000
ОтложитьЧитал
Дизайнер обложки Василиса Бессонова
© Алёна Бессонова, 2022
© Василиса Бессонова, дизайн обложки, 2022
ISBN 978-5-4485-7695-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
КНИГА ПЕРВАЯ
НЕ ПРИКРЫВАЙ ОТКРЫТЫХ ОКОН
Пока…
Иди, уже… тебя, наверно, ждут…
(строка из стихотворения
Ольги O’NEIL
Часть первая. Резиденция
Глава 1
Майор юстиции старший следователь Следственного комитета Михаил Юрьевич Исайчев возвращался из служебной командировки в родной город Сартов из холодного Санкт-Петербурга. Поездка проходила в рамках расследования сложного дела, и результаты, полученные в ходе командировки, требовали обдумывания. Доплатив личными деньгами сверх отпущенной бухгалтерией суммы за место в купе, Михаил приобрёл билет в спальный. Всё же, как ни крути, на два пассажира меньше. Эта арифметика увеличивала шанс Исайчева на покой и возможность если не подумать, то хотя бы выспаться. Интерьер купе вызвал у Исайчева ироническую улыбку. Он отличался от места в обычном вагоне отсутствием верхних полок, ярко-красными занавесками из потрёпанного временем велюра, а также заранее застеленными постелями, прикрытыми исстиранными пледами с шотландским орнаментом, то бишь в клеточку.
– Интересно, что сказала бы жена, увидев это великолепие? – спросил себя Исайчев и тут же ответил: – А сказала бы она следующее: «Не кочевряжься, Мцыри, и за это спасибо! Замечательно уже то, что ничьих ног не будет болтаться у твоего носа. Даст бог, повезёт с попутчиком, и будет у тебя время в тишине и покое под крепкий чай подумать о результатах командировки…» Исайчев часто мысленно обращался к своей половинке. Считал её своим камертоном, советчиком и просто умной женщиной с холодной рациональной головой одного из лучших в Сартове адвокатов. К кому же ещё, если не к ней?
Мцыри – прозвище, которое Михаил Юрьевич получил ещё в школе за подходящее имя и отчество, а также за упорный и стойкий характер. Ольге пришлось по душе прозвание мужа, и вот уже четвёртый год их совместной жизни они называют друг друга не иначе как Мцыри и Копилка. Копилка вовсе не оттого, что она скаредна и бережлива, а оттого что страстный нумизмат – коллекционер и в её карманах всегда позвякивают старинные и редкие монетки на случай подвернувшегося обмена [
До отхода поезда осталась всего одна минута, когда с другой стороны двери кто-то тихонько поскрёбся.
«Это ещё что такое? Неужто пьяный попутчик?!» – подумал Михаил, резко встал и рывком откинул дверь в сторону.
Перед ним стояла миловидная женщина в костюме фирмы MILD, предназначенном для туристических походов. На сгибе её левой руки висел небольшой рюкзак, а в другой руке она держала ручку жёсткого кофра для гитары.
– Бэмби! – первое, что пришло в голову Михаила при виде женщины на пороге купе. – Почему скребёмся? – вопросительно взглянув на попутчицу, улыбнулся Исайчев. – Вы здесь такая же хозяйка, как и я. Проходите смело. Располагайтесь. Хотите переодеться? Я могу выйти…
– Нет, нет! Не беспокойтесь, – спешно заговорила женщина. – Сейчас хочу минутку посидеть. Опаздывала. Бежала. Отдышусь чуть-чуть. Заодно и к попутчику присмотрюсь… Нам с вами в одном купе двадцать четыре часа ехать, посему давайте знакомится, – женщина протянула ухоженную руку с аккуратно постриженными ногтями, покрытыми лаком телесного цвета. – Вася.
– Вася? – удивился Михаил. – Судя по вашим глазам – вас родила инопланетянка?
Женщина присела на краешек полки:
– Моя мама, судя по тому, что увидев меня, вы прошептали имя Бэмби, вовсе не инопланетянка, а важенка – олениха, подруга оленя. Вы ведь сказали именно так, или я ошиблась?
– Да-а-а, – растерянно протянул Исайчев. – Я понял. Не оригинален. Но по-другому никак нельзя, именно имя Бэмби – первое, что приходит в голову при виде вас. Извините… Женщину с такими глазами не могут звать Васей, вы Бэмби!
