Благородный Атос: прерванный полет, который продлил Александр Дюма

Замечу, что в последнее время стала популярной версия о том, что миледи на самом деле была женщиной гораздо более зрелого возраста – называют цифру 30, 35 и даже 40 лет, причиной чего является, по-видимому, житейская искушенность миледи, ее умение приспосабливаться к ситуации, знание людей, актерские способности и шпионские навыки, – качества, характерные скорее для лиц, прошедших большую жизненную школу. Но не стоит забывать, что мы все-таки комментируем Дюма, а не придумываем собственную историю, поэтому должны, по возможности, придерживаться фактов, приведенных на страницах романа. К тому же, миледи была выдающимся мастером в своем ремесле, едва ли не гением, а таким людям нет нужды долго учиться, потому что они не копируют то, что совершают другие, а идут собственным путем – независимо от того, идет ли речь о добре или зле.

Как бы то ни было, точный возраст миледи так и остается загадкой для читателей, по-видимому, в момент казни (1628 год), ей было от 25 до 30 лет.

Кстати, о сыне миледи, носящем имя Мордаунт и унаследовавшем ее мстительный и злобный нрав – именно он становится главным врагов мушкетеров в романе "Двадцать лет спустя". С датой его рождения, как будто, нет проблем: он сам говорит Мазарини, что ему двадцать три года, и молодому человеку нет причин врать. Действие происходит в 1648 году, а как мы помним, именно 23 года назад, в апреле 1625 года д′Артаньян впервые увидел миледи в Менге, где она встречалась с Рошфором. Дают ли эти сведения нам какую-либо новую информацию, и нет ли тут еще одной ошибки Дюма? Похоже, что нет. Во-первых, миледи вполне могла родить сына (кто бы ни был его отцом – лорд Винтер, либо иной человек, как полагают некоторые эксперты) и, оставив его прислуге (сам Мордаунт признавался, что практически не видел свою мать), примчаться, исполняя приказ кардинала, на встречу с Рошфором, а во-вторых, она могла родить сына и позднее; могла даже пребывать на позднем сроке беременности, поскольку д′Артаньян видел лишь ее лицо в окне кареты, и мог не заметить, в каком положении она находится.

Александр Дюма не был знаком с работами Чезаре Ломброзо, во всяком случае, когда писал своих "Трех мушкетеров", потому что труды итальянского антрополога были созданы значительно позже (заметим, что сам Ломброзо цитирует Дюма). И хотя большинство из идей этого ученого отвергнуты современной наукой, приведем две цитаты из его трудов, которые помогают нам лучше понять образ миледии и показывают, что она была не только уникальной личностью, но и в некотором роде, пусть и не часто встречающимся и "девиантным", но все-таки человеческим типажом.

"Врожденная преступница представляет собою , исключение в двойном отношении: как преступница и как женщина. Преступник сам по себе является ненормальностью в современном обществе, а преступная женщина есть еще исключение и среди преступников… Поэтому преступница, как двойное исключение, должна быть вдвое более чудовищной".

"Некоторые преступницы проявляют по отношению к окружающим ненависть, для которой нельзя найти никакой даже отдаленной причины и которая может быть объяснена только разве какой-то врожденной, слепой злостью их".

Я понимаю, что у читателя может возникнуть резонный вопрос: какое значение имеют допущенные "косяки" с возрастом персонажа, того же Атоса или миледи, если в романе Дюма и так хватает исторических и хронологических ошибок, на которые мы обычно не обращаем внимания? Так, рота гвардейцев кардинала, с которыми мушкетеры постоянно враждовали, была сформирована лишь в 1629 году, а бравый де Тревиль, в приемной которого весной 1625 года появился юный д′Артаньян, стал командиром мушкетеров короля почти через десять лет, в 1634 году; очевидно, что д′Артаньян и три мушкетера (точнее, их прообразы, о которых еще пойдет речь) едва ли могли принимать участие в истории с подвесками и осаде Ла-Рошели по причине своего юного возраста. Все так…Но, как говорится, бывают ошибки и ошибки. Временные сдвиги событий "большой истории" не столь важны, поскольку она является лишь фоном, на котором разворачиваются приключения наших любимых персонажей. Другое дело, – судьбы самих героев романа. Чтобы сопереживать им, мы должны верить в достоверность того, что с ними происходит, и хотя мир литературного произведения, даже основанного на реальных событиях, является, в сущности, иллюзорным, в рамках этого вымышленного, виртуального мира существуют свои, достаточно жесткие правила, связанные с логикой развития сюжета, непротиворечивостью описанных фактов, точностью хронологии событий и правдоподобием изображенных характеров.

