Жестокий принц

Кассандре Клэр,

которую мне удалось наконец-таки заманить в Фейриленд

Книга 1

 
Детям фейри не нужны
Ни рубашки, ни штаны,
Ни камин, и ни еда,
Все, что надо, есть всегда.
Звон в кармане золотой,
В семь годков уже с женой.
И в хозяйстве тож порядок —
Пони есть, овец с десяток.
И у каждого свой дом
Из гранита с кирпичом.
Вишен съел, побегал всласть —
Вот бы мне туда попасть!
 

Роберт Грейвз

«Хочу я быть ребенком фейри»

Пролог

Сонным воскресным днем некий мужчина в длинном черном одеянии остановился в нерешительности перед одним из домов на обсаженной деревьями улице. Он не припарковался на своей машине и не приехал на такси. Никто из соседей не видел его идущим по тротуару. Незнакомец просто появился, словно ступил из одной тени в другую.

Подойдя к двери, мужчина поднял руку, намереваясь постучать.

Джуд сидела на коврике в гостиной и ела сыроватые, только что из микроволновки рыбные палочки, возя их по бурой лужице кетчупа. Ее сестра-двойняшка, Тарин, дремала на одной половине софы, завернувшись в одеяло и сунув большой палец в испачканный фруктовым соком рот. Расположившаяся на другой половине софы их старшая сестра, Вивьен, смотрела телевизор, не отрывая глаз с жутковато расколотыми зрачками от мультяшной мышки, убегавшей от мультяшной кошки. В те драматические моменты, когда мышка, казалось, вот-вот будет съедена, девочка смеялась.

Виви была не такой, как другие старшие сестры, но и семилетние близняшки, Джуд и Тарин, обе с одинаковыми растрепанными каштановыми волосами и вылепленными сердечком личиками, тоже были непохожи на прочих. Глаза Виви и кончики ушей с легким пушком представлялись Джуд не более странными, чем то, что она сама являла собой зеркальное отражение кого-то другого.

И если порой она замечала, что соседские дети сторонятся Виви, а их родители говорят о ней негромкими, обеспокоенными голосами, то не придавала этому особого значения. Взрослые всегда чем-то обеспокоены и всегда о чем-то шепчутся.

Тарин зевнула и потянулась, прижавшись щекой к коленке Виви.

За окном ярко, обжигая асфальт подъездных дорожек, светило солнце. Тут и там жужжали газонокосилки, и дети плескались в бассейнах на задних дворах. Папа работал в пристройке, где у него была кузница. Мама в кухне готовила гамбургеры. Все как всегда – скучно. Все хорошо.

Когда в дверь постучали, Джуд сразу вскочила и бросилась открывать. Вдруг кто-то из девочек с другой стороны улицы хочет поиграть в видео- игры или пригласит ее покупаться?

Стоявший на придверном коврике высокий незнакомец пристально посмотрел на нее сверху вниз. Несмотря на жару, на нем был коричневый кожаный пыльник и украшенные серебром сапоги, и, когда он переступил через порог, они глухо звякнули. Джуд подняла голову, взглянула на скрытое тенью лицо и поежилась.

– Мама, – крикнула она. – М-а-а-а-а-а-а-а-м. К нам пришли.

Мать вышла из кухни, вытирая ладони о джинсы. Увидев гостя, она побледнела и испуганным голосом бросила дочери:

– Иди в свою комнату. Живо!

– Это чей ребенок? – спросил, указав на Джуд, мужчина в плаще. В голосе его прозвучал странный акцент. – Твой? Его?

– Ничей. – Женщина даже не взглянула девочке вслед. – Она ничейный ребенок.

Это было неправда. Джуд и Тарин точь-в-точь походили на отца. Так говорили все. Джуд сделала несколько шагов в сторону лестницы, но идти одной в комнату ей не хотелось. «Виви, – подумала она. – Виви знает, кто этот высокий человек. И Виви всегда знает, что делать».

Но заставить себя пройти дальше она как будто не смогла.

