Leigh Bardugo
RUIN AND RISING
Печатается с разрешения New Leaf и литературного агентства Andrew Nurnberg
Серия «Миры Ли Бардуго. Grishaverse»
Copyright © 2014 by Leigh Bardugo
© А. Харченко, перевод на русский язык
© ООО «Издательство АСТ», 2018
* * *
Моему отцу Харви.
Порой наши герои не доживают до конца.
Пролог
Гигантского червяка звали Изумруд, и ходили слухи, что именно он проделал туннели, раскинувшиеся под Равкой. Прожорливое чудовище съедало ил и щебень, закапываясь все ниже и ниже в поисках чего-то, что утолило бы голод, пока не оказалось слишком глубоко под землей, затерявшись во тьме.
Это просто легенда, но жители Белого собора все равно побаивались отходить слишком далеко от проходов, разветвляющихся вокруг главных пещер. В тусклых лабиринтах туннелей разносилось эхо странных звуков – стоны и бурчание; в зябких закоулках тишину нарушало тихое шуршание, которое могло ничего не значить, а могло быть шорохом длинного извивающегося тела, ползущего по ближайшему проходу в поисках добычи. В такие моменты было легко поверить, что Изумруд до сих пор обитает где-то, ожидая, когда ему бросят вызов герои, и мечтая о прекрасном ужине из какого-нибудь несчастного ребенка, который забредет к нему в пасть. Такие чудища не умирают; они затаиваются на время.
Мальчик рассказал девочке эту легенду и многие другие – все новые слухи, которые удалось собрать в те дни, когда ему еще дозволялось ее посещать. Он предпочитал сидеть рядом с ее кроватью, упрашивая что-нибудь съесть, слушая болезненные хрипы в ее легких и рассказывая предание о реке, укрощенной могущественным проливным и обученной просачиваться сквозь слои горных пород в поисках волшебной монеты. Мальчик шепотом поведал о проклятом бедняге Пелекине, который тысячу лет орудовал волшебной киркой, оставляя за собой пещеры и проходы – одинокое существо в поисках золота и драгоценностей, которые ему не суждено было тратить.
Но одним утром мальчик обнаружил, что путь к комнате девочки перекрыт вооруженными мужчинами. И когда мальчик отказался уходить, его оттащили от двери в цепях. Священник предостерег, что вера принесет ему успокоение, а покорность – позволит дышать.
Запертая в клетке, совсем одна, если не считать капающей воды и медленного биения собственного сердца, девочка знала, что легенды об Изумруде – правда. Ее слопали целиком, поглотили, и под алебастровыми сводами Белого собора осталась только святая.
* * *
Каждый день святая просыпалась под звуки воспевания собственного имени, и каждый день ее армия прирастала. Ряды пополнялись изголодавшимися и потерявшими надежду, ранеными солдатами и детьми, едва повзрослевшими, чтобы держать ружье в руках. Священник говорил верующим, что однажды она станет королевой, и они верили. Но ее побитые и загадочные придворные вызывали вопросы: смольноволосая шквальная с острым язычком, Сокрушенная, скрывающая безобразные шрамы под черной паломнической шалью, бледный ученый, ютящийся со своими книгами и странными инструментами. Все они были жалкими остатками Второй армии – неподходящая компания для святой.
Мало кто знал, что она сломлена. Чем бы ни была ее сила – благословением или проклятьем, она исчезла – ну или, по крайней мере, находилась вне доступа. Последователи держались от святой на расстоянии и не могли видеть, что ее глаза стали темными впадинами, что дышала она прерывистыми рывками, будто в испуге. Ходила она медленно, осторожно неся свои иссохшие хрупкие кости – болезненная девочка, на которую возлагались все надежды.
На поверхности правил новый король со своей призрачной армией, и он требовал возвращения заклинательницы Солнца. Он сыпал угрозами и сулил награды, но получил в ответ вызов от разбойника, которого люди окрестили Принцем Воздуха. Он ударил по северной границе, подорвав линии снабжения, и тем самым принудил Короля Теней возобновить торговые пути и путешествовать через Каньон наудачу, под защитой лишь огня инфернов, чтобы приструнить монстров. Некоторые поговаривали, что этим дерзким соперником был принц Ланцов. Другие считали, что это фьерданский мятежник, отказавшийся сражаться на стороне ведьм. Но все сходились в одном: он тоже могущественен.
