Предисловие:
Это первая книга из дилогии «Сводный брат», законченная мной в декабре 2020 года, почти под Новый год. И моя самая первая книга в принципе. Я искренне люблю каждого своего персонажа и верю, что они найдут своё место и в ваших сердцах.
Для моих самых дорогих читателей. Без вашей поддержки ничего бы не вышло. С любовью, ваша Ники Бейли.
Глава 1. Лекси Рид.
Мне трудно дышать.
Переживать смерть отца слишком тяжело. Казалось, ещё немного и я задохнусь. Мысленно повторяла мантру: «Я сильная, я смогу». До боли сжимала кулаки, уже не замечая солёных дорожек на своих щеках. За последнюю неделю этого августа слёзы стали обыденностью.
Тем утром меня разбудила Тесса. Я видела в глазах подруги беспокойство, но уже привыкла к такому её взгляду за эти семь дней.
Замерла тишина, такая страшная и гнетущая, словно в день похорон, когда всё закончилось, когда рухнул мой мир. Я покрылась мурашками: боль от воспоминаний снова сковала меня, заставив конечности холодеть. Образ отца каждый раз вновь и вновь отдавался глухой болью где-то в грудной клетке. И эта боль не проходила на следующее утро, лишь терзала с каждым разом сильней.
С этими безысходными мыслями я присела на краю постели, сонно потирая глаза. Слишком отвыкла за лето от серого утра, от раннего пробуждения. Сегодня я вынуждена вернуться в Монтану к матери, которая меня ненавидит.
Тесса Абрамсон, без чьей поддержки я наверняка бы сошла с ума от тоски, была удивительным созданием. Время ещё не лишило её глаз блеска и радости. Наша дружба началась с начальной школы в нулевом классе, когда нас посадили за одну парту. Тессе было всего пять, а я была одна из четверых самых старших в классе шестилеток, которых по тем или иным причинам отдали на учёбу позднее. Я всегда защищала её. Девушка была полной моей противоположностью: высокая блондинка около пяти футов и восьмидесяти двух дюймов,1 с волосами цвета пшеничный блонд, доходящими до плеч, и бледно-нефритовыми глазами. С её ангельской внешностью у неё был не менее ангельский характер и поистине добрый нрав. Покладистая, отзывчивая, заботливая. Рассудительна и всегда логична в своих поступках. За это её все и любили.
Я же, хм… А что я? Лекси Рид всегда отличалась дерьмовым характером. Я не умела себя контролировать. Абсолютно. Говорила то, что думала, а не то, что было принято в обществе. Всегда совершала необдуманные поступки, будучи чертовски эмоциональной и малость злопамятной. Я много ругалась и не верила в Бога. Зачастую использовала людей. Так можно было продолжать до бесконечности. Проще назвать положительные качества, ведь их гораздо меньше.
Меня всегда удивляло, как Тесса терпела меня со всеми моими тараканами. Однако отец частенько говорил, что мы прекрасно дополняли друг друга в нашем тандеме. Абрамсон являлась для меня кто-то вроде сестры, которой у меня никогда не было. И я знала, что должна ограждать её от всего плохого, что мог преподнести этот мир. Но теперь, скорее она оберегала меня от самой себя. И только ради неё я старалась быть сильной и не сорваться. Других близких людей у меня больше не осталось.
Из моих мыслей меня вырвало чьё-то невесомое прикосновение к плечу. Тесса. Тонкий флёр духов: пионы, ландыши и ещё что-то нежное, бесспорно, лёгкое и цветочное, на миг окутал меня незримым облаком. Я наскоро вытерла слёзы рукавом чёрного свитера. Не хотелось её расстраивать. Подруга и так терпела мои истерики на протяжении недели.
– Слёзы – это средство вымывать боль из души и сердца. И нет ничего постыдного в том, что ты плачешь, милая, – обняв меня, произнесла Абрамсон.
