Они стояли. Сомкнуты щиты
И копья кверху, жилистые руки
Поножи теребят, глаза внизу
Разыскивают цели и опасность
Уж третий день. И смерть уже не ждешь,
Устали нервы. Пролежни от лат —
Снимать нельзя – готовность боевая,
Нешуточная, да и трибунал,
Хотя вот он как раз не очень страшен —
Собрание народа, порицанье,
Ну, могут выгнать с города совсем,
Ищи потом жену, кусок землицы,
Рабов, без них ведь никуда —
Рабовладенья век…
1. Позиция
Танк вышел на позицию годную для стрельбы.
– Ух-ты! – выдохнул в гарнитуру механик-водитель Громов. – Это что же? Чьи они будут, пан майор?
Удивляться было от чего: в зоне непосредственного воздействия стадвадцатипятимиллиметровки находились теперь предназначенные на заклание жертвы – толстые, большебрюхие…
– Это зовется «Гэлэкси» – «Галактика», С-5А, – пояснил майор Шмалько, которому конечно же было гораздо лучше видно снаружи, да еще и в полевой бинокль. Через старую советскую оптику ему получалось даже разглядеть «чьи».
– Вот тебе и весь сказ, – произнес он, прижимая к векам совсем не истертый резиновый тубус. – Твою бого-мать! Так ведь я так и ду…
– Что такое? – испуганно поинтересовался наводчик Ладыженский?
– Чьи вы хлопцы будете? Кто вас в бой ведет? – хрипло и неумело пропел Шмалько. – Союзнички, твою бого… Хоть бы флажки с киля стерли. Сучье племя. Ну, нигде без них…
– Ух-ты! Куда ж это он? – снова подал голос механик, которому из-за остановки машины стало теперь весьма интересно любоваться видами.
– Наводись, Ладыженский, не спи! – гаркнул сверху Шмалько. – Цель на десять часов. Бьем вот того – движущегося. Взлетать собрался сволота. – Командир батальона, ныне работающий всего-то за танкового, сплюнул. Из-за сухости во рту столь простое действие вышло не очень: густая слюна повисла на расстегнутом вороте.
– Ой! – сказал вдруг наводчик, с опаской глядя на ожившую лампочку датчика. – Майор, у нас это… Облучение, – он вдохнул воздуха и внезапно закричал: – Наведение ПТУРС!
– Ориентируешься, – похвалил его Шмалько, уже занырнувший в проушину люка и тоже смотрящий на диодное подмигивание, в то время как руки задраивали вход.
– Дорожка! – распорядился майор уже для механика водителя. Эта простая команда означала, что танк должен двигаться исключительно прямолинейно и не быстрее тридцати пяти километров в час. Все для удобства наведения.
– Так стоим же, пан майор! – несколько удивленно-обиженно отозвался механик.
Майор благоразумно оставил его замечание без внимания, он сосредоточился на воспитании другого члена экипажа.
– Еще не стрельнули твою ПТУРС, дорогой, – пояснял он для замершего в гипнотическом трансе от лицезрения датчика Ладыженского. – Так, покуда, выцеливают на всякий случай. У них тоже, как и у нас, пауза неприятия действительности. Надо бы удерживать инициативу. Давай работай! – рыкнул он и увесисто хрястнул наводчика по плечу, тут же проворно убирая руку, ибо в танке слишком мало места для непредусмотренных инструкциями жестов, и к тому же, живые руки – столь мягки, сравнительно с подвижным железом.
– Дальность восемьсот! Оснастка осколочно-фугасная! – поспешно доложился Ладыженский.
– Огонь! – нежно скомандовал Шмалько, прильнув к тубусу и одновременно переключая кратность увеличения на «один к восьми».
– Может, дым? – спросил снизу водитель Громов, имея в виду искусственную дымовую завесу. Он переживал: танк покоился – уязвимость от ПТУРС серьезно возросла.
– Не надо. Двигай вперед помалу. А дыма сейчас и так… – поморщился майор, но уже даже не от вопроса, а от сотрясения и грохота залпа, и еще от недоговоренности ответа, съеденного шумностью.
