Глава 1. Вероника
– Куда ты дела те документы, Вера? Признавайся! Иначе пожалеешь, – голос моего мужа трезвонит колоколом по всему телу.
Я забилась в угол, обхватила колени руками и молчу. Любое слово может его спровоцировать, уже знаю.
Он мечется по спальне и выкидывает мои вещи из ящиков комода, шкафа, вытряхивает все из папок на столе. Попросту бесится.
– Где эти чертовы бумаги, которые ты стащила? – смотрит волком. Стараюсь сохранить холодный и непроницаемый взгляд, но мне до колик страшно. Я боюсь своего мужа.
– Ты никогда их здесь не найдешь, – отвечаю тихо, но уверенно.
Сейчас я жажду, чтобы он свалил из моей квартиры. Потом снова поменяю замки, а он найдет способ достать ключи.
Его все знают, все уважают, все боятся. И никогда, ни при каких условиях не встанут у Тараса Уварова на пути.
– Я бы не стала хранить документы там, где у тебя до сих пор есть доступ, Тарас, – придаю голосу ровности и строгости, внутри все сжимается от ненависти к нему.
Он наступает на меня большими шагами, заставляет вжаться в стенку, и рвано дышать. Мой муж когда-то был чутким и добрым, я полюбила его с первого взгляда и мечтала создать с ним крепкую и верную семью. Не вышло.
В какой-то момент он превратился в самое настоящее чудовище. Может, виной его строительный бизнес, который разрастался дикими темпами. Мне порой становилось не по себе от таких масштабов и суммами, которые крутятся у его носа.
– Вера, солнышко мое, – говорит опасно-ласково и движется в мою сторону.
В горле разрастается вязкий ком, вымолвить слово попросту невозможно.
– Куда ты дела те документы? Они очень важные, ты понимаешь, да?
– Дай мне развод, я все скажу, – упрямо уставилась в его бледно-голубые глаза, которые когда-то и поразили меня похлеще стрелы Амура, и стараюсь не отводить взгляда. Внутри все натягивается, я слышу скрип натяжения.
– Развод? Ты смеешься? Да никогда. Ты была моей, моей и сдохнешь! «Сука!» – мерзко говорит и сплевывает в прямом смысле этого слова.
Я вижу противно расползающуюся белую слюну на паркете, и к горлу подкатывает настоящая тошнота. Приходится увернуться и стараться не дышать. Я ведь чувствую ее запах, а на языке пощипывает ее отвратный вкус.
Тарас отвлекся на звонок, воспринимаю это как мимолетную передышку. Быстро хватаю свой телефон с тумбочки и запираюсь на замок в ванной.
В прошлый раз я не смогла защититься от его гнева, которому никак не могу дать объяснение. Он влепил мне пощечину, словно раздал «пять» своим друзьям. Вроде как само собой разумеющееся.
После того, как он ушел, я написала заявление в полицию. Но оно потерялось спустя пару дней. Очевидно тот, до кого дошло мое заявление, решил не связываться с фамилией Уваров.
– Ну и куда ты спряталась, киса? – приторно-нежным голосом говорит под дверью и хитро постукивает.
Перестаю адекватно соображать. Все мысли свернулись в трубочку, остался только голый инстинкт, который кричит в рупор: «Защищайся, иначе убьют».
Пожалуй, сейчас мне страшнее всего. Когда Тарас начинает говорить так ласково – жди беды.
– Сука! Открывай и говори, где эти чертовы бумаги! Вера, блядь!
Он ругается крепко, сыплет такими угрозами, что лучше сейчас вскрыть себе вены, но не видеть и не чувствовать того, что он обещает со мной сделать.
Трясущимися руками открываю список контактов. Звонить в полицию? Я даже им перестала доверять. Меня никто не может защитить. А сама я как тонкая веточка против ураганного, шквалистого ветра.