Её зелёные глаза выражали глубокую печаль, а на лице отражалась едва заметная скорбь. Светлые волосы собраны в незатейливую косу, под глазами залегли синяки. Лучшей подруге тоже тяжело далась смерть моего отца.
– Я просто не знаю, как жить дальше, честно.
– Тебе нужно время. В конце концов всё будет хорошо, – пристально оглядев меня с головы до ног, сказала подруга. – Уже собрала чемоданы? Вылет вечером.
Я окинула взглядом комнату, такую родную, но уже совсем чужую. И чемоданы, к которым почти не притронулась. Слева от окна, у стены находилась моя кровать, на которой возле подушек одиноко сидел плюшевый мишка, подаренный отцом в раннем детстве. Справа – стол с ноутбуком. Над ним множество фотографий, на которых запечатлены самые счастливые моменты прошедших четырёх лет, а также школьные и спортивные награды. Сбоку от кровати – вход в небольшую гардеробную, к обустройству которой я подошла со всей душой вместе с Тессой, выбирая даже такие мелочи, как вешалки и плетёные корзинки. Но без отца наша уютная квартирка в Сиэтле стала всего лишь душным помещением, полным болезненных воспоминаний.
– Дальше нет смысла тянуть, не так ли? – тяжело вздохнула я, забрав спутавшиеся локоны в высокий пучок и небрежно зафиксировав их резинкой. – Мне всё равно придётся вернуться к ней.
– Возможно, за эти годы твоя мать изменилась?
– Я не знаю, Тесса, – изо всех сил стараясь не злиться, ответила подруге. – Это ты живёшь с ней в одном городе, а я не виделась с Джоан все долгие четыре года. И не видела бы эту женщину ещё столько же, – подытожила я, усевшись на пол возле злосчастных чемоданов.
– Просто думай о хорошем. Ладно? – мягко улыбнулась Абрамсон. – Если будет невыносимо, ты всегда можешь перебраться в наш гостевой домик.
– На кой чёрт мне возвращаться в Монтану? Я совершеннолетняя и прекрасно могла бы жить одна, подальше от этой женщины. Нас с ней не связывает ничего, кроме общей ДНК.
– Не знаю, к чему всё это, но раз твой крёстный говорит, что таково условие для получения наследства, то потерпи пару месяцев, – успокаивающим тоном произнесла Тесса.
– Уверена, Джоан согласилась приютить меня только потому, что Билл пообещал ей денег.
– Быть может, вы найдёте общий язык? Всё-таки она твоя мать. Либо, как только решится вопрос с бумагами, купишь себе квартиру.
Подруга присела рядом со мной и принялась помогать собирать вещи. Да, она, безусловно, права. Стоило потерпеть Джоан всего каких-то несколько месяцев, пока доверенный отца не докажет моё наследственное право. Всего несколько месяцев, и мать не сможет приказывать мне, что делать.
Прошло уже четыре года. Я выросла и больше не позволю ей обращаться со мной так, как раньше.
Я сильная. Так говорил отец. И не позволю сломать себя.
– Я просто хочу, чтобы это поскорее закончилось, – вздохнула, долго не находясь с ответом. – Она во всём виновата. Джоан разрушила нашу семью. И я никогда не смогу простить её за это.
Может быть, это неправильно – винить во всём мать. Вот только по-другому я не могла. И на то у меня было множество причин. Наше прошлое, совместное с матерью, не вызывало во мне ни одного приятного воспоминания. Не будь у меня отца, я не прожила бы и дня того самого «счастливого детства», о котором люди так любили вспоминать в старости, сидя на уютном крыльце в кресле-качалке, попивая ароматный чай и кутаясь в мягкий плед.
Я зажмурилась до белых кругов перед глазами, сжала руки в кулаки и почувствовала, как ногти больно впились в ладони. В какой-то момент захотелось закричать от нестерпимо мучительной боли. Не от физической, нет. Моя душа разрывалась на тысячи осколков от обречённости и нескончаемой тоски, которые так сильно заставляли страдать. И только одна мысль помогала собраться, взять себя в руки, хоть и на время: когда-нибудь обязательно станет легче.
