000
ОтложитьЧитал
В СЕРИИ ВЫХОДЯТ:
Близнецы в школе Сент-Клэр
Новые проделки близнецов в школе Сент-Клэр
Летние приключения близнецов в школе Сент-Клэр
Новые друзья близнецов в школе Сент-Клэр
Новенькая в школе Сент-Клэр
Привидения в школе Сент-Клэр
* * *
Enid Blyton
FIFTH FORMERS OF ST CLARE’S
Enid Blyton® and Enid Blyton's signature are registered trade marks of Hodder & Stoughton Limited
Text © Hodder & Stoughton Limited
Cover illustrations © 2005 David Roberts
All rights reserved.
The moral rights of the author has been asserted.
First published in Great Britain in 1945 by Methuen & Co. Ltd
© Торчинская М.О., перевод на русский язык, 2021
© Тараник С. В., иллюстрации, 2021
© Издание на русском языке. ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2021 Machaon®
Глава 1
С началом учебного года!
Целых восемь недель, пока длились летние каникулы, школа Сент-Клэр стояла тихая и пустая. Только и было слышно, как шлёпают швабры, ширкают щётки да звонят время от времени со стороны задней двери торговцы. Школьный кот скучал без весёлой толпы девчонок и первые две недели бродил по безлюдным коридорам как потерянный.
Но наконец всё изменилось. Вверх по холму поползли автобусы, полные смеющихся, болтающих детей, – в Сент-Клэре начиналась новая учебная четверть!
– И это называется осень, – сказала Пат О’Салливан своей сестре-близняшке Изабель. – Солнце жарит, как летом. Наверняка ещё успеем поиграть в теннис.
– А я обязательно искупаюсь в бассейне, – вставила Бобби Эллис, которая за лето ещё сильнее покрылась веснушками. – Надеюсь, его уже наполнили чистой водой. После чая можно будет поплавать.
– Ох уж эта Бобби! Ей обязательно нужно играть в теннис, или плавать, или бегать, или прыгать, – с лёгким акцентом проговорила француженка Клодин. – А веснушек-то! В жизни не видела, чтобы на лице было столько веснушек. А я вот пряталась от солнца все каникулы. Ни одной веснушки не вылезло!
Девочки рассмеялись. Клодин до смерти боялась веснушек, её бледное личико и белые руки всегда оставались совершенно чистыми.
Подруги, перекрикиваясь, ввалились в здание школы, взлетели по знакомым ступеням. Клюшки от лакросса швыряли куда попало.
– Привет, Дженет! Хилари, привет! Ой, а вон Карлотта, стала совсем как цыганочка! Карлотта, ты где отдыхала на каникулах? Такая загорелая!
– Я была в Испании, – ответила Карлотта. – Вы же знаете, у меня там родственники. Было так здорово!
– И Мирабел здесь… Ух ты, как выросла! – воскликнула Изабель. – Глэдис рядом с ней кажется совсем крошечной мышкой.
– Привет! – крикнула, подходя, крепкая, высоченная Мирабел. – Как вы?
– Привет, Мирабел! Привет, Глэдис! – наперебой здоровались девочки. – Вы ведь проводили каникулы вместе? Наверняка всё время играли в теннис и плавали?
Обе подруги очень любили спортивные игры, и Мирабел мечтала в этой четверти стать капитаном школы Сент-Клэр. Она уже отучилась две четверти в пятом классе и всё это время была помощницей капитана Энни Томас. Но теперь, когда Энни покинула школу, у Мирабел появилась надежда заменить её, поскольку в шестом классе не было никого, кто мог бы претендовать на это место.
– Пойдёмте в класс, – предложила Бобби Эллис. – Я знаю, что его должны были оформить заново во время каникул. Посмотрим, каким он стал.
Подружки поднялись ещё на один этаж и вошли в свой класс. Он стал чудо как хорош с тех пор, как они видели его в последний раз: стены покрасили в нежно-банановый цвет, в чисто вымытые окна щедро лился солнечный свет, и вид на улицу открывался просто чудесный.
– Нам осталось проучиться в этом классе всего одну четверть, а потом – в шестой![1] – сказала Хилари. – Так странно: мы станем самыми старшими в школе. Когда я только поступила в Сент-Клэр, пяти- и шестиклассницы казались мне совсем взрослыми, я даже заговорить с ними не смела.