Набираю первый исходящий номер. Я звонила ему, потому что нужно было срочно принять продукты, а этот татуированный тип куда-то пропал. Как же он меня раздражает!
– Звонишь извиниться? – расслабленно отвечает.
На заднем фоне смех, музыка и милые женские голоса. Ему сейчас хорошо, возможно, весело. Не исключаю, что он выпил. Теперь не знаю, что хуже, разъяренный муж за стенкой или бесячий пьяный шеф ресторана?
– Линейный проезд, дом девять, – сдавленно шиплю в трубку, надеясь, что Влад не скинет звонок и все расслышит, – квартира тридцать два.
– Уоу, полегче, ледышка! Мне типа на свидание сначала надо сходить.
Тарас с силой бросает что-то в дверь ванной. При желании, он сможет сорвать ее с петель. Но отчего-то ждет. Просто маринует, пока я от страха полезу на стену и словлю галлюцинации.
– Влад, пожалуйста! – прошу.
Я готова и правда умолять, чтобы кто-то пришел мне на помощь. Готова пообещать все, что угодно, лишь бы избавиться от Уварова раз и навсегда.
Снова удар в дверь, теперь кулаком. Уверена, осталась глубокая вмятина.
– Удавлю, тварь! – кричит уже не своим голосом громко-громко.
– Сейчас буду, – тон и голос Влада меняются моментально, будто подменили человека.
Снова усаживаюсь в угол, закрываю голову и уши руками. В детстве, когда мама с папой часто ругались, я также пряталась за стенкой. Напевала дурацкие детские песенки сквозь слезы, раскачивалась взад-вперед и ждала, когда шум стихнет.
– Рано или поздно ты выйдешь. Никуда не денешься, – последнее, что он сказал мне через дверь.
Тарас громко бьет посуду, сыплет ругательствами и кому-то звонит. Я слышу это отдаленно, но четко. Все звуки смешиваются в один долгий гул, под который я закрываю глаза, и, кажется, на стрессе выключаюсь.
Дергаюсь и ударяюсь больно коленом о скол кафеля, когда противный сигнал дверного звонка заставляет сердце завестись заново.
«Он пришел, чтобы помочь…»
Глава 2. Вероника
Звонят дважды. Звонок слышится так громко, что закладывает уши. Сотни мыслей начинают бродить в голове как по лабиринту.
«Он пришел, чтобы помочь…»
«А если это охрана Тараса? Зачем он ее сюда позвал?»
«На прошлой неделе этажом выше заселились соседи. Может, это они? Хотя, какие, к черту, соседи?»
Подхожу к двери и прислушиваюсь. Ничего не слышно, даже шагов Уварова. Это пугает еще больше. Неизвестность всегда страшит. Неизвестность и боль.
– Полицию, что ль, вызвала? – наконец-то слышу голос мужа.
Он надменный и высокомерный. Будто его не страшит наказание. Ведь Тарас его не получит. Ему все позволено: бить, издеваться, шантажировать, держать в страхе и неведении.
– Неужели ты еще не поняла, что это бесполезно? – устало говорит, проходя мимо двери в коридор.
Слышу, как щелкает замок и открывается дверь. Со скрипом. Смазать-то некому. Муж может только приходить, разбрасывать вещи, угрожать, а вот смазать дверь – нет.
Сама стараюсь перебороть страх и приоткрываю свою дверь.
– Добрый день, – вежливо здоровается Тарас. На людях он вообще замечательный муж, показательно-правильный до рвоты, – а Вы к кому?
Делаю тихие шажки на носочки. Мне бы одним глазком взглянуть, кто пришел.
Уже за несколько метров улавливаю ненавистную туалетную воду. Я чувствую ее на работе весь день, этот аромат даже не заглушает тушеную баранину, у которой специфический запах.