Святая сотрясала прутья своей подземной клетки. Это – ее война, и она требовала свободы, чтобы бороться. Священник ей запретил.
Но он забыл, что, прежде чем стать гришей и святой, она была привидением Керамзина. Они с мальчиком копили тайны, как Пелекин копил сокровища. Они умели быть и ворами, и фантомами, умели скрывать силу так же искусно, как шалости. Как и учителя в поместье князя, священник думал, что знает, на что способна девочка.
Но он ошибался.
Он не слышал их тайного языка, не понимал решимости мальчика. Не заметил того момента, когда девочка перестала нести свою слабость как бремя и начала носить ее как обличье.
Глава 1
Я стояла на высеченном в камне балконе, раскинув руки, дрожа в своей жалкой мантии, и пыталась играть хороший спектакль. Мой кафтан был сшит из лоскутков наряда, в котором я сбежала из дворца, и пестрых штор, которые, как мне сказали, изъяли из закрывшегося театра где-то рядом с Салой. Отделку составляли бусины, снятые с люстры в тамошнем фойе. Вышивка на рукавах пообтрепалась. Давид и Женя сделали все возможное, но их ресурсы под землей ограниченны.
Издалека кафтан выглядел вполне сносно, мерцая золотом в свете, который будто бы исходил из моих ладоней, посылая яркие лучи на восторженные лица последователей далеко внизу. Вблизи же было видно, что нити распустились, а блеск – искусственный. Прямо как я. Потрепанная святая.
Голос Апрата громом пронесся по Белому собору, и толпа закачалась с закрытыми глазами и воздетыми руками, как маковое поле, где руки – словно бледные стебельки, потревоженные ветром, которого я не чувствовала. Я повторила хореографическую серию жестов, двигаясь медленно, чтобы Давид и любой инферн, помогавший ему этим утром, могли проследить за моими действиями со своего места в нише, скрытой прямо над балконом. Утренние молитвы приводили меня в ужас, но, по словам священника, эти напускные представления были необходимы.
«Это – твой дар людям, Санкта-Алина, – говорил он. – Это – надежда».
На самом деле это иллюзия, тусклый намек на свет, над которым я некогда властвовала. Золотые отблески – в действительности огонь инферна, отраженный от разбитой зеркальной тарелки, которую Давиду удалось смастерить из спасенных осколков. Она походила на те тарелки, которые мы использовали в неудачной попытке остановить орду Дарклинга во время битвы в Ос Альте. Нас застали врасплох, и ни моя сила, ни наша стратегия, ни изобретательность Давида и предприимчивость Николая не смогли предотвратить бойню. С тех пор мне не удавалось призвать даже лучик света. Но большинство из прихожан Апрата никогда не видели, на что способна их святая, так что пока этой уловки было достаточно.
Священник завершил проповедь. Это был наш сигнал к финалу. Инферн позволил свету ярко вспыхнуть вокруг меня. Луч лихорадочно подпрыгивал и дрожал, а затем наконец померк, когда я опустила руки. Что ж, зато теперь я знаю, кто сегодня на огненном дежурстве с Давидом. Кинула хмурый взгляд на пещеру. Хэршоу. Его постоянно заносило. Из битвы в Малом дворце выбралось три инферна, но одна умерла от ранений всего через пару дней. Один из двух оставшихся, Хэршоу, был самым могущественным и непредсказуемым.
Я спустилась с платформы, желая побыстрее избавиться от общества Апрата, как вдруг оступилась и подалась вперед. Священник схватил меня за руку и придержал.
– Осторожнее, Алина Старкова. Ты слишком беспечно относишься к своей безопасности.
– Спасибо, – кивнула я. Мне хотелось отстраниться от него, и от выворачивающего наизнанку смрада сырости и ладана, который тянулся за ним, куда бы он ни шел.