Шмалько был прав – впереди уже полыхнуло. Природные затворы человеческих век сработали на вспышку, и в этой ошалевшей яркости темноты, бывший командир батальона пояснил со странным для танкиста знанием дела:
– Семьдесят тонн керосина при полной заправке. Это понятно?
Ответы его не интересовали. Да, теперь уже и не было времени ни на них, ни на новые вопросы – время прессовалось: война и мир – совершенно разные пространственно-временные конгломераты. И все-таки совсем не старый, но столь древний соотносительно солдат, майор продолжил краткую лекцию, делая ее даже не фоном – из-за шума не в шутку ожившей вокруг механики это стало бессмысленно; все эти вызубренные когда-то в академии ТТХ теперь служили просто смазкой, давящимся из тюбика солидолом, позволяющий лихо, без торможения о шипованые зазубрены привычек, вползать в действительность всамделешнему огню настоящей, не игрушечной войны.
– Очень похож на наш «Руслан», Ан-124. Вернее, именно «Руслан» похож на «Гэлэкси» – между ними зазор лет пятнадцать… Вперед, Громов! Оп-па! Дорожка! Цель на три часа. Дальность – тысяча. Видим? Пусть снова осколочный. Хрен ли толку тут в бронебойном?… Наш кончено получше, все ж с учетом опыта сделан. Два мостовых крана по двадцать тысяч кг, герметичный грузовой отсек, сверху пассажирский на… Огонь! О, господи! Ни черта себе! Давай беглый, по всем целям подряд, начиная с правой. Наблюдаешь? А то сейчас все дымом заволокет, ни черта ни найдем, и по «тепловику» не выцелим… Правда, заднее оперение у них чуть по-другому расположено, только поэтому разве что не копия… Опять облучают?! Дергай вперед. Нам бы заряжающего. Быстрей бы дело шло. Так, ты тут управляйся, я их пулеметом рубану. А то пушкой все не успеем.
Для стрельбы из надбашенного зенитного пулемета НСВТ майору Шмалько даже не требовалось высовываться наружу. Все получалось делать прямо с рабочего места. Однако стрелку приходилось крутить туловище туда-сюда, ибо кресло крепилось жестко. Уже через считанные секунды майор был весь в поту. Но еще жарче было теперь снаружи. Впереди, может уже по всей территории аэропорта, пылало. На фоне гигантского пламени, ломающихся и крушащихся картоном лайнеров, не уместно смотрелись муравьиные метания маленьких человечков и миниатюрной техники. Среди последней краем сознания просматривалось что-то военизированное. Но имелось ли время заниматься такой мелочью? Из всего, столь недавно мощного, точнее, как оказалось и нехорошо предчувствовалось, бумажно-мощного, батальона, сюда, к месту использования, добралась даже не танковая рота, и даже не танковый взвод – всего один Т-64БВ. Работы у него теперь оказалось выше крыши.
– Командир, вон здание! Обстрелять!
– Не трогать, тут ведь все наше – родное. Да и снарядов не хватит на все. Уже…
– Половину прикончили – восемнадцать штук. Придется подкалиберные и кумулятивные тоже…
– Придется, Ладыженский. Хотя толку в них…
– Может, по кабинам прямо, а, майор?
– Не смеши, боец. Сколько ты уже впулил в молоко? В тот лапоть справа, лишь с третьего раза. Эх… Ладно, не ваша вина, что мы вас ни хрена нормально не выучили – все траву стригли, бордюры драили… Давай бронебойный. Останови, Громов! Упростим Олегу Семеновичу задачу. Мазать начал солдат. Цель на два часа! Дальность тысяча! Огонь!
Прильнувшие к прицелам люди просто таки почувствовали, как тяжелая болванка продырявила транспортный самолет километром впереди, и как он просел. Зато вдали, за этой мишенью ввысь снова ударил фонтан пламени.
