Часть 1
Глава 1
Кромешная темнота сменилась ярким светом, болезненно ударив по моим закрытым глазам. Это случилось вдруг, в одну секунду, и было таким острым и страшным ощущением, что невольно я застонала.
– Очнулась, Иван Семёнович!
Внешний мир вторгся в меня неумолимо. Беспощадно. Громкий стук, похожий на звук идущих механических часов, увеличенный стократно, надсадно и монотонно буравил мои виски. В животе чувствовалась зияющая пустота. Как будто из меня зачем-то вынули все внутренности и забыли вложить обратно. А ещё было очень холодно. Нестерпимо холодно.
Веки разлепились с трудом. Никогда ещё я не видела такого ослепительного потолка. Идеально ровное белое море омывало квадратные светящиеся островки люминесцентных ламп.
– Как вы себя чувствуете, Маргарита Станиславовна?
Незнакомый низкий голос заставил меня слегка повернуть голову направо. Надо мной склонилась широкоплечая мужская фигура в белоснежном халате. Светло-голубая полупрозрачная шапочка на лысеющей голове, плотная маска на лице, серьёзные карие глаза.
– Не знаю, – удалось выговорить мне. – А где я?
Густые брови чуть дрогнули.
– В третьей городской больнице. Мы вас хорошенько почистили, Маргарита Станиславовна.
– Почистили? – До меня не сразу дошёл смысл этого слова. – А я была… грязная?
– У вас был острый перитонит, – медленно, словно ребёнку, объяснил мужчина. – Нам пришлось немало повозиться. К счастью, у вас сильный организм.
– Сильный организм… – повторила я. – А как я сюда попала?
– Вас привёз ваш отец.
– Да? Я не помню.
Что-то мешало мне сосредоточиться. Может быть, этот размеренный стук?
– А что вы…
– Вы можете это отключить? – раздражённо перебила я его.
– Что отключить? – голос доктора стал ещё мягче.
– То, что стучит так нудно. Или это дождь?
– Вам показалось, Маргарита Станиславовна. В реанимации тихо. А за окном светит солнце.
– В реанимации? – я уцепилась за страшное слово. – Я в реанимации?? Почему я в реанимации? Я что, умираю?!
– Всё уже хорошо, успокойтесь! – Доктор присел на стул и коснулся моей руки. Прикосновение было неприятным. – Операция прошла успешно, и скоро вы сможете увидеть своих родных.
Его глаза внимательно и устало смотрели на меня.
– Вы не имели права оперировать меня без моего согласия! – жёстко сказала я.
Слева послышался звон чего-то упавшего.
– В данной ситуации я такое право имел, – голос врача не изменился. – Вы были без сознания, и согласие на операцию дал ваш отец.
– Я не верю. Он не мог этого сделать, не посоветовавшись с моим врачом.
– Фёдор Васильевич подписал все необходимые бумаги, – всё так же ровно произнёс мужчина. – Вам их показать?
– Не сейчас. – Я немного подумала. – Мне нужно позвонить своему доктору. Я могу это сделать?
– Конечно. – Он встал. – Но только позже. Сейчас вам необходимо отдохнуть.
– Я сама буду решать, отдыхать мне или нет! – я повысила голос. – Я не устала и желаю сейчас же позвонить единственному врачу, которому я доверяю!
– Пока вы находитесь в моей больнице, вы будете делать то, что я скажу, пациентка Громова! Я наслышан о вашем характере и предупреждаю, что со мной вам незачем упражняться в хамстве и грубости. Прошу это запомнить! Анечка, приготовьте всё для инъекции, Маргарите Станиславовне пора спать.
– Со мной так ещё никто никогда не говорил! – от возмущения меня бросило в жар.
– Привыкайте, – кинул на прощание доктор и вышел.
Я посмотрела на медсестру. Лицо её пошло красными пятнами.