Пока я занималась самобичеванием и размышляла о том, как выдержать с женщиной, что звалась моей матерью, несколько месяцев совместного проживания, даже не заметила, как мы с Тессой добрались до аэропорта Сиэтл-Такома.
Погрузившись в свои мрачные мысли, бездумно, на автомате прошла регистрацию и посадку. Только оказавшись в салоне самолёта, через силу улыбнулась подруге и откинулась на спинку сиденья. Глаза начали закрываться, и я окунулась в царство Морфея.
***
– Уважаемые пассажиры, наш самолёт совершил посадку в международном аэропорту Миссулы. Температура за бортом плюс семьдесят два с половиной градуса,2 время восемнадцать часов. Командир корабля и экипаж прощаются с вами. Надеемся ещё раз увидеть вас на борту нашего самолёта. Благодарим вас за выбор нашей авиакомпании. Сейчас будет подан трап. Пожалуйста, оставайтесь на своих местах до полной остановки, – раздался звонкий голос бортпроводницы, который вывел меня из беспокойного сна.
Здравствуй, родная Миссула. Ну что, мамочка, готова к знакомству с новой Лекси?
Глава 2. Лекси Рид.
Мы с Тессой сели в такси и, сообщив нужный адрес водителю, выдвинулись к моему старому-новому дому. Подруга ободряюще сжала мою ладонь и мягко улыбнулась. Она знала, насколько сложно мне возвращаться к матери.
– Не волнуйся, Тесс, теперь ты рядом. А Джоан я как-нибудь перенесу, – вымученно улыбнулась в ответ и хитро подмигнула подруге. – Или мы с мамочкой убьём друг друга, что не маловероятно.
– Рада, что хоть что-то заставляет тебя улыбаться, – девушка нервно хихикнула.
Я знала, она переживала за меня, а мои перемены в настроении её вовсе пугали. Но я не могла по-другому. Мне было всего восемнадцать и пережить потерю родителя в моём возрасте сложно. Хотя, уверена, подобное горе переносилось мучительно и в тридцать, и в пятьдесят.
Такси медленно проезжало по уютно-зелёной улице в тихом райончике Миссулы. Извилистая дорога то была окружена одноэтажными домиками-близнецами, различающимися только цветом крыш, то пейзаж сменялся нескончаемым хвойным лесом. Вековые, неподвижные, статные деревья. Им не было дела до душевных терзаний девушки, что вернулась в родные края. Они всего-навсего молчаливые наблюдатели. По окраинам дороги склонились тонкие, как прутья, стволы редких берёз, словно приветствовавшие путников и соседей. Я открыла окно и сделала глубокий вздох: дивный аромат хвои расслаблял, а шелест листьев и травы, щебет птиц и журчание ручейка где-то вдалеке отвлекали от дурных мыслей. Я позволила себе откинуться на сиденье и забыться. Лишь на время.
Мой родной дом был небольшим, как я помнила, но очень уютным. Одноэтажный, белый, с тёмно-коричневой черепичной крышей, мансардой вместо второго этажа и большим обустроенным балконом. Джоан всегда любила цветы. Зачастую в детстве мне казалось, что она их любила больше, чем отца и меня. Мать находила в них отдушину. Когда я была маленькой, старшая Рид вечно копошилась в саду: высаживала новые виды растений, поливала, удобряла, а позже составляла благоухающие букеты из распустившихся нежных цветков. Поэтому наш дом всегда благоприятно выделялся на фоне других участков. Вот и сейчас знакомое здание окружал цветущий, красивый сад. Маленький коттедж стоял в лучах заходящего солнца. Справа и слева, отражая закат, блестели лужицы. Значит, днём шёл дождь.