– Ты сегодня плохо себя чувствуешь?
– Нет, просто неуклюжая.
Мы оба знали, что это ложь. Я окрепла с тех пор, как пришла в Белый собор – мои кости срослись, еда оставалась в желудке, – но все равно оставалась хилой, тело изнывало от болей и постоянной усталости.
– Возможно, тебе не помешает день отдыха.
Я сжала челюсти. Очередной день взаперти в моей пещере. Подавила чувство раздражения и слабо улыбнулась. Я знала, что он хочет увидеть.
– Я замерзла. Немного отогреться в котельной было бы кстати.
Строго говоря, это правда. Кухня – единственное место в Белом соборе, где не так сыро. Сейчас уже должны были разжечь как минимум один из утренних очагов. Большая круглая пещера наполнится запахами свежевыпеченного хлеба и сладкой каши, которую повара готовили из сухого гороха и порошкового молока – запасов, поставляемых союзниками с поверхности и накопленных пилигримами.
Я вздрогнула для верности, но единственным ответом священника было уклончивое «гм-м».
Мое внимание привлекло движение на входе в пещеру: новоприбывшие паломники. Я невольно присмотрелась к ним со стратегической точки зрения. На некоторых была форма, говорившая, что они дезертировали из Первой армии. Все были юными и трудоспособными.
– А где ветераны? – поинтересовалась я. – И вдовы?
– Путь под землю нелегок, – ответил Апрат. – Многие слишком старые или слабые, чтобы его преодолеть. Они предпочитают оставаться в своих уютных домах.
Сомнительно. Паломники приходили и на костылях, и с клюками, невзирая на старость и немощность. Даже находясь при смерти, они желали кинуть прощальный взгляд на заклинательницу Солнца. Я осторожно обернулась через плечо и смогла заметить стражей священника, стоящих на страже в арке. Они были монахами-книжниками, как Апрат, и под землей только им дозволялось носить оружие. На поверхности они служили привратниками, разоблачали шпионов и неверующих, а также предоставляли убежище тем, кого считали достойными. В последнее время число пилигримов сократилось, а те, кто все же пополнял наши ряды, казались скорее крепкими, чем набожными. Апрат нуждался в потенциальных солдатах, а не только ртах, чтобы кормить.
– Я могла бы навестить немощных и стариков, – предложила я. Знала, что спорить бессмысленно, и все равно произнесла это. Ответ можно было предугадать наперед. – Святая должна выходить к своим людям, а не прятаться, как крыса, в лабиринте пещер.
Священник улыбнулся той доброжелательной, снисходительной улыбкой, которую обожали паломники и которая вызывала у меня желание закричать.
– В тяжелые времена большинство животных уходят под землю. Так они выживают, – сказал он. – Когда глупцы прекращают воевать, именно крысы правят на полях брани и в городах.
«И питаются мертвечиной», – подумала я, поежившись. Словно прочитав мои мысли, священник опустил руку мне на плечо. Его длинные бледные пальцы распластались на нем, как восковой паук. Если Апрат предполагал, что этот жест должен меня утешить, у него ничего не вышло.
– Терпение, Алина Старкова. Мы взойдем, когда придет время, не раньше.
Терпение. Таково было его предписание. Я подавила желание коснуться голого запястья, пустого места, предназначенного для костей жар-птицы. Я добыла чешую морского хлыста и рога оленя, но последний кусочек головоломки Морозова отсутствовал. Возможно, третий усилитель был бы уже у нас, если бы Апрат отправил своих людей на охоту или просто позволил нам вернуться на поверхность. Но у этого разрешения была своя цена.
– Мне холодно, – напомнила я, пряча глубже свое раздражение. – Хочу в котельную.
Он нахмурился.
– Мне не нравится, что ты общаешься с этой девушкой…
Стража позади нас яростно зашепталась, и до меня донеслось слово. Сокрушенная. Я отмахнулась от руки Апрата и шагнула в проход. Святые стражи вытянулись по стойке «смирно». Как и их братья, они были одеты в коричневое и носили на груди эмблему в виде золотых солнечных лучей, тот же символ значился на мантии Апрата. Мой символ. Но они никогда не смотрели на меня прямо и ни разу не заговаривали ни со мной, ни с другими беженцами-гришами. Вместо этого стражи молча стояли по углам комнат и следовали за мной по пятам, как бородатые вооруженные призраки.