– Как вы могли такое сказать! Иван Семёнович – гений! Да если бы не он…
– Если бы не он, я бы не валялась сейчас в вашей мерзкой больничке, а находилась под наблюдением самого лучшего доктора! Моего доктора!
– Иван Семёнович вас с того света вернул, – тихо сказала девушка. – Может быть, не надо было?
– Делайте уже свой укол! Я устала с вами спорить. И отключите, наконец, эту штуковину, она меня бесит!
Я бессильно закрыла глаза.
Глава 2
– А носик у нас папин, а глазки бабушкины. Лапочка моя, солнышко, доченька долгожданная!
Так вот что стучит так монотонно! Сердце этой юной женщины! Теперь, когда я поняла это, колючее раздражение отпустило меня. Перед глазами проплыло светлое размытое облако, а в нос проник запах, сладкий и смутно-знакомый, заставивший вздрогнуть всё моё существо. Вздрогнуть и неистово потянуться губами к тёмно-розовому облачку поменьше…
– Доброе утро, Маргарита Станиславовна!
Я непонимающе уставилась на человека, сидящего рядом. Сон, всколыхнувший меня, всё ещё держал в своих объятиях. Не отпускал. Мучил. Мне редко снятся сны. Пожалуй, я их по пальцам могу пересчитать. Я здравый человек, и к сновидениям у меня точно такой же подход. Ночь нужна для того, чтобы спать. Видимо, непривычные для меня нынешние обстоятельства вынудили организм работать по-другому. Ничего, выпишусь – приду в себя.
– Здравствуй, Ирина. Как это тебя пропустили в реанимацию?
– Мы так волновались, так волновались, Маргарита Станиславовна!
На лице моей заместительницы появилось заботливое выражение. Ага, волновались они, как же! Знаю я, что вы думаете про меня. Так ей и надо, нашей железной леди.
– Ты знаешь, что я не выношу лицемерия, Ира! – я поморщилась. – Что там у тебя? Ты же не просто так пришла, проведать несчастную больную?
– Зачем вы так говорите, Маргарита Станиславовна! – кажется, девушка даже расстроилась. – Нам позвонил Фёдор Васильевич, сказал, что операция была очень сложная, и мы все очень испугались за вас!
– А где сам Фёдор Васильевич?
– Он… У него же встреча в Дрездене, вы забыли? – лицо её стало жалким.
– Ах, да!
Я и не ждала проявления добрых чувств от своего отчима. Подумаешь, единственная падчерица попала в больницу, эка невидаль! Гораздо важнее встреча с Шульцем, которой он добивался почти год. Ну и что ты раздражаешься, Марго, разве сама бы ты не так поступила на его месте?
– Может быть, вам что-нибудь принести, Маргарита Станиславовна? – Ирина скосила глаза на медсестру, которая возилась с каким-то прибором в дальнем углу комнаты. – Мы не знали, что вам можно…
– Маргарите Станиславовне сейчас ничего нельзя, – сухо ответствовала вчерашняя Аня. – У неё глюкоза вместо апельсинов и судно вместо горшка.
– Ой, – вздрогнула впечатлительная Ирина и посмотрела на меня.
– Наша медицина – самая добрая медицина в мире! – громко сказала я.
– Тогда я пойду, Маргарита Станиславовна? – Мне показалось, что глаза моей заместительницы улыбались. Ничего, голубушка, вот выйду я на работу, посмотрим, кто будет смеяться последним! – Выздоравливайте поскорее!
– Ты что, только для этого приходила, Ира? Чтобы пожелать мне скорейшего выздоровления? Что у вас там стряслось?
– Ничего не стряслось, честное слово, Маргарита Станиславовна!
– Так я тебе и поверила, – буркнула я. – Ладно, иди уж. Лиса.
– А… – девушка замешкалась.
– Ты что-то хочешь спросить?
– Нет-нет, ничего. Я потом. – Она бросила быстрый взгляд на медсестру. – До свидания, Маргарита Станиславовна, я к вам завтра приду!