– А мелюзга теперь точно так же смотрит на нас, – улыбнулась Дженет. – Когда я иду по коридору, они разбегаются из-под ног, как испуганные кролики.
– А у меня младшая сестрёнка пойдёт здесь во второй класс, – сообщила француженка Клодин. – Она приехала из Франции вместе со мной. Вон она, Антуанетта.
Выглянув в окно, подруги увидели девочку лет четырнадцати, которая была очень похожа на белокожую, темноволосую Клодин. Она застенчиво стояла в стороне, не решаясь подойти к остальным.
– Ты не хочешь спуститься и показать Антуанетте школу? – спросила Пат. – Мне кажется, ей очень одиноко и неуютно.
– Да нет, ей никогда не бывает неуютно, – отмахнулась Клодин. – Она умеет постоять для себя, как и я.
– Ты хотела сказать «за себя», – засмеялась Бобби. – Эти английские обороты всё никак не уложатся у тебя в голове, Клодин. Ой, а вот и Мамзель!
В окно было видно, как встревоженная мадемуазель мечется по саду.
– Ищет Антуанетту, – прокомментировала Клодин. – Тётя не видела её два года. Она утопит Антуанетту в любви и заботе! Думает, что моя сестрица такая же милая и чудесная, как я.
Мадемуазель доводилась Клодин родной тётей – иногда это было очень выгодно юным племянницам, а иногда – чрезвычайно неудобно. В данный конкретный момент это вызвало у Антуанетты только чувство неловкости.
Юная француженка с удовольствием наблюдала за тем, как английские девочки носятся по двору, играют в догонялки, кружатся, взявшись за руки. Одним словом, они вели себя как обычные школьницы, но для сдержанной Антуанетты всё это выглядело очень непривычно и забавно. И вдруг на неё словно ураган налетел. Две пухлые руки стиснули её в объятиях. Громко, взволнованно полились ласковые французские слова. Зазвенели звонкие поцелуи. И снова объятия, от которых Антуанетта чуть не задохнулась.
– Ах, la petite Antoinette, mon petit chou![2] – воскликнула мадемуазель во весь голос.
Все девочки разом перестали играть и бегать и оглянулись на мадемуазель с Антуанеттой, а потом захихикали. Понятно, что Антуанетта была не в восторге от такого приветствия и принялась поспешно освобождаться из тётушкиных объятий. Случайно вскинув глаза, она вдруг заметила свою старшую сестрицу Клодин, которая, высунувшись из окна, с наслаждением наблюдала за происходящим.
– Тётя Матильда, дорогая, – сказала она не моргнув глазом, – смотрите, вас ищет Клодин. Вон она! – Девочка указала на окно. – Она видела, как вы меня обнимаете, и хочет, чтобы вы и её обняли тоже!
Мадемуазель оглянулась и, продолжая одной рукой прижимать к себе Антуанетту, другой рукой бешено замахала Клодин, посылая ей воздушные поцелуи:
– Малышка Клодин! Я сейчас! Сейчас я тебя расцелую!
Пользуясь случаем, Антуанетта незаметно выскользнула из-под тёткиной руки и скрылась в толпе девчонок, а мадемуазель поспешила в школу.
– Иду, уже иду! – кричала она.
– Пожалуй, я тоже пойду, – пробормотала Клодин, распихивая хохочущих подруг. – Ох, намучается мадемуазель в этой четверти сразу с двумя племянницами.
Так что, когда запыхавшаяся тётушка ворвалась в пятый класс, чтобы обнять вторую племянницу, Клодин там уже не было.
– Ах, мы разошлись, ну ничего, я её найду! – сказала мадемуазель и, сияя улыбкой, обвела взглядом пятиклассниц. – Бобби вернулась! Энджела, и ты здесь, и Элисон – все вы, мои дорогие! Ну я вас заставлю работать как следует. Ведь в следующей четверти вы уже перейдёте в самый старший класс – в шестой! Есть о чём задуматься!
И мадемуазель отправилась дальше на поиски Клодин. Девочки рассмеялись.
