Лакомство

Эта книга – настоящее лакомство! Автор настолько красиво описывает вкус, запах, что я несколько раз порывалась встать и пойти пошариться в холодильнике, прекрасно понимая, что ничего подобного я там не найду. В общем, слюни текли рекой. Когда умирающий критик вернулся в воспоминаниях в свое детство, я сразу вспомнила Антуана Эго из мультфильма «Рататуй». Помните такого? Так вот, мне действительно казалось, что книгу писал именно кулинарный критик. Я даже представила себе, как ГГ (то есть, воображаемый мной Антуан Эго) расхваливает в своей статье то или иное блюдо, или же наоборот – корит повара за неумение готовить. Так же, меня зацепило то, что в книге описаны не только воспоминания критика, но и отношение к нему самых близких ему «существ». Да-да, именно существ, потому что забыть шикарного кота Рика я просто не могу. Он так и стоит у меня перед глазами. Избалованный хозяином, но все понимающий. Эта книга Мюриель Барберри доставила мне непередаваемое удовольствие. Так хотелось бы почувствовать во рту вкус тех блюд, что так тонко описан, и сравнить впечатления. Мои и автора. 10/10

Уже составив себе непоколебимое мнение о книге, почитала рецензии и была очень удивлена негативным отношением многих авторов. Согласна со всеми абсолютно, что главный герой – отвратителен по жизни, эгоист до мозга костей, сноб и бездушный человек. Но ведь оцениваем книгу, а не персонажа? А книга написана изумительно: тонкая подача информации о жизни Великого Гастрономического Критика(все заглавные не только в воображении самого критика, но и всех его друзей, врагов, обиженных и обожающих) через его предсмертные метания в поисках забытого вкуса, через маленькие вставки мыслей его детей – нелюбимых в детстве и потому неудачливых в жизни, его «бледной моли» жены, экономки, которая его любит как прекрасного хозяина, ученика, который его обожает и ненавидит одновременно, и даже старого кота – впечатляет…В двух словах о ситуации: великому критику осталось 48 часов, не больше. Ирония судьбы – после моря выпитого и гор съеденного отказывает не печень или желудок, а сердце, о котором он никогда не задумывался. Тут такой прозрачный символ: не задумывался не только как об органе собственного тела, но и в том более широком смысле, подразумевающем чувства. Всё, что ему надо было от жизни, – идти по ней императорской поступью, встряхивая львиной гривой и любуясь отсветом своей славы в глазах окружающих. Есть несколько совершенно душераздирающих сцен из его общения с детьми, когда они ещё были маленькие. Момент в греческом ресторанчике:Это были так называемые лукумады, крошечные и совершенно круглые сладкие пирожки, которые обжаривают в кипящем масле – быстро, чтобы они покрылись хрустящей корочкой, а внутри остались нежными как пух, – потом обмазывают медом и подают очень горячими на маленькой тарелочке с вилочкой и стаканом воды. Ну вот, опять, вечно одно и то же. Я думаю как он. Как он, раскладываю цепочку ощущений на составляющие, как он, наношу на них глазурь эпитетов, и размазываю их, и растягиваю на расстояние фразы, и эта словесная мелодия обращает трапезу в заклинание факира, заставляющее читателя поверить, что и он ел вместе с нами…Но это рассказывает уже взрослый сын, а тогда, в детстве, когда отец задал вопрос, почему ему нравится десерт, мальчишка только смог промычать: потому что вкусно… И был похоронен навеки, как бестолочь и дурак, в глазах отца. Очень жестоко. Вот какое правило движет папашей:Что такое наши дети, как не чудовищные карикатуры на нас, жалкий субститут наших нереализованных желаний?Я немного отвлеклась от темы предстоящей смерти, а она тут очень важна. Человек, знающий, когда она придёт, конечно же, обязательно будет подводить некий итог: кто приведёт в порядок дела, кто раздаст указания, а кто и просто разложит по полочкам таящееся в душе… Вот критик и пытается разложить по полочкам свою жизнь, но даже это подчинено его профессиональному методу, он идёт от вкусов, от встреч, связанных с едой – не с любовь, дружбой, семьёй.Ничто больше не имеет для меня значения. Ничто, кроме этого вкуса, который я ищу в лабиринтах моей памяти, а он, в обиде за измену, о которой я давно позабыл, не дается и все ускользает и ускользает от меня.И его последнее желание – это опять же символ: человек, дегустировавший в своей жизни всё самое лучшее, редкое, самую высокую кухню, в последний момент хочет … коробку эклеров из супермаркета, не от каког-нибудь знаменитого кондитера.Именно это вульгарный и простой вкус ассоциируется для него с подростком, с голодными глазами выскакивающим на улицу после лицея, который мог стать кем угодно, потому что был пока никем. И тут как нельзя лучше всё объясняют слова его племянника Поля, единственного из младшего поколения, которого он вроде как любил:Его проза… о, его проза – это был нектар, амброзия, гимн языку, меня всякий раз переворачивало, и не важно, шла ли речь о еде или о чем-либо другом, напрасно думают, что важен предмет: блистал он словом. Жратва служила лишь предлогом или, может быть, даже окольным путем для того, что мог дать миру его талант чистой пробы: тут и эмоции с их точным содержанием, и удары, и боль, и, наконец, крах… Он мог бы силой своего гения раскрыть для потомства и для себя самого обуревавшие его разнообразные чувства, но свернул с дороги на тропку, решив, что говорить надо второстепенное, а не главное.Просто в какой-то момент голодный подросток с коробкой эклеров повернул не туда…Вот и получилось то, что получилось. А кроме темы смерти, очень важна тут тема семьи. Она не выпячивается как-то специально, но мысли окружающих непременно касаются её.Самый главный монолог книги, на мой взглядЯ знаю, что дедуля разлюбил бабулю, что бабуля сама себя тоже разлюбила, что бабуля любит Жана больше, чем маму и Лору, а Жан ненавидит дедулю, а дедуля терпеть не может Жана. Я знаю, что дедуля думает про папу, что папа дурак набитый. Я знаю, что папа сердится на маму за то, что она дедулина дочь, а еще за то, что она захотела меня родить, а он не хотел детей, или хотел, но попозже; еще я знаю, что папа меня очень сильно любит и даже, может быть, он сердится на маму за то, что так любит меня, потому что он меня не хотел, и я знаю, что мама иногда немножко сердится на меня за то, что она меня захотела, а папа не хотел. Да, я все это знаю. Знаю, что им всем плохо, потому что все любят не тех и не так и не понимают, что сердиться им не на кого, кроме самих себя.Считается, что дети ничего не понимают. Вот спросить бы у взрослых, были ли они когда-нибудь детьми?свернуть

