Франция. Наши дни
Дождливые дни похожи один на другой. Серые будни, омываемые ледяными потоками, льющимися с небес. От них не спрятаться даже в небольшой уютной квартирке, в которой пахнет лавандой, красками и кофе. Холодные капли стучат в стекло, как будто напоминая, что в мире есть только дождь, и от него невозможно укрыться, как бы ни старался.
В один из таких дней я пришла домой позже обычного. Мрачный серый вечер очень быстро превратился в тёмную ночь, а я всё не могла оторваться от чтения книги, совершенно случайно попавшейся мне под руку сегодня утром. До этого дня я была уверена, что не способна увлечься историей, далёкой от реальности, но сегодня всё изменилось. Бархатный тёмно-коричневый переплёт, украшенный золотистым орнаментом, похожим на веточки мирта, выглядел солидно и дорого. А желтоватые страницы, больше походившие на пергамент, пахли травами и пылью. Я не могла вспомнить, откуда в книжном магазине, где я работала, появилась эта книга, но стоило только мне погрузиться в чтение, как я пропала для окружающего мира. Просто растворилась в написанном, забыв о времени, и о том, где нахожусь.
«Шезгарт. Суровый мир огня и камня, испещрённый рифтами и высохшими руслами многочисленных рек. Здесь царят ветра и туманы. Сквозь матовую пелену и дым от множества вулканов едва пробиваются алые лучи Флеймода. Шезгарт прекрасен в своей ужасающей красоте, и нет во вселенной другого такого мира.
Населённый нежитью и вечно раздираемый борьбой за власть, он притягателен и пугающ. Любой, кто однажды ступил на его истерзанную землю, захочет вернуться сюда вновь… Если останется жив».
Я посмотрела за окно, где уже вовсю властвовал поздний вечер, и только тогда поняла, что все разошлись, и я осталась одна. Мысль переночевать на работе была привлекательной, но мне хотелось домой. В уютное тепло своей крошечной квартиры с обоями персикового цвета и светлым ковром на полу. Маленький мир, где всё, непохожее на реальную жизнь, перестанет казаться таким осязаемым и настоящим.
Захлопнув книгу, я положила её в сумку, накинула пальто, взяла зонт и быстро, чтобы не передумать, вышла из магазинчика под дождь.
Было ветрено, холодно и темно. В небольшом проулке играли друг с другом неясные тени, едва различимые в свете уличного фонаря, что мигал, угрожая вот-вот лишить тусклого освещения небольшое пространство между прижимающимися друг к другу домами. Я застыла на несколько секунд, позволяя дождевым каплям намочить волосы и начать заползать за воротник.
Зонт так и остался нераскрытым, а ключ был зажат в руке, как последняя попытка вернуться обратно и переночевать в магазине. Мне чудилось, будто из темноты на меня направлен чей-то взгляд, а в игре тени и света от мерцающего во мраке фонаря, я даже могла разобрать движение. Почти незаметное. Вот взметнулась пола чьего-то тёмного плаща, и моего лица коснулся ветер. Заворожённая картинками, услужливо подбрасываемыми мне разыгравшейся фантазией, я постояла так ещё немного. Сумка, в которой лежала книга, вдруг показалась слишком тяжёлой. Я удобнее перехватила кожаный ремешок, нашла в себе силы, чтобы отвернуться, и заперла магазинчик.
Раскрыв зонт, бросила последний взгляд на крышу противоположного дома, после чего быстрым шагом направилась к остановке. И в стуке моих каблуков по асфальту мне слышался едва различимый звук чужих шагов.
Только когда добралась до дома и закрыла за собой дверь в квартиру, я смогла выдохнуть с облегчением. Ноздри тут же защекотали знакомые запахи моего дома, среди которых особенно ярко выделялся один. Акварель. Влажный, чуть горьковатый и сладкий одновременно. Мне хотелось нарисовать тот мир с величественным названием, таинственным и мрачным. Купол неба в Шезгарте бархатисто-чёрный, с россыпью звёзд, у каждой из которых есть своё имя. Но их почти не видно – смог от извергающихся вулканов не даёт рассмотреть это великолепие, похожее на драгоценные камни, рассыпанные на тёмном полотне. Откуда я знала, как выглядит Шезгарт? На этот вопрос у меня не было ответа. Но я так живо представляла себе и алебастрово-белые скалы, за которыми начинались земли сильных и могучих бесстрашных воинов, и великолепные дворцы в столицах многочисленных стран, что верила в существование этого мира. И в то, что я уже бывала там однажды.