– Никогда не забуду нашу старушку Мамзель, – сказала Хилари, – даже когда мне будет сто лет. Как мы только над ней не шутили! Помните отвратительные шарики-вонючки, которые привезла Дженет в четвёртом классе? Я хохотала до слёз, когда увидела лицо Мамзели после того, как она почувствовала запах!
– В этой четверти у нас всего одна новенькая, – сообщила Дженет, – ну то есть в нашем классе. Я увидела её имя в списке, который вывесили на первом этаже. Её зовут Энн-Мэри Лонгден. Ещё к нам перешла из четвёртого класса Фелисити Рей.
– Давно пора, – заметила Мирабел. – Она старше всех пятиклассниц. По-моему, она немного того.
– Ничего подобного, – тут же возразила Глэдис. – Просто она самый настоящий музыкальный гений. Ты сама тысячу раз это говорила. Её не интересует ничего, кроме музыки. Все остальные предметы скатываются с неё как с гуся вода. Она по всем предметам самая отстающая, кроме музыки.
– Вряд ли мисс Корнуоллис сильно обрадуется, если Фелисити не будет обращать внимание ни на что, кроме музыки, – заметила Бобби, которая по собственному опыту знала, что их классная руководительница безжалостна, как надсмотрщик на галерах. – Спорим, что в этой четверти Фелисити узнает по географии, истории и математике столько всего, сколько не узнала за все годы обучения в школе!
– И что, из четвёртого больше никого не перевели? – спросила Мирабел.
– Странно как-то, – заметила Дженет. – В список пятиклассниц попала ещё Алма Пудден. Но она ведь шестиклассница, разве нет? То есть в прошлой четверти, когда она пришла в Сент-Клэр, её определили в шестой класс. А теперь перевели к нам. То есть почему-то отправили назад в пятый.
– И очень жаль, – вставила Бобби. – Не нравится она мне. Похожа чем-то на свою фамилию – такая же толстая, дряблая и скучная, как пудинг на сале.
– У неё отвратительный характер, – добавила Хилари. – И наверняка она не в восторге от того, что её сослали в пятый.
В этот момент в класс вошла экономка, за которой следовала высокая, стройная девочка, темноглазая и белокурая. На фоне светлых волос её глаза казались совсем чёрными.
– Привет, пятиклашки, – сверкнув улыбкой, проговорила экономка. – Все на месте? Вот и молодцы. Только попробуйте у меня подцепить где-нибудь корь, свинку или ветрянку! Знакомьтесь, я привела вам новенькую – Энн-Мэри Лонгден.
Энн-Мэри неуверенно улыбнулась. Её нельзя было назвать красавицей, но благодаря тёмным глазам и белокурым волосам она выглядела очень эффектно.
– Привет, – смущённо сказала она. – Вы все из пятого класса? А как вас зовут?
Хилари как староста стала быстро называть имена.
– Это близняшки О’Салливан, Пат и Изабель. Через несколько четвертей ты научишься их различать. Это – Дженет, а это – Роберта, но все называют её просто Бобби, ты её по веснушкам всегда узнаешь. Берегись этой парочки, у них всегда в запасе куча всяких проделок и розыгрышей – больше, чем у всех остальных в школе, наверное.
Энн-Мэри вежливо улыбнулась. Хилари продолжала вытаскивать вперёд девчонок:
– Дорис. Способна изобразить кого угодно. Она и тебя скоро изобразит!
На лице Энн-Мэри не отразилось никакой радости по этому поводу. Дорис показалась ей тупой и неуклюжей, она не заметила ни умного взгляда, ни подвижного, улыбчивого рта прирождённой актрисы.
– А это Карлотта, ещё более загорелая, чем всегда, – продолжила Хилари.
Карлотта одарила новенькую своей фирменной дерзкой улыбкой.
– Говорю сразу, что я раньше работала наездницей в цирке шапито, – проговорила Карлотта. – Энджела всё равно разболтает раньше или позже, так что лучше я скажу это сама!
Златовласая Энджела вспыхнула от негодования. Красавица с презрением относилась к бывшей маленькой циркачке, но ей казалось, что последние две четверти она очень ловко это скрывала. У Карлотты язычок был острый как бритва и легко мог поцарапать каждого, кого девчонка недолюбливала.