– Так, меня зовут почти все мои знакомые. Привыкла. Однако я Василиса, попросту Вася. А вы?
– Миша, Михаил Юрьевич…
– Не думаю, что в школе вас кликали Лермонтов, тогда значит… – попутчица на секунду умолкла, – Мцыри?
– Мать честная! – ещё больше удивился Исайчев, – вы провидец? Меня действительно так прозвали в школе, а сейчас так зовёт жена…
– На том и порешили: вы – Мцыри, я – Бэмби. Вероятность, что мы когда-нибудь ещё встретимся, ничтожна. Зачем нам имена?
– Совершенно с вами согласен. В дороге главное – хороший попутчик, улыбнулся Исайчев. – Мне, кажется, повезло. Судя по вашей одежде, вы собрались в туристический поход или возвращаетесь оттуда. Нет, всё же собрались…
– Этот вывод вы сделали, глядя на мою белую кожу? – снимая куртку, спросила Василиса. – После похода я была бы смуглее. Но вы не угадали. Я собралась не в поход, а навестить друзей. Сартов мой родной город. В дорогу привыкла надевать удобные и прочные вещи. Неизвестно, что может приключиться, а нарядные одежды у меня здесь, – и Василиса постучала ладошкой по рюкзаку.
– А гитара? – продолжил любопытничать Михаил.
– Гитара – это подарок. Вернее, подарок-талисман. Мы с ней не расстаёмся. С такой подругой путь короче.
– Споёте?!
– Чуть позже спою, – кивнула Василиса, – а сейчас закажите, пожалуйста, чай. На дворе время обеда, пожалуй, угощу вас пирожками собственного изготовления.
Михаил с готовностью пошёл выполнять просьбу попутчицы. Тем более что пирожки были кстати. Исайчев с утра оголодал. Гонял по делам и не успел позавтракать.
Подзаправившись пирожками и копчёной куриной ножкой со свежим огурцом, Михаил расслабленно, с благодушным выражением на лице привалился к мягкому валику на стенке купе.
Вечерело. Осень за окнами вагона заплакала, робко, а затем более настойчиво постучалась по стеклу дождевыми каплями и, не удостоившись внимания пассажиров, яростно взвыла, заулюлюкала ветром, бросила в стекло жёлтые потухшие беспомощные листья.
– Брр-р-р, какая погода! – сказал Михаил, пододвигая ближе к себе дребезжащий в подстаканнике стакан горячего чая. – Где-то ведь лето и солнце…
– Я знаю, где лето… – откликнулась Василиса, наводившая порядок на купейном столике.
– Я тоже знаю, но это далеко за границей и дорого. Жалко, что в странах СНГ нет в это время года тёплых морей. И раньше не было…
– Было одно море… я на нем жила в детстве…
– Ну? И что за море? – удивился Михаил.
– Воинская часть, в которой служил мой отец квартировалась на этом море, и море называлось Аральским – бирюзовое, бескрайнее, похожее на мираж. Это граница Казахстана и Узбекистана…
– Вот как? А подробнее…
Пока Василиса рассказывала, Михаил более пристально рассматривал собеседницу. Перед ним сидела небольшого роста, едва ли больше метра шестидесяти, миниатюрная женщина средних лет, может быть тридцати семи – сорока, а там бог их разберёт, этих женщин, может и больше… Русые, коротко постриженные волнистые волосы придавали ей крохотку мальчишеского задора. В её лице была изюминка, даже можно сказать урючинка, и этой изюминкой-урючинкой были глаза! Михаил в жизни видел много разных глаз. Некоторые приводили его в восторг, но у Василисы глаза были особенные – их нарисовала природа-художник: на славянском лице миндалевидные, с вытянутыми к вискам уголками, окаймлённые длинными, как на частой расчёске, ресницами, и с синими, не голубыми, а именно синими радужными оболочками вокруг зрачков. Сама радужная оболочка была настолько широкой и чистой, что Исайчев видел в ней отражение своего лица, и оно ему нравилось. Именно из-за глаз Исайчев не мог определить возраст женщины. Кожа лица свежая, без макияжа, ни морщинки, ни рытвинки, а глаза зрелые, искушённые.