Гигант Портос, скорее всего, никогда не существовал, но это никого не смущает; но если автор в следующей главе напишет, что он был старым бакалейщиком, которого обманывала молодая жена, скорее всего, отложим книгу в сторону, не дочитав; если вдруг, встретившись двадцать лет спустя, мушкетеры неожиданно перенесутся в эпоху столь любимого Атосом Франциска Первого или, например, Людовика XV ("После нас хоть потоп"), это будет уже совсем другая книга, и не факт, что она всем придется по душе, равно как и преображение миледи, внезапно раскаявшейся и решившей посвятить свою жизнь благотворительности или, по крайней мере, выращиванию комнатных растений (одно из трех любимых хобби французов).

Мог ли д′Артаньян стать не мушкетером короля, а гвардейцем кардинала? Мы видим в рядах гвардейцев такого же, как он, смельчака, гасконца Бикара. Роман Александра Бушкова собственно, так и называется – "Д′Артаньян – гвардеец кардинала", и его герой действительно напоминает персонаж из романа Дюма (хотя его товарищи в гораздо меньшей степени похожи на "трех мушкетеров"). Гасконец, в принципе, мог бы поступить на службу в охрану кардинала – но только не наш любимый Д′Артаньян из "Трех мушкетеров", который раз и навсегда выбрал для себя и друзей, и сторону, на которой он сражается.

Глава 2. Граф де ла Фер и виконт де Бражелон

Д′Артаньянон был в восхищении, что нашел не опустившегося пьяницу, потягивающего вино, в грязи и бедности, а человека блестящего ума и в расцвете сил. – Александр Дюма. "Двадцать лет спустя"

"Судьба в невзгодах всегда оставляет лазейку, чтобы можно было выбраться из них" – Мигель де Сервантес

Выйдя в отставку, Атос поселился в родовом имении графов де ла Фер. Логично предположить, что оно должно было так и называться – Ла Фер, но в книге поместье и замок, который стал резиденцией Атоса носят имя Бражелон. Тут, похоже, Дюма слегка запутался в деталях – или, быть может, это мы не смогли до конца разобраться в бесконечной череде событий и фактов, о которых рассказывается на страницах его трилогии? Быть может, Бражелон – это только одно из принадлежащих графу поместий, которому он, по каким-то своим отдал предпочтение? Но в романах Дюма Атос все время живет только в имении Бражелон, и в другие принадлежащие ему поместья – если предположить, что таковые существовали, как будто, не наведывается.

"Графство де Ла Фер, графство де Бражелон! Атос, который и так родовит, как император, вдруг еще наследует землю, дающую право на графский титул! Ну на что ему эти графства?" – с завистью произносит мечтающий о баронском титуле Портос.

Как пишет историк А. Люблинская, "французский дворянин носил имя той сеньерии, которой владел, и поэтому все мужские представители не только одного рода, но даже и одной семьи всегда носили разные фамилии и разные титулы, в зависимости от титула сеньерии".

Если так, остается непонятным, куда исчезли остальные "сеньерии" Атоса, в частности ла Фер, имя которой он носил – читателям наверняка было бы небезынтересным узнать это. В романе "Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя" граф выражает готовность продать замок Ла-Фер (если конечно, речь не идет об ошибке переводчика), чтобы помочь д'Артаньяну, попавшему в бедственное положение; но, как известно, "чтобы продать что-нибудь ненужное, нужно сначала купить что-нибудь ненужное" – ну, или по крайней мере это ненужное (или даже нужное) иметь.