– Энджела, наша сказочная красавица, – заторопилась Хилари, беспокоясь, как бы бешеная Карлотта и обиженная Энджела не разругались в пух и прах.
– Ты забыла добавить «достопочтенная», – ехидно вставила Карлотта. – Достопочтенная Энджела Фэйверли. Ей без ярлычка никак нельзя.
– Заткнись, Карлотта, – быстро сказала Хилари.
Энджела нахмурилась, и её прелестное лицо исказило пренеприятное выражение. Затем, гордо тряхнув головой, она вышла из комнаты. Энджела давно поняла, что даже самая красивая и богатая девочка в школе не победит в словесной перепалке с остроумной Карлоттой.
– Это Пэм, самая умная в нашем классе. – Хилари вытолкнула вперёд девочку заурядного вида, низкорослую, близорукую, в очках с толстыми стёклами. – Она всё учится, учится, и никто не может её остановить.
В этот момент дверь в класс чуточку приоткрылась, и в щёлку заглянула Клодин, чтобы узнать, там ли её тетушка.
– Всё в порядке, Мамзель ещё ищет тебя, но не здесь, – сказала Карлотта. – Энн-Мэри, это Клодин, Самая Плохая Девочка в классе. Она делает только то, что считает нужным, и всегда получает то, что хочет, и ей не важно, каким способом она это получает. Клодин учится у нас уже довольно давно. Всё это время она пытается понять, что же такое «английская честность», но пока даже смутно не догадывается, что это такое.
– Ах ты, вредина Карлотта, – добродушно ухмыльнулась Клодин. – Вечно подшучиваешь надо мной. Не такая уж я плохая, хотя, может, и не очень хорошая.
Наконец Хилари представила новенькой Мирабел и Глэдис, а также Полин – невзрачную, молчаливую девочку, которая когда-то была такой же хвастушкой, как Энджела, но, получив суровый урок, сильно изменилась к лучшему.
– Ну вот, наверное, мы все, – объявила Хилари. – Не считая Фелисити, нашего музыкального гения. Её перевели к нам из четвёртого класса, но она ещё не пришла. А, да, Алма Пудден придёт к нам из шестого класса – её я тоже пока не видела.
– У тебя ведь нет никаких особых талантов? – спросила Бобби у новенькой. – А то у нас в классе уже полно гениев: высший разум Пэм, прекрасная Энджела, необыкновенно музыкальная Фелисити. Надеюсь, хоть ты, Энн-Мэри, обычный, нормальный, хороший человек.
– Ну… не совсем, – сказала Энн-Мэри, густо покраснев. – Я… я – поэтесса.
Наступила тишина. Поэтесса?! Что Энн-Мэри имеет в виду?
– В каком смысле поэтесса? – осторожно поинтересовалась Бобби. – Ты что, стихи пишешь или что-то вроде того? Ой, спасите меня!
– Поэтами рождаются, – объяснила Энн-Мэри. – Уж если ты родился поэтом, ничего с этим не поделаешь. Мой дедушка был знаменитым поэтом, а моя двоюродная бабушка была великой писательницей. Это у нас семейное, вот и мне передалось. Я сочиняю стихи постоянно, но особенно много – поздно ночью.
– Ой, спасите меня! – повторила Бобби. – Чего только не бывает у нас в Сент-Клэре, но поэтесс я что-то не припомню. Хорошая парочка выйдет из вас с Фелисити! Она тоже любит по ночам музыку сочинять. Ну а ты будешь сочинять стихи. Ну что ж, вместе не соскучитесь.
Тут дверь в класс снова приоткрылась, и заглянула ещё одна девочка.
– Элисон! – хором закричали близняшки. – Ты где пропадала? Заходи скорее, знакомься с нашей поэтессой!
В класс с улыбкой впорхнула прехорошенькая девочка – двоюродная сестра близняшек.
– Это Элисон, – представила её Пат. – Наша глупышка. Думает только о причёске и цвете лица, о том, не блестит ли у неё нос…
Когда-то Элисон возмутилась бы или расплакалась в ответ на подобные подколы, но она давно научилась стойко переносить любые насмешки. Девочка шутливо-угрожающе шагнула в сторону Пат и дружески кивнула Энн-Мэри.
