Глава 1.
Герман
– Бондаренко, на выход!
Лязг металлической двери, бьющий по мозгам. Недовольный бубнеж моих соседей.
– Бондаренко!
Передергиваю плечами.
Ну че ты так орешь? Башка гудит…
– Я не понял, тебе особое приглашение нужно? Или понравилось тут у нас? – усмехается дежурный.
–Ага. Уютно, – сиплю, вставая с деревянной скамьи.
Наклоняю гудящую башку влево-вправо. Растираю ладонью затекшую шею.
– Могу продлить тебе пребывание. Хочешь? – снова усмехается гражданин начальник и широко открывает для меня решетчатую дверь. Я провел здесь половину сегодняшней ночи, не сомкнув глаз и морщась от потолочного светильника.
– В другой раз… – хлопаю себя по карманам джинсов, отыскивая очки, но вспоминаю, что менты все отобрали.
Тело ноет. Меня словно прокрутили через мясорубку.
– Ловлю на слове! – ржет дежурный. – Давай за мной.
Идем по тусклому вонючему коридору. Смотрю прямо перед собой. Конкретно в этом участке я впервые, но за последние полгода я – частый гость подобных мест, и изнутри они все похожи.
– Здоров, Тем, а ты че к нам зачастил? – голос моего конвоира эхом отражается от казенных стен.
Он останавливается, я торможу следом. Смотрю вперед, на мужика, с которым дежурный здоровается за руку, узнавая в нем того самого гайца, из-за которого провел ночь в этой помойке. Он узнает меня тоже, когда, выглянув из-за плеча дежурного, скользит по мне сощуренным взглядом. Нервно сглатывает.
Салют! Давно не виделись!
Улыбаюсь ему в ответ, приветствуя двумя поднятыми вверх пальцами.
– Че лыбишься? Утро у тебя доброе? – гаишник игнорирует своего собеседника, отдавая мне свое эксклюзивное внимание.
Подмигиваю ему.
– Тем… – стопорит его дежурный, когда тот делает шаг в мою сторону.
– Ты глухой или тупой?
– Ну че ты бесишься? – лениво складываю руки на груди и подаюсь корпусом вперед, глядя на три звездочки на его погонах. – У-у-у… А че ты до сих пор старлей? Ты поэтому такой злой, да?
– Слушай сюда, ублюдок малолетний… – гаец в два шага оказывается напротив моего лица и хватает меня за футболку, притягивая к своим расширенным ноздрям, – дерзить ты научился, в остальном ты – полное дерьмо. Легко быть крутым за родительские бабки.
Дежурный бросается к нам:
– Тем, хорош. Отпусти его, – рвано озирается по сторонам.
– Спокойно, спокойно, порвешь… – давлю наглую лыбу, смотря гайцу прямо в глаза, и развожу руки в стороны ладонями вперед в тот момент, когда позади нас раздается мужской голос:
– Что происходит?
– Здоров, батя! – повернувшись к отцу, растягиваю губы в насмешливо-ехидной улыбке.
Отец смотрит на ментовские руки, вцепившиеся мне в футболку, отчего старлей резко их сбрасывает и отходит от меня на метр. Подмигиваю ему, замечая, какой перекошенной стала его побагровевшая морда. Это он меня сюда определил. Но прежде несколько раз прилично приложил лицом о капот моей тачки, скрутив руки за спиной. Шустрый чувак оказался, принципиальный зараза. Нагнал на своей развалюхе.
– Доброе утро, – здоровается Борис Германович, не глядя на меня. – Я отец… этого… – кивает в мою сторону, на что усмехаюсь, качнув головой, – …нарушителя, – добавляет.
Этого…
– Где нам можно… поговорить? – отец произносит это так, что ни у одного мента не возникает желания оповестить его о том, что мы находимся не в его офисе или в торговом центре, а в отделении полиции. Но за меня уже заплатили. Заплатили столько, чтобы Борис Германович Бондаренко мог позволить вести себя так, а я мог позволить себе приложить к виску два пальца и отсалютовать старлею, у которого дым валит из носа.