Пройдя в кухню, я поставила раскрытый ярко-красный зонт на пол, чтобы с него стекла вода, заварила себе чаю и, устроившись за столом и даже не удосужившись переодеться, вновь принялась за чтение книги. Особенно меня привлекали те главы, где рассказывалось об айранитах – храбрых воителях, что были способны победить дракона. Их обучали искусству войны с самого рождения, не делая различий меж мальчиками и девочками, готовя элитных стражей и телохранителей для королей и королев, князей и княгинь фейри или для тех, кто мог позволить себе взять в наёмники такого воина.
Пролистнув несколько страниц, я в который раз принялась рассматривать изображение – мужчина с крыльями, распахнутыми за спиной, взмывал в воздух, держа в каждой ладони по длинному острому клинку. Его глаза, затянутые зеркальной чернотой, казались слепыми и притягивали моё внимание, будто изображение айранита было живым. Ещё в магазинчике я так пристально изучала этот рисунок, что он отпечатался в моей памяти. Каждая чёрточка, каждый штрих и каждая тень – я могла в точности повторить всё, изобразив на холсте. Но в отличие от рисунка в книге, мой был бы более живым. В него бы я вложила всю себя.
Эта мысль не давала мне покоя, но одновременно пугала. В воображении я видела себя, сидящей на полу перед холстом, на который я наношу разноцветные штрихи, а рядом – незнакомца, чьи глаза затянуты зеркальной чернотой. И я не знала, чего во мне больше – желания или страха.
Мою жизнь нельзя было назвать ни интересной, ни насыщенной событиями. Замкнутость, дни, похожие друг на друга как две капли воды, дом-работа, попытка спрятаться в стенах квартиры, которые иногда неимоверно давили – вот то, что составляло моё существование последние три года.
Но так было не всегда. Просто однажды кто-то наверху посчитал, что моего мимолётного и хрупкого счастья, когда я была любимой дочерью и обожаемой будущей женой, с меня хватит, и забрал то, что было самым дорогим и важным. А меня оставил взаперти в тесной клетке понимания, что я теперь одна. И так будет до конца моих дней.
Почему я, листая книгу, вспоминала о том, о чём так старалась безуспешно забыть, я не знала. Но так живо представляла себя, ступающей по выжженной, покалеченной, но величественной земле Шезгарта, словно это было наяву. Там не было бы боли, что испытывала каждый раз, когда в памяти всплывали образы родителей или моего будущего мужа. Там всё заместилось бы восторгом от того, что я покинула душную клетку собственной тюрьмы. И душа стала бы наполняться другими, не такими болезненными впечатлениями.
Оставив чай нетронутым, я всё же снова закрыла книгу и, буквально сорвавшись с места, побежала в комнату. Небольшой шкаф, кровать, диван у окна, прикроватная тумбочка и осторожно составленные в один угол принадлежности для рисования – нехитрая обстановка умудрилась заполнить собой едва ли не всю крохотную спальню. Я не стала включать свет, хватало и того, что мрак был рассеян отсветами далёкого уличного фонаря. Темнота, тишина, лишь изредка нарушаемая шорохами, запах красок и желание рисовать. Опустившись на пол, на ощупь взяла кисть, палитру, придвинула к себе холст. Шероховатая поверхность, к которой я прикоснулась, послала по моему телу волну необъяснимого возбуждения. Я устроилась удобнее и задумчиво повертела кисть, прежде, чем отложить её. Рисовать я буду пальцами, чтобы прочувствовать всё. Липкое ощущение прохладного разноцветья красок на коже, касание шершавой поверхности холста, каждый штрих, каждый оттенок, даже запахи.