В Монтане замечательная природа, всегда свежий воздух, в отличие от крупных городов. Миссула окружена лесами, горами и заповедниками. Небольшой городок с населением всего в семьдесят с чем-то тысяч человек. Тем не менее я никогда не могла назвать его слишком скучным. Если у тебя такие замечательные друзья, как были тут у меня, тоскливо никогда не будет. Тем более, в Миссуле находился Университет Монтаны. Из-за этого в городе всегда предостаточно студентов со всех Соединённых Штатов Америки.
Несмотря на тёплые воспоминания, некогда родной город больше не казался мне таковым. После всего того, что случилось.
Испытание на прочность моих нервных клеток началось четыре года назад, когда родители подали на развод. Мне было четырнадцать, и я отказывалась верить в происходящее. Возможно, теперь я согласилась бы, что это было по-детски глупо и наивно, но что ещё можно было ожидать от тогдашнего избалованного ребёнка?
Джоан и Артур часто ругались, но я не предполагала, что дойдёт до развода. Верила, что всё образуется, но потом решила тайно пробраться в кабинет отца. Нашла документы, подтвердившие, что моя семья на грани распада. Тогда я полночи проплакала прямо там, на полу. Меня нашёл отец. Только он мог меня успокоить. Папа обещал, что всё будет хорошо, и я верила ему. Однако всё равно боялась каждого нового дня, ведь он таил в себе неизвестность. Родители молчали, и их молчание добивало ещё больше. Когда я начала думать, что всё нормализуется, это всего лишь очередная ссора, коих было тысячи, старшие Рид решили сообщить мне крайне прискорбную новость.
В тот уютный зимний вечер городок завалило снегом. Мокрый и тяжёлый, он лип к пуховику и рюкзаку, норовил забиться за шиворот и стечь мокрой дорожкой по шее. Я возвращалась из школы в приподнятом настроении, ведь до каникул оставалось всего полторы недели. И как любой нормальный подросток, я радовалась этому. Джейк, мой одноклассник, наконец, предложил погулять вдвоём, и я была уверена, что это свидание, посему была очень довольна подобному стечению обстоятельств. Лэнг мне нравился. В принципе, он многим нравился: привлекательный внешне юноша, футболист, обеспечен и хорошо сложен. То, что он пригласил именно меня, льстило. Если бы я только знала, что ожидало меня дома, то наверняка не спешила бы вернуться. Но я не знала.
Зайдя в прихожую нашего небольшого дома, стащив рюкзак с плеч, скинула его на пол, разделась и отправилась на кухню. Хотелось чего-то пожевать. Родители сидели за столом, перебирая бумаги, при этом громко спорили друг с другом:
– А не много ли ты хочешь, Джоан? – неприязненным тоном проговорил отец, бросив на жену хмурый взгляд.
– Я слишком долго терпела, Артур! Имею право! – категорично отрезала мать.
– Ты не получишь деньги Алек… – отец прервался на полуслове, заметив меня. – Дочь?
Сердцебиение участилось, предвкушая что-то ужасное. От этих мыслей меня бросило в дрожь и началась лёгкая паника. Неужели этот кошмар происходил на самом деле?
– Александрина, – холодно начала Джоан.
Она всегда обращалась со мной не как мать, а скорее как какая-то мачеха. Отец звал меня Лекси, а мать только Александриной. И я ненавидела своё полное имя.
– Милая, мы хотели кое-что тебе сказать, – перебил жену Артур.
С отцом у меня всегда были тёплые отношения. Он был для меня всем: папой, другом, братом, наставником, примером и опорой. Все говорили, что у нас особая связь. Я знала, что мать это не одобряла. Возможно, ревновала. Она всегда мечтала о такой дочери, как Тесса: кроткой, послушной девочке, которую можно наряжать в платья, вплетая в косы банты, и хвастаться перед подругами. Но я была бы не я, если бы позволяла ей это делать. Я играла в машинки и ненавидела кукол. Мне нравились милые платьишки, но назло Джоан я отдавала предпочтение кедам и кроссовкам. Вместо вечерних чаепитий с подругами, выбирала игры с мальчишками во дворе. Только для Тессы делала исключение.