– Я вас провожу, – отзывается дежурный, за что получает от бати скупой благодарственный кивок.
Бесячей походкой прохожу мимо гайца, который провожает меня смертоносным прищуром. Была бы его воля, он бы меня закапал. Прямо здесь, у входа в участок.
Нам с отцом выделяют пустой кабинет, и я примерно представляю, для чего это все.
Нравоучительная лекция младшему неуправляемому сыну господина Бондаренко, позору семьи, выродку, на котором природа отдыхает.
Ну окей.
Пристраиваю свой копчик на стуле, ерзая и пытаясь найти более-менее удобное положение.
– Чет ты припозднился, – зевнув, лениво отвешиваю претензию, когда отец садится за стол. Соединяет пальцы в замок и смотрит на меня испытывающе.
Показательно растекаюсь по стулу. Поза максимально расслабленная и нахальная. Отцу не привыкать, это представление для него, он в теме.
– Подумал…может, ночь в обезьяннике пойдет тебе на пользу… – усмехается Борис Германович.
О, как!
Лады, принимается.
Молчу.
Башка гудит беспощадно, спать, блин, хочется.
–… но, видимо, не пошла…– с сожалением заключает батя и замолкает.
Его молчание слишком оглушающее. Представляю, что творится у него в голове, от его мыслей у меня уши закладывает.
Даю ему время. Пары минут достаточно, чтобы начать:
– Наслышан, какое представление ты ночью устроил. На местном канале оценили.
Уже? Оперативно работают!
– А ты? Оценил? – расплываюсь в довольной улыбке, вспоминая, как ночью всполохнул скучные улицы.
– Превышение скорости… – констатирует батя, забив на мой вопрос.
Под двести втопил, ага.
– Там по мелочи, – уклончиво отвечаю.
– Не остановился на требование сотрудника ДПС, – продолжает отец.
Было, да.
Мне рожа этого старлея издалека не понравилась. Стоял полусонный, скучал. Ну подразнился я с ним. Зато кровь мужику разогнал! Ему, вообще, похудеть не мешает.
– Да чет очканул я, бать! Стоит мужик, палкой размахивает. Черт его знает, че у него на уме, – пожимаю плечами, включив дурака.
Покачав головой, отец грузно вздыхает.
– В крови промили…
– Ээ-э! – возмущённо подскакиваю на месте. – Че за гонево?
Я в трубку дышал, там все порядком было.
Зараза ты, старлей. На капитанские погоны зарабатываешь, леваки мне навешивая?
– Трезвый я был! Поиграл с гайцами в шашечки, в чем проблема?
– Герман! – тяжеля рука Бориса Германовича грохает о поверхность стола. Морщусь. – В шашечки поиграл? Шахматист, – матерится. – Сколько можно? Я устал тебя вытаскивать…
– Так не вытаскивай. Тебя никто не просит! – Взрываюсь я следом.
– Я тебя не узнаю сын.
– А я тебя не знаю, отец. – Вскакиваю со стула так, что тот с грохотом валится.
Срываюсь к двери, у которой торможу, слыша в спину:
– Двадцать восьмого числа…
– Твой день рождения… – перебиваю отца. – Я отправлю тебе открытку.
– Радует, что ты помнишь, – усмехается в ответ он. – Но я не об этом. В этот день я буду давать большое интервью. В нашем доме. Прилетит Богдан. Я хочу, чтобы оба моих сына присутствовали…
– Хочешь казаться образцово-показательным отцом? – перебиваю его. – Прямо вижу, как пестрят новостные заголовки «Счастливое семейство Бондаренко собралось за одним дружным столом»!
– Не передёргивай, Герман, – отец поднимается из-за стола и делает шаг ко мне. Встает раздражающе близко. – Ты знаешь, что это не так. Но предстоящее интервью для меня действительно важно.
– Не сомневаюсь. Может, тогда мне и не стоит на нем появляться?