«Не женщина – сон… Смотрел бы и смотрел… Интересно, как бы сейчас меня подковырнула Копилка, глядя, как я тут перья распустил? – усмехнулся своим мыслям Исайчев и тут же успокоил себя, – не стала бы она меня ковырять, сама бы любовалось…»
Ближе к вечернему чаю Михаил не выдержал и все же попросил попутчицу:
– Бэмби, извините, я опять-таки не оригинален, но по закону сцены, если появилось ружьё, оно должно выстрелить, я позволю себе слегка перефразировать – если появилась гитара, значит…
– Спою тихонько, – Василиса осторожно вынула инструмент из кофра, бережно обтёрла его мягкой тряпочкой из того же кофра. Отвернувшись к заплаканному окну, не перебирая струн, сразу взяла аккорд, запела глуховатым с трещинкой голосом:
Привет,
Ну, как ты? Всё дела? Опять дожди-и-и
Косыми лентами опутали аллеи.
Не прикрывай открытых окон, по-го-ди,
Смотри, как вечер тает, без вина хмелея…
Дверь в купе тихонько открылась, и в образовавшейся щели показалась мужская голова, а секунду спустя ниже её – женская. Михаил приложил указательный палец к губам и глазами указал нежданным гостям на место рядом с собой. Василиса не заметила вновь прибывших:
Пока…
Иди, уже… тебя, наверно, ждут…
Забавно тает тень от лампы… Зябко… Скучно…
Бормочет тихо мне бессонница: «Я тут,
Сегодня будем мы с тобою не-раз-луч-ны…»
Василиса замолчала, обернулась на открытую дверь купе, в которой во всю её ширь стояла подбоченившись проводница и ещё несколько пассажиров, головы которых торчали из-под мышек и над плечами мощной сотрудницы Российских железных дорог. Проводница, не миндальничая, вошла, села рядом с Василисой:
– Ух, хорошо поёшь! Спой ещё, а я потом всех чаем напою. У меня хороший чай с мятой. Мяту сама выращиваю…
– Всем с мятой или только поющим? – поинтересовался белобрысый мужичок с весьма подвижным лицом. – Тот, что я пил час назад, был без мяты…
– Всех напою с мятой, – подмигнув, благосклонно промолвила проводница.
Весь вечер пассажиры беззастенчиво эксплуатировали Василису. Она пела одна и хором с пассажирами, прерываясь на чаепития, во время которых соседи приносили в купе домашнюю выпечку и сладости. Угощали её и Михаила. Все, кто не вмещался в купе, пристраивались в соседнем, слушали, не закрывая дверей. К удивлению, Михаила не раздражало многолюдье, а вовсе наоборот – он с охотой подпевал попутчице. Разошёлся народ только ближе к двум часам ночи. Утром, почти подъезжая к Сартову, Михаил поймал себя на мысли, что отдохнул и ничуть не жалеет, что не удалось в тишине подумать о результатах командировки. Благостную мысль прервал звонок встрепенувшегося сотового телефона Михаила, на дисплее показалась фото сурового мужчины в форме полковника юстиции:
– Приветствую вас, Владимир Львович… Да, еду в поезде… буду через три часа… Быстрее не получится… И домой не заезжать? А помыться? Так вы только шею намылите, а я хотел бы весь… Хорошо! Мне сразу в резиденцию или сначала к вам? Есть! Кто со мной? Капитан Роман Васенко? Хорошо! Эксперт? Галка Долженко? Отлично! Прошу прощения, подполковник Галина Николаевна Долженко… Понял вас… До встречи…
* * *
Поезд медленно подходил к перрону, в тамбуре и рядом с купе проводников столпились пассажиры. Они нетерпеливо топтались на месте, вытягивали шеи в надежде увидеть в окнах встречающих. Исайчев и Василиса стояли рядом с дверью своего купе. Михаил держал в одной руке собственный чемоданчик и рюкзак Василисы. Свободной рукой он легонько коснулся локтя Василисы:
– Спасибо, Бэмби, за компанию. Было приятно… Я бы на месте вашего мужа не отпускал вас одну, да ещё с гитарой…
– У меня нет мужа, – обронила Василиса.
– Ну, на месте вашего друга… не поверю, что у вас нет друга…
Василиса осторожно высвободила руку и взялась за лямки своего рюкзака:
– Давайте я сама, он не тяжёлый. В нем вещей немного. Я приехала сюда всего на три дня. По поводу моего друга… он отпустил меня много лет тому назад… – она неожиданно дерзко вскинула брови, – он меня отпустил, а я его нет!