– Товарищ майор, мы похоже…
– Надо же? Штуки два сразу рубанули. Кому будем рассказывать – не поверят.
В наушниках послышалось, как наводчик Ладыженский хохотнул. А может, это сделал Громов. Не имело значения, им всем внезапно стало весело. Вершилось именно то, для чего когда-то и изобретали сложную штуку под названием боевой танк. Он творил вокруг локальное светопреставление. Причем, совершенно без противодействия. Это веселило тоже. Им выпала честь делать все нехорошее за весь батальон. В коротких паузах, когда механизм автоматического заряжания выбирал маркированные снаряды, майор Шмалько, поливал окружающую авиатехнику из 12,7-миллиметрового НСВТ. Действие тяжелых пуль по отношению к покоящимся на земле самолетам было немногим хуже воздействия снарядов. Тем более, стрельба велась очередями. Причем, поначалу увлекшийся майор позорно мазал, ни чуть не хуже призывника-непрофессионала Ладыженского. Тогда он прерывал лекцию о ТТХ, звучавшую примерно следующим образом: «Перед вами, солдатушки, пулемет НСВТ, то есть, пулемет танковый, и по принципам социалистического соцсоревнования и совместного коммунистического труда, созданный аж тремя конструкторами – Никитиным, Соколовым и Волковым…»; и начинал успокаивать себя продолжением прерванного ранее все того же монолога вольной тематики:
– Забыли мы, братцы, зачем нужна армия. Обрабатывали мазанкой бордюрчики, слушали советы всяких «советов матерей». Будто женское дело воевать. Делали из армии передовой детский садик. Вообще-то, если честно, то и его не делали. Все тонули в текучке, в нарядах и хозпоручениях. Никак не могли разгрести всегдашнюю недостачу того и сего. Да и вообще, не успевали призванных одеть-обуть, глядь – их уже следует рядить в парадки и – в положенный отпуск. А там, не успел вернуться – давай готовься к почету дембеля.
Никто, даже он сам, по-прежнему не мог ничего этого слышать. Вокруг рвались даже не керосиновые бочки – целые керосиновые озера. Им, внутри танка, не дано было ощутить, но жар чувствовался за сотни метров. Но конечно, такая песня одностороннего разрушения не могла длиться слишком долго. Теория вероятности и ее антропоморфные следствия, типа законов Паркинсона и прочего, рано или поздно должны были вмешаться. Они все и так потеряли минуты, вылившиеся в праздник огня.
Некоторое время танк маневрировал, обходя зону пожара. Сигнализатор облучения более не мигал, может, в процессе уничтожения лайнеров они ненароком сожгли и этот не обнаруженный визуально ПТУРС? Шмалько откупорил люк и высунулся наружу. Хотелось осмотреться вокруг, без окантовывающих мир перископического прибора наблюдения, и поискать новые цели. Кроме того, сверху работать зенитным пулеметом казалось удобнее. Боекомплект 12,7-миллиметровых патронов был не так уж велик, а точность шла рука об руку с бережливостью.
* * *
…И все же,
Суд в демократии не слишком уж суров,
Гораздо хуже взгляды горожан,
Не мегаполис ведь, и нет метро,
Такси иль личного автомобиля,
Где спрятаться возможно за стеклом
Тонированным. Город небольшой —
Столица полиса. И населенье может,
Его мужская часть, по крайней мере,
Рассесться в стадионе целиком.
Вот трусов-то и нет, и дезертиров тоже…
2. Побудка
Войны всегда наступают неожиданно. Или так… Для любителей орфографии и обостренного, не затертого с младенчества инстинкта языка… Война всегда начинается внезапно. Причем, что интересно, да и несколько странно, на первый взгляд, даже для нападающей стороны. Нижние звенья войскового братства узнают о том, куда и зачем направляются почти в последнюю минуту. Да, с точки зрения готовности к этим самым неожиданностям, такое гораздо хуже. Зато надежно предохраняет от длинных, не заклеенных скотчем языков.