Дюма пишет, что замок Бражелон расположен неподалеку от Блуа. Что же, пусть так. Наведя справки в интернете, можно легко узнать, что Блуа́ – это главный город департамента Луар и Шер во Франции, и что он стоит на правом (высоком!) берегу Луары между Орлеаном и Туром. Атос, как рассказывал он сам, был родом из Берри; впрочем, Франция – страна если и не маленькая, то достаточно компактная, и расстояние между Буржем (столица Берри) и Блуа составляет порядка 100 км, так что вероятность того, поместье Бражелон, являясь частью провинции Берри, все-таки находится ближе к Блуа, чем к Буржу, достаточно высока.

Чем же занялся оставной мушкетер на досуге? Благоустройством своего поместья, написанием мемуаров (не случайно Дюма упоминает как источник своего романа "Воспоминания графа де Ла Фер"), или неумеренным употреблением алкогольных напитков, которое не могло не окончиться, несмотря на железное здоровье бывшего мушкетера циррозом печени и белой горячкой (тот самый Delirium tremens, который упоминается в "Кавказской пленнице" Гайдая)?

Двадцать лет спустя лейтенант мушкетеров Д′Артаньян, собираясь на новые подвиги, которых требовал его начальник – первый министр королевства кардинал Мазарини, начал разыскивать своих прежних друзей. И первым, кого он навестил, был граф де ла Фер, живущий в поместье … ну, вы уже знаете его название..

Гасконец уважал своего старого друга, но помнил о его недостатках, главным из которых были меланхолия и склонность к пьянству, и был уверен, что его ожидает грустное зрелище.

"Благородный дворянин с гордой осанкой, прекрасный боец, так блестяще проявлявший себя на войне, что все дивились, почему он держит в руке простую шпагу, а не маршальский жезл, явится нам согбенным стариком с красным носом и слезящимися глазами", – сказал он спутнику, бывшему слуге Планше. Но его ждал сюрприз:

"Странное дело! – пишет Дюма. - Атос почти не постарел. Его прекрасные глаза, без темных кругов от бессонницы и пьянства, казалось, стали еще больше и еще яснее, чем прежде. Ею овальное лицо, утратив нервную подвижность, стало величавее… Он стал стройней, чем прежде; его широкие, хорошо развитые плечи говорили о необыкновенной силе. Длинные черные волосы с чуть пробивающейся сединой, волнистые от природы, красиво падали на плечи. Голос был по-прежнему свеж, словно Атосу было все еще двадцать пять лет" (напомним, что Атосу в то время было порядка 50-ти).

Что же было причиной второй молодости графа? Оказалось, ею стал живший в поместье и удивительно похожий на него молодой человек (впрочем, в своем отцовстве Атос сознался далеко не сразу, и называл юношу приемным сыном), которого звали Рауль.

"В гостиную вошел красивый юноша лет пятнадцати, просто, но со вкусом одетый… приход этого нового, совершенно неожиданного лица поразил д'Артаньяна. Множество мыслей зародилось у него в уме, подсказывая ему объяснение перемены в Атосе, казавшейся ему до сих пор необъяснимой. Поразительное сходство Атоса с молодым человеком проливало свет на тайну его перерождения".

Граф де ла Фер признался д'Артаньяну, что в своем приемном сыне он "вновь обрел все, что потерял, и не имея более мужества жить для себя, стал жить для него". Подавая юноше добрый пример, он избавился от пороков и открыл в себе добродетели, которых раньше не имел, стремясь воспитать его "совершеннейшим дворянином, какого только наше обнищавшее время способно породить".

