В час, когда на Альтинге объявили вне закона всех нелюдей, Альв находился в изгнании уже третий год.
Женщинам на собрании слова никогда не давали, но Гейдрид Фритьофдоттир, по крайней мере, могла на нем присутствовать. Пусть новый бог уже и завладел большей частью Скании, но здесь, на острове Висингсе к ведьме, сейдконе, пока относились почтительно. Впрочем, надолго ли? Пусть колдунье было всего девятнадцать лет, но она чувствовала, что во фьорды уже готово прийти что- то новое, страшное, неизведанное….
С моря дул холодный ветер, и Гейдрид, зябко кутаясь в синий плащ, расшитый самоцветами до самого подола, уже готова проклясть тот миг, когда решилась пойти на Тинг, но в этот момент по полю разнеслось громкоголосое.
– Да будет так!
Ведьма тихонько застонала. Она до последнего рассчитывала, что свободные мужчины Скании откажутся, не захотят предавать добрых соседей, испокон веков живущих рядом с людьми… Но нет. Новый бог уверенно шагал по островам и фьордам, приносил со своими монахами иную, чуждую веру, требовал изгнания нелюдей.
Сегодня вне закона признали йотунов и никс, свартальфов и бьеров… А что будет завтра? Люди окончательно забудут старых богов? Перестанут оставлять блюдца с молоком для домовых – гутгинов? Прогонят из храмов и капищ веками живущих в них гримов?
О самом страшном, о том, что ведовство и руны тоже могут скоро оказаться вне закона, сейдкона старалась не думать.
Тяжелый плащ давил на плечи. Скинуть бы его, завернуться в теплую шаль… Перчатки из кошачьего меха не грели совершенно. Досадливо содрав их с рук, Гейдрид сунула их за пояс и повернулась к радостно подпрыгивающему воину, что- то вопящему, громко и неразборчиво.
Ткнув соседа локтем в бок, девушка зло потребовала:
– Рукавицы дай!
Тот было открыл рот, собираясь возмутиться – мол, кто пустил женщину на тинг? – но через миг взгляд его сфокусировался на синем плаще, скользнул по увенчанному птичьим черепом посоху, который ведьма держала в руках, остановился на выглядывающих из- за пояса белоснежных перчатках…
– Да, сейдкона! Конечно, сейдкона! – вырывавшиеся изо рта мужчины теплые облачка пара застывали мелкими льдинками, осыпавшимися на землю.
Огромные рукавицы с мехом внутрь отчетливо пахли рыбой, да и заскорузлая соленая корка на коже намекала, что хозяин их не раз и не два выходил в море. Впрочем, выбирать сейчас было не из чего.
Особенно, когда продрогла до костей.
Еще бы плащ потеплее где- нибудь взять, да только если свой снимешь – никто ведь и не поймет, что сейдкона перед ним, а обычным женщинам на тинге не место.
Растерев покрасневшие от холода пальцы, Фритьофдоттир натянула обновку и буркнув:
– Спросишь в Хедебю дом ведьмы, тебе любой покажет. Рукавицы верну. Гальдрастав, если захочешь, свяжу.
Доброе дело все равно надо сделать. Страх перед сейдом всегда меньше, чем благодарность за помощь.
…Путь от поля тинга до Хедебю был неблизким – сюда ехали четыре дня, отсюда – и того дольше…
Грани, невысокая кобылка с мохнатыми бабками, мерно перебирала ногами, а сидевшая в седле Гейдрид, туго намотав поводья на руку, размышляла, что же делать дальше.
Едущие неподалеку мужчины о чем- то переговаривались между собой, но ведьме было не до них.
Каждый на тинге – общем собрании Скании проголосовал так, как счел нужным, и не сейдконе спорить со свободными людьми. Да, обладая древними знаниями, она имела больше прав, чем любая из женщин фьордов, но слово Альтинга крепко и никто и никогда уже не отменит его…
Ночевали путешественники на крошечных хуторах, раскиданных по дороге от поля Тинга до Хедебю. Для Гейдрид, как для ведьмы, каждый раз место получше находили, стелили кровать на хозяйской, закрытой постели.
И, казалось бы, радуйся тому, что скоро дома будешь, да только на душе неспокойно. Раз за разом вспоминала молодая сейдкона о решении всеобщего собрания. И боялась, что к чему- то страшному приведет его воля…
В родное селение путешественники прибыли в полдень. Хедебю, небольшой городок из шести хуторов да одной усадьбы, располагался у самого моря. Холодный ветер рвал с плеч сейдконы синий плащ, пробирал до самых костей. Гейдрид зябко поежилась.