Поезд остановился, вздрогнул и затих, проводница загремела дверью вагона, и пассажиры энергично пошли на выход:
– Удачи вам, Мцыри! Даст бог, свидимся… – Василиса спрыгнула с подножки вагона, помахала рукой Исайчеву и, вскинув рюкзак на плечо, быстро пошла по перрону. Михаилу нужно было в другую сторону.
«Прощайте, Бэмби, – подумал Исайчев, глядя вслед удаляющейся попутчице, – балбес твой друг…»
Глава 2
За шесть часов до приезда Исайчева наместо преступления.
Причина, по которой руководитель городского следственного отдела регионального СУ СКР полковник юстиции Владимир Львович Корячок, или как его попросту называли сотрудники Шеф, решил побеспокоить своего лучшего следака майора Исайчева в дороге, была более чем серьёзной. Можно сказать – архисерьёзной. В городе, в летней резиденции губернатора области, был убит высокопоставленный гость, Олег Олегович Бурлаков. Человек, чьё имя по версии журнала «Финанс» уже много лет не выходило из золотой обоймы богатейших людей Европы. Олег Олегович был земляком губернатора и, помимо российского гражданства, имел ещё гражданство Германии и Канады. Последние двадцать лет он каждый год приезжал в родной город Сартов по личным делам. Останавливался толстосум в резиденции губернатора, причём на это время гостеприимный хозяин по просьбе гостя отпускал из резиденции всю обслугу вплоть до охраны. Отпускал, потому что Олег Олегович привозил всё и всех с собой. Время пребывания гостя было кратковременным – не более трёх-пяти дней. Что в это время происходило в резиденции, не знал никто, конечно исключая приближённых лиц, коих было немного. И вот тебе сюрприз, точнее сказать – беда. Бурлаков после двенадцати часов пребывания в резиденции вначале тринадцатого часа неожиданно резко вскочил из-за обеденного стола и тут же рухнул на пол с выражением крайнего изумления на лице. Жизнь покинула тело Бурлакова безвозвратно. Его двоюродная сестра Эльза, которая в тот момент входила в круг ограниченных лиц и сидела с ним за одним столом, утверждает, что Олега Олеговича убил инсульт.
* * *
Прибывшая через час после смерти губернаторского гостя судебный эксперт подполковник Галина Николаевна Долженко обошла тело вокруг, потягивая носом воздух, после чего села в обитое бархатом кресло, закурила и произнесла:
– Убили. Отравили цианидом, – и, оглядев прищуренными глазами всех, кто в данный момент присутствовал в губернаторской столовой, менторским тоном вопросила: – Ну, и кто из вас это сделал?
Вопрос повис в воздухе.
Только жена Бурлакова – Ирина вскочила и побежала по залу мелким лихорадочным шагом, пришёптывая себе под нос:
– Как же так… как же так… как же так…
Сестра Бурлакова Эльза медленно встала с кресла, резкими движениями отряхнула с юбки невидимые крошки и резво пошла к креслу, на котором сидела Долженко. Подойдя, развернула узкие плечи, подбоченилась, нависла над экспертом:
– Вы что, по запаху определяете убийство, уважаемая? Носом тут поводите… – процедила она сквозь зубы. – Хочу вам заметить, уваж-ж-жаемая, на столе стоит кофе с миндальным запахом, и он его пил. Я врач, врач, и я утверждаю, уваж-ж-жаемая, что это инсульт… внезапный, трагический…
Долженко отметающим жестом заставила Эльзу отойти от кресла на два шага и, сделав глубокую затяжку, стряхнула пепел в руку, невозмутимо вопросила:
– Представьтесь, пожалуйста, гражданочка. Вы здесь кем будете?
– Я здесь Эльза Фридриховна Леманн – двоюродная сестра Олега. Пока ещё совсем не гражданочка, а госпожа Леманн. Уясните это на будущее… – Эльза в недоумении повела плечом. – Хотя какое у нас с вами будущее? Не дай бог!
Долженко лениво подняла на кипятящуюся Эльзу глаза, медленно ссыпала пепел от сигареты себе в рот и, проглотив, спросила:
– Да уж, не дай бог! Уточните, пожалуйста, чья вы госпожа, гражданочка Леманн? У вас гражданство какой страны? – и увидев удивлённые глаза Эльзы, пояснила, – изжога у меня, пепел помогает. К тому же сору меньше…
Эльза брезгливо поморщилась и, передёрнув плечами, пояснила:
– У меня, как и у Олега, гражданство не только России, а ещё и Германии.