Сердце пропустило два удара. Вот то, чего я так боялась! Сейчас родители сообщат про развод. Не хочу! Я не готова была это услышать, видеть взгляды, полные жалости. Я этого не выдержу! Почему они так поступали со мной? Ведь я их дочь! Неужели их не волновали мои чувства? Они не имели на это никакого права!
Я даже не заметила, как начала говорить:
– Я всё знаю, не старайтесь. Видела документы, – ком злости образовался в области крепко сжавшихся челюстей и начал опускаться вниз, сначала захватив горло, а потом сердце. – Я ненавижу тебя, мама! Это ты захотела развода, разрушила нашу семью! Ты испортила мне жизнь! Зачем ты вообще меня родила, если так не любишь? Тебе всегда было наплевать! – слёзы начали подступать к глазам, но я пыталась сдерживаться. Не любила, когда кто-то видел меня слабой.
Отец учил – будь сильной, и я пыталась.
Родители молчали. Даже забавно. Им было нечего ответить мне, но слов было и не нужно. Обо всём говорили их взгляды: понимающий и любящий – отца, и полный негодования – матери.
– Александрина Кетрин Рид! Да как ты смеешь так со мной разговаривать? Неблагодарная девчонка! – Джоан встала из-за стола и начала медленно приближаться ко мне. – Я твоя мать!
– Мне глубоко плевать на твои слова, мама, – нарочито громко, выделив последнее слово, сказала я.
И тут произошло то, чего я совершенно не ожидала. Всё было словно в замедленной съёмке. Я почувствовала себя героиней какого-то третьесортного фильма. Женщина замахнулась и ударила меня. Просто дала пощёчину. Сука. Разве так поступает любящая мать? Я даже не заметила, как слёзы потекли по щекам.
– Я хочу жить с тобой, папа. Я не останусь с ней. Я её ненавижу!
– Хорошо, Лекси. В таком случае завтра мы уезжаем, – тихо и подавленно произнёс отец, осуждающе взглянув на пока ещё жену.
Больше я не называла Джоан матерью вслух. Как мать она для меня умерла.
Через несколько дней мы с отцом переехали в Сиэтл, штат Вашингтон. Мне было грустно оттого, что пришлось оставить школу, друзей, дом, в котором я выросла. Но как только представляла себя в тысячах километров от папы, моё сердце разрывалось.
Мы с отцом всегда понимали друг друга. Я могла рассказать ему почти всё. Единственной запретной темой были парни.
Как ни странно, в свои восемнадцать лет я всё ещё была девственницей. Однако поцелуи на вечеринках никто не отменял, а отцу об этом знать не стоило. Артур Рид был человеком бизнеса, владельцем сети отелей. Твёрдым, как кремень, коим и подобало быть в подобной среде. Он всегда гордился, тем, что оставался невозмутимым не только в светском обществе, но и в личных отношениях. Никогда не позволял лезть себе в душу. Был равнодушным, хладнокровным, непреклонным и немного жестоким человеком, когда того требовали обстоятельства. Но только не со мной. Со своей дочерью Артур Рид всегда был таким, каким и должен быть настоящий папа. Добрым, заботливым, проницательным родителем. Готовым всегда прийти на помощь, выслушать и дать совет.
Сиэтл мне нравился: большой красивый мегаполис. У него была своя особая энергия. Я часто любила, забравшись на подоконник, наблюдать за шумной улицей, попивая какао. Город был оживлённым и днём, и ночью. С раннего утра все куда-то спешили, не обращая внимания на окружающий мир. Мне было жаль этих людей, ведь, казалось, что их жизнь была расписана по часам: дом, работа в офисе, дом. Совершенно никакого разнообразия. Зато ночью город приобретал совершенно другие краски. Светился и пульсировал. Отовсюду доносились весёлые голоса прохожих, спешивших кто куда, и приглушённая музыка из многочисленных баров и пабов. Выйдя на вечерние улицы, можно было встретить абсолютно разных людей, которые повседневно умудрялись сосуществовать в этом красивом городе: от бомжей, распивавших водку в подворотнях, и распутных дамочек, до шикарных лимузинов, в которых веселилась самая привилегированная молодёжь Сиэтла перед очередным походом в ночной клуб. Подобных развлечений в Миссуле почти не было, но иногда я скучала по её обыденности и спокойствию.