Данный случай не составлял исключения, и кроме всего, относился к другому множеству. Ибо речь сейчас о тех, на кого напали – о жертвах агрессии. Конечно, командир танкового батальона майор Андрей Валентинович Шмалько не удосужился угодить в число непосредственных жертв первого удара. И тем не менее…
Звонок оторвал его от родной, любимой подушки.
– Да! – сказал он, мгновенно пробуждаясь. – Шмалько слушает!
– Это Пасечник! Помните такого, майор! – встречно заорали в трубке.
Шмалько поморщился, еще раз покосился на светящуюся зеленью панель настенных часов.
– Слушаю, Игорь! Чего кричать-то? – Тон был понятен, но фраза дешифровывалась по-другому: «Какого хрена! Полтретьего ночи!». Однако Шмалько прекрасно помнил, кем является Пасечник. Не стоило настраивать против себя такого человека из-за какой-то ночной побудки. Подумаешь… Побудка для военного – это стиль жизни, за такое, в частности, и обещается ранняя пенсия в светлом далеком завтра.
– Что-то случилось, капитан? – спросил Шмалько испугавшись двухсекундной тишины в трубке. Он уже окончательно проснулся, и теперь соображал как следует. Грубить и кричать было совершенно нельзя: требовалось ценить эту деловую дружбу и то, что капитан Пасечник разрешал вести себя фамильярно – именовать по-простому – «Игорь». Рядом на кровати зашевелилась жена.
– Сейчас, Игорек, я перейду к другому телефону, – сказал Шмалько приглушенно, уже разыскивая ногами тапочки под кроватью. Нашелся один. «На фига они мне сдались!», – чуть не ругнулся командир батальона.
– У тебя трубка или простой телефон? – спросил Пасечник издалека.
– В смысле? – не понял Шмалько, и тут же понял. – Нет, проводной пока, а в зале…
– Тогда уж лучше говори отсюда, – подсказал Пасечник. – Так меньше вероятность… – он опять замолчал.
– Что-то случилось? – снова спросил Шмалько, окончательно сбиваясь с толку. В голове уже пестрел, начиная не в шутку разгоняться, калейдоскоп вариаций на тему ЧП различного уровня разрешения. Ведь Игорь Алексеевич был, как-никак, особистом уровня штаба армии. Вернее, ныне наименование «особист» рассматривалось, как пережиток кошмара тоталитарного прошлого и коллеги Пасечника именовались несколько по-иному, но суть то…
– В том-то и дело, майор, – пояснили в трубке едва слышно. – Случилось. Вы единственный в командном звене батальонов кому я… Кстати, вы еще на должности?
Карусель предчувствий в голове Шмалько сменил вектор вращения, переключившись в перебор вариантов, за что в нынешнее, туманно-смутно-оранжевое время его могли ускоренно снять с занимаемого поста. И ладно должность, главное чтобы из армии не… Он натужено, и даже слащаво хохотнул:
– Часа четыре назад, вроде, еще командовал, Игорь. Или это такая…
– Извини, Андрей, но мне совершенно не до шуток, – очень серьезно сказал Пасечник. – Короче! Слушай внимательно. У нас просто может не хватить времени на долгие объяснения.
– Да, – сказал Шмалько, подтверждая готовность внимать. Не мог же он в самом деле, ляпнуть в гражданскую линию связи что-то типа: «Готов! Диктуйте!». Ведь это смотрелось бы совсем уже нелепо, тем боле на фоне тапочек, которые, автономно действующие ножные пальцы наконец-то нащупали, и даже самостоятельно разобрались на счет право-левой ориентации.
– На нас напали турки, – произнес Пасечник.
– В смысле? – реально не понял командир танкового батальона. – На кого напали?
Калейдоскопу в голове явно не светило быть надежным гироскопом ориентации: он снова изменил спин. Пошел перебор вариаций: какие-то турки-нелегалы напали на офицеров штаба, или даже, некая турецкая банда напала на сам штаб армии в Луганске, или…
– Турция напала на Украину, – со странной отрешенностью растолковал Пасечник.