Но откуда у Атоса, ненавидевшего женщин, появился сын? Оказалось, что хотя он и не женился второй раз, и даже не завел себе постоянную любовницу (для которой он, по его словам был слишком стар – это в тридцать-то с небольшим лет!) или наложницу из числа местных жительниц, что было обычным явлением для знатных людей той эпохи, природа брала свое, и мелкие интрижки у бывшего мушкетера все-таки случались.

Одна из них (возможно даже, что даже единственная) произошла у него с подругой Анны Австрийской, знаменитой герцогиней де Шеврез, причем и граф, и герцогиня действовали, подобно участникам венецианского карнавала, инкогнито. Александр Дюма подробно расказывает о том, как все это происходило, и нам остается только поверить, что это происшествие действительно имело место (ну, или могло произойти).

Ришелье, которому интриги де Шеврез давно уже стояли поперек горла решился, наконец, арестовать ее, однако ту предупредили и ей, вместе со служанкой удалось, переодевшись в мужское платье (которое, по словам Арамиса, она носила весьма умело), бежать. Беглянки, сев на лошадей, поскакали к испанской границе, минуя города и большие дороги. В одном из селений, где не было гостиницы, они попросили приюта у местного священника.

Сельский кюре пригласил их воспользоваться остатками ужина и половиной комнаты, но поменьше шуметь, потому что он "не сходил с седла весь день (образ жизни, по-видимому, обычный для кюре) и не прочь хорошенько выспаться". Служанка устроилась в прихожей, а ее хозяйка забралась на кровать священника. Однако человеком, которого она по ошибке приняла за священнослужителя, оказался проезжий дворянин, – местный кюре, уехавший по срочному делу, доверил тому свое жилище. Этим дворянином и был Атос, граф де ла Фер. Дюма не описывает, что произошло между беглянкой и мнимым кюре, ограничившись ссылкой на чары мнимой Мари и то обстоятельство, что ее сосед по комнате не был святым Амвросием (и, как оказалось, не был таким уж воинствующим женофобом, как мы думали раньше).

Атос (кто бы сомневался!) торопился по важному делу и собирался уйти по-английски, но кинув беглый взгляд на спящую в прихожей девушку (Дюма благоразумно умалчивает о том, что было в этом взгляде), узнал в ней служанку герцогини и понял, с кем провел ночь (странно, что он не узнал саму госпожу де Шеврез, которую не мог не встречать при королевском дворе). Случайно (что называется, "это я удачно попал") заехав к священнику, когда-то предоставившему ему ночлег, он узнал, что недавно тому подкинули трехмесячного мальчика, кошелек и записку, в которой был указан тот самый день, когда он останавливался здесь год назад. Граф догадался, что это его дитя, и мысль эта неожиданным образом его обрадовала. Забрав ребенка у священника, который так и не понял смысла происходящего, он сделал его своим приемным сыном, а потом и наследником, пожаловав титул виконта (vicomte, буквально "вице-граф") де Бражелона.

Стоит обратить внимание на то, что в романе "Двадцать лет спустя" Портос заявляет, что граф де Ла Фер – родня Монморанси и Роганов (Портос, выходец из захудалого дворянского рода, мечтал о баронской короне и поэтому живо интересовался генеалогическим древом знатных родов Франции). Герцогиня де Шеврез, она же Мари́ Эме́ де Рога́н-Монбазо́н, была дочерью герцога де Монбазона, старшего в клане Роганов; писали, что девизом этого рода были слова "Королём быть не могу, до герцога не снисхожу, я – Роган"; Портос вспоминает о нем, однако современные историки подозревают, что это не более, чем красивая выдумка. Матерью герцогини была некая Мадлен де Ленонкур, принадлежащую к почти столь же знатному роду Монморанси, а значит, граф и герцогиня приходились родственниками другу другу сразу по двум линиям – будем считать, что скорее дальними, чем близкими. При очной встрече случайных любовников выясняется, что герцогиня помнила Атоса, однако никогда не слыхала про графа де ла Фер, что было едва ли возможно в случае, если они являлись близкой родней.