А следом в поле моего зрения попадает татуированная рука, которой он оперся о косяк двери. Уверенный, даже слишком, брови сведены к переносице, ноздри от ярости раздувается как у быка на корриде, губы в одну тонкую линию сжаты. Кажется грубым, неотесанным дровосеком.
Никогда мне не нравился и доверия не внушал.
Только пришел ведь… Влад Бессонов.
– Ника? – орет на всю лестничную клетку.
Я изо всех сил стараюсь скрывать, что происходит за моей дверью, живу тише воды ниже травы, а он орет, что есть сил.
– Прошу прощения, молодой человек, – снова вежливо говорит муж.
– Молодой человек – это курьер, которого я внизу чуть не сбил, когда пешком поднимался по лестнице, – басит грубо.
От его низкого голоса становится не по себе. Он вызывает бурю эмоций внутри, но я не даю ей вырваться наружу. Мурашки слоями укладываются на моей коже, одежда становится неприятной к телу, жесткой и карябающей.
– Ника где? – спрашивает снова своим басом.
Таким голосом он своих поваров на место ставит, и приказы им раздает, солдафон несчастный. Меня просто коробит этот его тон, как острыми ногтями по стеклу провести.
– А зачем Вам, – выделяет, – моя жена, – снова выделяет.
Глаза Бессонова расширяются – он обалдел от услышанного, потом его губы расплываются в улыбке. Коварной, не предвещающей ничего хорошего.
Влад выше и крупнее Тараса. Не то, чтобы мой муж хиленький и щупленький, скорее наоборот. Последние годы он часто посещал тренажерный зал, занимался персонально с тренером, в том числе и борьбой.
Но на фоне Бессонова все равно проигрывает. Это странным образом радует. Если Влад на моей стороне и будет не делать мне ничего плохого, то, пожалуй, на сегодня я в выигрыше.
Если, конечно, не уйдет сейчас, узнав, кто мой муж.
– Тебе зачем жена, если ты ее обижаешь? – рычит и проталкивает его в квартиру.
Дверь за ним захлопывается, мы остаемся втроем в коридоре.
В воздухе запахло самостью, агрессия ощутимо ложится на плечи, на полки, на верхнюю одежду в гардеробе. Слой толстый и густой – не смахнуть.
Вжимаюсь в стенку, потому что эти два быка насупились и смиряют друг друга прокалывающими взглядами.
– Ника, – обращается ко мне, но отводит свои темные глаза от Уварова.
Мои конечности онемели, я перестаю чувствовать руки и ноги, страх сковал горло. Хочется одного – закрыть глаза и провалиться куда-нибудь, как Алиса в страну чудес.
– Теперь говори мне честно. Иначе придушу, ледышка. Почему тебе нужна была помощь?
Открываю и закрываю рот как мелкая рыбешка, выброшенная на берег.
– Ника, блядь! – рычит до стянутых в тугие узелки клетки.
– Мне нужна защита от него. От мужа. Он… – не могу сформулировать. Нужно просто сказать, что он обижает меня. А я молчу.
Зажмуриваю глаза, надеясь, что картинка исчезнет.
– Сука, – говорит… мой муж.
А потом слышу удар и хруст.
Тарас вопит как резаный, хватается за челюсть. Из его носа потоком идет кровь. И… надо бы помочь.
Кидаюсь к нему, но рука Влада жестко меня останавливает. Он отвлекается на эту долю секунду и получает размашистый ответный удар. Губа разбита, из нее также начинает течь кровь.
– Вон пошел, – цедит Влад.
Драться они вроде как больше не собираются. Уваров шипит, терпит адскую боль. Есть подозрение, что Бессонов ему что-то сломал, до сих пор в ушах слышу, как ломается кость.
– Ты еще пожалеешь, – обращается к Владу. Говорит еле-еле. Мог бы, сказал больше и угрожал, – и ты, – в меня летит его взгляд, который оседает черной тенью на мне. Становится трудно дышать, в легких не осталось больше кислорода, все растрачено.