– Займись лучше своими рабочими обязанностями, Ирина! Мне тут и без тебя не дают скучать. Не приходи. Нужна будешь – вызову.
Сон ещё не до конца отпустил меня. Сознание моё раздваивалось, плыло, временами находило странное, бессильное ощущение нереальности происходящего, доносились звуки, которые уж никак не могли принадлежать этому холодному белому месту, но через мгновение комната вновь обретала чёткость и ясность. Это после операции, понимала я, но мне это чертовски не нравилось. Я не привыкла чувствовать себя слабой и беспомощной.
– Аня, вы можете подойти ко мне?
– Слушаю вас, – девушка моментально оказалась около моей кровати. – Вас что-то беспокоит?
– Меня беспокоит, что я ничего не помню про операцию.
– Это нормально, Маргарита Станиславовна, – она слегка улыбнулась. – Действие наркоза обычно…
– При чём тут наркоз? – я грубо её оборвала. У медсестры окаменело лицо. Ладно, попробую по-другому. – Извините меня, Анечка, я просто раздражена из-за своего состояния. Вы же можете это понять?
– Да, конечно, я понимаю, – она кивнула всё с тем же непроницаемым выражением лица.
– Мне необходимо знать, что делали со мной, пока я была под наркозом?
– Вам со всеми подробностями рассказать? – хладнокровно произнесла девушка. – Например, какого размера был разрез в подвздошной области или на какой минуте делали электрическую стимуляцию сердца? А может быть, вам поведать о паллиативном вмешательстве в виде дренирования?
– У вас острый язычок, милая, это я уже поняла. Но вы зря стараетесь, и не такие люди зубки свои обламывали.
– Если вас больше ничего не беспокоит, я займусь своими рабочими обязанностями, уважаемая Маргарита Станиславовна!
Она резко развернулась и устремилась к выходу.
Вот зараза! Злобная девица. И где таких берут? А что такое она сказала про стимуляцию сердца?
– Подождите, Аня!
Она обернулась в шаге от двери.
– Слушаю вас.
– Что вы имели в виду, когда говорили об электрической стимуляции сердца? Это что значит?
– Спросите у Ивана Семёновича, я не компетентна отвечать на такие вопросы.
– Ну так позовите его!
– Когда доктор будет свободен, он обязательно к вам зайдёт! – вежливо пропела девушка и закрыла за собой дверь. Вот нахалка!
Глава 3
Я медленно выплывала из сна. Мне не хотелось просыпаться. То, чего я была лишена всю свою жизнь, внезапно реализовалось в моих бессознательных сновидениях, повторяющихся со сладостным постоянством из ночи в ночь. Не было никаких забот и ответственности в моём безмятежном младенческом состоянии. Одни лишь простые желания: поесть, поорать, испачкать пелёнки. Я купалась в этой безмятежности, как в парном молоке, и была окутана непроницаемой защитой человека, который дарил мне свою любовь и ласку и которого звали Надя. Наденька. Надежда. Больше никого и ничего в том мире не было.
Он позвонил, когда длинная стрелка на белом циферблате прикоснулась к короткой. Сравнивать биение времени с биением сердца внутри себя было сейчас моим единственным занятием.
– Здравствуй, Фёдор! – Я никогда не называла своего отчима папой.
– Как ты себя чувствуешь, королева Марго? – голос его был уставшим.
– По сравнению с Бубликовым – просто прекрасно. Как Шульц? Тебе удалось его укротить?
– Лошадка оказалась норовистая, но и мы не лаптем щи хлебаем.
– Значит, нас можно поздравить? – Я не понимала, обрадовали ли меня его слова.
– Естественно! – он хмыкнул. – Осталось кое-какие бумаги подписать и всё, можно откупоривать шампанское!
– Наконец-то! По такому случаю увеличиваем рабочий день!
– Если бы я тебя не знал, то подумал бы, что ты пошутила, Марго.