– Герман…ты мой сын… – отец тяжело выдыхает, проводя рукой по слегка седоватым волосам. – Просто постарайся не вляпаться в очередное дерьмо до интервью.
Без представлений я не умею. Я слишком ненавижу их обоих, чтобы заботиться об их нервных клетках.
– Переживаешь? За свою репутацию? – язвлю сквозь зубы, вызывающе глядя отцу в глаза.
Кадык в его глотке дергается. Он нервно поправляет белоснежный воротник брендовой рубашки.
– Когда мы потерялись? – голос Бондаренко старшего становится похожим на отчаяние. Я мог бы даже проникнуться, но…
– Ты знаешь.
– Тебе не кажется, что нам давно пора поговорить?
– Серьёзно? Здесь? – обвожу рукой скупой ментовский интерьер.
– Может, и здесь. Мы видимся только при таких обстоятельствах. Когда ты был дома последний раз?
– Дома? – удивленно приподнимаю брови. – А где мой дом?
– Герман… – качает головой батя.
– Ну че? Где мой дом? Там, где живет эта стерва?
– Герман, следи за языком!
– А то что? Бабло перестанешь отчислять?
– Может, и перестану! – рявкает отец, покрываясь красными пятнами. – Может, давно пора это сделать?!
– Ну так сделай, пап, сделай. В чем проблема?
– Нет проблем? – заводится. – Нет проблем?! Ну я посмотрю, как у тебя их не будет, когда останешься с голым задом. В твоем возрасте я растил твоего брата, обеспечивал семью. А твоя бы давно от голода сдохла.
Мне достаточно шага, чтобы схватить отца за рубашку и, сжав ткань в кулаке, притянуть его лицо к своему. Желчь, которая плещется в пустом желудке, просится наружу, именно ею плююсь, когда хриплю:
– Мама и сытая с тобой померла.
Звонкая хлесткая пощечина заставляет голову дернуться.
Отец распахнутыми глазами смотрит на мою скулу, к которой припечатался ладонью секунду назад.
Он ни разу меня не бил. Ни разу даже пальцем не тронул…Его взгляд полон ужаса вперемешку с раскаянием, но плевать. Мы срались миллион раз, но сегодня что-то новое. Если так он видит точку в наших отношениях, то я не все сказал…
– Пошел ты.
– Герман!
– Отвали!
Потянув на себя ручку, вылетаю за дверь, не переживая, что на пути меня ждет преграда. За меня заплатили, и этот факт перекорёживает недовольную рожу старлея, который провожает меня прокручивающим кишки прищуром, стоя у выхода. Пошел и ты, придурок!
Выметаюсь из отделения и жадно хватаю пыльный знойный воздух, который после вонючего курятника кажется практически целебным.
Водитель отца топчется у тачки. Заметив меня, открывает заднюю пассажирскую дверь, к которой, не раздумывая, отправляюсь.
У меня нет других вариантов. Ключи от тачки изъяли, телефон и бумажник тоже.
Приветственно кивнув Володе, забираюсь на сидение и смотрю в окно, за которым спустя пару минут появляется мрачная отцовская фигура.
Он садится ко мне, и машина трогается, покидая территорию отделения.
Молча кладет рядом с моим бедром телефон и очки.
– Ключи от тачки и бумажник… – уточняю, заталкивая трубку в карман джинсов.
– Пусть пока полежат у меня, – отзывается отец.
Его тон, тихий и сомневающийся, заставляет резко на него посмотреть. Бондаренко старший опускает взгляд на свои пальцы, которые сжимает-разжимает. Нервничает.
Смотрю на него настойчиво-вопросительно.
Серьезно? Мы перешли на новую ступень наших взаимоотношений?
– Окей, понял, – усмехаюсь. – Дядь, Вов, машину здесь тормозни, – хлопаю по плечу водителя.
– Герман, сиди… – чеканит сквозь зубы батя.
