-Софи ушли через другую дверь, так с ней и не столкнувшись. Она еще долго стояла, лихорадочно прокручивая в голове услышанное, а по лицу расплывалась восторженная улыбка. Наконец-то.
Чем бы ни были эти загадочные лунные капли или, как называли их жрицы, флиарены… Их появление в Храме Луны означало одно: долгожданные перемены.
Глава вторая. Крылья Луны
Всю следующую ночь Эсме кружила вокруг Зала молодой Луны, как тескера возле блюдечка с молоком. Охранные чары на двери – не такая уж серьезная помеха, ведь Эсме не зря звалась луноплетом. Однако рядом постоянно кто-то был, мешая ей понять, как разрушить замок на двери и проникнуть на запретную территорию. А днем, когда магия исчезала, у зала ставили стражей, притом весьма суровых на вид. Под их неизменно хмурыми взглядами Эсме не рисковала подходить к залу слишком близко, чтобы не показать свой интерес.
Расспрашивать паломников и менестрелей о таинственных флиаренах она пока не решалась. Порой казалось, и у храмовых стен есть уши, и услышанное они на крыльях ветра доносили самой Каталине. И все же, терзаемая любопытством, оставить все как есть Эсме не могла.
Храмовая библиотека была вторым ее излюбленным местом после Лунных Садов, где на ее глазах оживала история, рассказанная чужими устами. А еще – одной из причин оставаться здесь. Во внешнем мире, как это ни прискорбно, за книги надо платить. Эсме никогда этого не понимала. Книги – это крупицы мудрости… Как мудрость может продаваться?
Она запоем читала любые книги, которые только могла отыскать: учебники магии, романы и даже энциклопедии. Жриц удивляла ее любовь к чтению, едва ли не доходящая до одержимости. Шанари подобное несвойственно. Они передавали историю своего народа через устные легенды, сказки и песни. Некоторые шанари, к стыду Эсме, даже не умели читать и писать. Зато умели плести сотни интереснейших историй, которые ей самой приходилось узнавать с книжных страниц.
Открывая новую книгу, Эсме открывала для себя целый мир – новый, загадочный, еще неизведанный. И в этот миг смолкали беспокойные мысли, и притихало неуемное желание куда-то бежать.
Все пространство у стен библиотеки, кроме одного-единственного окна, занимали высокие, до потолка, шкафы, плотно заставленные книгами. Порхающие лестницы, подчиняясь призыву посетителей библиотеки, подносили их к нужному стеллажу. Эсме хихикнула, глядя на взбесившуюся лестницу, которая никак не могла перестать биться о потолок. Уставший зачарователь, который чинил сломанные чары, наградил Эсме мрачным взглядом. Он явно не разделял ее веселье.
К жрице-архивариусу за помощью обращаться она не стала, а потому пришлось долго бродить среди стеллажей в поисках нужных книг. Однако ни в одной из них Эсме не нашла даже упоминания о лунных каплях… или флиаренах. Как так вышло, что о них не знали даже главные мудрецы во вселенной – книги?
Из библиотеки Эсме выходила озадаченной. И, конечно, нос к носу столкнулась с Каталиной. Старшая жрица, неизменно облаченная в серебристо-голубое платье до пят, была высокой и худой, словно высохшее дерево. На узком лице выпирали острые скулы, но глаза… Глаза были по-настоящему красивы – большие, изумрудные. Эсме часто ловила себя на мысли – не будь Каталина вечно такой угрюмой, она могла бы показаться даже привлекательной. Однако хмурое выражение никогда не покидало ее лица.
По крайней мере, в присутствии Эсме-Улмари-Каны, которую Каталина явно недолюбливала. Старшая жрица всегда наказывала ее строже всех, не допускала к некоторым магическим книгам, из-за чего приходилось добывать их хитростью. И пусть Эсме была старательна и если уж бралась за какую-то работу, то непременно доводила ее до конца, Каталина упорно находила причины для недовольства.
Справедливости ради стоило сказать, что, как и все дети, обнаружившие в себе бунтарскую искорку, Эсме порой доставляла жрице немало проблем. Отправляясь в город по поручениям, частенько задерживалась допоздна, чтобы полюбоваться на рассвет с крыш громадного Фаграса. Могла часами спорить с Каталиной на тему их религии и главного для хэссов после Луны божества – устрашающего Зверя-без-имени. Эсме нередко доводила монахиню до того, что та с багровым от гнева лицом отправляла ее в темный сырой подвал – «комнату наказаний».