Вести о решении тинга распространялись быстро – а законы в Скании исполнялись еще быстрей. Ведьма охнула, разглядев близ дороги, ведущей в поселение, неопрятную кучу тряпья: лишь приглядевшись можно было понять – это все, что осталось от храмового духа, грима, уже многие столетья жившего на капище старых богов подле Согне- фьорда. Рядом валялись разбитые блюдца – многих домовых выгнали прочь…
Люди избавлялись от добрых соседей, долгие века живших рядом…
И хорошо, если тех, кого признали вне закона, просто изгоняли.
– Что за шум у пристани? – брезгливо спросил Вефред Сигурдсон – местный одальсбонд, ездивший на тинг. Именно он был главой единственной усадьбы в Хедебю.
Бежавшая мимо босоногая девчонка лет пяти обернулась:
– Теньгиль вернулся! Тенгиль Гадюка приплыл! – на запястье на тонкой веревочке висело с десяток амулетов: тут и колесо годовое, и молот Вингнира, и даже лунница. Надолго ли? Или завтра уже все снимет, поменяет на знак нового бога – спираль с соединенными меж собой концом и началом?
Ведьма зло сжала губы. Уж кого – кого, а Тенгиля она точно не ожидала увидеть, надеялась, что тот не раньше начала зимы прибудет во фьорды. А вот глядишь ты, явился… И самое противное – ведь простой воин – не ярл, не сэконунг… А встречать все бегут именно его.
А ведь могли бы Альва так приветствовать…
– Что нахмурилась, сейдкона? – расхохотался Вефред, поймав неодобрительный взгляд ведьмы. – Никак о милых сердцу дружках вспомнила, сыновьях Некви Лучника?
Гейдрид только плечом дернула: уж чувства- то она свои за два года с лишком научилась не показывать:
– Одного Неквисона я уже давно забыла, а второго – и не помнила вовсе!
Только рука сама к стеклянным бусам, подаренным Альвом, потянулась…
Домой сейдкона постаралась попасть как можно быстрее. Не хотела на причал выходить, не собиралась со старым знакомым встречаться, а значит надо было Грани, одолженную у соседей, как можно было скорей назад вернуть… И спокойно обдумать, к чему же может привести новый закон Альтинга…
Ведьма во фьордах – человек полезный. Ребенок заболеет, у коровы молоко пропадет, в поход пойти соберешься – к кому побежишь? К ведьме, конечно. Та руны раскинет, гальдрастав свяжет – и, глядишь, беда уйдет… Без ведьмы во фьордах никуда.
Да только и гриммы раньше людями полезны были. И где сейчас призрак с капища из Согне- фьорда?..
Шагнув через родной порог, сейдкона привычно склонила голову, здороваясь с домовыми духами: пусть вне закон признаны все, в том числе и феттиры – хранители, но если сама ведьма от своего очага их не прогонит, кто на это осмелится?
Посох девушка оставила у самой двери: позовет кто для гальдра – чародейства, и можно будет не искать… Хотя будет ли кто звать ведьму? Или побоится монахов, посланников нового бога?
Откинув занавесь, отделявшую жилую комнату от кухни, ведьма шагнула вперед, распахнула тяжелые ставни, впуская в помещение свет и свежий воздух… И замерла, уловив краем глаза какое- то шевеление в дальнем углу.
Резко развернувшись на каблуках, Фритьофдоттир сунула пальцы в висевший на поясе кошель с плитками вырезанных рун. Кожу кольнуло холодом, ледяная руна в кулак легла. Сейдкона вскинула руку, готовясь в любой момент швырнуть дощечку в лицо нападающему… И замерла, разглядев скорчившуюся у самого очага девчонку лет пятнадцати на вид.
Хрупкая, кареглазая… Когда- то волосы незнакомки были заплетены в две косы, но сейчас одна лента потерялась, и часть прядей так и повисла, не стянутая даже простеньким шнурком. Зеленый сарафан был перепачкан в грязи, ворот рубахи из тонкой, с востока привезенной, не иначе, ткани, порван…
И ведь без верхней одежды пришла, даже без меховой безрукавки! Как сюда добежала, не замерзла?