– Берегись, Клодин, – предупредила она, – твоя тётя идёт сюда.
– Ну всё, деваться некуда, – сказала Хилари. – Придётся перетерпеть. Ладно уж, порадуй старушку Мамзель. Она ведь так тебя любит, даже не знаю за что.
Мадемуазель влетела в класс и коршуном кинулась на племянницу.
– Ma petite Claudine![3] Как ты? Как поживают мамуля с папулей и вся ваша семья? Я уже виделась с крошкой Антуанеттой, она стояла такая одинокая, такая робкая, бедняжка! Я купила вам обеим пирожных и печенья, и вы обе сейчас придёте ко мне в комнату, и мы все вместе их попробуем!
И она уволокла Клодин из класса. Девочки рассмеялись.
– Так странно, что Клодин тоже пятиклассница! Может, хоть теперь, став старшей, она начнёт новую жизнь.
Но Клодин ни о чём таком и не помышляла. Она оставалась всё той же кошкой, которая гуляла сама по себе, говорила и делала что хотела и не собиралась меняться. Просто удивительно, за что только её все любили!
Глава 2
Собственные гостиные
В Сент-Клэре было так принято, что девочки, отучившиеся две четверти в пятом классе, переходили из общей гостиной в небольшие комнатки на двоих. Новые хозяйки могли обставить свою комнатку как хотели, хотя, конечно, школа выделяла им стол, стулья, ковёр и книжные полки.
Обычно девочки вешали на стены одну-две картинки, привозили из дома вазы для цветов, скатерть или занавески, часы. Те, кому этого было недостаточно, могли привезти собственный ковёр или даже кресло.
Девочки сами выбирали, с кем будут делить комнату. Это не представляло сложности, поскольку к пятому классу у всех уже были лучшие подруги или хотя бы приятельницы. К тому же девчонки начинали обсуждать этот вопрос уже с четвёртого класса.
Обустраивать комнату было очень весело. Девочки по двое подходили к экономке и сообщали, что будут работать в гостиной вместе. После этого экономка подбирала им комнату.
– Подумать только, у вас уже собственная гостиная! – восклицала она. – А ведь кажется, только вчера учились в первом классе и я ругала вас за то, что не пришли ко мне, когда у обеих заболело горло!
Конечно, Пат и Изабель О’Салливан были вместе. Мирабел и Глэдис – тоже. Энджела хотела взять в пару Элисон – обе любили красивые, нарядные вещи.
– Вы наверняка все стены зеркалами увешаете, – сказала им Бобби.
Все знали, что Элисон смотрится во все встречные зеркала, стёкла и любые отражающие поверхности, чтобы узнать, хорошо ли лежат волосы.
Бобби и Дженет, естественно, выбрали друг друга. Обе были озорные и подвижные, вечно затевали шалости, так что их комната обещала стать штаб-квартирой по созданию всевозможных розыгрышей.
Очень странную пару составили Пэм Бордмен – первая отличница класса – и Дорис Эдвард, одна из худших учениц. Несмотря на свои блестящие актёрские данные, Дорис была не способна выполнить домашнее задание без ошибок. Она восхищалась умом Пэм, а та нередко помогала однокласснице, и постепенно у них сложились очень тёплые отношения. Вот почему Дорис предложила Пэм взять гостиную на двоих. После своей первой четверти в Сент-Клэре Пэм покинула школу, но девочка так скучала, что через какое-то время родители снова отдали её в то же учебное заведение.
Маленькая одинокая Пэм, у которой никогда не было близкой подруги, с радостью согласилась разделить гостиную с Дорис. Та вечно смешила её, поддразнивала и изображала, цепляя на нос очки с толстыми стёклами. Пэм очень нуждалась в такой подруге.
– Интересно, с кем будет Карлотта? – проговорила Пат. – Может, с Хилари? Они очень хорошо друг к другу относятся.
Но нет, Хилари как староста имела право на личную комнату, поэтому Карлотта не могла к ней присоединиться. Она выбрала Клодин!
Экономка даже не скрывала своих сомнений по этому поводу.