Этот мужчина с распахнутыми за спиной крыльями пах дождём и пеплом. Рядом с ним по левую руку – белоснежные скалы, скрытые туманом, по правую – взметнувшийся в воздух сноп искр от яркого пламени. Огонь, влажная стылость тумана, запах дыма и горечи. Холодные капли дождя и аромат далёкого моря.
Мой айранит.
Я закончила далеко за полночь, всё то время, пока мои пальцы порхали по холсту, нанося на него штрихи и вырисовывая тени и отблески, пребывая в состоянии полного погружения в собственную иллюзию. Окружающий мир исчез, не было ни персиковых обоев на стенах, не светлого ковра под ногами. Я была в Шезгарте, в котором стала одной из создательниц тех удивительных существ, что обитали в этом прекрасном мире.
Поднявшись с пола, включила ночник и придирчиво осмотрела результат своей работы. Никогда у меня ещё не получалось настолько «живой» картины. Казалось, в любую секунду айранит может сойти с полотна, распахнув крылья и укрывая ими от всего, что меня когда-либо пугало. Чёрные бездонные глаза, словно настоящие, следили за каждым моим движением, каждым взглядом, каждым шагом.
Жар бросился мне в лицо, заставляя кожу «гореть». Внизу живота стало нестерпимо горячо. Я испытывала возбуждение, страх, жажду, и не понимала, какого из ощущений больше.
С трудом оторвавшись от картины, я отвернулась и открыла шкаф перепачканными руками, но чувство, что за мной наблюдают, не исчезло. Всё это выдумка, химера, игра воображения, – напоминала я себе, когда стаскивала одежду, чтобы пойти в душ. Но ничего не исчезало. Моей обнажённой кожи всё так же касался горящий взгляд, а в горле пересыхало от жарких волн искушения повернуться и снова смотреть на айранита. Всё же найдя в себе силы, я вышла из спальни, надеясь, что моё состояние исчезнет, когда я приму душ и вернусь обратно. Оно пугало меня. Я совершенно не хотела сходить с ума из-за выдуманного мужчины, который существовал только в моём воображении.
Забыться беспокойным сном, который навряд ли был способен принести долгожданный отдых, мне удалось только на рассвете. Мне снилась бескрайняя пустыня, по которой я брела, не зная, куда иду. Алый песок, простиравшийся на много миль кругом, сливался на горизонте с безжизненным серым небом. Ветер, налетавший злыми короткими порывами, поднимал в воздух красную пыль, и она проникала в глаза, рот, нос, забивая их, понуждая безостановочно кашлять. Я не испытывала ни страха, ни боли от обжигающе-раскалённого песка под ногами, ни желания покинуть эту пустыню. Ровно до тех пор, пока рядом со мной не взметнулся вверх сначала один фонтан песка, потом ещё один и ещё. Змеиная голова, показавшаяся из-под алой толщи, ощерила пасть, и я вскрикнула. Песок заскрипел на зубах, оцарапал горло, но я не чувствовала этого. В ужасе, смотрела на то, как следом за змеёй из земли поднимается чёрная фигура в плаще, следом точно такая же в паре метров и чуть поодаль ещё одна. Сотканные из клубящейся тьмы, фигуры покачивались в воздухе, чутко следя за каждым моим движением. Мне казалось, стоит только развернуться, чтобы попытаться сбежать, как на меня набросятся и утащат под красный песок. Я крепко зажмурилась, а когда открыла глаза, оказалась лежащей в собственной постели.
Это тоже был сон. Рядом со мной, окутанный вечерней мглой, сидел незнакомец, чьё лицо было скрыто капюшоном, надвинутым на глаза. Стоило только протянуть руку, и я смогла бы дотронуться до него, убрать капюшон с лица, чтобы рассмотреть, как выглядит мужчина. Но я не решалась. Сглотнув, я перевела взгляд на холст, что так и стоял в углу комнаты, и едва слышно выдохнула: он был пуст и слепяще белел в темноте девственной чистотой. Айранит сошёл с полотна и теперь сидел рядом со мной, наблюдая за тем, как я сплю.
– Я пришёл за тобой, – сорвалось с его губ тихим шелестом. Он не пошевелился, просто произнёс эти слова и теперь ждал моего ответа.