– Ты кто такая? Что тебе здесь надо? – хрипло обронила сейдкона. Крохотную табличку с руной из руки все- таки не выпустила. Мало ли…
– Не прогоняйте меня! – выдохнула девчонка. – Не прогоняйте, именем дождя прошу!
Ведьма вздрогнула – уже по речи было понятно, неладно что- то, – резко шагнула вперед, откинула прядь волос от лица незваной гостьи…
Так и есть, ухо заостренное…
Добрые соседи пожаловали…
Девчонка задрожала всем телом, судорожно вскинула руку, расправляя пряди, будто надеясь, что это что- то исправит, скроет…
Гейдрид стояла, не отводя от нее мрачного взгляда: только вот нелюдей в доме – ведьме и не хватало. И ведь самое противное, добрые соседи к ней в гости отродясь не заходили. Тетка Эриннборг, та да, та часто хвалилась, что к ней и никсы заглядывали, и свартальвы на кружку пива заворачивали, и йотуны по ночам в окошко стучались…
А тут вот такое счастье зашло. Причем не ясно, кто из добрых соседей на огонек пожаловал. Не скесса – точно, те от своих пещер не отходят. И не хульдра с коровьим хвостом – дети Сокрытого Народа редко появляются во фьордах. Может, дева из туссеров? Хотя нет, тоже вряд ли, гостья, конечно, бледна, как смерть, но это скорее от страха, а не от родства с троллями.
– Ты кто такая? – вновь повторила ведьма.
Девчонка зажмурилась и замотала головой:
– Имя не скажу, не скажу, не скажу! Хоть режьте меня, хоть ешьте меня, но имени не скажу, не скажу…
– Чьего ты племени? – не выдержала ведьма.
– Диса…
Уже проще. Когда знаешь, кто из нелюдей перед тобой, проще разобраться, что дальше делать. Вопрос только, каким ветром девчонку сюда занесло? Всех нелюдей ведь уже четыре дня как вне закона объявили. С какого перепугу она вообще в дом к ведьме забраться решилась? Да еще в таком виде?..
Или… Или она оказалась здесь как раз- таки из- за решения альттинга?!
– Что ты здесь делаешь?!
– Не выгоняйте меня, не выгоняйте! Именем дождя прошу, именем леса молю, именем солнца заклинаю… – вновь заканючила девчонка, хлюпая носом и пытаясь вытереть слезы с пепепачканных щек.
– На вопрос отвечай! – не выдержала ведьма. – Не скажешь – на улицу пойдешь!
Диса вздрогнула, замерла… И, подняв огромные глаза на Гейдрид, выдохнула:
– Прогнали нас. Весь наш род прогнали. Дали один день, сказали с огнем и мечом придут… А отец мой – из ваших, из людей… Весь род за водопады ушел… А утром хирдманы пришли… Усадьбу сожгли, все забрали… Сказали, Альтинг вне закона всех объявил… А меня родичи не взяли… Я за водопад не ушла… Как могла, бежала, как смогла, ушла…
Ведьма сдавленно застонала, спрятав лицо в ладонях. Только этого ей и не хватало! Изгнанница – и в ее доме! Вот что теперь делать?! Выгнать, пусть идет куда глаза глядят? Диса ведь из нелюдей, добрых соседей – изгнанница она теперь по закону Альтинга, каждый ее вправе убить, никто слова поперек сказать не может!
Фритьофдоттир замерла, выпрямилась…
А ведь это интересная мысль.
– Тебя кто- нибудь видел?
Девчонка замотала головой:
– Я два дня здесь! Никто не видел, никто не слышал, никто не приходил…
Одежду ей чистую выдать, волосы начесать, чтоб уши точно не были видны… И никто ведь в ней с первого взгляда нелюдь и не признает…
– Как тебя звать?
– Не скажу имя, не скажу, не назову, не произнесу!.. – вновь зачастила гостья.
– Да не называй истинного! – не выдержала сейдкона. – Скажи, как обращаться к тебе?
Незванная гостья замерла, сжав губы, пытаясь подобрать правильный ответ, а потом резко выдохнула:
– Аудню!1
– Вот уж точно, сокровище! – фыркнула Гейдрид.
– Меня так отец называл! – по- детски возмутилась диса.