– То есть…
– Не перебивай, Андрей. Молчи! Нас могу рассоединить в любой момент. Никто сейчас официально войны не объявляет – не тот век. С информацией и у нас самих туго. Есть отдельные… Ну, в общем, наши «оранжевые»… или какие там сейчас?… Они не собираются ничего предпринимать. Армия выведена из игры. Настоящего приказа вам не поступит. Действовать, я имею в виду. Однако точно известно, что на донецком аэродроме уже высажен десант. Настоящий военный десант, без шуток. Хотя может, и банды наемников, даже чеченские боевики какие-нибудь, кто знает? У турок ведь с ними налажено.
– А как же… – не нашелся Шмалько, в полной растерянности переваривая несъедобность сказанного.
– Я же сказал, армия, и ПВО, все и вся, в общем, выведены из игры. Приказа не будет. Все, Андрей, извини. Я не могу говорить. Похоже…
Из трубки пошли неприятные гудки.
– Что там? – спросила жена из темноты. – Опять…
– Да, готовность, – отмахнулся майор Шмалько.
– А чего неожиданно? – поинтересовалась супруга, со знанием дела. – Или все утром начнется?
– Не-а, сейчас, – сказал Шмалько, в действительности все еще находясь в странной прострации, и даже не представляя, что и как предпринимать.
– Чего с вечера-то молчал, Андрюша? – проворчала подруга жизни. – Я бы хоть тормозок…
– Мысль верная, – сказал командир батальона, вскакивая. – Сделай что-то по быстрому. И в термос чего-нибудь.
– По быстрому, – недовольно буркнула жена. – Я что – солдат? – Однако ночник над кроватью она уже зажгла и заспанно зажмурилась на свет.
– Извини, любимая, – мягко подстелил Шмалько, оборачиваясь и наклоняясь, чтобы поцеловать. – Я как-то забылся, закрутился вчера.
От поцелуйчиков жена уклонилась, побрела в ванну.
– Закрутился он, – забрюзжала она уже оттуда, включая воду. – Весь вечер в телевизор пялился, в «DVD-ди» свое нежное.
– Так ведь с антенной что-то, и с кабельным… – пояснил майор. – Ни новостей, ни… – Он осекся. «Ладно с кабельным, но антенный блок ему ставил старший лейтенант Трубка, а он туфты не гонит. А если и правда…»
– Милая, не злись. Я быстренько-быстренько. Проясню обстановку, готовку и…
– Быстренько он, – передразнила жена. – А томрзозок на что?
– Ну, это на всякий…
Так начинаются войны.
* * *
…Когда посыльный в дом несет приказ,
Бросай соху, чертеж или молитву
И в строй бегом – копье и щит дадут.
А лошадь? Извини. Мы бедная страна,
Хотя две тысячи годков спустя,
С высот образованья и прогресса
Распустят слух, и все ему поверят
О центре философии, наук,
Естественных и прочих. Ну, а лошадь —
Та привилегия у варваров. У них
Диктаторы, взимание поборов
С больших пространств помногу и всерьез
И армия – наемники, за деньги,
Да, и чужие есть, и наши —
Греки, за хороший куш не прочь…
3. Цели
Справа, в отдалении, вовсе не на фоне пламени, наконец-то наладивший взаимоотношения с НСВТ Шмалько внезапно заметил движущуюся бронетехнику. На миг у него защемило сердце от полыхнувшей надежды. Действительно, в сторону танка двигались БТР-80, две штуки. Неужели помощь подоспела? Не только он один наконец-то очухался? Однако непривычный окрас сбивал с толку. Кто это? Краснодонский батальон? У них вроде машины простого зеленого, даже зеленочного оттенка? Конечно, в теперешнее время настоящего армейского дефицита, совсем не чете когда-тошнего советского, красят чем придется, но тем не менее…
Оказалось, череда мирных поколений все же не вытравила окончательно инстинкты самосохранения, или там, воинское чутье. Шмалько заметил как снабженная более увесистым, чем у него, аж 14,7-миллиметровым пулеметом приземистая башенка БТР-а внезапно качнулась в его сторону. Был ли смысл стойко ожидать окончания процесса? Майор снова нырнул в темень танковой полости и едва закупорил крышку, когда что-то звякнуло по броне.