– Я запретила так ее называть, – сказала я. Они продолжали смотреть прямо перед собой, словно я была невидимкой. – Ее зовут Женя Сафина, и если бы не она, я бы до сих пор оставалась пленницей Дарклинга.
Никакой реакции. Но я заметила, как они напряглись при упоминании ее имени. Взрослые мужики с ружьями боятся изуродованную шрамами девушку! Суеверные идиоты!
– Спокойно, Санкта-Алина, – примирительно сказал Апрат, беря меня под локоть, чтобы отвести по проходу в свою комнату для аудиенций.
Потолок из каменной породы с серебристыми прожилками был украшен резьбой в форме розы, а стены расписаны святыми с золотыми нимбами. Должно быть, это работа фабрикаторов – ни один обычный пигмент не выдержал бы холода и сырости Белого собора. Священник устроился на низком деревянном стульчике и предложил мне занять другой. Я попыталась скрыть свое облегчение, оседая на него. Силы покидали меня даже от долгого стояния.
Апрат присмотрелся ко мне, отмечая тусклую кожу, темные круги под глазами.
– Наверняка Женя способна на большее.
С моей битвы с Дарклингом прошло больше двух месяцев, но я никак не могла оправиться. Впавшие щеки образовали сердитую гримасу на моем лице, а белая копна волос так истончилась, что походила на паутину. В конце концов мне удалось уговорить Апрата позволить Жене видеться со мной на кухне в обмен на обещание, что она поработает над моей внешностью и придаст мне более презентабельный вид. Она единственный гриш, с которым я общалась за последние недели. Я наслаждалась каждым мгновением, каждой доходящей до меня ничтожной новостью.
– Она старается изо всех сил.
Священник вздохнул.
– Полагаю, нам всем нужно проявить терпение. Ты исцелишься со временем. При помощи веры. И молитв.
Меня охватила ярость. Он чертовски хорошо знал, что меня может исцелить только использование силы, но для этого нужно вернуться на поверхность.
– Если бы вы позволили мне рискнуть подняться наверх…
– Ты слишком ценна для нас, Санкта-Алина, а риск – слишком велик, – он виновато пожал плечами. – Если ты не будешь заботиться о своей безопасности, придется мне этим заняться.
Я промолчала. Мы часто играли в эту игру, еще с тех пор, как меня сюда привели. Апрат многое для меня сделал. Он единственная причина, по которой мои гриши спаслись из битвы с чудовищами Дарклинга. Он дал нам убежище под землей. Но с каждым днем Белый собор казался больше темницей, чем укрытием.
Он сцепил пальцы вместе.
– Месяцы идут, а ты все мне не доверяешь.
– Доверяю, – солгала я. – Как же иначе.
– И тем не менее, ты не даешь мне помочь. Если мы раздобудем жар-птицу, все может измениться.
– Давид работает над записями Морозова. Уверена, ответ кроется в них.
Апрат вперился в меня взглядом своих черных глаз. Он подозревал, что я знаю о местонахождении жар-птицы – третьего усилителя Морозова и ключа к раскрытию силы, которая может побороть Дарклинга и уничтожить Каньон. Он прав. По крайней мере, я на это надеялась. Единственная наша подсказка о ее местопребывании была закопана в моих скудных детских воспоминаниях и надежде, что пыльные руины Двух Столбов не так просты, как кажется. Так или иначе, возможную локацию жар-птицы я намеревалась хранить в секрете. Я была изолирована под землей, почти бессильна, и за мной постоянно следили святые стражи. Мне не хотелось расставаться со своим единственным преимуществом.
– Я желаю тебе только лучшего, Алина Старкова. Тебе и твоим друзьям. Выжили столь немногие. Если с ними что-нибудь случится…
– Оставьте их в покое, – прорычала я, позабыв об игре в вежливость и покорность.