– Зачем?
Глупее вопроса нельзя было и придумать.
– Мы отправляемся в Шезгарт.
– Зачем? – Ещё один глупый вопрос. Но ведь это сон, здесь можно позволить себе побыть немного дурой.
– Ты всё увидишь сама.
Он протянул мне руку ладонью вверх, и капюшон сполз назад, открывая моему взору зеркально-чёрные глаза. Я подалась к нему, но не успела толком разглядеть лица. Чем сильнее всматривалась, тем больше его черты скрадывала тьма.
– Как тебя зовут? – прошептала я, но он лишь покачал головой, поднимаясь на ноги. И стоило мне последовать за ним, как я поняла, что просыпаюсь.
– Здесь кто-то есть? – выдохнула я испуганно, садясь на постели и осматривая комнату невидящим взглядом. Серый унылый рассвет разбавил темноту, позволяя видеть очертания предметов, но вместе с тем поселил в углах чёрные тени. Будто темнота отступила, прячась там, где до неё не мог добраться свет. В комнате никого не было, только лёгкий ветер играл занавесками на окнах, создавая впечатление, что за ними кто-то прячется. Я нахмурилась, откидывая одеяло. Не помнила, чтобы открывала окон перед тем, как лечь спать. Встав с постели, я склонила голову набок и прислушалась к звукам, силясь расслышать хоть что-то в тишине квартиры. Едва заметный звук шагов, дыхание или даже шёпот. Ничего. Безмолвие наполняло пространство, окутывало и обнимало, словно кокон, в котором я начинала задыхаться. Всё было таким же, как и обычно, но чьё-то незримое присутствие, которое я, скорее всего, выдумала, меняло знакомые очертания до неузнаваемости.
Поднявшись с постели, я подошла к окну, отодвинула занавеску и выглянула на улицу. Пустынно, как и обычно утром, когда на часах нет и шести. Вздохнув, развернулась и побрела на кухню сварить кофе. Разочарование было таким сильным, что начинало есть меня изнутри.
* * *
Упрямый дождь, неспешный, как людские толпы, плывущие по парижским улицам, выстукивал мерную мелодию на крышах домов, видевших за время своего существования больше, чем я за свою – тоже отнюдь не короткую – жизнь. Стена дождя, опустившаяся на город влажной завесой, делала яркие мириады его огней расплывчатыми и призрачными.
В те редкие мгновения, когда я позволял себе отвлечься от основной цели, меня поражал вид того, что человек способен создать собственными руками. Многочисленные башни причудливых форм, тюрьмы, похожие на дворцы, и величественные купола церквей – всё это было так непохоже на мир, откуда я пришел.
Шезгарт – мрачный мир тумана и вулканов, был прекрасен в своей строгой, первозданной красоте. Разнообразные расы, населявшие его, не смели соперничать с богами в великолепии того, что те дали им при сотворении мира. У людей же всё было с точностью до наоборот.
Жители Земли считали себя всемогущими. Они придумали кучу затейливых машин и приборов, которых не было у нас, шезгартцев, но не стали от этого счастливее. Они пытались упростить свою жизнь, но вместо этого лишь усложняли её. Они строили церкви, чтобы сквозь глухие стены говорить с Богом, вместо того, чтобы обращаться к небесам в открытую. Чаще всего люди поднимали глаза к небу только для того, чтобы проклясть его за надоедливый дождь или чрезмерно яркое солнце. Они перестали быть благодарными за простую возможность жить. Но именно их эгоистичная невнимательность и позволяла мне сейчас оставаться незамеченным, сливаясь с остроконечным шпилем часовни Сент-Шапель, откуда я терпеливо наблюдал за одиноким светом в одном из окон первого этажа в доме на бульваре Пале.
Сегодня она задержалась здесь дольше обычного. Острым взором, способным прекрасно видеть даже с очень дальнего расстояния, я неотрывно следил за низко склоненной над столом головой. Что такого нашла она в этой книге, что не могла оторваться уже несколько часов? Я поймал себя на том, что невольно испытываю интерес. Это было необычно. Я так давно подавил в себе любые чувства, что считал, что уже и не способен на них вовсе. В какой-то момент я превратился из активного участника жизни в её созерцателя. Я делал то, что должно, и почти не позволял себе думать о том, что желал бы делать, если бы имел такую возможность.