– Мединститут где заканчивали? – продолжала вопрошать Долженко.
– Магдебургский университет имени Отто фон Герике. Он является самым молодым из современных престижнейших учебных заведений. Готовит отличных специалистов. Ещё вопросы есть? – Эльза глазами поискала место, где можно было присесть, прежнее её место было занято и все остальные тоже. Разыгрывающаяся на глазах оперативных сотрудников пьеса «Эксперт подполковник Долженко против строптивой фрау», вызвала большой интерес. Не Шекспир, но всё же, всё же…
– Да-а-а? – Галина Николаевна в недоумении пожала плечами. – Может вы и классный специалист, может у вас опыта не хватает… Тогда ликбез будет платным.
– Что-о-о? – Эльза от удивления выпучила глаза, – что-о-о?
– Ой! Вот этого не надо… – устало взмахнула рукой Долженко. – Не надо на меня делать глазки… Деньгами не возьму, возьму крепким кофе… Я хоть и не судмедэксперт, но кое-что и мы умеем… Миндальный запах чувствуете?
– Ну?! Он пил перед эт-т-тим, эт-т-тим, – Эльза указала пальцем на распростёртое на полу тело, – кофе, ароматизированный миндалём.
– Допустим… Однако трупное пятно на шее какого цвета?
– Вишнёвое, – потухшим голосом констатировала Эльза.
– Так! Уже лучше… и чтобы вы наверняка налили мне кофе… – Галина Николаевна быстрым движением извлекла из чемоданчика два шприца. Присев рядом с телом, ввела иголку в шею покойного: – Поясняю действия специально для вас: пробую попасть в ярёмную вену… так… так… есть, – Галина Николаевна наполнила шприц кровью, а затем ввела иглу второго шприца туда же в шею чуть выше первой. – Надеюсь, вы поняли, эту порцию крови я взяла из сонной артерии. Ну, милочка, чем же отличаются друг от друга эти два анализа.
– Какой ужас! Его убили. Бедный, бедный мой брат, – гримаса ужаса исказила надменное лицо Эльзы и сделала его смешным. – Вы хотите сказать, что кто-то из нас убил Олега Олеговича?
Долженко энергично замахала ладошкой из стороны в сторону:
– Ну-у что вы? Как можно?! Здесь, по всей видимости, мышка бежала, хвостиком вильнула, цианид в чашку убиенного и просыпался… А серьёзно… – Эксперты не расследуют преступления, они только помогают уличить преступника, добывая доказательства. Хотя тут и кролику… Да… да… да… Сейчас я уеду и, вероятно, через несколько часов вернусь уже не одна, а с майором Исайчевым – старшим следователем Следственного комитета, – отыскав глазами притулившегося в угловом кресле капитана Васенко, Долженко воскликнула, – Роман! Роман Васенко, проснись! Ты со мной? Машину уже прислали… Спектакль окончен, зрители могут покинуть свои места, кыш… кыш…
Васенко, не открывая глаз, потянулся и, перевернувшись на другой бок, подпёр ладошкой щёку, пробурчал:
– Куда же я от трупа-то, Галина Николаевна?
Судя по размерам сидящей фигуры, мужчина был небольшого роста, чуть лысоватый:
– Большой Шеф приказал дожидаться шефа поменьше и поступать в его распоряжение. Так что подневольный я… Охраняю первоначальный вид места преступления в нетронутом виде…
– Здесь оперов из городского убойного отдела на каждом метре по два, чай, не дадут разбазарить место злодеяния… – но увидев, как Васенко ещё глубже ввинтился в кресло и ещё крепче прижмурил веки, Долженко махнула рукой, пошла к двери, на ходу бросив, – как знаешь, может ты и прав… Да! Когда тело увезут в «судебку», не забудь там предупредить: два прокола на шее убиенного мои. Я пришлю им бумагу по этому поводу, позже…
Её провожали восторженные глаза зрителей – оперов городского убойного отдела, коим сестра погибшего порядком надоела.
* * *
За час до приезда Исайчева на место преступления.