Я отчетливо и ясно понимаю, что Уваров это не оставит, не забьет и не забудет.
Зря я втянула в это Влада. Потому что сейчас Тарас ущемлен и унижен. Гремучая смесь для такого человека как мой муж.
– Вот… ледышка, – шипит сквозь зубы.
Ему тоже досталось. Переводит странный взгляд на меня. Прочитать его сложно. Он будто застелен туманом, сквозь который не пробраться.
И все равно неуютно мне с ним находиться рядом. Я вообще не люблю оставаться один на один с мужчиной.
После Уварова, мужчина для меня равно опасность. С этим сложно бороться.
– Я принесу аптечку, – хрипло говорю и стремительно ухожу на кухню за перекисью и ватой.
В воздухе пахнет кровью, его туалетной водой и мужской силой.
Бессонов следует за мной, осматривается по сторонам, замечает бардак, который устроил Тарас. Вполне возможно, делает какие-то свои выводы, но пока молчит, ничего не спрашивает.
Каждый его шаг отдается в области груди, как жесткое биение больного сердца. Хочется приложить ладонь и унять эту громкую трель.
Достаю перекись, смачиваю ею вату и оборачиваюсь к Владу. На его лице играет коварная улыбка, которая точно не предвещает ничего хорошего.
Глава 3. Вероника
Я не знаю ничего о нем, кроме того, что он шеф-повар ресторана, где работаю, и старший брат владельца того самого ресторана. У него много жутких татуировок, темные глаза, как горький шоколад, и… он опасен.
– Сядь, пожалуйста, я обработаю рану, – говорю тихо.
В глаза стараюсь не смотреть. Они заставляют странно себя чувствовать, словно имею то, что ему нужно.
– Пустяки, – отмахивается и промакивает губу тыльной стороной ладони.
На фалангах пальцев выбиты буквы, которые никак не собираются в слово. Взглядом цепляю каждый завиток, пока не слышу глухое покашливание.
– Почему ты с ним уже не разведешься, ледышка?
Как же меня бесит его это глупое прозвище. Выводит из берегов, как реки весной.
– Я … в процессе, – сдавленно отвечаю. Тема запретная.
В сотый раз жалею, что набрала Бессонова. В каком отчаянии, получается, была, раз позвонила именно ему.
– Не вижу.
– Это сложно, – неопределенно пожимаю плечами. Еще не хватало, чтобы он в грязном белье ковырялся.
– Так упрости для меня.
Да что ж ты будешь делать?!
Молчу. Главное молчать. Обработать рану и попросить покинуть квартиру. Он же послушается?
– Ты его любишь? – голос сдавленный, словно он вытаскивает эти тяжелые слова как камни со дна моря.
Не отвечаю. Всматриваюсь в его лицо. Он ведь сейчас очень близко. Настолько, что я вижу крошечные веснушки на носу и щеках. Это выглядит мило. Если Влад Бессонов может выглядеть милым.
Его аромата становится много, он как пары хлора разъедает слизистую.
– У вас нет детей, поэтому развод должен быть простым и, – грустно ухмыляется, – безболезненным. Имущество… Тут отдашь все, что можно и нельзя, лишь бы избавиться от этого человека. Значит, что-то другое. Родители? Связи?
Шумно сглатываю. Вязкая слюна медленно стекает по гортани, а Бессонов как рентген наблюдает за ней, опаляя жаром своих темных глаз.
– Рану я обработала, – сухо говорю, – извини, чай, кофе не предлагаю, мне нужно прибрать квартиру.
– Это вместо «Спасибо, Влад, что помог выпроводить мудака». Между прочим, я бы мог и в ментовку за это загреметь, а ты бы и не пожалела, да, ледышка?
– Что ты хочешь, Влад? – скрещиваю руки на груди.
Бессонов снова прожигает меня нехорошим взглядом, касается им так, что кожу содрать хочется.