Друзей в новом городе я тоже не заводила. Лишь пару школьных знакомых ради походов на вечеринки, не более. У меня была Тесса. Большего и не нужно.
Поначалу я боялась, что мы перестанем общаться, поскольку поклялась себе, что ни при каких обстоятельствах не стану навещать Джоан. И правда была в том, что я скучала. Скучала по своей лучшей подруге, девушке, которая ни разу не предавала, знала меня так же хорошо, как и саму себя, а быть может, даже и лучше. За столько лет мы успели изучить друг друга настолько тщательно и досконально, что я знала о ней столько же, сколько и она обо мне. Иногда казалось, что во всём мире нет человека ближе. И подруга, несмотря на разделяющие нас четыреста семьдесят пять миль,3 прилетала во время зимних каникул, изредка на праздники, а летом и вовсе на три месяца. Пару раз её даже сопровождал старший брат, с которым мы дружили с детства.
Вся моя жизнь в мегаполисе с отцом была весёлой и совершенно беззаботной: я ходила в школу, а иногда пропускала занятия, намеренно притворившись больной. Посещала домашние вечеринки одноклассников, реже – ночные клубы. Однажды даже отправилась с Тессой в международный волонтёрский летний лагерь, но отцу пришлось через неделю забрать меня вследствие того, что я сломала одному мальчишке нос. Нет, а что мне ещё оставалось делать? Безмозглый полудурок напился и вышел за рамки дозволенного. Пришлось «объяснить» ему, что с Лекси Рид шутки плохи. В тот день я чертовски боялась гнева отца и последующего наказания. Но папа лишь раскатисто рассмеялся, рассудив, что я поступила резонно.
Он гордился мной. Гордился тем, что дочь так похожа на него.
В свободное от учёбы, внеклассных занятий и гулянок время, мой крёстный Билл Гибсон, по совместительству деловой партнёр и лучший друг детства отца, учил меня боевым искусствам. Мне нравилась возможность выброса накопившихся эмоций подобным способом и прельщало умение постоять за себя в любой ситуации. Я не раз благодарила друга семьи за уроки, очень полезные, учитывая мою взбалмошную натуру.
Постоянного парня в Сиэтле у меня также не было. Впрочем, я не искала серьёзных отношений. Поклонников у меня было предостаточно. Всё-таки выглядела я достаточно неплохо: небольшой рост в пять футов сорок два дюйма4 – достался от матери. Оливковая кожа, карие глаза и пухлые губы – от отца. И всё же больше всего в себе я любила кудрявые волосы. Тёмно-шоколадные, почти чёрные, они доходили мне до талии.
Наверняка именно из-за внешности парни частенько засматривались на меня. А я была убеждена, что все их мысли занимало только то, как затащить меня в постель, чтобы потом хвастаться всей школе о том, как сдалась «крепость» Рид. В подростковом возрасте играли гормоны, но это не отменяло того факта, что в мыслях большинства моих сверстников был сплошной секс, да и только.
Впрочем, я просто не встретила ещё того, кто смог бы действительно впечатлить меня и разбудить хоть какое-то чувство сильнее обыкновенной симпатии. Того, на кого я смогла бы положиться и того, кому могла довериться. Того, кто смог бы взбудоражить разум и перевернуть весь мир, заставив сердце участить ритм.