– Вы будете плохо влиять друг на друга, – заявила она. – Обе дерзкие, обеим плевать на всё на свете. Что с вами будет, если вы окажетесь в одной комнате, не представляю. Ну смотрите, сломаете хоть что-нибудь или начнёте буянить – мигом отправитесь в общую гостиную четвёртого класса.
– Что вы, матрон, как вам могло такое в голову прийти? Мы? Начнём буянить? – протянула Клодин, напуская на себя самый невинный вид. – Уж я такую красоту наведу! Ведь я за каникулы вышила две скатерти и три наволочки специально для нашей комнаты.
Энн-Мэри оказалась в паре с Фелисити. Вообще-то Фелисити ещё не пробыла две четверти в пятом классе, а Энн-Мэри была новенькой, но экономка не хотела, чтобы две девочки из класса остались без своей комнаты.
– Правильно, гении должны объединяться, – со смехом сказала Бобби. – Будут ночи напролёт сочинять стихи и музыку!
А вот с Полин никто не захотел разделить комнату, и она не знала, с кем хотела бы находиться в одной гостиной. Её недолюбливали, потому что она была завистливой и, кроме того, очень много врала и хвасталась, пока всё это вранье не раскрылось. После этого Полин замкнулась в себе, так что невозможно было понять, какая же она на самом деле.
– Придётся тебе делить комнату с Алмой Пудден, – сказала экономка, отмечая фамилии галочкой. – Остались только вы вдвоём.
У Полин вытянулось лицо. Ей не нравилась Алма. Она никому не нравилась, потому что была толстая, неповоротливая и злая. Но других вариантов, к сожалению, не осталось.
– Ну вот, всех разместила, – объявила экономка, захлопывая свой журнал. – Правила поведения в комнате всем известны? Можете пить у себя чай, если неохота идти в столовую. Можете попросить любую ученицу первого или второго класса, чтобы она выполнила какое-либо ваше поручение у вас в комнате. Можете готовить там домашние задания и отправляться спать не по звонку, а когда захотите, но не позже десяти часов.
Все сразу почувствовали себя взрослыми и независимыми. Своя гостиная была укромным уголком, норкой, частицей дома, которую можно обставить по своему вкусу, где можно уютно посидеть у горящего камина.
Конечно, Энджела превратила свою гостиную в миниатюрный дворец. Она выставила оттуда всю школьную мебель и попросила маму прислать вещи из её собственной комнаты. Затем Энджела вместе с Элисон отправились в город и чудесно провели время, выбирая шторы, коврики и наволочки для декоративных подушек. Всё это стоило страшно дорого. У Элисон таких денег сроду не водилось, но Энджеле во время каникул несколько раз перепали крупные суммы от богатых дядюшек и тётушек, и она всё сберегла специально для собственной гостиной. Теперь она сорила деньгами налево и направо и отказывалась пускать кого-либо в комнату до тех пор, пока её полностью не переделают.
Когда комната была наконец заново обставлена, девочки устроили по этому случаю небольшой праздник. Они заказали пирожные и сэндвичи в местной пекарне, купили имбирный лимонад. Стол ломился от всяких вкусных вещей, а в камине ярко пылал огонь, хотя день стоял жаркий.
В комнатку тут же набились сгорающие от любопытства одноклассницы. Они ахали, разглядывая мебель, прекрасные зеркала и картины, два кресла и очаровательные коврики. Они щупали шёлковые шторы и восхищались благоухающими хризантемами в вазах.
– Интересно, что скажет об этом экономка, – проговорила Бобби. – Смотри, Энджела, как бы она не сообщила мисс Теобальд, что у тебя слишком много денег на карманные расходы.
– Это не экономкино дело, – ощетинилась Энджела. – Мы с Элисон считаем, что в Сент-Клэре недостаточно красиво и комфортно. Мы, во всяком случае, привыкли к другой жизни у себя дома. Теперь, когда у нас есть собственная комната, почему мы не можем сделать её такой, как нам хочется? Разве тебе здесь не нравится, Бобби?
– На мой вкус, слишком нарядно, – ответила Бобби. – Вы же знаете, у меня вкусы простые. Но, не спорю, Энджела, ты постаралась на славу. А чай так просто роскошный!