– Кто твой муж? – серьезно спрашивает.
– Тарас Уваров – владелец одной из крупнейших строительных фирм в столице. Он очень сложный человек, с которым лучше не связываться. И тебе, по-хорошему, надо уйти.
Влад встает со своего места и медленными шагами идет в мою сторону. Время тянется, а дыхание рвется.
Инстинктивно выставляю руку вперед, защищаюсь.
– Ему просто удобно иметь жену, поэтому и не дает тебе развод. А с его связями это более, чем возможно, – констатирует факт, о котором я догадывалась.
Шантажом Тарас заставляет меня появляться с ним на различных мероприятиях и встречах. В своем кругу он создал образ идеальной семьи Уваровых, потому что человек его уровня обязан быть женатым. Желательно еще и с детьми, но с ними не сложилось. Сейчас, думаю, к счастью.
– Уходи, пожалуйста. С Тарасом я поговорю, он не тронет тебя за… – намекаю на его профессиональный удар.
– Не будь дурой, ледышка. Он либо трахнет тебя уже в коридоре, когда придет в очередной раз поговорить, либо просто посмеется и все равно трахнет. О какой просьбе ты говоришь, девочка?
Отворачиваюсь от него. Он так жестоко бьет в цель, как профессиональный снайпер. Даже жалости никакой нет. Слезы подступают к горлу и их сложно сдерживать.
Моя жизнь превратилось в нечто невыносимое и мерзкое. Я не могу избавиться от мужа, вынуждена играть на публику и фальшиво улыбаться, терпеть прикосновения Тараса, когда единственное желание, когда его язык проникает в мой рот – склониться над унитазом.
– Да я бы все отдала, только бы это все закончить, – выпаливаю из самого центра. Горько, больно, надрывно.
– Осторожней со словами, ледышка. Я ведь могу принять твое предложение.
Бессонов обводит мое тело взглядом и закусывает нижнюю губу. Меня ошпаривает от такого жеста и такого взгляда. Он же под кожу проникает.
– Развод в обмен на тебя.
Что он только что сказал? Проблем со слухом никогда не было, но сейчас отчетливо слышу слова, от которых в ушах звенит и раздражает барабанную перепонку.
– То есть, в обмен на помощь в разводе ты просишь… – слова застревают в горле как косточка. Даже сложно сделать вдох.
– Тебя, – заканчивает просто и расслабленно.
Я уставилась в его глаза, будто никогда в жизни не видела этого человека. Из лап одного монстра рискую попасть к другому. И кто безжалостней – не знаю.
– Это жестоко. И неправильно, – говорю упрямо.
Влад горько усмехается. На секунду показалось, что он просто пошутил и сейчас возьмет свои слова назад.
Это предложение унизительное. Соглашаясь, я продаю себя в рабство. Возможно, оно будет похуже того месива, в котором варюсь сейчас.
– Что конкретно ты предлагаешь? – шепчу. Сама не верю, что вообще задаю такой вопрос.
Влад зеркалит мою позу. Он так же скрещивает руки на груди и хитро улыбается. Ведет себя самоуверенно и дерзко даже на чужой территории.
– Я обещаю тебе, что в течение полугода ты разведешься и больше не услышишь о своем муже ничего. Ну, если в сводку новостей не будешь заглядывать, чтобы вспомнить былое.
– В обмен на себя?
– Именно.
– Конкретней, Бессонов. Что я должна буду делать? – злость начинает разъедать мои разумные мысли. Перестаю себя контролировать, ведь рассуждаю о том, чтобы согласиться.
– Все, что я захочу, – размыто отвечает.
И снова этот взгляд. Не знаю, то ли спешить прикрыться, то ли… раздеться полностью. Жаркие волны как кипяток обжигают тело. Наши взгляды встречаются и завязываются морским узлом бесчисленное количество раз.
На одной чаше весов моя свобода, относительная, конечно, но и той буду рада, на другой – сдача своего тела в пользование татуированного типа.