– Хорошо стреляют, – отметил Шмалько, прикидывая дистанцию до бронетранспортеров. – Вы это… У них там оказывается наши БТР-ы, может и танки имеются такие же. Не купитесь.
Очередная лекция пропала втуне – никто его не слушал. Ладыженский искал в бинокулярный прицел цели, возился с дальномером. Громов периодически, на дистанции сотни или полторы метров разгонял танк, потом снова по команде «Дорожка!» сбавлял газ до минимума и глазел в перископ. Несколько долгих секунд майор Шмалько размышлял о том, стоит ли ответить враждебным БТР-ам 125-тью миллиметрами? Решил, не стоит. Если они с Ладыженским не всегда попадали с километра в распластанные туши самолетов, то совсем несуразно изводить остатки боеприпасов на небольшие юркие машины.
– Еще рассмешим сволочей, – сказал сам себе Шмалько, начав выискивать БТР-ы через командирский перископический прибор наблюдения. – Конечно, броню они своей пукалкой не пробьют, но ведь могут расколотить все навесное оборудование, перископы в том числе. Как потом воевать?
– Полный вперед! – скомандовал он водителю. – Жми, боец Громов! И маневрируй, маневрируй иногда! Давай прямо туда – в дым!
Опять же, могут ведь и ПТУРС-ом рубануть, размышлял Шмалько. Были ли у них на башнях ПТУРС-ы? Вроде нет. Но то, что у них наши «броники» вовсе не значит, что и ПТУРС-ы у них обязательно наши. Может, быть что-то не ракетообразное, и не над башней; торчит где-нибудь сбоку – в этих камуфляжных пятнах не разглядеть сходу, да и времени на осмотр на давалось. Ох, и вляпались же мы! Где мое родное, положенное по штату мотопехотное прикрытие?
По бочине танка снова что-то хлестнуло.
– Не обращайте внимания! – проорал Шмалько успокаивая. – Это дребедень – пулеметчики! Ищите настоящие цели!
– Вот! – подал голос Ладыженский. – Взлетает что ли опять?
– Ага, – подтвердил майор Шмалько. – Дорожка! Броне… А у нас же подкалиберный! Огонь!
Всех качнуло.
– Вроде попал, – несмело предположил наводчик.
– Хрен знает, – пожал плечами Шмалько. – Вроде. Но не горит же гад. Уходит.
Вдали, по взлетной полосе, и правда мчался улепетывающий транспорт.
– Уйдет ведь, пан май…
– Хрен с ним. С этого ракурса снова не попадем. Если б осколочным… Ладно, в догон даже ракеты не всегда… Вперед дерни, Громов! Ищем цели, наводчик. Вот! Нет это вроде наш же «Ан». Хотя… Если аэропорт захвачен, то чьи самолеты?
– А вы как думаете, пан майор?
– Не знаю. Сколько снарядов-то? К чёрту, пощадим. Ищем… Ух ты! Вот сволочь затаилась. Видишь?! Да вот, флажок на киле!
– О! – удивился Ладыженский. – Американский, что ли?
– Здрасьте, приехали! А до этого ты кого колотил? Наво…
В этот момент Т-64БВ тряхнуло по-настоящему.
* * *
…Однако не сейчас – особый случай —
На мушке метрополия – Афины,
И грекам доверять не очень можно,
Пусть лучше месят в пыль армян,
Иль курдов, и готовят расы
Для партизанских войн в двадцатый век.
Так вот, сейчас, в равнине Марафона,
Свои, персидские, гарцуют на конях,
Из луков метят. Да, не нам чета —
Отборные вояки, знают толк
В сражениях, к тому же снаряженье…
Попробуй – лук купи, такой чтоб лоб
Пробил за сто шагов и без пристрелки,
Или доспех навылет с двадцати…