Конечно, придя в этот мир в качестве одного из айранитов – элитных воинов, с детства заточенных на то, чтобы служить другим, я уже не имел свободы выбора. Я ел по расписанию, жил по расписанию, наверное, даже дышал по расписанию. Меня учили беспрекословно подчиняться чужим приказам, учили быть верным псом, учили не иметь собственного мнения. Последнее я усвоил далеко не сразу, за что в итоге и получил жестокий урок.
Мир айранитов и устои, по которым мы живём, не прощают никаких – даже самых мелких – ошибок. Не дают второго шанса. Не знают жалости и пощады. И ты либо быстро усваиваешь эти простые истины, либо становишься тем, кем я в итоге и стал. Изгоем.
Хотя судьба, в конце концов, оказалась ко мне добра в тот день, когда я встретил на пути своего нынешнего хозяина – Морхира, одного из самых могущественных князей фейри. Именно по его приказу я прижимался сейчас к холодному мрамору капеллы, наблюдая за той, что стала смыслом моего пребывания на Земле.
Наконец свет в огне погас. Я мягко спланировал на землю и затаился за углом здания. Женская фигура выпорхнула наружу и нерешительно замерла на пороге, словно колеблясь, стоит ли выходить на улицу в такой дождь. Я ждал. В конце концов, девушка достала зонт и направилась в мою сторону. Я едва успел переместиться к зданию через дорогу прежде, чем она могла бы меня заметить.
Остановилась. Огляделась. Неужто уловила что-то? Нет, тряхнула головой и пошла дальше. Я перевел дух и тёмной бесшумной тенью последовал за ней хорошо знакомым маршрутом. С бульвара Пале повернуть на Рю де Люпес. Потом – направо и по Сите до поворота на Парви Нотр-Дам. А дальше – пара шагов и вот он, шестиэтажный дом из светлого кирпича с ажурными балкончиками на пересечении Рю д'Арколь и Рю Дю Клуатр Нотр-Дам.
Я дождался, когда она войдёт в дом, и поднялся на крышу серого здания напротив. Отсюда было прекрасно видно все, что происходило в её маленькой квартирке. Свесив ноги, я ждал привычного ритуала. Переодевание, ужин, неизменная книга перед сном. Все так привычно и обыденно, что казалось, будто между мной и ею существует свой, отдельный мир, где всё идёт своим чередом, не сбиваясь с заложенного ритма, и где всегда уютно и тепло.
Конечно, это всего лишь глупая иллюзия. Но иногда мне нравилось думать о ней так. Хотя я и не имел на этого никакого права. У меня, сторожевого пса князя, в общем-то, вообще никаких прав не было. Но никто не мог запретить мне думать. Мои мысли – последнее, что принадлежало только мне одному, ибо даже тело моё являлось чужой собственностью. Но в мыслях… о, в них я мог делать то, чего никогда не случится со мной наяву. И это приносило мне пусть и эфемерное, но все же утешение.
Стоп. Достаточно. Прочь опасные размышления, притупляющие бдительность. Морхир не посвящал меня в подробности того, почему я не должен спускать с девушки глаз, но я и сам понимал – у него наверняка были на это очень весомые причины, пусть мне и неизвестные. Да это было и не мое дело. Мое дело – защищать собой, как щитом, ту, которую мне поручили. Но отчего-то с каждым днём наблюдения за ней становилось все сложнее быть отстраненным зрителем. Бесчувственным монстром, созданным лишь для сокрушения врагов своего хозяина.
Не отрывая глаз от окон квартиры, я заметил, что сегодня что-то было не так. Не сменив одежду, она сразу прошла на кухню и села за стол. Говоря себе, что просто должен убедиться, что все в порядке, я переместился на её балкон. Вжался в стену, сливаясь с тенями там, куда не падал свет желтоглазого фонаря.