– Я видел много невозможного, – молвил незнакомец. – Видел желудь прежде дуба. Видел искру прежде пламени. Но вот такого не видел никогда: живую покойницу. Рожденного из ничего ребенка.

Мама замешкалась, словно не находя слов. Тело ее вибрировало от напряжения. Джуд хотела взять ее за руку и пожать, но не осмелилась.

– Я не поверил Балекину, когда он сказал, что тебя можно найти здесь, – продолжал незваный гость смягчившимся голосом. – Кости смертной женщины и ее нерожденного ребенка на пепелище моих владений выглядели весьма убедительно. Знаешь ли ты, каково это, вернуться после битвы и обнаружить, что твоя жена мертва, как и твоя единственная наследница? Что твоя жизнь обратилась в пепел?

Мама покачала головой, но не так, как если бы отвечала ему, а так, как если бы пыталась отогнать произнесенные слова.

Он шагнул к ней, и она отступила на шаг. Что-то было не в порядке с его ногой, и двигался он неловко, как будто ему мешала боль. Свет в прихожей падал иначе, и Джуд заметила странный зеленоватый оттенок его кожи, а еще обратила внимание на нижнюю губу, казавшуюся слишком большой для рта.

Увидела она также, что глаза у чужака такие же, как у Виви.

– Я никогда бы не была счастлива с тобой, – сказала мама. – Твой мир не для людей вроде меня.

Гость долго смотрел на нее и наконец сказал:

– Ты принесла клятву.

Она вскинула голову.

– А потом от нее отказалась.

Его взгляд переместился на Джуд, и его лицо словно окаменело.

– Чего стоит обещание смертной жены? Думаю, ответ у меня есть.

Обернувшись, мама, к немалому своему удивлению, обнаружила, что Джуд еще здесь. Этого взгляда хватило, чтобы девочка сорвалась с места и метнулась в гостиную.

Тарин еще спала. Телевизор работал. Вивьен подняла свои кошачьи глаза под полуопущенными веками.

– Кто там у двери? Я слышала какой-то спор.

– Кто-то… страшный… – Джуд запыхалась и даже слышала, как колотится сердце, хотя и пробежала-то всего ничего. Мама велела ей идти в комнату, но сидеть там в одиночестве девочка не собиралась. – Нам сказали подняться наверх. – Вивьен со вздохом поднялась с софы и потрясла Тарин. Та, еще и не проснувшись толком, потащилась за сестрами. Они уже повернули к застеленным ковровой дорожкой ступенькам, когда Джуд увидела вошедшего с заднего двора отца. В руке он нес топор, который сам же и выковал в кузнице, взяв за образец тот, что видел в историческом музее в Исландии. Видеть отца с топором ей было не впервой. Он и его друзья увлекались старинным оружием и часто и подолгу говорили о «материальной культуре» и обменивались идеями создания разных фантастических клинков. Непривычным, пожалуй, было то, как он держал оружие… будто намеревался…

Отец замахнулся топором на незнакомца…

Никогда он не поднимал руку на Джуд и ее сестер, чтобы наказать их, даже когда девочки попадали в большие переделки. Никогда никого не обидел. Не такой был человек.

И однако ж… однако ж…

Пролетев мимо высокого незнакомца, топор впился в деревянную отделку двери.

Чудной, пронзительный вопль вырвался у Тарин, которая тут же захлопнула рот ладошками.

Незнакомец выхватил из-под кожаного плаща кривой клинок. Меч как в книжке. Папа еще пытался вырвать застрявший в дверной раме топор, когда человек в плаще вонзил клинок ему в живот и дернул вверх. Джуд услышала звук, как будто ломаются палочки, и звериный крик. Папа рухнул на ковер. Тот самый ковер, за который сестры, стоило лишь ступить на него грязными ногами, получали нагоняй.

Ковер окрашивался красным.

Мама закричала. Джуд закричала. Тарин и Вивьен закричали. Закричали все, кроме высокого незнакомца.

– Иди сюда. – Он посмотрел на Вивьен.

– Ты… чудовище, – крикнула их мать, поворачиваясь к кухне. – Он мертв!