– Дядь Вов…– ловлю в зеркале заднего вида его меченный взгляд, которым останавливается на отце, прежде чем тот позволительно кивает.
Тачка паркуется в кармане вдоль проезжей части и, ничего не сказав, я выпрыгиваю из машины, чувствуя на своем затылке прицел отцовских глаз.
Глава 2.
Герман
– Нафига я повелся, а? – зеваю и набрасываю на глаза авиаторы.
Майское солнце слепит.
И рядом сидящий Дэн тоже.
Мой лучший друг выглядит как новый найковский кроссовок. Несмотря на то, что полночи провел в самолете, Соколовский держится огурцом.
В девять утра его бодрая задница торчала на пороге моей хаты, а спустя полчаса моя задница была доставлена сюда, в универ, в котором учимся второй год.
– Я обещал матушке, что получу допуск к сессии, – лыбится его довольная рожа. Забросив руки за голову и вытянув ноги вперед, Дэн задирает башку и ловит прищуром солнце.
– Ты уверен, что таким образом его получишь? – усмехаюсь я.
До занятий мы дошли. Зачалились здесь, у фонтана главного корпуса, развалившись на скамейке и провожая взглядами полуголые стройные ножки девчонок.
– Отвали… – ржет Сокол, пихая меня кулаком в бок, отчего меня слегка кренит.
Денис Соколовский – мастер спорта по кикбоксингу. Два дня назад он выиграл очередное соревнование, я уже задобался следить за его достижениями. Сегодня утром он прилетел из Минска, где надрал задницы своим соперникам.
– Какой семинар, Герыч? Тут такие ножки, у-у-у… – гудит Соколовский и трясет меня за плечо, – зацени!
Отрываю башку от спинки скамьи, приспускаю очки на кончик носа, наблюдая за дефилирующими тонкими голыми ногами. Девчонка улыбается, принимая сомнительный комплимент Дэна.
Проводив девчонку облизывающим взглядом, Сокол переключается на меня и к той теме, которую обсуждали последний час:
– Поверить не могу, что пахан у тебя тачку отжал. Че будешь делать?
– На тебе кататься, – подмигиваю Дэну, на что друг понимающе цокает.
Отсутствие под жопой колес – последнее, о чем я беспокоюсь. Все мои банковские карты заблокированы, и это в который раз подтверждает, что отец бросил мне вызов. Я его принимаю. Это даже прикольно, ведь в моих карманах бабла – на пару пачек приличных презервативов, но так даже интереснее.
– Слушай, может, эта бикса его настроила? Че думаешь?
Он про Анжелу, новую женушку моего отца.
– Без понятия, – мощный выброс желчи оседает в глотке отвратительной горечью.
Ненавижу эту стерву. Ненавижу их обоих. Отца больше, ведь во всем происходящем в нашей семье виноват он.
Сокол замолкает, мою лаконичность он расценивает правильно. Говорить о них я не настроен.
– Че, до банкомата скатаемся? – через пару секунд фонит не умеющий долго молчать Соколовский.
– Нафиг? – уточняю я.
– Снимем тебе лавэ. Хавать же че-то надо.
– Ты милый, – усмехаюсь, – но не-е, – отрицательно качаю головой.
– Ой, мля, че ты геройствуешь? – бесится Дэн. – Потом отдашь.
Подмигиваю другу и лениво улыбаюсь. Не-а. С голоду не сдохну, пусть Анжела с батей не надеются.
– О-о… – Дэн наклоняется близко к моему лицу и кружит по нему внимательным прищуром, – узнаю этот эпичный прищур. Че придумал? Устроишь бате незабываемое шоу?
Ага! Со спецэффектами!
– Возможно…– уклончиво отзываюсь, вытягивая руки над башкой и зевая. Плана пока нет, но есть огромное желание развлечься. – Будь уверен, ты узнаешь о нем первым, – обещаю, залипая на круглой заднице девчонки, заходящей в главный корпус вуза. Секунда – и наружу ее выталкивает другая, вылетающая из дверей ураганом.