Эксперт Галина Николаевна Долженко столкнулась с майором Исайчевым в дверях кабинета полковника Корячка:
– Ну, вот, не успела улизнуть, – огорчённо заметила эксперт, – я-то надеялась, что Шеф тебе сам преподнесёт результаты экспертизы. Ладно, пошли… – переступив порог кабинета начальника, Долженко взмолилась:
– Дяденьки, отпустите домой, головёнку до подушки донести, я уже там все сделала. Спать хочу страшно! Всю вчерашнюю ночь в гарнизоне за городом торчала, там суицид, а потом сразу в резиденцию… Поимейте совесть, господа!
Полковник Корячок свёл к переносице мохнатые брови, из-под которых на эксперта смотрели тёплые обожающие глаза:
– Входите, офицеры, рассаживайтесь… – сказал он, твердея голосом. – Не расслабляйся, Галина! Мы с тобой, бывало, выезжали на дело и по трое суток не спали. Ничего, не ныли…
– Так-то, когда было, Вовчик, – покряхтывая и присаживаясь к столу Шефа, проворчала Долженко, но спохватившись, исправилась, – Владимир Львович. Мы с тобой тогда лет на двадцать пять моложе были…
Корячок заботливо пододвинул к Галине Николаевне пепельницу:
– Были… были… Сейчас всё майору расскажем, и отпущу тебя спать… Итак, майор, рассказываю вкратце, подробности на месте узнаешь. Ты, Галина Николаевна, куда надо вставляй свой комментарий… Дело непростое, для узкого круга людей, без огласки. Расследование строго конфиденциальное. Это просьба губернатора. Сами понимаете, не часто в его резиденции убивают гостей такого масштаба.
Последняя фраза Шефа вызвала у Исайчева ироническую усмешку.
– А ты не хмыкай, не хмыкай, в резиденции губернатора вообще никогда никого не убивали, – продолжил полковник Корячок и поплевал через левое плечо.
– С почином нас, – хихикнула Галина Николаевна.
– Цыц! И ты туда же, – рявкнул Владимир Львович. – Давайте соберёмся, господа офицеры. Давайте соберёмся… Не на картошку едем… Есть одна немаловажная деталь – губернатора во время убийства в резиденции не было…
– Лучше бы на картошку…. Извините, Владимир Львович, – прервал Исайчев Шефа и, обращаясь к эксперту, спросил: – Галина Николаевна, сомнений не осталось – это убийство? Может…
Долженко щёлкнула зажигалкой, прикурила сигарету:
– Убийство-убийство, Мишаня. В крови жертвы такое количество цианида, что на троих хватило бы… Отвертеться не удастся. И что скверно, злодей почти не наследил.
– Почти? – Исайчев попытался поймать ускользающий взгляд Долженко.
– Совсем не наследил, майор, – Галина Николаевна наконец решилась посмотреть на Михаила, – трудно тебе будет, майор. А кому сейчас легко? Я, товарищ полковник, так и быть, вернусь с майором на место преступления. У Михаила глаз молодой, может быть, ещё чего найдём. Хочу предупредить: из резиденции по приезду высокого гостя никто не выезжал. Так что злодей там.
– По вашим прикидкам целью был именно Бурлаков? Он не мог схватить чужую чашку?
– Однозначно Бурлаков. Без сомнения, – убеждённо ответила Долженко, – только Бурлаков из всей компании пьёт кофе с молоком и пьёт его из особой термической чашки, которую его повар возит за ним повсюду. К чашке прилагается специальное электрическое устройство, поддерживающее определённую температуру напитка. Бурлаков пил только очень горячий, очень крепкий и очень сладкий кофе с молоком. Чашка стояла отдельно от общего подноса с кофе. Цель – Бурлаков.
– Много ли там гостей? – поинтересовался Исайчев.
– Много, Мишаня, много… обслуги только пять человек. Приближённых видела пока троих: жена – истеричка, двоюродная сестра – нахалка, адвокат – самодовольный индюк и ещё управляющий здешним филиалом фирмы убиенного – мужик на первый взгляд не дурак, правда со шлейфом корвалола. Ещё начальник охраны, он же личный телохранитель, но его не видела. Он с Васенко общался вне зоны злодейства. Когда я уезжала, к входу подкатило такси и из него вышел парень, весь в импортной джинсе, с женщиной. Я приказала их от остальных отделить, благо резиденция большая, и никому про них до твоего приезда не говорить. Решила не мешать чистых и грязных. Не следует им обмениваться информацией. Вновь прибывшим об убийстве не говорить. Сам решишь, когда сказать. Ничего, что я покомандовала? Ты не в претензии? Оперу, который меня провожал, я такую кару за длинный язык обещала, что он вряд ли вообще до твоего приезда говорить будет.