– И… – намекаю на интим.
– Разумеется. Ты же не думаешь, что кто-то станет впрягаться в такие проблемы ради твоего красивого личика?
– Ты ублюдок, Бессонов. Хочу, чтобы ты знал – я тебя ненавижу.
Он разводит руками в разные стороны. Мол, вселенную я своими речами не открыла.
– Выбирай, Ника, либо с ним, – взглядом указывает на дверь, где несколько минут назад скрылся мой муж, – либо со мной.
Глава 4. Вероника
«Убирайся вон!»
С такими словами я выгнала Бессонова из квартиры.
«Ну, как знаешь», – до сих пор крутятся у меня в голове его слова.
Никак не могу представить его руки на своем теле. Они ведь покрыты жуткими картинками, нет практически ни одного свободного места. Это страшит до онемения и спазмов в солнечном сплетении.
А целоваться с ним? Ощущать его вкус на языке, его губы на своих, чувствовать дыхание…
Теперь ругаю себя за то, что раздумывала о его предложении. Лучше своими силами избавиться от Уварова.
У меня есть бумаги, которые каким-то чудом украла из кабинета, когда последний раз была в доме. Нашем доме, где мы прожили два года. Целый год я и правда была там счастлива.
Насколько поняла, в тех документах важные данные, компрометирующего моего мужа. И это не про желтую прессу или подрыв репутации. Это больше – статья за неуплату налогов и еще что-то связанное с покупкой мелких строительных фирм, которые все как один, были на грани банкротства. Но, выкупив, чудесный спаситель Тарас Уваров спас их.
Осталось только найти человека, который поможет воспользоваться этими сведениями, а не передаст их Тарасу в обмен… Не знаю, что готов Уваров выложить за них, явно очень многое.
Ночью я практически не спала. Мне мерещилось, что квартиру снова взламывают. Сначала люди Тараса, потом сам Уваров. Как в детективных сериалах, он был в черных перчатка и с тонкой проволокой в руках. Под утро «пришел» Бессонов. Тот по-хозяйски зашел в квартиру и расположился в аккурат на моей кровати.
Я проснулась в холодном поту, словно мне приснился кошмар. На часах было пять утра, когда открыла глаза. Заснуть мне так и не удалось.
– Алле?
Раннее утро, я только села завтракать. А аппетит уже пропал, стоило мне увидеть имя мужа на экране телефона.
– Ты с ним трахаешься, Вера? – голос Тараса хриплый, язык заплетается. Он пьян и пил всю ночь.
По позвоночнику пробирается ноябрьский холод, который неприятно сдавливает все клетки. Хочется зажмуриться и выдохнуть эту боль с криком.
– Нет, – приглушенно отвечаю. Желание скинуть звонок велико. Крепче сжимаю телефон ладонью. Так делать нельзя, Уваров разозлится и, чего доброго, опять приедет ко мне.
– Врешь, сука, ты мне врешь, – голос скрипучий. Он не просто пьян, он чертовски пьян.
Первый раз я видела такого Тараса ровно в тот день, когда решила от него уйти. Я сказала ему об этом, потому что терпеть больше не собиралась. У нас ничего не складывалось и не получалось.
В самом начале наших отношений мы имели общую цель и шли к ней. А потом… он свернул не туда. Его поманил мир больших денег, которые сыпались как из рога изобилия.
Могла ли вернуть его обратно? В семью? Не знаю. Наверное, как любящая жена должна была сделать все, чтобы ее сохранить.
Но я его больше не любила…
– Не вру, – отрешенно говорю.
– Вера, – растягивает мое имя. Раньше мне нравилось, как он сокращает его.
«Ты моя единственная вера», – говорил он. Я млела, таяла… Что еще положено молодой влюбленной девушке?