У Тессы, в отличие от меня, был постоянный парень – Чарльз Ричмонд. Та ещё посредственность. Их отношения были настолько приторно–сладкими, впрочем, как и сам Чарльз, что когда подруга рассказывала об очередном тошнотворно–романтичном поступке своего бойфренда, мне хотелось попросить тазик. И всё же я старалась уважать выбор подруги, хоть и не испытывала к её возлюбленному ни капли доверия. В Ричмонде совершенно отсутствовала искренность, душевность, честность. Только сама Абрамсон не замечала сего. Уезжая из Миссулы, я пригрозила бывшему однокласснику, что если он посмеет обидеть Тессу, я убью его, а перед этим буду долго и мучительно пытать. И хоть парень понимал, что я шутила, он знал, что я не позволю причинить боль моей подруге и не оставлю его в покое, если Чарльз обидит её. Всё-таки я никогда не была хорошей пай-девочкой. Наши с ним отношения всегда были натянуты. Ричмонд считал, что Тессе не стоило общаться со мной, будто я обязательно втяну его девушку в неприятности, а то и вовсе испорчу. Её полёты ко мне на каникулы раздражали моего бывшего одноклассника, о чём он не грешил упоминать при каждом удобном случае. И всё же перечить любимой он не мог.
Вот и в ту трагическую, жаркую и очень душную августовскую ночь совершенно ничего не предвещало беды. Мы с Тессой развлекались на каникулах в Сиэтле, готовясь к поездке, о которой мечтали долгое время. Пока безутешный крёстный не появился на пороге моей квартиры и не сообщил о смерти отца…
– Земля вызывает Лекси!
Я не знала, сколько прошло времени, прежде чем меня выдернул из воспоминаний голос лучшей подруги. Вопросительно посмотрела на блондинку.
– Мы приехали, говорю.
Всё же я действительно вернулась сюда. В этот город, в этот дом, хоть и клялась себе в обратном. Только я уже не была той беззаботной весёлой девчонкой из своих детских воспоминаний. Стала старше, слишком рано испытала боль потери, чересчур часто начала криво ухмыляться и надевала безразличную маску. Переполнена чем-то, что почти невозможно определить. То ли бесконечной усталостью и прохладной отчуждённостью, то ли безысходной звенящей тоской с привкусом горечи.
– Я позвоню тебе, ладно? – вполголоса спросила я и, дождавшись утвердительного кивка в ответ, обняла подругу.
Вышла из такси, захватив чемоданы из багажника. Не знала, чего ожидать от матери: криков, выставлений за дверь, истерик, равнодушия или, возможно, даже сочувственных объятий и понимания? Того, чего мне сейчас так не хватало. Понимания. Но, наученная горьким опытом и четырнадцатью годами жизни с этой женщиной, я не рассчитывала даже на банальное сострадание.
Тяжело вздохнула и, вновь окинув взглядом моё новое–старое жилище, направилась внутрь.
Вот он, мой дом. Вроде родной, но в душе абсолютно ничего не ёкнуло. На первый взгляд знакомое помещение ничуть не поменялось: всё та же небольшая прихожая, стены окрашены в светлые персиковые тона. Идеально белая дверь и такого же цвета лестница, обувница с аккуратно расставленными туфлями Рид-старшей, небольшой шкаф и симпатичный придверный коврик грушевого цвета. Джоан сидела на кухне и внимательно читала какую-то книгу. Наверняка в очередной раз перечитывала «Кухню Джейми».5
За четыре года женщина ни капли не изменилась: всё те же тёмно-рыжие локоны до плеч, о которых я грезила в детстве, тёмно-зелёные глаза с коричневыми вкраплениями, прямой нос, аккуратные губы с приподнятыми уголками рта, широкие скулы. Держалась, как всегда, прямо, вскинув подбородок, что придавало матери, несмотря на невысокий рост, грациозность и величественность. Неизменный бордовый цвет в элементах одежды – её самый любимый. Бесспорно, с Джоан мы были схожи только ростом и формой носа. В основном я пошла в отца, как внешне, так и по характеру.
Она не заметила моего прихода, потому я, коварно ухмыльнувшись, решила привлечь внимание своей драгоценной матери громким хлопком двери. А когда поймала её взгляд на себе, с наигранным равнодушием отчеканила:
– Здравствуй, Джоан.