– Не убегай от меня. Только не после того, что ты сделала. Убежишь еще раз, и, клянусь, я…

Но она все равно побежала. И уже почти скрылась за углом, когда клинок ударил ее в спину. Падая на линолеум, мать раскинула руки, смахнув магнитики с холодильника.

Запах свежей крови повис в воздухе, словно тяжелый, влажный и горячий металл. Как те скребки, которыми мама оттирала пригоревшие на сковородке кусочки.

Джуд налетела на незнакомца, колотя его кулачками в грудь, пиная по ногам. Она даже не испугалась. Может, вообще ничего не почувствовала.

Вот только чужак ее как будто и не заметил. Какое-то время он просто стоял, словно и сам не мог поверить в содеянное. Словно, будь на то его воля, вернул бы все назад на последние пять минут. Потом он опустился на колено, схватил Джуд за плечи, так что она не могла уже бить его, но при этом даже не посмотрел на нее.

Взгляд его остановился на Вивьен.

– Тебя украли у меня. Я пришел забрать тебя в твой настоящий дом, в Эльфхейм под холмом. Там ты будешь богата. Безмерно богата. Там ты будешь со своим народом, с такими же, как ты.

– Нет, – угрюмо ответила Виви. – Я никогда и никуда с тобой не пойду.

– Я твой отец. – Его грубый, режущий голос взлетел, как хлыст. – Ты – моя наследница, и ты будешь послушна мне в этом, как и во всем прочем.

Она не двинулась с места и только стиснула зубы.

– Ты не ее отец, – крикнула Джуд. И пусть глаза у него были такие же, как у Виви, она не позволила себе поверить в сказанное им. Он крепче сжал ее плечи, и Джуд тихонько пискнула, но дерзких глаз не отвела. В игре в гляделки победить ее получалось у немногих.

Он первым отвел глаза и повернулся к Тарин. Стоя на коленях, всхлипывая, девочка трясла и трясла маму, как будто пыталась разбудить ее. Но мама не шевелилась. Мама и папа умерли и никогда уже не встанут.

– Ненавижу тебя, – со злостью, порадовавшей Джуд, заявила Виви. – И всегда буду ненавидеть. Клянусь.

Ничто не дрогнуло в окаменевшем лице незнакомца.

– Тем не менее ты пойдешь со мной. Приготовь этих худосочных малышек. Возьми необходимое. Мы выедем дотемна.

Вивьен вскинула подбородок.

– Оставь их. Если уж так нужно, возьми меня, но не их.

Он пристально посмотрел на нее и фыркнул.

– Бережешь сестричек от меня, да? Тогда скажи, куда ты их отправишь?

Вивьен не ответила. Дедушек и бабушек у них не было, как и вообще никаких родственников. По крайней мере они никого не знали.

Он снова взглянул на Джуд, отпустил ее плечи и поднялся.

– Они – отпрыски моей жены, а значит, и отвечать за них мне. Я, может, и жесток, чудовище и убийца, но от ответственности не уклоняюсь. И ты, как старшая, увиливать не должна.

Много позже, годы спустя, рассказывая о случившемся, Джуд никак не могла вспомнить, как они собирались. Столь велико было потрясение, что тот час просто выпал из памяти. Должно быть, Вивьен нашла какие-то мешки и положила их любимые книжки с картинками и игрушки, а также фотографии, пижамы, рубашки и пальто.

А может, Джуд сложила свое сама. Она не помнила.

Как они сделали это все, когда тела родителей стыли на полу внизу? Что она чувствовала? Годы шли, а она никак не могла заставить себя снова пережить это. Время притупило ужас смертей. Память о том дне растаяла в красном тумане.

Черный конь пощипывал травку на лужайке, когда они вышли из дома. У него были большие и мягкие глаза, и Джуд хотелось обхватить его руками за шею и вжаться мокрым от слез лицом в шелковистую гриву. Но прежде чем она успела это сделать, высокий незнакомец перебросил ее, а потом и Тарин через седло, как какой-нибудь багаж, а не детей, и посадил позади себя Вивьен.

– Держись, – сказал он.

Всю дорогу до Фейриленда Джуд и ее сестры проплакали.