– Но ведь теперь работы у нас прибавится! – равнодушно пожала я плечами. – Ты же знаешь, что я сама буду вкалывать больше всех! А если могу я, значит, смогут и другие.
– Тебе надо было родиться мужчиной.
– Я сама иногда так думаю.
– Правда? – он удивился. – Это что-то новенькое!
– Только кто бы тогда капал тебе на нервы? – усмехнулась я.
– Лучше уж капай, я потерплю.
– Раньше ты такого не говорил…
– Старею, наверное.
– Ты? Стареешь? Глупости какие. – Я взглянула на вошедшую медсестру. – Ладно, Федь, пришли по мою попу. Завтра созвонимся. Привет Шульцу!
– И вам не хворать, – рассмеялся отчим и отключился.
Сколько было мне лет, когда в моей жизни появился Фёдор? Двенадцать? Да, я училась тогда в шестом классе, была примерной ученицей и жила вдвоём с бабушкой. Мать моя моталась по свету в поисках счастья, оставив дочь в первый же день выхода из родильного дома. Я была не нужна ей. Я не давала ей жить весело и праздно, это могли дать только мужчины, коих в жизни моей мамаши было вагон и маленькая тележка. Фёдор тоже был в их числе. Ему повезло только в одном – он оказался последним.
Они приехали ко мне, когда бабушка уже лежала в земле. Мать разыскала наша соседка, толстая тётя Даша. Она рассудила, что негоже ребёнку при живой матери жить в детском доме. Тётя Даша всегда была добра ко мне.
Фёдор удочерил меня и дал свою фамилию (отчество осталось дедовым) – это было непременным маминым условием, если он хотел жить с ней. А он хотел. Он почему-то очень её любил, мою несчастную мать. Нам недолго было суждено жить втроём. Через несколько дней после усыновления мать по старой своей привычке собралась в дорогу – она не могла долго находиться на одном месте, – и Фёдор отыскал её на вокзале прекрасного города Краснодар. Совершенно больную и разом постаревшую.
На похоронах тётя Даша ревела громче всех. Фёдор тихо сидел за столом и вливал в себя стакан за стаканом. Я была в своей комнате. На следующий день у нас должна была быть контрольная по математике, и не подготовиться я не могла.
Детский дом остался без умной воспитанницы – у меня был официальный родитель. Тётя Даша могла собой гордиться.
Фёдора я ненавидела. На него тратила свою любовь моя мать, обделяя меня. На него и на других точно таких же громких, грубых и похотливых мужчин. Я жила сама по себе. Пересекалась в квартире с отчимом только на кухне, терпеливо ожидая, когда освободится ванная и когда мне стукнет восемнадцать лет.
Выгонять Фёдора я не стала. Ушла сама. К тому времени отношение к нему в корне поменялось, но сказать об этом – значило признать себя слабой. Слабой я не была. Когда я всё про себя поняла, то переехала жить к однокурснику и вскоре вышла за него замуж. Через полгода взаимных упрёков и оскорблений мы развелись. Мне повезло – квартира бывшего мужа осталась мне.
Когда Фёдор открыл своё дело, он взял меня к себе. Из меня получилась отличная начальница. Я всегда была умной и смышлёной девочкой.
В душу к себе я никого не пускала.
Глава 4
– Надя, Надежда! – истошный крик, раздавшийся в коридоре, разбудил меня. Я опять видела этот сон. Только на этот раз безмятежным он не был.
– Что ты кричишь, Дуся? – другой голос прозвучал прямо за моей дверью. – Пациентов распугаешь!
– Я Надю ищу. Не видала, Ань? Надя куда-то делась. А она кричит и кричит, успокоить не могу.
– В курилке поищи. Ох уж эти молодые мамаши!
Я замерла. Всё это было как-то связано с тем, что приснилось мне несколько минут назад, но думать об этом было страшно. Аня зашла ко мне в палату. Меня перевели сюда вчера, и Ане уже не нужно было приглядывать за мной. Но она была упрямая девица.