– Ты, Галина Николаевна, всё правильно сделала. Спасибо. А Васенко где? Мне обещали Васенко, почему вы, а не он новых гостей остановил? – вопросительно взглянув на начальника, спросил Исайчев.
– На месте твой капитан, – Долженко поднялась с кресла, – он не успел бы их изолировать, если бы они вошли. Прямо удача, что я их у порога ухватила.
Уже в машине, направляясь к месту преступления, Долженко заметила:
– Кстати, твой Васенко хоть и хитрая лисья морда, но о вновь прибывших не в курсе… ап-п-п-п… я приказала…
– Брависсимо, товарищ майор, и всё же ты больше Галючка, чем Галинка, – с любовью поглядывая на эксперта, заметил Исайчев, – опиши мне приближённых убиенного. Как они тебе с первого взгляда?
Долженко состроила недовольную гримасу и, прислонив голову, покрытую седыми мелкими кудряшками, к подголовнику, прикрыла глаза:
– Так я тебе коротко рассказала: истеричка, нахалка, индюк надутый и парень не дурак. Обслугу не видела, они мне ни к чему. Их в главном корпусе только у дверей держали. Начальник охраны, правда, туда-сюда шастает… Его надо попристальнее разглядеть.
– Галинка, ну пожалуйста, поподробнее, у тебя глаз-ватерпас, – взмолился Исайчев.
– Ты, чудо огородное, дай подремать. Бабушка русской экспертизы устала. Мне бы хоть маленький сончик привидить… Вообще, напрасно ты, Мишань, настаиваешь. Мои красочные впечатления могут затереть твои…
– Баба Галя, ты же знаешь, я принимаю впечатления экспертов, но опираюсь на свои, извини… Давай вещай, мне надо войти в состояние предельной заинтересованности делом, и войти уже подготовленным к нему…
Долженко открыла один глаз и зло глянула на Исайчева:
– Какая я тебе баба Галя, свинья?! Эта баба исползала на коленях всю залу, а там квадратов сто пятьдесят не меньше, и, как видишь, встала и хожу. Другая бы в моём после пенсионном возрасте давно на составляющие развалилась, а я с тобой обратно плетусь….
– Извини, Галина Николаевна, я дурак дураком, дай в щёчку чмокну, – взмолился Исайчев и сложил ладошки лодочкой.
Долженко опять закрыла глаз, но щёку для поцелуя подставила:
– Ладно, целуй, – миролюбиво пробурчала она и, получив обещанное, вновь положила голову на валик. – Итак, двоюродная сестра Бурлакова – Эльза Фридриховна Леманн…
Исайчев резко всем корпусом развернулся к эксперту:
– Они иностранцы? Этого ещё не хватало…
– Не перебивай, – Долженко поняла, что Михаил не даст ей вздремнуть, вытащила из чемоданчика пачку сигарет, одну сигарету вынула, – Эльза Леманн, насколько я слышала из опроса Васенко, – немка Поволжья. Родилась в Покровске.. Её мать – родная сестра матери Бурлакова, и на правах ближайшей родственницы фрау считает нужным лезть во все дырки, подсматривает за операми. Их в резиденцию городской отдел с перепугу нагнал видимо-невидимо. Дамочка пытается командовать. Она родственница жертвы, и судя по всему, родственница, а заметная фигура в его бизнесе. Сейчас Эльза проживает под Мюнхеном, является смотрителем производства. Леманн специально выделила: не директор, а именно смотритель, – Галина Николаевна помяла сигарету, разглядела её и сунула обратно в пачку. – Гадкая привычка! Нужно отвыкать. Или поздно уже, майор?
Исайчев не слышал вопроса, отвернулся к окну, а когда обернулся вновь, спросил:
– Решать ничего не решает, но за всеми приглядывает. Чем они занимаются?