– Пошли, клад ты мой! Накормлю, напою, переодену… Отдохнешь хоть, а то, наверное, все два дня в этом углу и просидела…
…На закате, когда солнце уже наполовину скрылось за горизонтом, ведьма уже стояла перед порогом знакомого дома. Хутор сейдконы находился на самом краю Хедебю, идти пришлось долго, но задержало ведьму не это, а страх, неготовность переступить через собственную гордость…
Ведьма долго стояла, все никак не решаясь постучаться, позвать хозяев…
Собраться с силами удалось не скоро. Когда солнце почти потонуло в море, Гейдрид наконец вскинула руку, легонько коснулась костяшками пальцев гладкого дерева…
Ее словно ждали – дверь распахнулась в тот же миг, а на пороге стояла, недобро поджав губы молодая женщина, закутанная в тяжелый серый платок.
– Зачем ты пришла, ведьма?
Уж с ней- то Гейдрил точно спорить не собиралась.
– Позови мужа.
А он словно услышал:
– Что там за шум? – послышался голос из глубины дома.
– Ничего, милый, – сладко пропела хозяйка, обернувшись на миг на звук: – Просто ветер шумит в трубе! – и, развернувшись к Фритьофдоттир, тут же переменила тон: – Иди прочь, ведьма. Над ним больше нет твоей власти! – и дверь попыталась захлопнуть, но сейдкона успела поставить носок ботинка на порог:
– Позови мужа, Льювина! – и створку даже толкнуть смогла… Только зайти внутрь дома не получилось: словно невидимая стена встала перед нею.
Хозяйка рассмеялась – зло, надменно:
– Верно говорят посланники истинного бога! Ведьме не перешагнуть порога, освященного именем Единого! Не зря я перед закатом Знак Единого начертила.
Ведьма вскинула голову: на притолоке виднелась выцарапанная ножом спираль, рассеченная линией, соединявшей начало и конец.
Тут можно было бы начать спорить, убеждать – ну, или хотя бы спросить, не поверил ли в нового бога уже и хозяин хутора, – но ругаться не было никаких сил:
– Позови мужа!
– Так что за шум?! – вновь послышался голос из- за порога.
– Ничего, милый, просто коты дерутся у порога! – бросила короткий взгляд за спину хозяйка и резко обронила, обращаясь к Фритьофдоттир: – Тебе нет дороги сюда, ведьма!
Дверь распахнулась, и тот, кого Гейдрид так хотела увидеть шагнул ей навстречу… Остановился, удивленно склонил голову набок – косичка, заплетенная у виска, качнулась из стороны в сторону:
– Зачем ты пришла, сейдкона? – длинные волосы лезли в глаза, но он даже не потрудился убрать их за ухо.
– Не пускай ее! – вцепилась в рукав мужу Льювина. – Не говори с ней!
Он только плечом дернул:
– Молчи, женщина, твое место на кухне!
И могла ведь Гейдрид сейчас промолчать. Могла. Но не промолчала:
– Именно поэтому я выбрала Альва, а не тебя.
Тенгиль только светлую, разрезанную шрамом, бровь заломил:
– Ты пришла лишь затем, чтоб вспомнить моего беспутного брата? – в голосе звучала откровенная издевка.
Что ж, на этот раз он был в своем праве.
Сейдкона мотнула головой – звякнули серьги с камушками:
– Мой разговор не для ее ушей.
Тенгиль покосился на супругу, дернул уголком рта – то ли гадость какую сказать собрался, то ли просто усмехнулся, а затем сухо обронил, обращаясь к Льювине:
– Иди, женщина…
– Но… – попыталась было спорить та, вцепилась в руку Тенгиля – тонкие пальцы бессильно скользнули по тяжелому наручу, задержались на запястье.
– Я сказал, иди! – процедил он сквозь зубы.
На этот раз Льювина спорить с Тенгилем не стала, развернулась, метнув злой взгляд на ведьму и ушла, шелестнув длинной юбкой.
А воин стоял, не отводя ровного взгляда пронзительно синих, грозовых глаз от нежданной гостьи. С моря дул холодный ветер, Гейдрид зябко передернула плечами, не зная, как начать разговор… и лишь тогда хозяин дома смилостивился, заговорил:
– Зачем ты пришла, сейдкона?
Ведьма собралась с силами и выдохнула:
– На Альтинге объявили вне закона всех нелюдей.
Тенгиль только хмыкнул:
– И что с того? Во фьорды просто придут новые боги: – и сьязвил, словно угадал мысли ведьмы: – Или боишься, твой гальдр будет следующим?