Остальные девочки тоже успели навести уют в своих комнатах. Клодин постелила вышитые ею скатерти и надела наволочки на декоративные подушки. Карлотта разложила кое-какие вещи, привезённые из Испании, – особое настроение создавала тёмно-красная расшитая шаль из Севильи.
Все постарались, и только комната Полин и Алмы так и осталась безликой и неуютной. Ни та ни другая девочка не отличались тонким вкусом, да и лишних денег у обеих не было. Поэтому Полин смогла добавить к казённой школьной обстановке лишь синюю вазу, а Алма принесла чехол на чайник, такой же бесформенный и пухлый, как она сама.
Алме Пудден ужасно не повезло с фамилией. Это не имело бы никакого значения, если бы она не напоминала всем своим видом пудинг на сале. Школьное платье сидело на ней как мешок, перехваченный посередине верёвкой. Маленькие глазки прятались в жирных складках круглого, бледного лица. Поэтому неудивительно, что пятиклассницы дали ей прозвище «Пудинг», которое она ненавидела всей душой. Если бы Алма хоть раз рассмеялась и сказала: «Ну да, я и правда слегка смахиваю на пудинг, но постараюсь похудеть», остальные наверняка отнеслись бы к ней с симпатией и называли бы Пудингом по-дружески, без злости. Но Алма, заслышав прозвище, каждый раз впадала в бешенство.
Её бешенство отличалось от приступов ярости Карлотты или той же Дженет – обе девочки были вспыльчивыми, но быстро остывали. В холодном же бешенстве Алмы чувствовалась настоящая злость. И как пятиклассницы ни старались, они не видели в Алме ни одной положительной черты.
Бедной Полин было совсем невесело в одной комнате с ней. Алма ещё ни разу не сказала ничего умного или интересного. Она часами готовилась к урокам, но крайне редко получала хорошие оценки. Кроме того, она была жадной и думала только о себе. Алма всегда садилась на самый удобный стул и съедала за чаем больше пирожков или булочек, чем Полин.
Фелисити и Энн-Мэри тоже уживались с трудом. По мнению Фелисити, на свете не было ничего лучше и важнее музыки, поэтому она постоянно пела или играла на скрипке, мешая Энн-Мэри готовить уроки и сочинять стихи.
– Фелисити! Сколько можно играть эту мрачную мелодию? – спрашивала Энн-Мэри. – Я пытаюсь исправить последнее четверостишие в поэме.
– В какой поэме? – спрашивала Фелисити. – В той, которую ты написала на прошлой неделе? Ну так она совершенно ужасная. Очень много слов, и никакого смысла. Плохой из тебя поэт, Энн-Мэри. Почему я должна бросать свою музыку ради того, чтобы ты кропала третьесортные стишки?
Фелисити вовсе не хотела обидеть или как-то задеть Энн-Мэри. Просто она была, как верно подметила Мирабел, немного того из-за музыки. Она готовилась к очень сложному музыкальному экзамену, который сдавали старшие ученицы. Мисс Теобальд была против, чтобы Фелисити сдавала этот экзамен. Директриса сказала родителям девочки, что та должна жить нормальной жизнью обычной школьницы и интересоваться тем же, чем интересуются её ровесницы.
– У неё одностороннее развитие, – объяснила мисс Теобальд родителям Фелисити, когда они приехали к ней побеседовать. – Иногда мне кажется, что она живёт в каком-то своём мире, а это вредно для юной девушки. Она слишком взрослая для четвёртого класса, но не может осилить программу пятого. И всё же я переведу Фелисити в класс к её ровесницам, – может, они растормошат её немного. Я бы очень хотела, чтобы вы убедили дочь отложить сдачу музыкального экзамена на год-другой. У неё ещё будет время на это.
Но родители Фелисити слишком гордились своей гениальной дочкой. Они заранее представляли, как она станет самой юной ученицей, сдавшей такой сложный экзамен.
– Можете перевести её в пятый класс, если считаете нужным, мисс Теобальд, – сказал отец Фелисити, – но не позволяйте ей ослаблять усилия в музыкальных занятиях. Нам сказали, что наша дочь – гений, а гения надо всячески поддерживать и поощрять на пути к успеху.