– Я так тебя люблю, сука, так люблю… А ты, дрянь, не хочешь этого понимать. Я ведь все для тебя делал. Для тебя! – кричит в трубку.
Как он, должно быть пьян.
В прошлый раз, когда выпил много лишнего, Тарас приехал ко мне домой и сыпал угрозами. Если я не вернусь к нему, мои родители исчезнут, что их никто не найдет, моя квартира сгорит, мне подложат наркотики и единственным способом не сесть в тюрьму будет обратиться к мужу за помощью.
Угрозы были страшные. Слезы лились из глаз, не прекращая, я забывала дышать, а сердце стягивалось рыболовной сетью.
Когда любишь – не угрожаешь.
Поэтому сейчас я молча слушаю его признания и молчу. Молчание вообще очень хорошая вещь. Ты не провоцируешь, не раскручиваешь бесполезный разговор или спор, не рискуешь сказать лишнего.
Потом, правда, от многих закрываешься. Это становится привычкой. О чем можно разговаривать с человеком, который постоянно молчит? Я научилась все эмоции хранить в себе. Слезы, грусть, отчаяние, страх – все проживаю только наедине с собой. В ванной, за закрытой дверью, включив горячую воду на полную мощность, что уже через несколько секунд запотевает зеркало.
– Помнишь, как мы познакомились? – чуть ласково спрашивает.
– Помню, – першение в горле ощутимое, пальцами обхватываю шею и чуть сдавливаю, чтобы унять это свербение.
– Лил сильный дождь. Холодный такой, осенний. Ты стояла на остановке одна, я ехал мимо, и… лужа там была глубокая, да?
– Глубокая, – отвечаю.
Мне искренне больно вспоминать наши первые дни. Потому что была счастлива, по-настоящему я чувствовала его вкус, его запах.
Счастье было как зефир – легкое, вкусное, воздушное. Лакомство. И оно, как я позже пойму, не может быть вечно. Смотришь, наслаждаешься, потом съедаешь. И все. Счастья больше нет.
– Я облил тебя из той лужи, – устало смеется, вспоминая все в точности, как было тем промозглым и ветреным днем.
– Было неприятно, – улыбаюсь. Как бы ни старалась сохранять холод в общении, стоит ему коснуться прошлого, словно снова зефиркой перед носом водит.
– Бежевый плащ, большая сумка через плечо. Ботиночки на каблуках…
Тарас откинулся на кресло, закрыл глаза и расслабился. Я четко это вижу перед глазами. На душе скверно, внутри гулкая пустота, в голове проносится только один вопрос: на пути от любви до ненависти точно знак одностороннего движения?
– Худенькая такая, глаза на пол-лица. В них испуг был, раздражение, обида и слезы. Уже тогда решил, что никогда и никуда не отпущу, Вера, – чуть жестче выговаривает обращение.
Чайник давно вскипел, на плите жарится яичница, которая превращается в темно-коричневую корочку, а на кухне начинает пахнуть гарью.
– Узнаю, что ты с ним спишь, убью обоих. Поняла меня? – кидает угрозы метко, без капли сожаления.
Он их раздавал сотнями. Сначала верила и очень боялась. Сейчас держу себя в руках и никак не комментирую. Только никогда раньше мне не хотелось так отчаянно вгрызться в его шею и вырвать артерию зубами, защищаясь. Я чувствую настоящую опасность.
– Тарас, – сквозь слезы говорю, – отпусти меня.
Он вздыхает, низко смеется. От его смеха все внутри переворачивается и выворачивается, встает в обратном порядке и смешивается.
– Ни-ког-да, Вера. Ты моя, запомни это. Пока не сдохнешь. Ну, или я, – снова этот смех. Его хочется забыть, а он, как назло, проигрывается в голове заевшей попсовой песней.
Да, от моей любви к Тарасу до ненависти точно только путь в одну сторону.
– Сегодня к шести будь готова. Ужин у Нефедовых.
И кидает трубку.