Эсме только и делала, что сидела в четырех стенах, гадая: что там? Безудержное и неутомимое любопытство гнало ее вперед, но увиденного и пережитого хватало ненадолго.Убегала из Лунных Садов она не из мести и не от злого желания досадить жрицам. Просто сильно тосковала по новым впечатлениям. Порой Храм Луны – ее дом, надежная крепость – оборачивался каменной клеткой. Мир такой большой и такой многоликий, а Эсме только и делала, что сидела в четырех стенах, гадая: что там? Безудержное и неутомимое любопытство гнало ее вперед, но увиденного и пережитого хватало ненадолго.
До нового побега из Лунных Садов и нового жадного исследования.
– Да, Эсме? – неприязненно произнесла Каталина.
Она вдруг поняла, что все это время стояла словно изваяние, погруженная в собственные мысли. Такое иногда с ней случалось… Пожалуй, даже чаще, чем хотелось бы. К сожалению, почти каждый раз – в присутствии Каталины. Та явно успела записать Эсме в ряды недалеких, витающих в облаках девиц, что ее симпатии не способствовало.
– Ты хочешь о чем-то мне сообщить? – ледяным тоном осведомилась жрица.
Она с вороватым взглядом замотала головой, словно ее только что застали на месте преступления.
– Тогда живо на кухню.
Эсме подавила тяжелый вздох. Она терпеть не могла готовить.
Счастье, что на кухню отправили и Таисию, с которой самое скучное дело можно было превратить в увлекательную игру. Эсме успела заварила чай и теперь была всецело поглощена тем, что нарезала овощи тупыми лезвиями, сотканными из лунного света. Разумеется, не используя рук. Выходило, откровенно говоря, не очень. Зато Таисия весело фыркала всякий раз, когда Эсме отрезала слишком крупный или кривой кусок.
– Если увидят, тебе попадет! – предостерегающе шепнула подруга, будто она сама этого не знала.
Перед глазами всплыло вечно недовольное лицо Каталины. Эсме огляделась по сторонам, чтобы убедиться, что жрицы поблизости нет. И увидела ее – к счастью, только через окно.
Каталина беседовала с Райи – молодой смешливой жрицей, которая боялась ее как огня. Сосредоточенно хмуря светлые брови, Райи внимала каждому ее слову. Закончив разговор, старшая жрица призвала белокрылую алну.
– Смотри, – возбужденно воскликнула Эсме, толкнув Таисию локтем, – улетает!
– В город, наверное, – равнодушно пожала плечами та.
В Фаграс Каталина выбиралась раз или два в неделю и пропадала там на полвечера. Заметив горящий взор Эсме, Таисия в отчаянии застонала.
– То, что сейчас крутится в твоей неспокойной голове, немедленно оттуда выбрось!
– Да брось, Тай! – обезоруживающе улыбнулась она. – Когда нам еще выпадет такая возможность?
– Я никуда не пойду, и не уговаривай!
– Ладненько, – легко согласилась Эсме.– Тогда ты меня прикроешь.
Таисия задохнулась от возмущения.
– Эсме!
– Я пошла.
Открыв окно (пришлось немного повозиться с задвижкой), Эсме забралась на подоконник и ловко спрыгнула на землю, еще сырую после недавнего дождя.
Юркая и проворная, она быстро затерялась среди цветущих кустов в самом сердце Лунных Садов и убедилась, что ее нельзя увидеть из окон храма. На мгновение она застыла рядом со статуей Зверя-без-имени. Та украшала зачарованный фонтан, из которого по ночам вместо воды били струи лунного света. Эсме ласково коснулась лунной росы – серебристой, с легкой примесью голубого. Крохотные, словно бисерины, росинки усеяли кожу, напитали ее волшебством. Чистая магия… Прохладная, что вода в хрустальном графине, и сладкая, словно медовая глазурь.
Эсме никогда не видела Зверя-без-имени воочию – приютским детям и молодым послушницам запрещалось присутствовать как на заклании, так и на инициации. Но, конечно, мечтала увидеть. Жрицы, прекрасно зная характер юной бунтарки, особенно усердно наблюдали за ней, когда время приближалось к полуночи. Из-за этого досадного факта Эсме никак не удавалось сбежать в Фаграс, когда там появлялся Зверь.
Убедившись, что ее не преследуют чужие любопытные взгляды, она подняла голову и прошептала воззвание: «Спусти с небес свои крылья, Алнаин». В честь этой луноликой, покровительницы ветра, птиц и лунного света, и назвали прекраснейших алн. Хэссы звали крылатую луноликую Селеной, но шанари знали ее лишь под древним именем Алнаин.