Мне не понравился проницательный взгляд Апрата.
– Я просто имел в виду, что подземелье непредсказуемо, тут может всякое случиться. Я знаю, что каждая потеря сильно по тебе ударит, а ты и так очень слаба. – При последнем слове его губы растянулись, открывая десны. Они были черными, как у волка.
И снова меня захлестнула волна гнева. С первого дня в Белом соборе в воздухе чувствовалась угроза, держа меня под постоянным давлением страха. Апрат никогда не упускал возможности напомнить о моей уязвимости. Почти не осознавая, я пошевелила пальцами в рукавах. По стенам комнаты поползли тени.
Апрат вжался в стул. Я нахмурилась, изображая недоумение.
– Что-то не так?
Он прочистил горло, глазки забегали вправо-влево.
– Нет… ничего, – с запинкой ответил священник.
Я позволила теням отступить. Его реакция стоила наплыва головокружения, охватывающего меня каждый раз при проделывании этого трюка. На этом мои способности заканчивались. Я могла заставить тени прыгать и плясать, но не более. Это печальное тихое эхо способностей Дарклинга, отголоски силы, использованной в противостоянии, которое чуть не убило нас обоих. Я обнаружила ее, когда пыталась призвать свет, и делала все возможное, чтобы развить ее во что-то большее, что-то, чему я могла бы противостоять. Безуспешно. Тени казались наказанием, призраками великой силы, служившей единой цели – насмехаться надо мной, святой фарсов и зеркал.
Апрат встал, пытаясь вернуть самообладание.
– Ты пойдешь в архив, – решил он. – Время за тихими штудиями и созерцанием поможет прояснить разум.
Я подавила стон. Это действительно наказание – часы, потраченные на бесплодное просматривание старых религиозных текстов в поисках сведений о Морозове. Не говоря уж о том, что в архиве влажно, мерзко и он кишел святыми стражами.
– Я провожу тебя, – добавил Апрат. Еще лучше.
– А котельная? – спросила я, пытаясь скрыть отчаяние в своем голосе.
– Позже. Сокру… Женя подождет, – ответил он, и я последовала за ним в проход. – Знаешь, тебе ведь необязательно сбегать в котельную. Вы могли бы встречаться с ней здесь. В уединении.
Я покосилась на стражей, следовавших за нами. В уединении, смешно! А вот мысль о том, что мне запретят ходить на кухню, – совсем не смешная. Может, сегодня главный дымоход откроют больше чем на пару секунд. Слабая надежда, но ничего другого мне не оставалось.
– Я предпочитаю котельную. Там тепло. – Я одарила его скромной улыбкой, нижняя губа слегка задрожала, и я добавила: – Она напоминает мне о доме.
Священник любил такое – образ смиренной девицы, жмущейся у кухонного очага, подол мантии пачкается в пепле. Очередная иллюзия, еще одна глава в его книгу о святых.
– Хорошо, – наконец сказал он.
Чтобы спуститься с балкона, понадобилось много времени. Белый собор получил свое название из-за алебастровых стен и огромной главной пещеры, где мы проводили службу по утрам и вечерам. Но он был куда больше – разросшаяся сеть туннелей и пещер, целый город под землей. Я ненавидела каждый его сантиметр. Влагу, которая просачивалась сквозь стены, капала с потолков и собиралась бусинками на моей коже. Холод, от которого некуда деваться. Поганки и ночные цветы, растущие в щелях и трещинах. Я ненавидела способ, которым мы отмечали время: по утренним службам, дневным молитвам, вечерним службам, по дням святых, дням поста и дням нестрогого поста. Но больше всего мне претило чувство, что я действительно маленькая крыса, белая и красноглазая, царапающая стены лабиринта своими немощными розовыми коготками.
Апрат повел меня через пещеры к северу от главного зала, где тренировались солнечные солдаты. Люди жались к каменным стенам или тянулись прикоснуться к моему золотому рукаву, пока мы проходили мимо. Шагали мы медленно и горделиво – вынужденно. Я не могла идти быстрее, чтобы не выбиться из сил. Люди Апрата знали, что я больна, и молились за мое здоровье, но он боялся, что поднимется паника, если они прознают, насколько я хрупкая, насколько по-человечески уязвима.