Сейдкона пропустила насмешку мимо ушей – да и вообще, сейчас было не до того, чтоб спрашивать, какую веру воин считает истинной. Не прогнал, дверь не захлопнул, значит, новый бог еще не поселился в его доме. А уж что там себе Льювина возомнила, ведьмы не касалось. Она и так поступилась гордостью, придя к хутору Неквисонов. Сейчас было важнее убедить Тенгиля, а не обмениваться с ним колкостями.
– По старому закону изгнанник может вернуться, если убьет трех таких же. Отведи меня на материк, Тенгиль! Проводи к Альву!
– Что?! – кажется, на этот раз Гейдрид смогла сбить с собеседника маску невозмутимости.
– Проводи меня к Альву! – горячо повторила сейдкона. – Он должен знать, что все нелюди объявлены во фьордах вне закона!
Тенгиль долго молчал, подбирая слова, а когда заговорил, голос звучал зло и жарко:
– Он забыл тебя! Он в изгнании уже три года. Он нашел себе другую.
Этого Гейдрид уже стерпеть не смогла:
– Не меряй всех своей меркой! – мужчина дернулся как от пощечины, но сейдкона даже не заметила этого, продолжив: – Я знаю, он помнит обо мне! Он ждет меня!
– Человеку не справится с йотуном или скессой!
Кого он убеждал? Ее или себя? Да и Гейдрид Фритьофдоттир, ведьма из Хедебю, уже все решила!
– Есть еще дисы. Или никсы. Или гримы. Проводи меня к Альву!
Не согласится проводить на материк, отправится сама. У изгнанника – у этого изгнанника! – должен быть шанс вернуться!
Неквисон по- звериному ощерился:
– А что мне за это будет?
– Что ты хочешь?
Мужчина долго молчал, подбирая слова. И заговорил медленно, тягуче, словно историю – прядь старинную читал:
– Я провожу тебя. Если он забыл про тебя, нашел себе другую, ты станешь моей женой.
– А как же Льювина? – только и смогла выдохнуть сейдкона.
Сейчас он меньше всего думала о жене Неквисона, но сказать что- то надо было.
– Ее судьба – не твоя забота! – отрезал воин. – Согласна?
– А если он помнит?! Если он ждет меня?! – ведьма все еще надеялась найти хоть какую- то отговорку.
– Ты проведешь со мной ночь, – слова падали в темноту, тяжелые, как камни. – От заката до рассвета.
Мешочек с табличками, висевший на поясе, тихо гремел под пальцами. Будь возможность, стоило бы раскинуть руны, посмотреть, что ждет впереди… Но времени на это не было. Да и сейдкона чувствовала, что промолчи она еще чуть- чуть – и откажется, а значит – Альв так и не узнает о решении тинга, никогда не вернется во фьорды.
– Когда отправляемся? – даже эти короткие слова дались с трудом
– Собирай вещи. Выходим на рассвете.
Сейдкона судорожно кивнула, сама не зная, правильно ли она поступает, резко развернулась на каблуках – взметнувшийся волной плащ, расшитый самоцветами, ударил о дверной косяк, дробно застучал самоцветами – но Тенгиль перехватил ее за запястье:
– Погоди… Обет дай. Не хочу обмануться.
Гедрид зло сжала губы – вот уж клясться ей меньше всего хотелось, – но Неквисон смотрел настойчиво, – и сейдкона вздохнула:
– Именем Вератюра и даром своим клянусь – исполню сговор. Доволен?!
– Я не просил призывать старых богов, – хмыкнул воин. – Второй клятвы было бы достаточно.
– Старых?! – вскинула голову Гейдрид, пытаясь рассмотреть в темноте глаза собеседника. – Ты тоже, как и Льювина, веришь в нового?
– Я верю в свой топор и свою удачу, – ухмыльнулся Тенгиль. – Боги высоко, и им нет дела до нас. Пусть сами разбираются, кому править во фьордах… Иди, собирай вещи, тебе рано вставать.
***
Ведьма проснулась задолго до рассвета. Ветер завывал в печной трубе, приблудившаяся девчонка тихонько хныкала во сне… Гейдрид медленно подошла к Аудню, опустилась на колени возле лавки, на которой спала юная диса.
В темноте лица незваной гостьи было не разглядеть, но всхлипывания ее с каждым мигом становились все громче.
