Девушка с черным котом

Посвящается мостам и котам.

Потому что раньше им никто

ничего не посвящал.

Пролог

– То есть… подожди, ты помнишь все, что с тобой было? С самого начала? – Ит, нахмурившись, посмотрел на Эри. – Никакой темноты, тоннелей, полета, ничего?

– Не поняла, – пожала плечами Эри. – Ну да, сразу. Только что я лежала в комнате, на кровати, и окно было открыто, и ужасно дуло из него, и мне было холодно. И ты сидел рядом, и рыжий. И этот холод. А еще мне было страшно.

– И что потом? – с интересом спросил Скрипач.

– А потом я вдруг поняла, что стою на дороге, надо мною светит солнце, и вокруг тепло.

Саб, сидевший чуть поодаль, и молча слушавший, недоверчиво хмыкнул. Рыжий с укором посмотрел на него, Саб едва заметно дернул плечом – он не верил.

– И мне это совсем не показалось странным, – продолжила Эри. – Странным было другое.

– Что именно? – Ит вдруг почувствовал, что вот сейчас они, кажется, подходят к тому, что его интересовало. И не ошибся.

– То, что я не знала, кто я такая. Только я не сразу это поняла. Представляете – я существую, но что я такое или кто – не знаю…

Часть 1
Мир Берега

1
Берег, имя, дом

Дорога, разрезающая собой склон, оказалась неширокая и весьма старая. Она тянулась мимо скал, тут и там поросших можжевельником и низкими соснами, и местами была весьма основательно засыпана побуревшими старыми иголками. В трещинах асфальта виднелись нетронутые травяные кустики – видимо, по дороге если кто и ездил, то исчезающе редко.

Она подняла голову – летнее, чистое небо, жаркое солнце; если посмотреть левее, видно горы, сейчас окутанные прозрачной дымкой. А запах… какой же тут приятный и сложный запах. Разогретый камень, хвоя, тонкая цветочная нотка, лаванда, горький отзвук можжевельника, и, кажется, йод и соль.

Еще несколько минут она стояла на дороге, оглядываясь. Она не думала в этот момент, что ей для чего-то может, например, понадобиться куда-то пойти. Куда? Зачем? Хорошо стоять тут, в полутени, под сосной, и просто смотреть вокруг. Действительно, хорошо. Чудесная тишина и полное спокойствие. Под сосной обнаружилась низенькая каменная лавочка, которую она сперва не заметила – и она присела на эту лавочку, и еще какое-то время сидела, но затем снова встала, ощутив, что сидеть ей незачем. Или же ей надоела полупрозрачная сосновая тень? Впрочем, это не имело никакого значения.

Она и сама не заметила, как пошла – под ногами легких белых парусиновых туфель сначала тянулся асфальт, а потом она приметила слева широкую тропу, практически дорогу, ведущую куда-то вниз. Свернуть? Можно и свернуть, вот только тропа, оказывается, крутая, а мелкие камешки так и норовят вывернуться из-под тоненькой подошвы, и как бы не упасть, и не ободрать нечаянно голые коленки…

– Сударыня, вы позволите помочь? – чья-то рука аккуратно поддержала ее под локоть. – Это не самый удачный спуск, там, подальше, есть много лучше.

– А что там есть? – ей вдруг стало интересно.

– Лестница, – объяснил голос. – Правда, она старая, зато с перилами. Споткнуться там значительно сложнее.

Она, наконец, повернулась, и посмотрела на того, кто столь своевременно подоспел ей на помощь.

Этот мужчина (надо же, откуда-то пришли одновременно понятие «мужчина» и знание, кто же это такой) оказался высок ростом, темноволос, сероглаз. Возраст его она определила для себя как «средний», хотя и сама себе в тот момент не смогла бы объяснить, что это такое – средний возраст. Наверное, нечто промежуточное между молодостью и старостью.

Одет мужчина был, не смотря на жару, в немного странную одежду – черные брюки, черные ботинки, черная рубашка с наглухо застегнутым воротом и длинными рукавами. А вот подворотничок у рубашки был кипенно-белым, и напоминал неширокий ошейник. Непривычная одежда. Но знакомая. А еще ей показалось необычным то, что на одежде этой не было ни единого, даже самого маленького пыльного пятнышка – странно вдвойне, ведь тропа, на которой они сейчас стояли, была вся в мелкой, белой, меловой пыли. На ее парусиновых туфлях пыль уже стала заметна. Не очень красиво – серые полоски на прежде белой ткани. А он… он слово ниоткуда возник на этой тропинке, и пыль не успела коснуться его.