К тому времени как мы пришли, солнечные солдаты уже начали тренировку. Они – священные воины Апрата, носящие мой символ, вытатуированный на руках и лицах. Большинство из них были дезертирами Первой армии, но другие – просто молодые, дерзкие, готовые умереть. Они помогли спасти меня из Малого дворца, и потери были велики. Святые или нет, они и в подметки не годились ничегоям Дарклинга. И все же на службе у Дарклинга были и воины из числа людей и гришей, так что наши солнечные бойцы продолжали тренироваться.
Только теперь они это делали без настоящего оружия – с деревянными мечами и винтовками, заряженными восковой дробью. Солнечные солдаты отличались от других паломников, в культ солнечной святой их привело обещание перемен. Многие из них были слишком юны и не слишком преданы Апрату и старым церковным обычаям. С моего прибытия в подземелье священник держал их на коротком поводке. Он нуждался в них, но не мог им полностью доверять. Мне было знакомо это чувство.
Святые стражи выстроились вдоль стен, пристально наблюдая за тренировкой. Их пули настоящие, как и лезвия сабель.
Входя в зал, я приметила группку, наблюдавшую за спаррингом Мала и Стигга – одного из двух выживших инфернов. Плечистый, светловолосый и с полным отсутствием юмора – фьерданец до мозга костей.
Мал уклонился от огненной дуги, но вторая вспышка пламени задела его рубаху. Зрители ахнули. Я думала, что он попятится, но вместо этого тот кинулся в бой. Он прыгнул и перекатился, потушив пламя об землю, сбил Стигга с ног и через секунду уже прижимал его лицом к полу. Мал скрутил инферну руки, чтобы тот не мог снова атаковать.
Наблюдавшие солдаты разразились одобрительным свистом и аплодисментами.
Зоя откинула блестящие черные волосы через плечо.
– Отлично, Стигг. Ты скручен и готов к взбучке.
Мал заставил ее умолкнуть одним взглядом.
– Отвлечь, обезоружить и обезвредить, – сказал он. – Главное не паниковать. – Он встал и помог подняться Стиггу. – Ты в порядке?
Тот раздраженно насупился, но кивнул и пошел тренироваться с симпатичной девушкой-солдатом.
– Давай же, Стигг, – сказала она, широко улыбаясь. – Я постараюсь быть с тобой помягче.
Ее лицо выглядело знакомо, но мне потребовалось несколько секунд, чтобы признать ее – Руби. Мы с Малом тренировались с ней в Полизной. Она была в нашем полку. Я помнила ее смеющейся, радушной, счастливой кокеткой, из-за которой я чувствовала себя неуклюжей и жалкой. У нее была все та же яркая улыбка, та же длинная светлая коса. Но даже издалека в ней была заметна настороженность, бдительность, приобретаемая в военное время. На правой стороне лица темнело черное солнце. Странно думать, что эта девушка, сидевшая однажды напротив меня в столовой, теперь считала меня божеством.
Апрат и его стражи редко водили меня в архив этой дорогой. Что же изменилось сегодня? Может, он привел меня сюда, чтобы я посмотрела на остатки своей армии и вспомнила цену своих ошибок? Чтобы показать, как мало союзников у меня осталось?
Я наблюдала, как Мал ставит в пары солнечных солдат и гришей. Там были шквальные: Зоя, Надя и ее брат Адрик. Вместе со Стиггом и Хэршоу они были моими последними эфиреалами. Но Хэршоу нигде не было видно. Возможно, он снова завалился спать после того, как призвал мне огонь во время утренней молитвы.
Что же касается корпориалов, единственными сердцебитами в тренировочном зале были Тамара и ее огромный брат-близнец Толя. Я обязана им жизнью, и этот долг меня тяготил. Они были приближенными Апрата, которым поручили обучать солнечных солдат, и они врали мне месяцами в Малом дворце. Я пока не знала, что с этим делать. Доверие – это роскошь, которую я не могла себе позволить.