– Ну конечно, – ответила директриса, – только сначала желательно убедиться, что мы правильно поддерживаем и поощряем. Мне не нравится, что совсем юная девочка погружена в музыку до такой степени, что остальные необходимые ей виды деятельности от этого страдают.
Но говорить с родителями Фелисити было бесполезно. Они твердили одно: их дочь гениальна и должна такой остаться. В результате Фелисити перевели в пятый класс к ровесницам, и хотя она сильно отставала от остальных в учёбе, но продолжала напряжённо заниматься музыкой.
Фелисити не испытывала никаких чувств к Энн-Мэри – ни хороших, ни плохих. Соседка по комнате была реальностью, с которой приходилось мириться, но, пока Энн-Мэри не мешала заниматься музыкой, Фелисити её почти не замечала.
А вот Энн-Мэри завидовала Фелисити с её гениальностью. Энн-Мэри не сомневалась в том, что она тоже гений. И её родные были в этом уверены. Дома стихи Энн-Мэри висели на стене в рамочках, родители читали их вслух гостям, которые были слишком хорошо воспитаны, чтобы честно высказать своё мнение. Уже подыскивалось издательство, которое опубликует стихи юного дарования.
Какая досада, что девочки в Сент-Клэре совершенно не хотели читать прелестные поэмы Энн-Мэри. Вот, например, одна поэма начиналась так:
В длинные дороги будущего
Вглядываются мои затуманенные слезами глаза…
Стихи Энн-Мэри произвели впечатление только на Энджелу и Элисон, но ни та ни другая не умели отличать хорошие стихи от плохих и не понимали, что бесконечные поэмы написаны тяжёлым языком, сложны и неискренни.
– Что это значит? – спросила Карлотта. – Я, наверное, очень глупая, потому что не понимаю ни единого слова. Почему твои глаза затуманены слезами, Энн-Мэри? Ты что, так сильно боишься своего будущего? Хотя, в общем, тебя можно понять, если ты собираешься зарабатывать себе на жизнь такими стихами. Немного тебе за них заплатят.
– Ерунда какая-то, – заметила Бобби. – Пиши то, что чувствуешь, Энн-Мэри. Может, тогда у тебя что-то получится. А пока это всё одно притворство, ты просто пытаешься выглядеть старше, чем ты есть.
Энн-Мэри была ужасно разочарована и обижена, что её талант остался непонятым, хотя все дружно признавали гениальность Фелисити.
Но, в общем и целом, большинство девочек жили дружно: кто-то – повеселей, кто-то – поскучней. Близняшки ссорились крайне редко. Их вкусы настолько совпадали, что находиться в одной комнате было для них сплошным удовольствием. Бобби и Дженет тоже было хорошо вместе, так же как и Мирабел с Глэдис.
Сначала им было непривычно и странно давать поручения первоклашкам. Но это оказалась совсем неплохая идея. Многие первоклашки были старостами или старшеклассницами в тех школах, из которых перешли в Сент-Клэр. Им было очень полезно снова стать самыми младшими и побегать немного, выполняя указания взрослых девочек. Близняшки хорошо помнили, как они сами бесились, когда только появились в Сент-Клэре.
– Мы думали, что разжечь камин у старших унижает наше достоинство, помнишь? – спросила Пат у Изабель, вороша угли в камине, который только-только разожгла одна из первоклассниц. – Это стало для нас хорошим уроком. Мы ведь приехали такие важные, так много о себе воображали. Но в Сент-Клэре с нас быстро сбили спесь.
– Заодно познакомимся с малышками, – добавила Изабель. – С ними интересно поболтать, когда они к нам забегают. Некоторые мне очень нравятся. Кое-кто будет отлично играть в спортивные игры – они такие ловкие.
– Вот только Энджела слишком часто их гоняет, – поморщившись, сказала Пат. – Они с Элисон дают девчонкам чересчур много заданий. Как только у них появилась капля власти, они тут же начали злоупотреблять ею.
– Надо сказать Хилари, чтобы прочистила им мозги, – проговорила Изабель и зевнула. – Ой, уже без пяти десять! Надо скорее ложиться. А правда здорово ложиться когда захочется?
– Ну да, только не позже десяти, – строго произнесла Пат, подражая экономке. – Пошли скорее, а то и правда будет после десяти!