Глава 1

В мире фейри нет рыбных палочек, кетчупа, телевизора.

Глава 2

Я сижу на подушке, а имп заплетает мне волосы, собирая их с лица. Пальцы у нее длинные, ногти острые. Я моргаю. Ее черные глаза встречаются с моими в зеркале на туалетном столике. Ножка у столика выполнена в форме лапы.

– До турнира еще целые четыре ночи, – говорит она. Зовут ее Таттерфелл, и в доме Мадока она исполняет обязанности служанки, отрабатывая долг. Я на ее попечении давно, с самого детства. Это Таттерфелл втерла мне в глаза жгучую фейрийскую мазь, наделив Истинным Видением, чтобы я могла распознавать чары. Она же стирала грязь с моих сапог и вешала мне на шею бусы из сушеных плодов рябины, чтобы я могла сопротивляться соблазнам и искушениям. Она вытирала мне нос и напоминала надевать чулки наизнанку, чтобы не потеряться в лесу. – И как бы тебе ни хотелось попасть туда, луну не заставишь садиться и вставать быстрее. Постарайся украсить генеральский двор, показать себя во всей красе, какую мы только сможем тебе придать.

Я вздыхаю.

Ее терпения никогда не хватало на мою раздражительность.

– Танцевать при Дворе Верховного короля под холмом – большая честь.

Служанкам доставляет огромное удовольствие напоминать, как повезло мне, внебрачной дочери неверной жены, существу без капли фейрийской крови, что со мной обращаются словно с чистокровным ребенком фейри. То же самое твердят Тарин. Иногда, слушая это все, хочется кого-нибудь укусить.

– Знаю, – говорю вместо этого я, потому что она старается быть доброй. – Замечательно.

Фейри не могут лгать, а потому больше внимания обращают на слова и совсем мало на тон. Особенно это относится к тем, которые не жили среди людей. Таттерфелл одобрительно кивает. Ее глаза – две влажные бусинки гагата, ни зрачки, ни радужки не видны.

– Может быть, кто-то попросит твоей руки, и ты станешь постоянным членом Верховного двора.

– Я хочу завоевать это место.

Имп замирает со шпилькой в руке, возможно, прикидывая, куда бы меня уколоть.

– Не говори глупости.

Спорить, напоминать о губительном замужестве моей матери бессмысленно. Для смертного есть лишь две возможности стать постоянным членом Двора: через брак или особые успехи в каком-то значимом ремесле, например, в металлургии или игре на лютне. Первое направление меня не интересует, так что остается надеяться на талант во втором.

С волосами покончено. Получилось нечто сложное, и я выгляжу так, словно отрастила рога. Меня обряжают в сапфировый бархат. Ни одно, ни другое не скрывает того, что я человек.

Знаю, воспитываться рядом с детьми знати – большая честь. Ужасная честь, которой я никогда не буду достойна. И забыть трудно, когда со всех сторон звучат напоминания.

– Завязала три узелка на удачу, – сообщает маленькая фейри.

Я вздыхаю, и она, соскочив с моего туалетного столика, спешит к двери, чтобы растянуться лицом вниз на моей застеленной гобеленом кровати.

К тому, что мне прислуживают, я уже привыкла. Импы и хобы, гоблины и григи. Тонкие, как паутинка, крылышки и зеленые ногти, рожки и клыки. Здесь я уже десять лет, и все это больше не кажется диковинным и чудным. Странной здесь выгляжу я – с тупыми пальцами, закругленными ушами и короткой, как у мухи-однодневки, жизнью.

По человеческим меркам десять лет – немалый срок. Выкрав нас из мира людей, Мадок возвратился в свои владения в Инсмире, на острове Майт, где держит крепость Верховный король Эльфхейма. Там, соблюдая обязательство чести, он и вырастил нас, меня, Вивьену и Тарин. И хотя мы с Тарин – живые свидетельства маминой измены, согласно обычаям фейри, мы дети его жены и, следовательно, его проблема.