– Что там случилось, Ань?
– Это больница, Маргарита Станиславовна, здесь всегда что-нибудь случается.
– Кто такая эта Надя?
– Вы температуру мерили?
– Я спрашиваю вас, Анна, кто такая Надя? Или у меня проблемы с дикцией?
Взгляд медсестры ясно дал мне понять, с чем у меня проблемы, но нарываться она не стала.
– Надя – пациентка из родильного отделения. Оно находится на нашем этаже, если вы успели заметить. В правом крыле.
– Как я могла это заметить, если не выходила из палаты ни разу?
– А я думала, вы всё замечаете, Маргарита Станиславовна. Где ваш градусник?
– Не знаю я, где градусник, следить за ним не входит в мою компетенцию!
Я многозначительно посмотрела в её круглое лицо. Аня усмехнулась.
– Как ещё ваши сотрудники не разбежались, – негромко сказала она.
– Я плачу им хорошие деньги, – не преминула ответить я. – Вам такие и не снились в вашей захудалой больнице!
– Не гадь там, где живёшь…
– Что вы там всё бормочете? Лучше принесите мне градусник!
Весь день я прислушивалась к тому, что происходит за дверью. Острая тошнотворная тревога парализовала все мои чувства, не спасали даже короткие заплывы в мутную воду сновидений. При выныривании ещё больше сдавливало виски и быстрее билось сердце. Об инъекции реланиума Аню я попросила сама.
Глава 5
Я вырвалась из безумного плена с кровавыми ранами на руках. В буквальном смысле – во сне я расцарапала себе ладони до крови. Меня мутило. Мама, мамочка!
– Что с тобой, деточка, тебе плохо? Позвать дохтура?
– Я осталась одна!
К горлу подкатывала едкая тошнота. От непривычной тишины стыли пальцы.
– Я давно одна. – Соседка по палате опять легла. – И деток не нажила. А ты молодая.
– А муж?
– И-и-и, где тот муж? – Она равнодушно махнула рукой.
Когда к нам зашёл доктор Арсеньев, я уже всё знала.
– Ванечка, она меня всю измучила!
– Кто вас измучил, Марья Гавриловна? – Ванечка, он же Иван Семёнович, крепкий мужчина пятидесяти четырёх лет, улыбнувшись, присел у бабкиной кровати.
– Грыжа ента! И грызёт, и грызёт, сладу с ней нет!
– А мы её порошочками, Марь Гавриловна, да пилюльками, она и успокоится. Ну-ка, дайте я посмотрю!
Он откинул серое одеяло и зашелестел, зашуршал чем-то.
Я смотрела прямо перед собой. Закрыть глаза я боялась.
– Громова, вы меня слышите?
– А?
Я очнулась. Арсеньев сидел уже около меня.
– О чём вы задумались? – Его рука мягко ощупывала мой живот. – Здесь не болит?
– Нет, Иван Семёнович. А куда девочку теперь отдадут? В детский дом?
– Какую девочку? – Его пальцы замерли.
– Девочку, которая осталась одна. Совсем одна.
– Я не понимаю…
– Иван Семёнович! – я резко села. Он отпрянул назад. – Вы всё прекрасно понимаете! У ребёнка нет родственников, ей дорога теперь только в приют?
– У нас не дом малютки, Маргарита Станиславовна. – Мужчина встал. – Мы не можем оставить её тут.
– Я хочу её удочерить!
Я выпалила это неожиданно не только для доктора, но и для самой себя. А, сказав это, поняла, что решила всё уже давно. Утром. Когда часы остановились.
– Вы, кажется, сошли с ума? – Доктор рассматривал меня как препарируемое насекомое. Интересно, почему оно так дрыгает ножкой?…
– Наоборот, Иван Семёнович. Я в здравом рассудке. И я удочерю эту малышку, даже если для этого мне придётся умереть!
– Женщины всегда отличались нелогичностью.