– Эй, обалдела?! – кричит ей «круглая задница», до которой девчонке нет никакого дела. Она прет как танк, пока ее локоть не перехватывает пацан, разворачивая лицом к себе.
– Отвали! Еще раз меня тронешь, я сломаю тебе нос, понял? – орет она ему.
Где-то я ее видел… Или нет… Но девчонка кажется смутно знакомой. Я не пытаюсь вспомнить, когда провожаю ее спину взглядом, пока она несется вверх по аллеи, оставив пацана пялится ей в след и хлопать глазами.
Через пятнадцать минут мы с Дэном разбегаемся по корпусам. Я учусь на айти, Сокол – на «Сервис/туризме». Если его спросить, какого черта он делает на этой специальности, друг ответит, что на туризме учатся самые красивые девочки.
Меня хватает на две пары, на одной из которых я героически сражаюсь со сном. На второй – засыпаю, после чего решаю благородно отчалить, чтобы не насиловать ни себя, ни преподов своим «неуважением».
На улице осматриваюсь, подбирая место, где можно покемарить и подождать Дэна. Ощущение, будто никто не учится, ошиваясь целыми компаниями в тени тополей, все лавки забиты. Конец семестра, народ на расслабоне, погода этому только способствует.
Мой взгляд падает на скамейку, на которой, сгорбившись, чалится девчонка, уткнувшись в телефон носом.
Ладно, не помешает.
Поглощенная экраном, она не замечает моего присутствия, когда падаю на противоположный конец скамьи.
Скрещиваю руки на груди, откидываю назад голову, прикрывая глаза и готовясь дремать.
– Здравствуйте, – голос справа касается моего слуха. Приоткрываю один глаз и поворачиваю голову на звук. – Я по объявлению. Вы еще сдаете квартиру? Да…Одна…Мне…ну-уу… на пару месяцев… А-аа-а…Извините. Спасибо, – рука с телефоном обреченно падает на неприкрытые юбкой колени.
Девчонка поднимает голову и смотрит прямо перед собой, демонстрируя мне профиль, в котором узнаю ту самую шипучку, которая грозилась сломать пацану нос. Сейчас она не выглядит настолько воинственно настроенной. Скорее подавленной или чем-то глубоко озадаченной.
Она по-прежнему меня не замечает даже тогда, когда методично-настойчиво набирает номера телефонов, где ей снова и снова отказывают. Примерно на шестом звонке окончательно падает духом.
Девчонка ищет жилье, не нужно иметь аналитический склад ума.
Мой сон сдуло ветром.
Ловлю себя на мысли, что с интересом жду ее следующего звонка и почему-то получаю извращенное удовольствие от того, что на том конце провода ей постоянно отказывают.
Не знаю, сколько еще номеров у нее в загашнике, но, надеюсь, их достаточно, чтобы она потусовалась в моей компании еще какое-то время.
Рассматриваю ее.
Всё же она мне знакома.
Не могу вспомнить, где я мог ее видеть, хотя вряд ли бы запомнил. Она не особо примечательна. Русые волосы собраны в небрежный хвост. Над ним не заморачивались, не пытались сделать из него прическу. Так же, как выбор ее прикида – черная юбка чуть выше коленей и заправленная в нее бежевая футболка. На ногах самые простые кеды. Не богато.
Перекатываюсь на бок и подкладываю под правую щеку кулак, чтобы удобнее было смотреть, но девчонка внезапно бросает телефон в рюкзак и порывается встать. Уйти в тот момент, когда я удобно пристроился.
– Ищешь квартиру? – спрашиваю, не успев придумать ничего лучше.
Мой голос ее пугает, и она резко поворачивается. На лице брови хмурятся, сдвинуты к друг другу. Смотрит на меня пару секунд, а потом отворачивается и принимается застегивать тряпичный рюкзак.
Нормально. Такая себе прогулочка по моему самолюбию. Я привык к вниманию противоположного пола, его слишком много, даже бесит. А эта посмотрела так… как моя воспиталка в детском саду, когда я мелким нассал мимо горшка.