Она читала. На столе стояла почти нетронутая чашка с темной жидкостью. Глаза девушки быстро, с голодной жадностью бегали по строчкам книги, облачённой в солидный коричневый переплет.
Я знал её имя. Эстель. Звёздная. Но думая о ней, следя за ней, старался оставлять ее в своих мыслях обезличенной, словно мог таким образом удержать между нами необходимую дистанцию.
Внезапно девушка поднялась и, прихватив с собой книгу, вышла из кухни. Дом погрузился в темноту. Я проследил за ней взглядом и собирался было вернуться на крышу соседнего дома, думая, что она ложится спать. Но ошибся.
В неверном свете фонаря она продолжала читать. Потом вдруг взяла в руки краски и принялась водить пальцами по холсту. В полной темноте. Словно вот так, посредством одних лишь тактильных ощущений, могла прочувствовать все острее. Я стоял и не в силах был оторвать глаз от ее рук, порхающих по бумаге. Странно, но её лёгкие прикосновения я ощущал так, будто она касалась моей обнаженной кожи, а не бездушного полотна.
Когда девушка закончила и включила лампу, чтобы рассмотреть своё творение, я невольно подался ближе, влекомый желанием узнать, что сподвигло её взяться за краски в столь поздний час.
Увиденное заставило меня отпрянуть. На холсте было изображено существо, которое не принадлежало её миру, зато принадлежало моему. Зеркальная чернота глаз и взметнувшиеся за спиной крылья безошибочно указывали на представителя моей расы.
Я нахмурился. Ранее владевшая мной уверенность в том, что моя подопечная не знает ничего о том мире, из которого я пришел, поколебалась. А что, если она знает и то, что я наблюдаю за ней? Что, если этой картиной она даёт мне какой-то знак?
Кем же она была на самом деле – женщина, которую князь приказал мне охранять как свою нареченную?
Нужно быть осторожнее. Я не хотел раскрывать себя раньше, чем в пространстве между мирами откроется портал, который позволит мне унести девушку туда, где хотел её видеть мой хозяин.
Круг света от лампы потух. Я дождался, пока девушка уснет, и вернулся на свой пост. До рассвета оставалось несколько часов. Таких коротких на словах, но таких длинных, когда остаёшься один на один с собой.
Обычно я покорно дожидался начала нового дня, сидя на крыше и не спуская немигающего взора с заветного окна. Предвкушая момент, когда увижу её снова. Так дремлет в ногах у хозяина старый верный пёс, чутко ждущий, когда его позовут за собой. Но сегодня что-то не давало мне покоя. Когда за башнями собора Нотр-Дам де Пари занялась робкая заря, я наконец понял, что именно.
Книга.
Чутье говорило мне, что именно там могут быть ответы на интересующие меня вопросы.
Тонкое лезвие клинка, лёгкий, аккуратный нажим – и створки старого окна распахнуты настежь. Осталось лишь бесшумно нырнуть внутрь и книга оказалась бы у меня.
Поток свежего, прохладного после дождя воздуха, стремительно ворвался в комнату и игриво взметнул лёгкие занавески. Девушка резко подскочила на постели и вдруг заговорила:
– Здесь кто-то есть?
Я оказался на крыше за секунду до того, как она высунулась из окна. Глядя на темноволосую голову с растрепавшимися после сна локонами, я задавался вопросом – кто же из нас в действительности играет с другим в кошки-мышки?
* * *
Посетителей почти не было. В век, когда бумажные издания вытеснялись с рынка электронными носителями, магазин и в самые лучшие его дни редко был полон покупателей. А когда на улице без устали шёл дождь, и вовсе шансы на сверхприбыльные продажи равнялись нулю.
Я слонялась без дела между аккуратно расставленными на полках книгами, придирчиво осматривая ровные ряды. Моя напарница Одри, не раз намекавшая на то, что кому-то из нас вполне можно было и не выходить на работу, после напоминания о нескольких сменах, которые я отработала вместо неё, исчезла в подсобке и делала вид, что занята с документацией. А мне ничего не оставалось, как мысленно подгонять стрелки часов, чтобы скорее вернуться домой.