Ведьма медленно провела ладонью над головой девчонки, собирая, комкая в ладони струящийся над ложем плохой сон. Тот мокрой тряпкой хлестнул по коже, расплескиваясь в разные стороны.
Сейдкона тихо ругнулась, а у стены послышалось тихое хихиканье. Блеснули алые точки глаз- угольков.
Никак, мара, повелительница плохих снов, пожаловала.
– Пошла прочь отсюда, – сухо приказала Гейдрид.
Злое хихиканье стеклянными колокольчиками зазвенело по дому:
– Она моя. Ее сны мои. Ее тревоги мои.
– Здесь нет твоей власти, – отрезала ведьма.
Мара скользнула вдоль кровати, полоснув обрывками савана: Аудню громко всхлипнула и забормотала:
– Мама! Мама! Мамочка…
Ведьма поджала губы, рывком встала и, подойдя к двери, ведущей на улицу, распахнула ее в ночь.
Северный холодный ветер ворвался в комнату, заставив зачихать слабый огонь, горящий в открытом очаге. Гейдрид остановилась на пороге, оглянулась на так и не проснувшуюся девчонку и отчеканила, стараясь не повышать голоса, чтоб не разбудить дису:
– Законы Скании запрещают находиться в доме без разрешения хозяина. Все живущие и неживущие в подлунном мире связаны накрепко старыми законами. Убирайся прочь, мара, ты – не моя гостья.
Всплеск серого савана ударил стылым ветром. Ночной призрак зашипел, протяжно и ядовито, метнулся из стороны в сторону и, чудом не задев саму сейдкону, рванулся вон из дома.
Фритьофдоттир покосилась на сереющее небо и зашла в дом: скоро Тенгиль прибудет, пора готовиться к отъезду.
…В отличие от сейдконы, Неквисон в дверь постучаться не боялся. От бойкой дроби, казалось, даже дом покачнулся, а сидевшая на краю лавки Аудню и вовсе сжалась в комок и выронила расческу.
Ведьма неодобрительно поджала губы и шагнула навстречу гостю.
– Готова к поездке? – Тенгиль даже поздороваться не удосужился.
Гейдрид окинула его долгим взглядом, задержав взор на лице: на щеке у воина красовались четыре длинных свежих царапины, словно кошка лапой полоснула:
– Никак Льювина против похода была? – насмешливо заломила бровь ведьма.
Собеседник зло сжал зубы:
– Я ее к отцу отправил. У супружеской кровати и в дверях дома о расставании сказал.
– А как же приданное возвращать будешь? – фыркнула ведьма. – Опять же, повода для развода нет – значит, кровников в роду у Вефреда Сигурдсона себе нажил. Не побоишься назад, во фьорды вернуться?
Неквисон заломил светлую бровь:
– А зачем мне возвращаться, если я тебя в жены на материке возьму?
Гейдрид не нашлась, что сказать, хватанула ртом воздух и, сухо обронив:
– Жди, сейчас выйду, – вернулась в дом, захлопнув за собой дверь.
Вышла из дома ведьма не одна. Следом за нею шагнула, боязливо косясь на Тенгиля, хрупкая девчонка в синих одеждах. В длинные волосы были вплетены нанизанные на кожаные ленточки стеклянные бусины, а на кончиках прядей были завязаны узелки.
– Ученицу себе взяла? – прищурился Неквисон. – Не поздно ли?
То, что девчонка пришла в сейдконы недавно было видно невооруженным взглядом: перчаток из кошачьей шкуры пока не выдали, из украшений на плаще – всего один аграф… Сколько она у Гейдрид живет? Месяц? Два?
– Тебе какое дело? – окрысилась ведьма.
– Да вот думаю, не старовата ли она? Ты к тетке Эриннборг лет в семь пришла.
– У нее дар к рунам только недавно открылся, – сухо откликнулась сейдкона.
Тенгиль понятливо кивнул:
– На хозяйстве ее оставляешь?
– С нами пойдет, – отрезала Гейдрид, подхватывая стоящий у двери увенчанный птичьим черепом посох.
Тенгиль нахмурился:
– А она- то зачем нам сдалась? – судя по выражению лица, на язык просилось что- то покрепче.
– Учиться будет. Гальдрастав свяжет, сейд споет… Учиться ей надо.
– Пусть не на мне и не на моей дороге учится! – не выдержал Неквисон. – Пусть остается во фьордах. Беда случится – сама плетение рун свяжешь!