Ална мягко опустилась у ее ног. В сотый, наверное, раз Эсме с восхищенным вздохом провела ладонью по нежному оперению. Многие люди уже давно перестали замечать пронзительную красоту алн, воспринимая их лишь как привычный способ преодолеть дальние расстояния. Многие, но не Эсме.
Она помнила те дни, когда пыталась приручить Перышко – такое имя она дала своей алне. Белокрылые птицы славились кротким, послушным характером… но Перышко оказалась другой. Эта ална была непокорной, строптивой, неуправляемой, словно корабль во время шторма, но Эсме влюбилась в нее с полувзгляда. Маленькая, сродни детенышу алны, другим она, наверное, казалась смешной, даже нелепой. Вот почему никак не могла обрести своего хозяина. В их первую встречу Эсме сказала ей: «Мы с тобой – родственные души. Меня тоже недооценивают».
И все же день знакомства стал испытанием для них обеих. Поначалу Перышко никак не желала двигаться с места. Потом все же поднялась ввысь, но упорно летела в противоположную сторону от той, которая была нужна Эсме. Во время полета взмывала резко вверх и норовила сбросить со спины (правда, она быстро поняла, что Перышко лишь проверяла ее на прочность). Таисия рассудительно советовала призвать куда менее норовистую алну, но Эсме и слушать ничего не желала.
Когда они опустились на землю, она прошептала алне на ушко:
– Ты не хочешь подчиняться другим, я понимаю. Я чувствую это в тебе. Но если ты позволишь мне летать с тобой, я никогда не буду считать тебя своим питомцем. Ты всегда будешь для меня даром самой Луны и вестницей Алнаин. Ведь ты даришь мне крылья. Ты позволяешь мне летать.
И стойкостью, и последними сказанными Перышку словами Эсме сумела покорить ее сердце. И наконец обрела свои крылья.
Грустная ирония – любая из послушниц могла призвать алну и улететь на ней куда глаза глядят. Каждая из них находилась в Лунных Садах по собственной воле. Мир был открыт для них… но зачем и куда им сбегать? Большинство храмовых послушниц – приютские, сироты. Кто их ждет за пределами каменных стен? Не говоря уже о землях, что раскинулись за Фаграсом.
Однако были среди жриц и послушниц и те, кто устал от жизни в городах или решил посвятить свою жизнь служению Луне. Эсме сложно было это понять… Как Каталине – то, как отчаянно юная шанари рвалась к свободе и новым впечатлениям. Жрица нашла в Лунных Садах свою гармонию, Эсме ее и не искала. Беспокойная, знала, что не найдет.
Мир жил, дышал, пульсировал, словно одно огромное сердце, и Эсме хотела биться с ним в такт. Она казалась самой себе застывшей в янтаре мухой, не способной шевельнуть даже крылышком. Птицей с поломанным крылом, что отчаянно желала взмыть в небо и взглянуть на мир с высоты. Ведомые созвучными с ней желаниями, некоторые жрицы и послушницы все же покидали Лунные Сады в поисках лучшей или просто другой жизни. Кто-то возвращался. Кто-то – нет.
«Однажды и я, улетев, не вернусь».
Забравшись на спину Перышка, Эсме крепко обхватила ее шею. Она летала не так часто, чтобы полностью избавиться от страха высоты, но тот не мешал ей восторгаться мыслью, что она может парить, как птица.
Ветер в лицо и запутавшиеся в волосах полосы лунного света. Прекрасный до колючего комка в горле миг единения с Луной. И ты расправляешь плечи, представляя, что это у тебя, а не у детеныша Алнаин, за спиной распускаются крылья. Представляя, что ты оседлала ветер или сотканного из воздуха дикого скакуна…
Эсме смотрела с высоты на залитые лунным светом долины шанари – ее родного народа, которому она, так вышло, оказалась не нужна. И, конечно, на манящий и величественный Фаграс, столицу королевства Маластан и сердце острова Акфарон. У Фаграса было много имен: Город Башен, Город Лунного Дождя, Серебряный город. Самый прекрасный город на земле… И неважно, что других Эсме не видела. Она любила Фаграс всем сердцем, и, если бы не жажда странствий, никогда бы не допустила мысли, чтобы его покинуть.
За сотни лет существования столицы камнеплавы создали тысячи прекрасных башен, что оторачивали края узких улочек и вздымались на небывалую высоту. Были башенки и совсем скромные, одноэтажные, с мебелью, что теснилась в узком пространстве, боками тулясь друг к другу. В подобной жила их с Таисией старшая подруга Мириам, которая пару лет назад покинула приют. Семьи побогаче могли позволить себе поселиться в башне в несколько ярусов – по одному на каждую комнату.