Случайно брошенный в окно взгляд, заставил меня остановиться, как вкопанной. На крыше дома на противоположной стороне улицы я разглядела фигуру мужчины в тёмном кожаном плаще, который стоял и смотрел прямо на витрины магазинчика. Я замерла, жадно вглядываясь в незнакомца, будто от того, чтобы рассмотреть его как можно более подробно, зависела моя жизнь. Секунды стали тягучими и липкими, даря мне ощущение, что я увязла во временной точке, где есть только я, незнакомец на крыше и разделяющая нас стена холодного дождя.
А потом случилась завораживающая и одновременно пугающая вещь: мужчина сделал шаг к краю, остановился, балансируя на самой кромке крыши, и спрыгнул вниз. Я вскрикнула, выходя из оцепенения, и бросилась к окну, чтобы убедиться в том, что он разбился. Другого варианта развития событий просто не могло быть. Но возле дома, на крыше которого стоял незнакомец, было пусто. Редкие прохожие, спешащие по своим делам, выглядели спокойными, лишь торопились как можно скорее покинуть улицу, и причиной тому был проливной дождь, а не искалеченное тело, которое должно было лежать на асфальте.
Но не лежало.
– Одри, я выйду на десять минут! – крикнула я в сторону подсобки, срывая с вешалки пальто и хватая зонт. Мне было необходимо самой убедиться в том, что глаза меня не обманывают, и я готова была промокнуть или промочить обувь, но выяснить, что смогу, об этом мужчине.
Раскрыв зонт, в который тут же застучали капли дождя, я перешла на другую сторону улицы, внимательно, насколько позволял ливень, осмотрела то место, куда, по моим расчётам, должен был приземлиться незнакомец, но ничего не обнаружила. Ни следов крови, ни самого парня. Пройдясь вдоль дома, сосредоточенно вглядываясь в асфальт, будто трещины на нём могли пролить свет на происходящее, я дошла до проулка и остановилась. Темнота между плотно стоящими друг к другу домами была особенно густой и какой-то гулкой. Я прикусила нижнюю губу, размышляя о том, стоит ли шагнуть в проулок. Если с парнем, упавшим с крыши, что-то случилось, и он оказался здесь, ему может понадобиться помощь.
Простояв так несколько минут, я уже почти развернулась, чтобы возвратиться в магазин, когда в дальнем конце проулка мелькнула тень, будто взметнулись полы чьего-то плаща. По моему позвоночнику прошла волна ледяного озноба, а на улице стало на несколько градусов холоднее. Поёжившись от ощущения мороза, забравшегося под одежду, я постояла так ещё немного и вдруг почувствовала, что моё сознание будто обволакивает туманом. Все мысли исчезли, в висках пульсом билось только одно желание – сделать шаг вперёд. Будто кто-то звал меня, и противиться этому зову я не могла.
Оторвав ногу от земли, я переступила невидимую черту, и рядом тут же возникла фигура мужчины, одетого во всё чёрное. Сильные пальцы жёстко, причиняя боль, вцепились в моё предплечье, потащили куда-то, понуждая меня почти бежать следом. Охваченная страхом и паникой, подступающей к горлу, я покорно следовала за мужчиной, не понимая, что ему от меня нужно.
Ещё один тёмный всполох, будто сотканный из черноты, промчался совсем рядом, и хватка на моей руке ослабела. Меня с силой отшвырнули в сторону, и я устояла на ногах только благодаря тому, что угодила в стену одного из домов. С ужасом, я смотрела на то, как двое мужчин, двигаясь быстро и выверено, кружат друг напротив друга. Послышался звон ударившихся друг о друга клинков, в лужу упала искра, тут же с шипением погаснув. Первая кровь брызнула на мокрый асфальт, смешиваясь с водой и потёками устремляясь к ливневому стоку. Мужчины превратились в две тени – молниеносные и жуткие. Не произнося ни звука, наносили друг другу удары клинками, пытаясь уклониться, и дрались не на жизнь, а на смерть.
Я же стояла в оцепенении, не в силах сдвинуться с места и понимая, как это, должно быть, глупо. Испытывать смесь ужаса и восторга, и жадно всматриваться в два силуэта, двигающиеся почти бесшумно, в надежде рассмотреть лицо того, кого я, кажется, уже могла узнать из многих.