Оставшиеся солдаты ждали своей очереди для спарринга. Гришей попросту не хватало на всех. Женя и Давид держались в стороне, да и сражаться не умели. Максим, целитель, предпочитал практиковать свое ремесло в лазарете, хотя мало кто из людей Апрата доверял гришу настолько, чтобы воспользоваться его услугами. Сергей был могущественным сердцебитом, но мне сказали, что он слишком нестабилен, чтобы спокойно подпускать его к ученикам. Он находился в гуще сражения, когда Дарклинг организовал свое неожиданное нападение, и видел собственными глазами, как монстры разорвали его любимую девушку на кусочки. Второй и последний наш сердцебит был убит ничегоями где-то между Малым дворцом и часовней.
«Из-за тебя, – отозвался голос в моей голове. – Потому что ты их подвела».
От мрачных мыслей меня отвлек голос Апрата:
– Мальчишка слишком многое себе позволяет.
Я проследила за его взглядом к Малу, расхаживающему между солдатами, чтобы объяснить что-то одному или исправить другого.
– Он помогает им тренироваться, – сказала я.
– Он раздает приказы. Оретцев! – подозвал его к себе священник. Я напряглась, наблюдая за приближением Мала. Мы едва виделись с тех пор, как ему запретили приходить ко мне в комнату. Помимо тщательно нормированных встреч с Женей, Апрат изолировал меня от всех потенциальных союзников.
Мал изменился. На нем была крестьянская рубаха из грубой материи, служившая ему формой в Малом дворце, но он похудел и побледнел за время, проведенное под землей. Узкий шрам на подбородке выделялся острым рельефом.
Он остановился перед нами и поклонился. В последние месяцы ближе нас друг к другу не подпускали.
– Ты здесь не капитан, – осадил его Апрат. – Толя и Тамара старше тебя по званию.
Мал кивнул.
– Так и есть.
– Тогда почему ты ведешь тренировку?
– Ничего я не веду. Мне есть чему научить. Им есть чему научиться.
«Это верно», – горько подумала я. Мал хорошо поднаторел в борьбе с гришами. Я вспомнила, как он, разбитый и истекающий кровью, стоял над шквальным в конюшне Малого дворца, какой вызов и презрение читались в его глазах. Я бы с радостью обошлась без этого воспоминания.
– Почему этим новобранцам не нанесли татуировку? – спросил Апрат, указывая на группу, дерущуюся на деревянных мечах у дальней стены. Всем им было не больше двенадцати.
– Потому что они еще дети, – ответил Мал ледяным тоном.
– Это их выбор. Ты же не откажешь им в возможности показать свою верность нашему делу?
– Я отказываю им в том, о чем они пожалеют.
– Это не в нашей власти.
Челюсти Мала заходили желваками.
– Если мы проиграем, эти татуировки заклеймят их как солнечных солдат. С тем же успехом они могут хоть сейчас записаться на встречу с расстрельной командой.
– Поэтому на твоем лице нет татуировки? Твоя вера в нашу победу настолько слаба?
Мал покосился на меня, затем снова на Апрата.
– Я храню свою веру для святых, – спокойно ответил он. – А не для людей, которые посылают детей на верную смерть.
Священник прищурился.
– Мал прав, – вмешалась я. – Пусть они останутся непомеченными. – Апрат равнодушно взглянул на меня своими черными глазами. – Пожалуйста, – тихо добавила я, – в знак доброты ко мне.
Я знала, как сильно ему нравится этот голосок – ласковый, теплый, как колыбельная.
– До чего у тебя нежное сердце, – ответил священник, цокая языком. Но я видела, что он доволен. Несмотря на то что я перечила его желаниям, такой святой он и хотел меня видеть – любящей матерью, утешением для своего народа. Я впилась ногтями в ладонь.
– Это же Руби, верно? – спросила я, желая сменить тему и отвлечь Апрата.
– Она прибыла пару недель назад, – ответил Мал. – Руби хороша… служила в пехоте.
Я невольно почувствовала крошечный укол зависти.