Будучи генералом Верховного короля, Мадок часто бывал в отъезде – сражался за корону. Тем не менее без опеки мы не оставались. Спали на матрасах, набитых мягкими головками одуванчиков. Мадок лично обучал нас искусству боя – с саблей и кинжалом, с кривым мечом или голыми кулаками. Вечерами, у огня, он играл с нами в «Девять пляшущих мужчин», «Лисенка» или фейрийские шахматы «фидчелл». Он разрешал нам сидеть у него на колене и есть с его тарелки.

Много раз я засыпала под его раскатистый голос, слушая истории из книги о стратегии битвы. И со временем, вопреки тому, что он сделал и кем был, я полюбила его. И люблю. Просто это такая не слишком привычная любовь.

– Симпатичные косички. – Тарин входит в мою комнату. Бархат на ней малиновый. Волосы распущены – длинные каштановые завитки струятся за ней, как накидка, и в некоторых локонах поблескивают серебряные нити.

Запрыгнув на мою кровать, она разваливает кучку старых, потертых игрушек, среди которых коала, змея, черный кот – любимые с детства зверушки. Выбросить их, расстаться с давними реликвиями я не могу.

Сажусь повыше, не забыв полюбоваться собой в зеркале.

– Мне нравятся.

– Что-то мне подсказывает, – говорит Тарин к немалому моему удивлению, – что сегодня будет весело.

– Весело? – Я-то представляла, что буду наблюдать за всеми из нашего обычного укрытия и переживать из-за того, смогу ли своим выступлением на турнире произвести достаточно сильное впечатление на кого-нибудь из королевской семьи, чтобы получить дарованное рыцарство.

При одной лишь мысли об этом я начинаю нервничать, но и не думать совсем не получается. Большой палец касается безымянного пальца со срезанным кончиком, у меня начинается нервный тик.

– Да. – Тарин тычет меня пальцем в бок.

– Эй! У-у! – Я торопливо отодвигаюсь подальше. – И что влечет за собой этот план? – Обычно, бывая при Дворе, мы прячемся где-нибудь, откуда наблюдаем всякие интересные события, но сами в них не участвуем.

Тарин вскидывает руки.

– Что ты имеешь в виду? Что влечет? Будет весело!

Я смеюсь немножко нервно.

– Не представляешь, да? Отлично. Посмотрим, обладаешь ли ты пророческим даром.

Она соскальзывает с моей кровати и протягивает руки, словно приглашает на танец. Я послушно следую за ней из комнаты, машинально проверяя, на месте ли пристегнутый к бедру нож.

Внутри дом Мадока – белая штукатурка и массивные, грубо обработанные деревянные балки. Стеклянные оконные панели – серые, словно заполнены пойманным в плен дымом, отчего свет получается немного странный. Мы с Тарин спускаемся по винтовой лестнице, и я замечаю на балкончике Виви, с хмурым видом рассматривающую выкраденный из мира людей фантастический комикс.

Виви усмехается мне. На ней джинсы и просторная блуза – наряд явно не праздничный, так что веселиться наша старшая сестра не намерена. Будучи законной дочерью Мадока, она не обязана ему угождать, на нее никто не давит. Виви делает что хочет. В том числе читает журналы, страницы которых скреплены металлическими скобками, а не клеем, и не беспокоится из-за того, что может обжечь пальцы.

– Куда путь держите? – спрашивает она негромко из тени, и Тарин вздрагивает.

Виви прекрасно известно, куда мы идем.

Поначалу, едва прибыв сюда, мы втроем сбивались в кучку на ее большой кровати и обменивались воспоминаниями о доме. Говорили, как у мамы все пригорало на кухне и какой попкорн получался у папы, вспоминали, как звали наших соседей, чем пахло в доме, какой была школа, каникулы и вкус глазури на праздничных тортах. Мы пересказывали телефильмы, которые видели, уточняли детали сюжетов, доводили до совершенства диалоги, так что наши воспоминания совпадали до точки и были насквозь фальшивы.

Теперь мы уже не собираемся на кровати, не обмениваемся впечатлениями, а все наши новые воспоминания связаны с этим местом, и Виви почти не проявляет к ним интереса. Она поклялась ненавидеть Мадока и от своего слова не отступила, а когда не вспоминала дом, то устраивала ужасные сцены. Била вещи, кричала, бушевала, щипала нас, когда мы давали слабину. В конце концов все это прекратилось, но, думается мне, в глубине души Виви презирает нас за то, что мы приняли новую жизнь. За то, что смирились и использовали ситуацию с выгодой для себя. За то, что устроились здесь как дома.

– Тебе бы тоже надо пойти, – говорю я ей. – Тарин сегодня в каком-то странном настроении.

Виви задумчиво смотрит на сестру и качает головой.

– У меня другие планы. – Это может означать, что она собирается ускользнуть на вечер в мир смертных или провести время на балконе за чтением.

Так или иначе, что раздражает Мадока, то доставляет удовольствие Виви. Он ждет нас в холле со своей второй женой, Орианой. Кожа у нее голубоватого цвета снятого молока, а волосы белые, как свежевыпавший снег. Красивая, но смотреть на нее неприятно – будто видишь призрак. Сегодня на ней зеленое с золотым мшистое платье с каким-то изощренным сияющим воротником, привлекающим внимание к розовому рту, ушам и глазам. Мадок тоже одет в зеленое, тона густого леса. На боку у него висит меч без каких-либо украшений.

Снаружи, за открытой двустворчатой дверью, нас ожидает эльф с пятью серебряными уздечками для пяти серых в яблоках фейрийских коней, гривы которых заплетены замысловатыми и, возможно, магическими узелками. Интересно, не такие ли они, как и узелки в моих волосах?

– Вы обе хорошо выглядите. – Произнесенные мягким тоном слова звучат редким комплиментом. Мадок взглядом взбегает по ступенькам. – Ваша сестра идет?

– Я не знаю, где Виви. – Врать здесь легко. Можно делать это хоть весь день, и тебя никто не поймает. – Должно быть, забыла.

На лице Мадока разочарование, но не удивление. Выходит и говорит что-то держащему поводья эльфу. Неподалеку замечаю одну из его шпионок, сморщенное существо со сплющенным утиным носом и сгорбленной спиной. Она сует что-то в его ладонь и с удивительной прытью устремляется прочь.

Ориана внимательно смотрит на нас, как будто выискивает в нашей внешности некое упущение.

– Будьте внимательны сегодня. Обещайте, что не будете ни есть, ни пить, ни танцевать.

– Мы уже бывали при Дворе, – напоминаю я ей.

– Вы, может быть, думаете защититься солью, но вы, дети, забывчивы. Лучше обойтись без нее. Что касается танцев, то вы, смертные, стоит лишь начать, будете танцевать до смерти, если мы вас не остановим.

Я опускаю глаза и молчу.

Мы, дети, не забывчивы.

Мадок женился на ней семь лет назад, и вскоре после этого она принесла ему ребенка, болезненного мальчика по имени Оук с крохотными премиленькими рожками на голове. С самого начала было ясно, что Ориана терпит нас с Тариной только из-за мужа. По-моему, мы для нее не более чем любимые собачонки ее супруга: плохо натасканные и способные в любой момент наброситься на хозяина.

Оук видит в нас сестер, из-за чего Ориана нервничает, хотя я бы никогда не сделала ему ничего плохого.

– Вы под защитой Мадока, а он пользуется расположением Верховного короля, – говорит Ориана. – Я не потерплю, чтобы Мадок оказался в глупом положении из-за ваших ошибок.

Закончив эту небольшую речь, она выходит к лошадям. Одна из них храпит и бьет копытом землю.

Мы с Тарин переглядываемся и следуем за ней. Мадок уже восседает на самом большом коне, статном и со шрамом под глазом. Ноздри скакуна трепещут от нетерпения. Снова и снова он мотает головой, отбрасывая гриву.

Я подхожу к бледно-зеленой лошадке с острыми зубами, от нее пахнет болотом. Тарин выбирает пони и трогает с места, ударив каблуками в бока. Лошадка срывается как стрела. Я не отстаю, и мы окунаемся в ночь.