Сказителем и скальдом

Равноденствие

 
Когда летняя середина года пройдена,
В тени её зелёной вершины исчезает весь совершённый путь.
Только одна из вероятных дорог открывается впереди.
Не та, которой боялся, и не та, о которой мечтал.
Она знала идущего всю его жизнь,
Но только теперь позволяет увидеть себя.
 
 
Дорога смотрит на меня неузнанной огромностью,
Похожая на великанскую буйволицу с белокаменной кожей,
Будто хребты первых гор.
За её спиной парят, исчезают над пропастью малые светила,
И восходят в пустоте её глаз.
Я стою перед ней, оставаясь незаметным.
Она смотрит сквозь меня, сквозь всё, на что я опирался раньше.
Теперь мне некуда обернуться.
 
 
Чёрные слепые птицы появляются вместе с изгибами голых веток,
Нет звука, нет шороха. От их обнаружения только спокойнее,
Потому что огромные безглазые вороны всегда были здесь, пока я жил,
Свидетели каждого моего шага.
Недвижимые, они ждут, чтобы тишина оборвалась мной.
 
 
СЛОВО опаляет расходящиеся рёбра, распирает грудь.
Зубы стиснуты, веки безуспешно стремятся друг к другу.
Голос плавно поднимается из низа живота,
Чувствуя нуждающееся в нём СЛОВО.
Больше всего на свете я боюсь Его,
будто звучание будет незнакомым, чужим,
Что в неожиданной протяжённости я исчезну навеки, так же,
Как мой путь в тени зелёной вершины июньского равноденствия.
 
 
Темя утончается, дух видит сквозь него,
Как через вынесенное на морской берег стёклышко,
Оно всё прозрачнее.
Вокруг уже нет немых человекоподобных птиц,
Нет извивающихся веток и смотрящей насквозь буйволицы-дороги.
Только небо, слитое с океаном воедино.
 
 
Анимус просыпается, лёжа на мягких снотворных листьях
с макушек деревьев нижнего мира.
Центром он взвивается вверх, отталкиваясь изнутри моих ступней.
Поднимающийся дух ищет вошедший извне ГОЛОС.
Зрение растворяется в неиссякаемом свете,
Сплетении бесконечных лучей.
Слух теряется в вибрирующем гуле без источника и пространства.
Ощущения больше не знают конкретики, исчезают вместе с ней.
 
 
Только едва заметный сферический огонь
Медленно приближается к мерностям неба-океана.
Зеленоватые и перламутровые облака вьются внутри.
Безразмерный шар касается глади прозрачных вод,
ГОЛОС освобождается ими и узнаёт себя в звучании ветров…
 
 
Через мгновение на месте стоящего меня
Остались только расплывчатые контуры фиолетовой дымки.
Оттуда слышалось птичье пенье. Когда очертания рассеялись,
Вместо них засияло что-то яркое и подвижное,
Будто лесное солнце танцевало в голой роще.
Его крылья разгоняли туман золотыми вспышками.
 
 
Заблудившихся птиц отпускали на юг
Молчаливые смотрители осеннего лабиринта.
 

Изменение

 
Мартовский туман стирает ложь земных перекрёстков,
Где каждая тропинка продолжает одно и то же пространство —
Он раскрывает над мыслимым миром шатёр непрерывной мистерии,
И любая граница между им и тобой – открытая дверь в молчащую о себе инаковость.
 
 
Широкая туника тумана, держащая силу ветровых плеч,
Великая пропажа и пропасть, призванная шёпотом моря,
Чтобы вместить беспокойство неотступающего прошлого,
Чтобы вобрать невысказанность одиноких поднебесных пиков
И, чтобы сонные леса встретились
С потерянными сновидениями…
 

Старые Боги

 
Когда мне некуда идти —
Я вспоминаю путь к вам, Старые Боги.
Когда в паутинном многомыслии города мне негде спрятаться —
Я ищу звучание вашей речи.
Когда мне нечего приложить к раненному от рождения сердцу —
Я молю вас перейти пропасть между нами,
И понимаю, что ничего не может стать вместо вас.
Боги, сменяющие друг друга в сознании людей и непреложные вне него,
В полёте птиц, в приближающейся заре,
В летних облаках и набухающих дождём тучах,
В полноте созерцающего взгляда и простоте опускающихся перед сном век —
Везде есть послание, оставленное вами.