– Стигг выглядит недовольным, – заметила я, кивая на инферна, который, похоже, решил отыграться на Руби. Девушка делала все возможное, чтобы постоять за себя, но явно проигрывала бой.
– Ему не нравится быть битым.
– По-моему, ты даже не вспотел.
– Нет, – помотал головой Мал. – И это проблема.
– Почему? – спросил Апрат.
На долю секунды Мал перевел взгляд на меня.
– Проиграв, больше учишься, – он пожал плечами. – Ну, хоть Толя все еще может надрать мне зад.
– Следи за языком! – рявкнул Апрат.
Мал проигнорировал его. Внезапно он прижал два пальца к губам и громко свистнул.
– Руби, ты открыта!
Слишком поздно. Ее коса загорелась. Еще один юный солдат подбежал к ней с ведром воды и вылил его ей на голову.
Я скривилась.
– Постарайся не зажарить их до корочки.
Мал поклонился.
– Моя правительница.
А затем двинулся обратно к воинам.
Этот титул… Произнес он его без привычной злобы, которую я так явственно слышала в Ос Альте, но слова все равно подействовали на меня как удар под дых.
– Ему не стоит так к тебе обращаться, – заметил Апрат.
– Почему?
– Это был титул Дарклинга, и он неуместен для святой.
– Тогда как ему ко мне обращаться?
– Напрямую – никак.
Я вздохнула.
– В следующий раз, когда ему будет что сказать, я прикажу написать мне письмо.
Апрат поджал губы.
– Что-то ты сегодня беспокойная. Думаю, дополнительный час тишины архива пойдет тебе на пользу.
Говорил он с упреком, словно я капризный ребенок, засидевшийся допоздна, вместо того чтобы идти спать. Я заставила себя вспомнить об обещанной мне котельной и выдавила улыбку.
– Уверена, вы правы.
«Отвлечь, обезоружить и обезвредить».
Когда мы свернули к проходу, который вел к архиву, я оглянулась через плечо. Зоя опрокинула солдата на спину и закружила его, как черепаху, лениво вычерчивая рукой круги в воздухе. Руби что-то говорила Малу – улыбка широкая, лицо страстное. Но Мал смотрел на меня. В тусклом свете пещеры его глаза стали насыщенного голубого оттенка, цвета сердцевины огонька.
Я отвернулась и поспешила за Апратом, пытаясь усмирить свист в легких. Подумала об улыбке Руби, ее опаленной косе. Милая девушка. Нормальная девушка. Вот в ком нуждался Мал. Если он еще не увлекся кем-то новым, в конце концов это неминуемо произойдет. И однажды я стану достаточно хорошим человеком, чтобы пожелать ему всего наилучшего. Но не сегодня.
* * *
По пути в архив мы встретили Давида. Как обычно, выглядел он неопрятно – волосы торчали во все стороны, рукава испачканы в чернилах. В одной руке у него была чашка горячего чая, из кармана торчал кусочек поджаренного хлеба.
Его взгляд скользнул по Апрату и страже.
– Вы за мазью? – спросил он.
Губы Апрата слегка скривились. Мазью была смесь Давида для Жени. Помимо ее собственных усилий, бальзам помогал заживить худшие из шрамов, но раны от ничегой никогда не исцелялись полностью.
– Санкта-Алина пришла для утренних штудий, – торжественно заявил священник.
Давид дернулся, что отдаленно напоминало пожатие плечами, и юркнул в дверной проем.
– Но ты же потом придешь в котельную?
– Я пришлю за тобой стражу через два часа, – сказал Апрат. – Женя Сафина будет ждать тебя, – его глаза осмотрели мое изможденное лицо. – Проследи, чтобы она внимательнее исполняла свои обязанности.
Он отвесил низкий поклон и скрылся в туннеле. Я осмотрела помещение и шумно, разочарованно выдохнула. Архив мог бы стать моим излюбленным местом, с запахом чернил на бумаге и тихим поскрипыванием перьев. Но на деле он был логовом святых стражей – плохо освещаемый лабиринт из арок и колонн, вытесанных в белой скальной породе.
- Тень и кость
- Штурм и буря
- Крах и восход