– Вас что-то заинтересовало? – мужчина улыбнулся.

– Пыли нет, – ответила она чистую правду. – У вас черная одежда, а пыли нет. Почему?

– Действительно, почему… – мужчина задумался. – Можно предположить, что я ее отряхнул.

– Да? И когда же? – с интересом спросила она.

– Когда увидел вас на этой тропинке. Хотел предстать перед юной леди в незапятнанном виде, – невозмутимо пояснил мужчина.

– Юной леди? – она растерялась. – Но я не юная леди… кажется.

– Кажется? – переспросил он. – Так сколько же вам лет в таком случае, сударыня?

Этот вопрос поставил ее в тупик.

– Я… я не знаю, – растерянно произнесла она. Посмотрела на свои руки – тонкая, гладкая кожа, не тронутая загаром; ни единой морщинки, ногти ровные, короткие, венки не видны. Кажется, раньше ее руки были другими; точно, она помнила, что они другие, и на тебе, пожалуйста.

– Красивые руки, – вдруг похвалил мужчина. – Они вам очень идут, поверьте.

– Да? – она смутилась.

– Да, – подтвердил он. – Весьма мило выглядят. Однако мы слишком сильно задержались здесь. Вы ведь позволите мне проводить вас?

Она кивнула.

– А куда проводить? – вопрос возник словно бы сам собой. – Куда мы идем?

– Вниз, – пояснил мужчина. – Там, внизу, город. И если я правильно понимаю, вы там живете.

– Я?..

– Ну да.

– А вы?

– В некотором смысле и я тоже, – уклонился от ответа мужчина. – Но вы – точно. Уж поверьте, это я знаю.

– И где же я там живу? – она нахмурилась.

– О, я думаю, мы вместе быстро найдем, где именно, – заверил мужчина. – Пойдемте, сударыня, нам не стоит задерживаться здесь надолго.

– Почему? – ей вдруг стало интересно.

– Потому что сейчас слишком жарко, – объяснил мужчина невозмутимо, но она сразу догадалась, что он лжет. – И потому что…

– А если я захочу подняться обратно, на дорогу? – вдруг спросила она.

– Подняться? – переспросил он. Она кивнула. – Вряд ли это возможно. Обернитесь.

Она обернулась и вскрикнула – там, где еще несколько минут назад была тропа, сейчас стояли высокие, в человеческий рост, кусты, усыпанные острыми колючками.

– Терновник, – пояснил мужчина. – Он тут очень быстро растет.

– То есть пути назад нет? – она испугалась.

– Почему же. Путь есть всегда, просто путь обратно никогда не бывает похожим на путь туда, – туманно объяснил мужчина. – Идемте, сударыня. Солнце уже перешло полдень, и я бы хотел, чтобы вы успели к обеду.

* * *

Тропа, спустившись ниже, стала более пологой и гладкой; колючий терновник тут не рос, а рос можжевельник, и всё те же сосны. Страх ее, появившийся раньше, уже полностью пропал, тем более, что идти с каждой минутой становилось все удобнее и легче – оказывается, тропа постепенно превращалась в дорогу, не асфальтовую, а старинную, покрытую каменными ровными плитами. Вскоре она заметила, что они, оказывается, уже вошли в город – по сторонам дороги вместо можжевельника и сосен показались невысокие заборы, по большей части каменные, за которым стояли уже совсем другие деревья – каштаны, кипарисы, грецкие орехи, инжир. Она присмотрелась, и обнаружила, что в заборах, оказывается, имеются калитки, вот только выглядят они необычно – каждая калитка была, как… как чье-то представление о самой надежной калитке. Некоторые имели по десятку с лишним массивных замков, некоторые щетинились приваренными к ним острыми пиками, некоторые оказались и вовсе бронированными, а некоторые со всех сторон были закрыты решетками, опутанными колючей проволокой. Зрелище, мягко говоря, нелепое, особенно с учетом того, что заборы вокруг стояли совсем невысокие, а точнее – низкие. По пояс максимум.