– Мужская точка зрения. Сколько её будут здесь держать?
– До оформления всех бумаг.
– Иван Семёнович! – Я встала, опираясь на ледяную спинку кровати. – Умоляю вас, вы можете мне помочь?
– Вы и сами неплохо держитесь на ногах, – усмехнулся он.
– Вы можете задержать отправление девочки в дом малютки? – я пропустила колкость мимо ушей.
– Нет, Маргарита Станиславовна. – Арсеньев перевёл взгляд на старуху. – Я пришлю к вам медсестру, Марья Гавриловна.
– Иван Семёнович, пожалуйста! Ей там будет плохо! А я… я всё, что хотите, для вас сделаю!
Он взялся за ручку двери и обернулся ко мне. Чьи-то каблучки процокали мимо нашей палаты.
– Оформляйте временную опеку. Я… задержу. – И вышел.
Глава 6
– Ты сошла с ума, королева Марго? – телефонная трубка в моей руке недовольно дёрнулась голосом Фёдора.
– А других слов у тебя нет? – я устало откинулась на подушку. – Просто скажи – ты можешь мне помочь или нет?
– Ты же никого не любишь! Зачем тебе этот ребёнок? Тешить своё самолюбие?
Он заметно нервничал. Конечно, ведь это отразится на нашей работе!
– Это никого не касается, кроме меня! – Я упрямо сжала губы. – Так ты поможешь мне?
– А когда я тебя бросал? – выдохнул он через минуту.
Глава 7
– Вот смотрите, она там. Третья слева…
– Я знаю, Аня. Я могу туда войти?
– Скажите спасибо Ивану Семёновичу. – Её лицо раскраснелось. – Не знаю уж, как вы его уговорили. Была бы моя воля…
– Я знаю, знаю, Анечка. Вы бы меня и на порог не пустили. Очень ценю вашу откровенность. – Я жутко волновалась.
– Она такая славная! – Девушка улыбнулась, посмотрев за стеклянную дверь. – Так жалко её.
– Никогда никого не жалейте, Анна. Жалость оскорбительна. Просто любите – этого будет достаточно.
– А вы кого-нибудь любите, Маргарита Станиславовна? – хмыкнула она.
– Василису. Я назову её Василиса. Чудное имя, правда?
– Вы… – Она долго смотрела в моё лицо. – Идите, Маргарита Станиславовна, скоро у них кормление.
Она лежала на спине и, не мигая, смотрела на меня.
– А носик у нас папин, а глазки бабушкины…
– Она вас не слышит. И не видит. – Из-за моей спины появилась незнакомая медсестра. – В таком возрасте они воспринимают окружающий мир в виде теней.
– Не буду с вами спорить. – Я-то знала! – А кто будет её кормить, пока… она здесь?
– Смирнова. – Она кивнула на соседнюю кроватку. – Это её пятый ребёнок. Крепкая деревенская баба. И группа крови совпадает.
– Хорошо. – Я была не против. Нам нужно здоровое питание. – Спасибо вам.
– Смирновой спасибо скажете, – поджала она губы и отвела взгляд.
– И ей тоже… – Карман белого халата медсестры заметно оттопырился. Тётя Даша всегда говорила, что людям надо давать то, что они заслуживают. – Я вечером ещё зайду!
– Заходите, мамочка! – Голос её заметно подобрел.
Краем глаза заметив какое-то шевеление за стеклянной дверью, я резко оглянулась. Арсеньев. Задумчивый взгляд его был направлен на меня. Задерживаться доктор не стал – выйдя, я не застала ни его, ни Ани.
– Маргарита Станиславовна, если хотите, я могу приходить помогать с девочкой. Я умею обращаться с младенцами.
Аня сказала это небрежно, перестилая соседнюю постель. Марью Гавриловну утром выписали.
– Спасибо, Аня. – Я постаралась вложить в голос максимум доброжелательности. – Если я не справлюсь, то обязательно вас приглашу.