– Не тебе решать! – вспыхнула ведьма. – Ей руны в мой дом дорогу указали, вот пусть этим путем и идет!
Девчонка молча переводила взгляд с сейдконы на воина. Губы ученицы дрожали, и она неловко потирала пальцы, словно крутила на костяшках невидимые перстни.
– Мне тебя на материк провожать! Следить, чтоб с тобой ничего не случилось! А теперь, оказывается, я еще и ее охранять должен! Давай сразу целый хирд с собой возьмем! Или десяток траллов! Один будет впереди ехать, второй дорогу расчищать, а третий – сопли вытирать твоей ученице!
Гейдрид на миг сжала губы, словно собиралась выплюнуть в лицо воину злое слово, а потом вдруг усмехнулась, насмешливо заломила бровь и, обронив:
– Ты говори – говори, я тебя слушаю, – обошла замершую на пороге ученицу и плотно закрыла дверь в дом.
Оглянулась по сторонам, вспоминая, ничего ли она не забыла, и, уколов палец снятым с пояса ножом, напитала кровью вырезанные на косяке руны, запирая чарами вход в дом.
Постояла, собираясь с силами и обронила через плечо Тенгилю:
– Все сказал?
– Все, – хрипло согласился он, окончательно сдавшись.
Сейдкона подняла с земли небрежно брошенную сумку и, сунув ее в руки воину, фыркнула:
– Пошли тогда. – Толкнула в плечо ученицу: – Аудню, шевели ногами. Нам еще на кнарр Свантенсона успеть надо, иначе до Тримстада придется по суше, с месяц добираться.
Капля крови, сорвавшаяся с пальца, упала на одинокую травинку, вытянувшуюся к небесам, и медленно стекла на землю, укрепляя засовы, поставленные старыми чарами.
***
Крутобокий кнарр – торговый корабль – покачивался у причала. Гудмунд Свантенсон считался самым зажиточным человеком не только в Хедебю, но и на ближайших хуторах. Даже местный одальсбонд, Вефред Сигурдсон не мог похвастаться таким богатством.
Заработав достаток торговлей, Свантенсон редко бывал дома, путешествуя по дальним берегам и лишь на зиму возвращаясь в Сканию.
Торговец мог легко согласиться взять на борт кнарра трех путешественников – благо, Тенгиля Гадюку именно он вчера и привез в родной Хедебю…
Мог. Но почему- то заспорил.
– Женщина на корабле – к несчастью! – торговец залез толстыми пальцами в принесенный из дома туесок с клюквой и, зачерпнув ладонью горсть спелых ягод, принялся по одной бросать их в рот, морщась от кислоты.
– Я не женщина, я – сейдкона! – отрубила Гейдрид.
Тенгиль ухмыльнулся, но промолчал. Вмешиваться во спор он явно не собирался, с издевкой наблюдая за ведьмой.
Гудмунд зябко передернул плечами, раскусив особо кислую клюквину, и мотнул головой в сторону молчаливой Аудню:
– А она?
На лице Тенгиля было крупными рунами написано: «А я о чем говорил!»
– Она моя ученица!
– Тоже не женщина? – фыркнул торговец и, прежде чем ведьма успела рот открыть, тягуче сообщил: – Говорят, в Орхусе поймали ведьму, которая заговаривала троллей, чтоб ездить по ночам на людях. Поступили с ней по старому закону – вывезли в море и утопили….
Намек был более чем прозрачен. Даже Тенгиль, до этого молчаливо наблюдавший за перебранкой, не выдержал:
– Придержи язык!
– Иначе что? – насмешливо фыркнул купец, отбросив в сторону случайно раздавленную клюквину.
Вместо ответа Неквисон с размаху положил тяжелую руку ему на плечо и, ухватив за одежду, потащил в сторону. Свантенсон сдавленно булькнул, но подчинился.
Гейдрид не слышала, о чем разговаривали между собой мужчины, но, когда они вернулись обратно, Тенгиль стал еще мрачнее, а на лице Свантенсона плясала плутовская улыбка.
– Идите на корабль, – мотнул он головой. – Только пусть ученица ближе к борту держится – убирать за ней никто не будет. Лучше пусть рыб кормит, чем кнарр мне изгваздает, – толстые пальцы ласково погладили туесок с клюквой.