– Почему такие калитки? – спросила она, замедляя шаг.

– Калитки? – переспросил мужчина. – Каждый защищается, как может.

– От кого? Или от чего?

– От своей собственной реальности, – мужчина улыбнулся. – Не берите в голову, сударыня. Это всё ерунда, которая недостойна внимания очаровательной юной леди.

Она усмехнулась.

– А если леди интересно?

– А если интересно, то леди обязательно получит ответ на свой вопрос, – заверил мужчина. – Но не сейчас. Пойдемте, солнце уже переходит полдень.

Они миновали пять или шесть улиц, потом она, повинуясь наитию, повернула направо – мужчина, не говоря ни слова, последовал за ней. Узкая южная улочка, светлая дорога, тишина, и абсолютное безлюдье – только цикады заливаются в сухой траве, да где-то вдалеке воркуют горлицы. Она остановилась, осмотрелась, и тут же с радостью поняла, что они уже у цели.

– Вот сюда, – уверенно сказала она, указывая на невысокий каменный забор, по виду не отличавшийся от других. – Точно, вот сюда.

– Да, вы совершенно правы, – согласился мужчина. Улыбнулся. – Нам именно сюда. Не подскажете, где вход?

Она пошла вдоль забора, все ускоряя шаг, и вскоре увидела калитку – простую деревянную калитку, без единого замка или засова. Остановилась, толкнула калитку рукой – та тихо скрипнула, открываясь.

– Великолепно, – одобрил мужчина. – Разрешите войти?

Она кивнула.

* * *

Сразу за калиткой стояли два куста сирени, дальше начинались деревья. Все тот же грецкий орех, инжир, со сложными резными листьями, несколько пирамидальных туй, можжевельник. Между деревьями шла неширокая каменная дорожка, покрытая плитняком, и она пошла по этой дорожке, а мужчина последовал за ней. Один поворот, другой – через несколько секунд деревья расступились, и они вышли к дому.

– Прекрасно, – удовлетворенно заметил мужчина, оглядывая дом. – Просто прекрасно. Лучшего и желать нельзя.

Она тоже посмотрела на дом, и мысленно согласилась с ним. Действительно, лучшего пожелать было действительно нельзя. Если бы она когда-нибудь мечтала о доме, то придумала бы себе именно такой.

Дом оказался двухэтажным – нижний этаж каменный, верхний деревянный – и старым. Очень старым. Дерево второго этажа потемневшее, обветрившееся, но крепкое и надежное. Камень первого – светлый, похожий на травертин. Окна… она задумалась. Окон много, каждое в красивом резном наличнике (почему-то наличники выглядели немного неуместно, но она в тот момент не поняла, почему), некоторые окна оплетал дикий виноград. Размеры дома определялись с трудом – сейчас она могла бы поклясться, что дом небольшой, но когда они подходили, он словно бы казался многим больше. Интересно, как такое возможно? Вроде бы окон наверху было шесть… или пять? А сейчас всего четыре. Ладно, с этим можно разобраться позже. Наверное, можно. Если вообще потребуется разбираться.

Перед домом обнаружилась каменная площадка, выложенная все тем же плитняком, на которую и выходила дорожка, над площадкой был выстроен легкий навес, по нему вился виноград – старые лозы, крупные грозди, розовые, белые.

А еще у дома росли цветы – в двух невысоких каменных вазонах она приметила два крупных розовых куста. Желтый и алый. Кусты, усыпанные цветами, благоухали так, что начинала кружиться голова.

– Очень приятное место, – констатировал мужчина, присаживаясь на лавку, стоящую под навесом на краю площадки. – Ну что, зайдем?

– Конечно, – она кивнула. – Вот только ключ…

– Ключ? – он прищурился. – Вы уверены, что он вам понадобится?

– Мне показалось… – она нахмурилась. – Да в общем, кажется, не уверена.

– Тогда открывайте, – распорядился мужчина.

* * *

Сразу за дверью их встретила тишина и прохлада полутемного холла – она привычно протянула руку вправо, и повернула рукоятку черного эбонитового выключателя. Под потолком загорелась лампочка, слабая, ватт на двадцать пять, вставлена эта лампочка была в светильник, который на секунду заставил ее замереть, удивившись – под потолком висела старая керосиновая лампа, переделанная в электрическую. Она отпустила, наконец, рукоятку, и сделала шаг вперед.

– Мне можно войти? – спросил мужчина. Он всё еще стоял в светлом дверном проеме, облокотившись о дверной косяк, и наблюдал за ней.

– Да, входите, – отозвалась она, – вот вешалка… если она вам нужна.

– Нет, – хмыкнул мужчина. – Какая красота. Изумительная резьба, кто бы мог подумать…

Вешалка и впрямь была хоть куда. Черный мореный дуб, сложный орнамент из цветов и листьев, крючки, коих имелся не один десяток, тоже непростые – похожие на шахматные фигурки. Пешки пониже, фигуры старше повыше.

Сейчас, правда, вешать на эту замечательную вешалку им было нечего.

– Куда дальше? – мужчина оглянулся. – Гостиная? Кухня?

– Давайте на кухню, – решила она. – Вы, наверное, хотите пить?

– А вы разве нет? – удивился он. – Мы долго шли по жаре. Сегодня какое-то необычайно жаркое лето, вам не кажется?

– Вообще-то, кажется, – она задумалась. – А еще мне кажется, что… что тут какая-то ошибка.

– Почему вы так решили? – живо спросил он.

– Потому что сейчас не лето, – она нахмурилась. – Сейчас зима.

– Неужели?

– Да, да, точно! Сейчас зима, и холодно, и снег шел последние дни, и… – она запнулась. – Или мне показалось?

– Как знать, – он пожал плечами. – Ладно, мы обсудим это потом. Пойдемте на кухню, правда. Я действительно хочу пить.

* * *

Кухня обнаружилась в конце коридора, за тяжелой, массивной дверью, украшенной старинным витражом: богато расписанная супница, из которой торчит медный половник. Дверь в кухню соседствовала с дверью в ванную комнату, но она тут же поняла, что эта ванная – гостевая, наверху есть еще одна, уже хозяйская. Ее ванная. А это общая, сюда могут и гости зайти, если потребуется.

Мужчине – потребовалось. Он, не дожидаясь разрешения, первым делом прошествовал именно в ванную, и через секунду там зашумела вода – он мыл руки. Она хотела зайти следом, предупредить, что гостевое полотенце зеленое, но тут же поняла, что в этом нет необходимости, полотенце там сейчас всего одно, именно то самое, зеленое.

Ну и отлично.

В кухне оказалось чисто, просторно, и бесконечно уютно. Мебель деревянная, и шкафы, и рабочие столы все с той же сложной резьбой и орнаментами, потемневшие от времени; столешницы каменные, мойка, расположенная напротив окна, отливает красноватым бронзовым отсветом; краны тоже старые, с керамическими массивными вентилями; обеденный стол, стоящий посреди кухни, огромен, тяжел; а поверхность его покрыта плиткой… откуда-то у нее в голове всплыло слово «метлахская», но что оно означает, понятно не было. Вокруг стола стояли шесть стульев, тоже деревянных и массивных, на каждом стуле обнаружилась мягкая подушечка, обтянутая чуть выцветшим гобеленом.

– Здорово, – прошептала она, оглядывая кухню. – И сад из окна видно…

Сад было действительно видно, но рассмотреть его помешал вернувшийся из ванны мужчина. Он, по всей видимости, успел не только вымыть руки, но и умыться, и сменить воротничок – по крайней мере, тот выглядел совершенно новым и идеально чистым, а когда они входили в дом, она была готова поклясться, что пара пыльных пятнышек на воротничке все-таки успели появиться.

– Ну-тес, чего у нас на обед? – поинтересовался он, потирая руки. – Что-то я проголодался.

– На обед? – переспросила она. – Ой. Кажется, у меня ничего нет.

– Не может быть, – покачал он головой в ответ. – Проверьте в шкафах. Давайте-давайте, ну что же вы?

Кляня себя за недогадливость, она распахнула дверцы первого, самого близкого к ней шкафчика, и обомлела. Потому что там, за этой дверцей… Там было всё. Всё, что могло потребоваться для дружеского обеда на двоих.

Перво-наперво она вытащила на свет объемистую супницу, очень похожую на ту, что была изображена на витраже, даже половник похож. Супница оказалась холодной, значит, и суп в ней холодный, специальный холодный летний суп. Гаспачо, например. Или свекольник. Или окрошка. Она с опаской приподняла крышку. Точно, окрошка. Ну надо же.

Поставив супницу на стол, она извлекла из шкафчика салатник – помидоры, огурцы, редиска, много пряной зелени, какие-то листочки; затем последовали два соусника, затем – плетеная корзинка с хлебом, и еще одна, поменьше, с ложками, ножами, и вилками.

– Вам помочь? – предложил мужчина.

Она кивнула.

– Переставьте на стол, пожалуйста. Одну секунду…

Второе было горячим, и, чтобы не остыло до срока, оно помещалось в чугунных судках, заботливо прикрытых сверху тяжелыми крышками. Мужчина подхватил судки, тоже поставил на стол, а потом, секунду подумав, сказал.

– Сладкое потом, хорошо?

– Хорошо, – тут же согласилась она. – Мороженое. Оно растает, если его достать сейчас.

Глупость какая-то, пронеслось у нее в голове.

Это же шкаф.

Это не холодильник, это шкаф, тут тепло, мороженое (откуда она вообще узнала, что там еще есть, в этом шкафу?!) растает так и так, и…

– Ерунда, – махнул рукой мужчина. – Вот увидите, не растает. Садитесь скорее, такую окрошку нужно обязательно есть холодной.

* * *

Окрошка оказалась поистине божественной, если, конечно, это слово вообще допустимо в данном случае. Она съела одну тарелку, а вот мужчина скромничать не стал. Доев первую порцию, он тут же положил себе вторую. Впрочем, про салат он тоже не забыл.

– Рекомендую, – промямлил он с набитым ртом. – Пряная руккола и цветы настурции. С соусом из зеленого сыра замечательно.

Оказалось и вправду замечательно, но она съела совсем немного – после холодной окрошки ей захотелось чего-то горячего.

А горячим оказалось прекрасное мясо, медальоны из вырезки, с запеченными на углях овощами. Отдали должное мясу, потом сделали перерыв на компот, а потом настала очередь мороженого – пломбир в металлических вазочках, посыпанный грецкими орехами и политый шоколадным соусом.

– Шикарно, – констатировал мужчина. – Просто, со вкусом, добротно, и, главное, без всех этих лишних изысков.

– Не очень понимаю, – призналась она.

– Омары, устрицы, каракатицы, всякая экзотическая рыба или живность, в тысяче соусов и с несъедобным гарниром, – он поморщился. – Я, знаете ли, в еде непритязателен. Но… еда должна быть комфортной, если вы понимаете, о чем я. У любой расы, у любого вида есть комфортная еда и есть некомфортная. Ваше угощение было выше всяческих похвал.

– Но я ничего не делала, – она пожала плечами. – Еда просто была в шкафчике… почему-то.

– Ну да, – кивнул он. – Еда была в шкафчике. В вашем доме. В вашей кухне. На вашей земле. Следовательно, она ваша. Так что большое спасибо за угощение.

– Пожалуйста, – отозвалась она неуверенно. – Давайте тарелки, я помою.

– Просто поставьте в раковину, – велел он. – И… вам не кажется, что мы о чем-то забыли? Простите, я вас торопил, так что это целиком и полностью моя вина.

– А почему вы торопили меня?

– Проголодался, – усмехнулся он. – Нет, правда. Ужасно проголодался. Впрочем, неважно.

– И о чем же мы забыли? – она собрала тарелки, поставила в раковину. Неуверенно тронула кран, повернула – из крана полилась теплая вода. Посуду можно и потом помыть, подумалось ей, подождет. Она закрыла кран, и снова села за стол напротив мужчины.

– Мы забыли познакомиться, – объяснил мужчина. – С кого начнем? С вас, или с меня?

– Давайте с вас, – попросила она. – Кто вы, и как вас зовут?

– Меня зовут Таенн, а вот кто я – объяснить сейчас будет довольно сложно, – он откинулся на спинку стула, вздохнул.

– Судя по одежде, вы священник, – заметила она.

– Никогда не судите по одежде, – посоветовал он. – Карнавальный костюм обманчив. Помните об этом.

– Но кто же вы?

– В некотором смысле, думаю, будет допустимо назвать меня… сопровождающим, – он нахмурился. – Да, пожалуй, это самое подходящее понятие. Учитель – звучит слишком пафосно и надменно, проводник – слишком поверхностно и неполно, хранитель – будет просто откровенной ложью, а наставник – и слишком близко к учителю, и слишком далеко от истины. Так что я скромный сопровождающий для юной леди, и не более того. Я ответил?

– Да, – секунду поколебавшись, кивнула она. – Наверное.

– Что ж, теперь моя очередь спрашивать юную леди. Как вас зовут, милая девушка?

– Я… я, кажется, не знаю, – она растерялась уже окончательно. – Я не помню.

– Давайте вспоминать вместе, – тут же предложил он. – Хотите, я буду называть имена, а вы – выбирать те, что будут похожими?

Она с явным облегчением вздохнула.

– Давайте.

– Приступим. Итак… ммм… Фекла?

– Что?..

– Фекла. Старинное, красивое имя, исконно русс…

– Нет. Точно, нет. Можно дальше?

– Дэбора?

Она прыснула.

– Марсия?

– Ну хоть не Пенелопа, – она захихикала.

– Как раз хотел предложить… Ладно, значит, не она. Айсидора?

– Нет. Хотя это «а» вначале, – она задумалась. – Вроде бы оно есть. Какая-то гласная буква. Пусть будет «а».

– А вторая буква устраивает?

– «Й»? – она задумалась. – Самое странно, что да. Я не уверена, но…

– Пока оставим ее, пусть будет, – смилостивился Таенн. – Значит, «ай». Айгюль? Аймагамба? Айболит? Айнэнэ?

– Не… нет, – она вытерла выступившие от смеха слёзы тыльной стороной ладони. – Сейчас… третья буква – «р». Это я точно вспомнил.

– «Айр», – Таенн прищурился. – Айрон мейден?

– Айрон? – вдруг переспросила она. – Нет. Не «айрон». «Айрин»! Точно! И ударение на «и», на второй слог!

– Точно? – Таенн испытующе глянул на нее. Она закивала.

– Точно! Ну или почти точно. Хотя… вроде бы оно, а вроде бы и нет. Пусть будет оно, хорошо?

– Замечательно, – одобрил Таенн. – Итак, рад с вами познакомиться… Айрин. Красивое имя.

– Я не совсем уверена, что оно моё, – призналась она. – Но похоже. Очень похоже. Это плохо, что я не могу точно вспомнить?

– Нет, – он отрицательно покачал головой и улыбнулся. – Ничего плохого. Имя вообще вещь весьма условная, поэтому главное в нем – чтобы оно нравилось. Вам нравится?

– Да. По-моему, хорошее имя. Пусть оно будет моё, можно?

– Никаких вопросов, – кивнул он. – Итак, Айрин. Отлично. А кто вы?

Этот вопрос застал ее врасплох. С минуту она сидела, соображая, потом неуверенно ответила:

– Не знаю. Вы говорите про мою профессию? Или про что-то еще?

– Вы помните, что вы делали? – спросил он серьезно. – Не обязательно профессию. Вы помните ваше главное дело, которое вы делали долго-долго, и которое вам нравилось так, что вы без него жить не могли? Хотя бы отголосок, хотя бы тень?

– Ждала, – уверенно ответила она. – Вот что я делала. Ждала, и, кажется, что-то записывала. Много, и очень долго. Это важно?

– Конечно. Вы не помните, что именно вы записывали?

– Жизнь. Только не свою.

– А чью?

– Не помню, – она расстроилась. – Что важно это было, помню. А чью именно… черт, что же такое у меня с головой сегодня? – рассердилась Айрин на себя. – Как решето!

– Ничего страшного, это пройдет, со временем. А так… судя по тому, что вы рассказали, вас можно назвать летописцем и… как бы правильно обозначить ваше длительное ожидание, – Таенн потер переносицу. – А чего именно вы ждали, не помните?

– Не «чего», – тут же поправила она. – «Кого».

– Дождались?

– И да, и нет, – она снова растерялась. – Так что на счет ожидания?

– Пророк. Вестник. Вы ведь ждали не для себя, так? Вы просто ждали какого-то события?