– Приве-ет! – решаю напомнить про себя интонацией, которой обычно завязываю знакомство.
– Привет, – нехотя отзывается в ответ, не поворачивая головы, дергает заевшую молнию.
– У меня есть квартира. Могу предложить, – так, между делом оповещаю.
Девчонка снова поворачивается и пытливо кружит по моему лицу настороженным взглядом. Понятно, что это выглядит как минимум подозрительно, но искать хату по объявлению тоже такое себе.
Ее прищур сползает ниже, оценивающе пробегается по мне с ног до головы, заставляя меня подобраться и напрячь мозги, чтобы вспомнить – чистые ли на мне надеты носки.
– Мне на пару месяцев… – сощурив глаза, вкрадчиво произносит. Словно сама не верит в то, что говорит.
– Без проблем, – пожимаю плечами.
– И…какая цена за съем?
Делаю паузу. Бегло осматриваю девчонку, отчего она напрягается и сводит колени вместе, натягивая на них подол юбки.
– У меня к тебе предложение.
– Какое? – настораживается она.
– Выходи за меня замуж!?
За мгновение на ее лице проносятся сотни противоречивых эмоций, последняя из которых отзывается звуком ее падающей челюсти.
Ну я тоже в шоке, да. Жизнь непредсказуема.
– Бондаренко, ты что, пьян? – девчонка понижает голос и ощупывает подозрительным взглядом мое лицо, выискивая в нем признаки слабоумия.
Я же говорил, что мы знакомы. По крайней мере меня она точно знает. Это уже половина успеха.
– Ага, захмелел от большой любви. Слушай, э-ээ… как тебя, кстати, зовут? – я двигаюсь к ней по скамейке ближе, но девчонка, подхватив свой рюкзак, стремительно подскакивает и шарахается от меня, как от чумы.
– Иди проспись. Жених… – брезгливо поморщившись, резво газует, но я успеваю перехватить ее за локоть и разворачиваю к себе:
– Да погоди ты. Дело есть.
– А у меня есть газовый баллончик, – шипит, задрав ко мне лицо. – Если я его применю, как минимум пару дней ты будешь отпугивать красной рожей своих подружек. Оно тебе надо?
– Успокойся, – цежу сквозь зубы и растягиваю губы в обаятельной улыбке двум проходящим мимо женщинам, задерживающим на нас свое любопытное внимание. – Доброго дня! Погода радует, не правда ли? – почтенно кланяюсь дамам. – Вот, предложение делаю своей девушке!
Женщины умиляются, растроганно прикладывая руки к груди, а я получаю ощутимый пинок по ребрам.
– Что ты несешь? – лютует шипучка.
Дождавшись, когда наши свидетели скроются за поворотом, притягиваю разъяренную девчонку к себе:
– Ты можешь выслушать меня и не орать? – рявкаю так, что сам морщусь.
Это срабатывает. Девчонка затихает. Впивается в меня огромными асфальтовыми глазами. Ее лицо очень близко. Настолько, что я могу разглядеть ее…брови…Они как…настоящие, что ли? И ресницы…тоже настоящие.
– Сам не ори! – первой отмирает она. – И отпусти меня! – строго требует.
Только сейчас замечаю, как мертвой хваткой одной руки вцепился девчонке в локоть, другой – в бедро, которое сжимаю как родное.
– Не убежишь? – вопросительно щурюсь.
Думает.
Потом качает головой.
Нехотя отпускаю. Моя ладонь, которая стискивает бедро под задранной юбкой, не подчиняется.
Девчонка одергивает подол и усаживается на скамью. Поднимает лицо ко мне, складывает на груди руки.
Лады.
И че говорить?
Пудрить девчонкам мозги – не сложнее, чем сходить помочиться. И сейчас я вру так, что не чувствую от этого огорчения.