Долженко усмехнулась, но не обиделась, понимала – Исайчев входит в дело, пояснила:
– У Бурлакова в пригороде Мюнхена завод одноразовых шприцов. Прибыла в Сартов по приглашению брата для какого-то очень важного разговора. Внешне белая мышь, усиленно молодящаяся, брови щипанутые, глазки у носика маленькие, шнырчатые. – Эксперт поморщилась, вспоминая Эльзу, и добавила, – а жопа, я тебе скажу, у неё как у нефтяной баржи корма. Мне кажется, что мама у этой немки немножечко еврейка…
– Та-а-ак, – пропел Исайчев, – интернационал…
– Далее, жена убитого – Ирина. Ой! Главное забыла сказать, Леманн и Ирина заканчивали одну школу… Ирина красавица. Ну, красавица ни дать, ни взять. Чернобровая, кареокая, большеглазая, с изумительными зубами. Цену себе знает. Только на стоматолога, небось, лимона три положила. Пластический хирург тоже на лице отметился. Но характером Ирина уступает Эльзе, пожиже будет… Далее юрист – адвокат погибшего. Хочу, чтобы ты записал – у него сложное имя, отчество и фамилия…
Исайчев, недовольно покряхтывая вытянул из кармана блокнот:
– Ну-у-у… готов…
Долженко усмехнулась:
– Адвокат – гражданин Канады по имени Сайрус Мордухович Брион…
– О как! – вскинулся Исайчев, – Язык сломаю выговаривая.
– Не сломаешь, – хмыкнула Долженко. – Эльза зовёт его Сара, и мне кажется, она попала в точку…
– О, господи! Что прямо Сара, Сара?
– Усилю впечатление – Сагочка… чистенький, причёсанный, в розовом галстуке, синем костюме, в дорогих тёмно-синих замшевых туфлях почему-то без носков… Рубашка кипенно-белая, аж глаза режет… Почему без носков, Мишань, холодно же?
– Зато модно, круто, экстравагантно… Боюсь спросить, наш потерпевший ни того… этого….
– Нет! – резко бросила Галина Николаевна, – наш потерпевший был мужик! Высокий, под два метра, атлетически сложенный, слегка небритый, с суточной щетиной, глаза как у мальчишки, карие с позолотинкой, жаль таких мужиков терять… Мне кажется, он жену уберегал от соблазнов, поэтому и держал рядом с собой Сагочку. И судя по тому, как адвокат ловко говорил с нашим Ромой, он хороший спец. Пока я труп осматривала, прислушивалась. Но из их разговора так ничего и не поняла. Сара говорил много, жужжал словно муха, а в остатке ноль. Ты же знаешь, Ромка – лиса. Он такие крючки в беседах ставит, что его не обведёшь, а тут, поди ж ты, – ноль. Ничего, кроме того, что лежало на поверхности, он не выудил… Кто, кого, кому, с кем – ничего не нащупал. Один дым.
– Так, ясно, – почесал затылок Исайчев, – остался управляющий – «мужик с виду не дурак» и те, что приехали. Но о тех, я понял, никто ничего не знает. Давай о мужике не дураке…
– Ничего про него не скажу, Мишань. Мужик произвёл на меня хорошее впечатление: глаза умного человека, держался хорошо, но напряжённо. Видно было, что для него всё произошедшее – потрясение, и мне кажется, у него больное сердце.
– С чего ты так решила, одышка?
– Нет, одышки нет… Но он всё время зяб, у него мёрзли руки, и он частенько их растирал. Холодный пот на лбу, запах корвалола, а когда я осматривала его одежду, заметила в приоткрытом рту ярко-красный язык… Как врач, я посоветовала бы ему обследовать сердце, но может быть там были другие причины – тебе разбираться, милок….
– Галина Николаевна, в резиденции есть кабинет, где я могу проводить допросы? Импортировать их в комитет не дадут. Придётся все следственные мероприятия проводить на месте…
Долженко бросила на Михаила ироничный взгляд:
– Нет, Михаил Юрьевич, у губернатора одна маленькая комнатка и на чердаке…
– Я серьёзно!
– А серьёзно? Найдётся и тебе комната. У них у каждого свои апартаменты. Пока ты будешь работать с одним из них, я более тщательно осмотрю их персональные хоромы. Место преступления я проползла, а вот комнаты осмотрела поверхностно. Кабинет займёшь губернаторский. Посмотришь, в каких комнатушках сильные мира сего решают наши босяцкие проблемы. Ох, трудно им приходится… губернаторам-то…