Наконец он остался один. Стоял спиной ко мне, не поворачиваясь. В ладонях зажаты клинки, с которых на асфальт падает каплями кровь, смешанная с дождём. От него исходила опасность, и эту опасность я чувствовала кожей. Самым верным решением было сбежать, но я почему-то продолжала ждать. Например, того, что он обернётся. Или что уйдёт, оставив меня одну. Но проходило время, а он так и не двигался, и потоки ливня, падающие сверху, смывали с него кровь, которая стекала прямо к моим ногам.
Я шагнула к нему и замерла. Сделала ещё шаг и снова остановилась. Охваченная самыми разными эмоциями и желаниями, я застыла в шаге от незнакомца. У меня была тысяча шансов на то, чтобы сбежать. Но я знала, что этот мужчина не опасен. Что он не бросится за мной следом, чтобы убить. Скорее снова станет тем, кого я буду замечать во всполохах теней, мелькающих рядом, но не прикасающихся ко мне.
Всматриваясь в зеркальную черноту его глаз, испытывая смесь восторга и страха, я могла лишь делать жадные вдох за вдохом, вторящие надсадному дыханию мужчины. С его тёмных волос стекала вода, попадая за воротник чёрной куртки. Губы были плотно сжаты, а на щеке алел порез. Протянув руку, я прикоснулась к нему, намеренно причиняя незнакомцу боль, чтобы понять, что он реален, а не соткан из моих иллюзий, в которых я пребывала с тех пор, как мне в руки попала книга.
– Пойдём. Тебе нужна помощь, – шепнула дрожащим голосом, понимая, как смешно звучит эта фраза. Я была крошечной по сравнению с ним, и если кому из нас двоих и нужна была помощь, то явно не ему. Но мне так нужно было, чтобы он пошёл следом. Чтобы оказался в моей квартире, остался рядом вопреки всем доводам здравого смысла. И когда я развернулась и поняла, что он последовал за мной, испытала облегчение, смешанное с ликованием.
* * *
Продолжавший свою слезливую песнь дождь разогнал людей с улиц, заставляя их прятаться под крышами домов, музеев и ресторанов, а тех, кто все же дерзнул выйти на улицу – под ненадежным прикрытием зонтов.
Я нес свою привычную службу у шпиля Сент-Шапель и наблюдал, как изредка зажигаются, будто цветные фонарики, то тут, то там, яркие купола зонтов, резко контрастирующие с серой унылостью непогожего дня.
Едва уловимое сквозь шум дождя неожиданное потрескивание в атмосфере заставило меня насторожиться. Воздух сделался густым и наэлектризованным. Незаметное для обычных людей явление для меня было верным признаком того, что где-то рядом присутствует магия. Я окинул взглядом близлежащие улицы и заметил странное движение в соседнем переулке. Взметнулась темная ткань плаща, приоткрывая одежду, слишком необычную, чтобы носящий её мог быть простым обитателем Земли.
В то, что чужеродный этому миру незнакомец случайно оказался недалеко от места, где находилась моя подопечная, я не поверил ни на миг. Поспешно переместившись к краю крыши, я спрыгнул вниз. Огляделся, желая убедиться, что меня никто не видел, и неуловимой тенью проскользнул мимо переулка, где затаился незваный гость. Оказавшись на крыше прямо над ним, я готовился напасть сзади, но внезапное появление Эстель, неосторожно шедшей прямиком в объятия опасности, заставило меня замешкаться. Всего на одну секунду, но этого хватило для того, чтобы незнакомец схватил девушку и потащил за собой в темноту. И тут я понял, что черная дыра, казавшаяся всего лишь затененной стеной, на самом деле – портал. Портал, которого я так долго ждал и которым не мог теперь воспользоваться. Хотя у меня был шанс попытаться проскочить в него следом за незнакомцем и Эстель, но это было слишком рискованно. Если портал закроется прямо передо мной, я застряну на Земле и безнадежно потеряю след девушки. Значит, оставался только один вариант. Самый простой и самый естественный для меня.