– Предлагаю сделку. Фиктивный брак. Слышала про такое? Я тебе – жилплощадь, ты мне – штамп в паспорте. Тебе нужна квартира, а мне… – задумываюсь, – короче, летом я еду в Африку. Спасать голодающих. В Корпус Мира набирают только женатых. Ну знаешь, чтобы с местными не чпокались и не разносили инфекцию, – придумываю на ходу.
Смотрю на девчонку. На ее лице полный штиль. Мне даже кажется, что она спит. Открытыми глазами. Или так поражена моей героической историей. И только тогда, когда я собираюсь деликатно намекнуть ей о том, что следовало бы хоть как-то прореагировать, эта непрошибаемая отвисает:
– Великолепно. Это самая потрясающая чушь, которую я когда-либо слышала. Ты реально считаешь, что я поверю в эту пургу? Ты потратил десять минут моей жизни, чтобы наплести с три короба и заставить в это поверить? – она вскакивает со скамейки, прихватывая рюкзак. – Ваши с Соколовским приколы отвратительны, как и вы сами.
– Че это отвратительны? Да я тебе ни грамма не соврал!
– Клоун, – выплюнув мне в лицо, убегает с такой скоростью, что оставляет после себя пыль, поднятую в воздухе.
– Ты чем так Дашку напугал? – материализуется Соколовский и смотрит вслед пяткам девчонки.
Откуда он взялся, я не уловил, зато цепляюсь за имя.
Дашка…
– Ты ее знаешь? – смотрю на друга, который усаживает свою тушу на скамейку.
– Ага, одногруппница моя.
Все, понял. Значит, видел ее на парах у Дэна.
Падаю рядом.
– Че расскажешь о ней?
– О Дашке? Тебе какой интерес? – Сокол выразительно изгибает бровь.
Откидываюсь на спинку скамьи, ноги скрещиваю в лодыжках и смотрю вперед.
– Я ее замуж позвал, – стараюсь боковым зрением поймать прифигевший фейс Дэна.
– Гонишь?! – восторгается он.
– Прикинь? Предложил замуж, она сбежала, – сообщаю другу, а следом рассказываю всю ту легенду, которую наплел девчонке.
– Нет, ну я знал, что ты без башки, но чтобы настолько… – Дэн восхищенно качает головой. – Ток я не понял… а на фига? Ну женишься ты и че? Кому и что ты собираешься доказывать?
И я рассказываю.
О том, как, увидев девчонку, идея в моей голове сгенерировалась сама по себе. Но сейчас уже не уверен, настолько ли я готов так заморачиваться, чтобы «повеселить» отца.
– Капец ты отмороженный. Но восхищен, восхищен! – аплодирует Сокол, выслушав мой рассказ. – Ладно, с этим понятно. Только не догоняю, на что ты рассчитывал с Дашкой? Почему она? Девчонок, желающих залезть к тебе в трусы, как семечек. Да любой из них за счастье с тобой замутить. Но Дашка? С такой не прокатит… – ухмыляется друг.
Не понял.
– Не понял…Это с какой?
– Ну она-аа…– тянет друг, подбирая слова, – вообще не из твоей очереди. Ты ей хоть денег дай – один фиг. Она тебя вместе с Ахметовой через Китай будет обходить. Такие, как эти двое, замуж выходят по чистой и взаимной любви. Лучше Бахметьевой предложи, у той на тебя давно флюгер повернут.
– Кто такая Ахметова?
– Подружка ее. Такая же малахольная, – закатывает глаза.
– Ясно, – вытянувшись, зеваю. – Да пофиг. Мне уже не интересно.
– А вообще…это прикольно! – Дэн хитро прищуривается. – Я не против посмотреть на женатого Герыча. С ума сойти! – угорает Соколовский, за что получает от меня шутливый подзатыльник.
– Ладно, харэ ржать. Поехали похаваем, что ли? – предлагаю.
Дуркуясь и навешивая друг другу дружеских поджопников, катимся в сторону припаркованной за шлагбаумом омерзительно-мажорской тачки Дэна.