Конец жизни, что это? Сорок восемь часов до смерти. Время подводить итоги? Вспоминать всё самое лучшее, произошедшее с тобой? Главный герой романа пытается вспомнить вкус из детства. Считая это важным, определяющим истину прожитой жизни.Роман состоит из воспоминаний главного героя, кулинарного критика и тех, кто его окружал. Читатель знакомиться с описанием разных блюд и ощущений, которые они вызывали. Герой романа делиться в основном впечатлениями о еде, вскользь давая характеристики, своему окружению. Его родные и знакомые дают ему последнюю оценку перед его смертью, в основном отрицательную. А он ищет потерянный вкус, который сопровождался теми, кто сопутствовал ему в эти жизненные моменты.… но таковы для него и люди из плоти и крови, что проходят через его жизнь: они отсутствуют в его памяти, когда он их не видит, а появившись вновь в поле его восприятия, присутствуют, непостижимые для него. На них он тоже смотрит невидящими глазами, ищет их ощупью как слепой, что шарит перед собой руками и думает, будто схватил что-то, а на самом деле он ловит лишь дым, обнимает лишь пустоту. Его проницательные, умные глаза застит незримая пелена, она мешает ему видеть, пряча в тумане то, что он мог бы озарить светом своего ума. И пелена эта – его норов тирана до мозга костей, пребывающего в вечном страхе, что ближний окажется не просто вещью, которую он может убрать с глаз долой, в вечном страхе, что ближний, если на то пошло, будет недостаточно свободен, чтобы признать его свободу …В книге увидел много материалов для размышлений. Они не прямые и ненавязчивые, состоящие из фактов наблюдения за жизнью.В итоге герой находит потерянный вкус. Автор не делает прямых выводов. Но выводы могут касаться всех, не только кулинаров. Да и кулинария здесь только фон, как пример ощущения радости жизни.Возможно такое случиться, что самое важное у нас происходило в детстве, а всё остальное это только бессмысленная игра. А настоящий вкус можно оценить, когда ты голоден, а не когда в достатке, отягощенный изобилием выбора. Сама жизнь и окружающие нас люди может и есть то лакомство, которое надо уметь принять.… восторги сменились амбициями, амбиции разочарованиями, разочарования цинизмом.Хороший писатель Мюриель Барбери, для меня, остающийся неразгаданным. А вот её описанию еды, уже в двух, мною прочитанных книгах, моё сознание сопротивляется. Возможно, это важно, как часть чего-то большего. И это большее присутствует в её книгах, чаще всего не в самом сюжете, а в деталях, в оттенках, косвенно, слегка касаясь сознания.Да, я все это знаю. Знаю, что им всем плохо, потому что все любят не тех и не так и не понимают, что сердиться им не на кого, кроме самих себя.