Аудню что- то протестующе пискнула, но Тенгиль зло дернул углом рта и прошипел:
– Живо на кнарр! – и девчонка метнулась вверх по сходням.
Неквисон шагнул за нею, словно и не замечая замершей ведьмы, но сейдкона вцепилась ему в локоть:
– О чем вы говорили?
– Не твоего ума дело, женщина, – отрубил Тенгиль, но Гейдрид не отставала:
– Почему он передумал? Что ты ему сказал? – не успокаивалась сейдкона.
Неквисон покосился на нее, размышляя стоит ли говорить, а затем сухо обронил:
– Вернусь во фьорды, пойду на год на его кнарр. Давно звал.
Ведьма ойкнула, зажав рот ладонью.
– Ты же не хотел!
Тенгиль бросил на нее издевательский взгляд:
– Ты за мной следишь, сейдкона?
Гейдрид не ответила. Лишь запахнулась в плащ и поспешила вслед за ученицей.
***
Кнарр мягко покачивался на волнах. Выкрашенный в алые полосы парус выгнулся дугой под порывами северного ветра.
– Хорошо идем, – хохотнул Свантенсон. Стоявший на передней палубе, на носу корабля, торговец, явно был доволен: – К вечеру пересечем залив, доберемся до берега.
– Успеем? – покосилась на него ведьма. – До Тримстада по воде больше десяти ландсмилей2. Хорошо, если к завтрашнему вечеру доберемся.
Ее собеседник ухмыльнулся:
– На море считают сьемилями3. А семьдесят сьемиль мой водяной конь легко сделает до заката.
Гейдрил промолчала: с того момента, как пришлось убеждать торговца взять на корабль дису, у сейдконы испортилось настроение, все время казалось, что она что- то упустила, забыла…
И ведь как накликала беду!
К полудню небо затянуло тучами, затянула мелкая противная морось… А потом и вовсе начался шторм. Волны бились о корабль, перехлестывали через борт…
– Баба на корабле – к несчастью! – зло прохрипел Свантенсон, косясь на сжавшуюся в комок Аудню. Напускная доброта пропала, и торговец, похоже, уже готов был даже выбросить нежданную пассажирку за борт. Сказать гадость самой ведьме богач не решался, но и без этого было все ясно.
Тенгиль, похоже, был с ним согласен, и даже удивительно, что злых слов не говорил.
Сейдкона запустила пальцы в кошель, висевший на поясе, пытаясь вытащить пустую плашку, но под руку, как назло, попадалась перевернутая руна достатка.
Гейдрид тихо ругнулась под нос – и так было понятно, что на дороге стоят препятствия, зачем вновь и вновь напоминать об этом? Да еще и эта проклятая болтанка все время сбивала с ног…
Руна Вератюра – пустая плашка, без знаков – легла в ладонь, когда сейдкона уже отчаялась. Зацепившись локтем о снасти, девушка торопливо царапнула ножом по дощечке, вырезая нужный гальдрастав. Переплетение рун из- за качки выходило кривым, но выбирать было не из чего. Гейдрид подцепила ногтем нить из насквозь промокшего плаща, вытянула, торопливо намотала один конец вокруг плашки, а второй – вокруг пальца и, широко размахнувшись, метнула дощечку за борт.
Гладко отшлифованная пластинка запрыгала по волнам, то пропадая из виду, то вновь взлетая на сизой пене до самых бортов.
– Не действует твой сейд, ведьма, – рявкнул Свантенсон, разом перекрыв голосом шум волн. Одежда его насквозь промокла – не снимешь, не высушишь. Скоро колом станет.
Гейдрид проглотила его насмешку и лишь крепче ухватилась за снасти. Грубые канаты впивались в кожу, растирая ее до крови.
Плашка в очередной раз утонула в море, синяя нить, обмотанная вокруг пальца, натянулась, угрожая в любой момент лопнуть. Из разодранной ладони потекла кровь, окрашивая пряжу в бурый цвет.
Сейдкона зачаровано следила за спускающимся по шерсти бурому отливу. Потек крови спустился к самой плашке, та канула в пену, словно схваченная огромной рыбиной наживка…
Буря стихла.
В один миг небо выцвело, побледнело, окрасившись в прозрачную голубизну. Море, только мгновение назад бывшее сизым, мутным, застыло зеленоватой гладью, приобрев вид дорогого стекла…
Гейдрид нашла взглядом капитана кнарра: