000
ОтложитьЧитал
Юрген остался стоять, обливаясь потом, не в силах продолжить поиски. Когда Керсти захрапела, оцепенение спало. Через пару минут он обнаружил потайное дно в одном из ящиков.
Вскоре всё было кончено.
Вечер на побережье Локсы умиротворял спокойной и величественной красотой. Кая любила свой небольшой городок, особенно его пляжи, и умерла, смотря на родной залив. Заходящее солнце окрасило небо в тёмно-оранжевый, ветер стих, и пламя огромного костра в центре пляжа взвилось вверх, вступая в полноправное владение ночью. Оторвать взгляд от почти трёхметрового огня было невозможно. Никто не заметил, что Юрген смотрит в другую сторону, на сосны. Торжественно-печальная мистическая атмосфера причиняла ему почти физическую боль. Хуже были только слова и взгляды, осыпавшие его и Керсти в последние дни. Терпеть их было невыносимо.
Керсти сняла с поминальной свечи-лампады металлическую крышку, и Юрген поднёс к фитилю горящую спичку. Вечер был безветренным, свеча зажглась почти моментально, не давая рукам Юргена трястись на обозрение всей округи. Жена накрыла прозрачный сосуд крышкой и осталась стоять, не в силах пошевелиться. Стекло было жёлтым – любимый цвет Каи, – и казалось, что в руках Керсти не свеча в память о погибшей дочери, а какой-то волшебный светильник, озаряющий пляж сказочным ярко-жёлтым светом.
Возможно, даже слишком ярким.
Керсти оставила свечу на краю берега, на влажном песке, и жёлтого стекла время от времени касалась тёмная вода. И так было правильно. Последним Каю живой видели лишь этот песок и залив. И тот, кто её утопил. Керсти уже знала, что дочь задушили верёвкой и бросили в волны уже мёртвой. В лёгких не было воды. Но ей было невыносимо представлять, как труп Каи швыряют в залив, даже не удосужившись спрятать, словно мусор на свалку. Ей было проще думать, что Кая умерла под водой, отчаянно сопротивляясь своему убийце. Проще – непостижимо неверное слово, но Керсти знала, что будет представлять смерть дочери до конца своей жизни – не сможет не представлять. И ей хотелось видеть её ещё живой, а не навсегда застывшей под чьими-то руками, затягивающими верёвку.
Вся береговая линия была уставлена свечами, в основном красными, из «Гросси», и жёлтая свеча Керсти выделялась на их фоне. Несколько огоньков спокойно покачивалось на мелких волнах залива, но далеко не отплывало. Огни зажигаются и в память о тех, кто навсегда остался в море. Но к Кае это не относится. Не относится даже к её душе, если она у неё была, в чём Юрген иногда сомневался. Кая осталась не в море и даже не в морге. Не останется она и в земле. Она навсегда привязана к сосне прямо позади Керсти, но никто и никогда этого не узнает. Так решил Юрген, и так будет правильно.
Керсти, сидевшая у воды на коленях, не обращая внимания на холодный мокрый песок, что-то едва слышно бормотала, не отрывая взгляда от гигантского костра, касаясь жёлтой свечи-лампады. Юрген наклонился, чтобы лучше расслышать, и когда бормотание сложилось в слова, вздрогнул.
Древние духи, прошу, накажите её убийцу.
Священный огонь, прошу, отомсти за неё.
Ушедшие предки, прошу, свершите справедливость.
Юрген выпрямился и положил руку жене на плечо. Та не обратила на это никакого внимания.
Если бы ты только знала, Керсти.
Он отнёс Каю так далеко, как только смог. Она могла выплыть где угодно – но предпочла вернуться домой, и Юрген не мог её винить. Даже несмотря на то, что она не его дочь. Он всё равно будет её любить. После смерти – раз не смог достаточно любить при жизни.