– Нет, отчасти я ждала для себя, – призналась Айрин после почти минутного молчания. – Хотя я не могу понять, чтобы бы мне дало это… это событие.

– Богатство? Признание? Почет?

– Нет, нет, нет, – она замотала головой. – Ничего из этого. Эти «кто» не дали бы мне ничего такого, да я и не хотела.

– Те, которых вы ждали?

– Ну да.

– Тогда со статусом сложно, – Таенн задумался. – Пусть пока что будет летописец. Сойдет?

– Сойдет, – она кивнула с явным облегчением.

– Это надо отметить, – Таенн встал. – А ну-ка, давайте проверим вон тот шкафчик. Кажется, там есть кое-что покрепче компота.

* * *

Вино они решили пить на террасе, примыкающей к кухне – там нашелся еще один шкафчик, в котором обнаружились хрустальные фужеры с тонкими ножками, большая, пузатая бутылка вина, лед, и тарелка с фруктами. В самый раз под белое сухое вино с тонким мускатным ароматом, оказавшееся в бутылке.

– Итак, за Айрин, вновь обретшую имя и призвание, – возвестил Таенн, поднимая бокал. – За чудесную хозяйку одного из уютнейших домов, в которых мне приходилось бывать!

Она улыбалась в ответ, рассматривая сквозь прозрачные стенки бокала резную виноградную листву. Сейчас ей было легко и спокойно. И всё нравилось. Вообще всё – и этот дом, и обед, который они только что съели, и это вино, и тонкая коричневая сигарета с медовым запахом, которая невесть как очутилась у нее в пальцах, и вино в бокале, и легкий запах груш и персиков…

– …не смутило, что на улицах нет ни души?

– Смутило. Но мне показалось, что, наверное, слишком жарко, и все сидят по домам.

– Это не совсем так, но, поверьте, сегодня спутники нам без надобности, – заметил Таенн, разливая следующую порцию вина по бокалам. – Всему своё время. Сегодня вам стоит немножко осмотреться и чуть-чуть привыкнуть. Вы ведь только приехали, вам все в новинку и всё в диковинку.

– Если бы я еще знала, куда я приехала, – заметила она.

– О, это прекрасное место, – заверил Таенн. – Вам понравится, Айрин. Уверяю вас, такое место просто не может не понравиться. Наш городок… тянется вдоль побережья далеко-далеко, тут прекрасные пляжи, на любой вкус, всегда теплая водичка, никаких комаров, никаких медуз. Чудные пейзажи, горы, старинные дома, типа вашего. Набережная по вечерам просто волшебное место, завтра вы сумеете в этом убедиться.

– А почему не сегодня?

– Потому что сегодня вам нужно будет отдохнуть.

– А если я хочу на море? – она нахмурилась. – Я правильно поняла? Здесь есть море?

– Есть, – покивал Таенн. – И еще какое. Вы хотите сходить искупаться?

– Да. Очень, – призналась она.

– Тогда переодевайтесь и пойдемте, – предложил он. – Но с одним условием. Мы не будем там задерживаться. Вам нужно вернуться домой до темноты, и лечь спать пораньше. Чтобы получше отдохнуть. Вы ведь хорошая девочка, сударыня, правда? Вы послушаетесь старого… сопровождающего?

– Ну… ладно, – она пожала плечами. – Хорошо.

* * *

На втором этаже в простенке висело зеркало, тусклое, облупившееся от старости, в тяжелой деревянной раме. Она стояла сейчас напротив своего отражения и удивленно глядела на него – а отражение точно так же глядело на неё. Недоверчиво, чуть испуганно, с сомнением.

Девушке по ту сторону зеркального стекла было едва за двадцать. Правильные черты лица, темные глаза, чуть вздернутый нос. Волосы каштановые, прямые, довольно длинные – оказывается, они собраны в хвост, перехваченный заколкой. Странно, что она не поняла этого раньше. Кожа светлая, не обгореть бы случайно, на улице же солнечно. Больше всего ей понравились собственные ресницы. Густые, пушистые, никакой туши не надо. И глаза из-за них выглядят больше, чем на самом деле. Симпатичная девушка. Она облегченно вздохнула. Не красавица, но вовсе и не уродина – почему-то, заметив зеркало, она испугалась, что увидит в нем что-то… что-то плохое и неправильное. Оказывается, все не так уж плохо. Она снова посмотрела на себя.

Одежда оказалась совсем простенькой. Маечка с короткими рукавами, и шорты длиной чуть выше колен. Маечка светло-салатовая, шорты темно-синие. И тапочки. Те самые тапочки, которые успели запылиться, пока шли к дому.

– Айрин… – прошептала она отражению. – Интересно, Айрин, а есть ли у нас какая-нибудь еще одежда? И купальник! Как же мы с тобой забыли про купальник?

Свою комнату она опознала сразу – первая дверь направо по коридору. С коридором пока что было разбираться недосуг, поэтому Айрин толкнула дверь и вошла.

Мило.

Очень мило.

Просторная квадратная комната, уютная, какая-то очень мирная и спокойная. Стены обшиты тканевыми панелями неярких оттенков, снизу – дерево, всё то же старое дерево, коего в доме имелось в избытке. На полу ковер с низким ворсом, тоже неяркий, словно бы полинялый. Большое трехстворчатое окно, обрамленное тяжелыми темными шторами, выходящее в сад; у дальней стены широкая двуспальная кровать и туалетный столик. Возле окна – письменный стол, совершенно пустой, рядом с ним пара стульев. А прямо у двери как раз и находится искомое: огромный платяной шкаф. Ну-ка…

Дверца протестующее скрипнула и распахнулась – на полках в шкафу оказалось полно одежды, самой разной. Полная полка свитеров, полная полка маек, еще и еще полки – каждая под свой вид вещей. За второй дверцей обнаружились вешалки с платьями, тоже на любое настроение и погоду. За третьей дверцей она нашла куртки, плащи, корзину с зонтиками, а внизу – ровные ряды обуви.

Но где же купальники?

Купальники обнаружились на самой верхней полке отделения, их было больше десятка. Она, поколебавшись, выбрала самый скромный – черный, закрытый, с двумя белыми вставками; скинула шорты и майку, надела. Купальник сел идеально. Так, теперь надо трусики и лифчик на смену, и платье, чтобы удобнее было переодеться на пляже. И сумку! Обязательно надо пляжную сумку. И босоножки. И полотенце. И, пожалуй, шляпу…

* * *

Когда она спустилась, наконец, вниз, Таенн коротко, но очень выразительно глянул на нее – Айрин почувствовала, что лицо заливает краска. От стыда. Но с другой стороны… она же не виновата, ей просто хотелось…

– Я понимаю, что хочется хорошо выглядеть, но у нас действительно мало времени, – Таенн покачал головой. – Уже четыре. Даже половина пятого. Пока дойдем туда, пока вы искупаетесь, пока обратно…

– Я… Таенн, простите, пожалуйста, – пролепетала она. – Если так получается, то, может, вообще никуда не идти? Вы расстроились.

– Я не расстроился, я слегка нервничаю, потому что нам нельзя сегодня опаздывать, – Таенн выпрямился. – Идемте. Идемте, живее – в семь мы должны быть уже дома.

– Но почему? – не поняла она.

– Потому что так нужно. Вы потом поймете, сейчас я всё равно не сумею вам ничего объяснить. Идемте, идемте! Чем быстрее дойдем, тем дольше вы сможете пробыть на море.

* * *

После его слов Айрин ожидала, что дорога займет много времени, но это оказалось вовсе не так. Пройдя пару поворотов, они по всё таким же улицам, выложенным плитняком, выбрались на Центральную аллею – по крайней мере, Таенн назвал это место именно так. Да, это действительно была аллея, по сторонам этой аллеи росли высокие туи, а в центре, на газоне, Айрин успела заметить какие-то статуи, вроде бы греческие, но в то же время – на греческие они были не совсем похожи. Рассмотреть аллею повнимательнее Таенн не позволил: он едва ли не за руку поволок Айрин дальше, в середине аллеи они свернули, и попали на лестницу, длинную, широкую, сделанную из вытертого до блеска светлого камня.

– Море, – зачарованно прошептала Айрин, останавливаясь. – Это же море, Таенн!

– Ну да, – рассеянно отозвался он. – Ну, море. И что?

– Как тут красиво! – она с восхищением смотрела вниз, на тающую в дымке водную гладь. – Просто потрясающе красиво!..