Мы еще будем говорить о Куртиле де Сандрасе, авторе мнимых "Мемуаров мессира д’Артаньяна", из которых Дюма заимствовал сюжет и главных героев своих "Трех мушкетеров". Перу этого плодовитого автора принадлежит целый ряд фейковых мемуаров, в том числе "Мемуары M. L. C. D. R." (Monsieur le Comte de Rochefort), они же "Мемуары г-на графа де Рошфора" – заметим, того самого человека, который был ярым "кардиналистом" и главным врагом д’Артаньяна в "Трех мушкетерах".

Не исключено, что эпизод в доме священника, во всяком случае, элементы его сюжета, заимствованы именно оттуда. Рошфор рассказывает, что Ришелье приказал ему отправиться в Брюссель, где нашла убежище "релокантка" мадам де Шеврез: Ришелье подозревал герцогиню в том, что она не успокоилась и продолжала мутить интриги, поэтому желал быть в курсе происходящего. Что же, скорее всего так оно и было, поскольку, как пишет Александр Дюма в своей книге "Жизнь Людовика XIV" "госпожа де Шеврез не могла жить спокойно, она на то и родилась, чтобы жить интригами и волнениями".

Посланцу, чтобы никто не заподозрил его в шпионаже, было велено переодеться монахом-капуцином – и, судя по всему, не случайно. Правая рука Ришелье, знаменитый "серый кардинал" отец Жозе́ф (Франсуа́ Лекле́р дю Трамбле́) тоже был, как известно, монахом капуцинского ордена (Его имя произносилось не иначе как шепотом: так велик был страх перед "серым преосвященством", другом кардинала Ришелье, – писал Дюма). Монастырь обзавелся новым послушником (или, может быть, членом братства?), который активно искал знакомства за пределами обители, и вскоре завел нового друга, некоего маркиза де Лэка (это имя упоминается Дюма), любовника мадам де Шеврёз (между прочим, человека, моложе ее на полтора десятка лет – чем в наше время, впрочем, трудно кого-нибудь удивить), за которого она тайно вышла замуж, после чего, по словам рассказчика, начала "вертеть им, словно покойным господином де Шеврёзом". Рошфор вел жизнь монаха два года, ежечастно проклиная свою нелегкую службу, он свел близкое знакомство с де Лэком, который иногда бывал в монастыре, а через него и с самой де Шеврез.

Похоже, что ему так и не удалось выяснить ничего ценного, но кардинал проявил упорство (так и хочется добавить – достойное лучшего применения) и не дал Рошфору разрешения оставить свой пост; по счастью для него, один из гостей де Шеврез узнал мнимого капуцина, что и стало для того поводом сбросить опостылевшее монашеское одеяние и возвратиться в Париж (Заметим, что и сам д’Артаньян, исполняя секретные приказы кардинала Мазарини, тоже облачался в черную сутану).

События, в результате которого иногда рождаются дети, в этом эпизоде не происходит, однако здесь появляются главные действующие лица из романа Дюма – кардинал, герцогиня де Шеврез и лже-монах, и даже упоминается присущая герцогине способность манипулировать мужским полом; очевидно, что для автора "Трех мушкетеров" не составляло особых проблем трансформировать скучную прозу жизни в сказочную любовную историю, украсившую его роман.

Между прочим, отголоски этой истории звучат в "Трех мушкетерах", где Арамис пересказывает товарищам историю, услышанную им от конюшего де Шале, который в Брюсселе встретил Рошфора. Этот "преданнейший слуга кардинала" был в одеянии капуцина и "пользуясь таким маскарадом, этот проклятый Рошфор провел господина де Лэга, как последнего болвана" (история совпадает в деталях, потому что в своих мемуарах Рошфор говорит о том, что узнавшим его дворянином был именно конюший графа де Шале).

Рауль, как мы уже упоминали, стал виконтом де Бражелоном. Но откуда Дюма взял это имя, если не предполагать, что оно было им выдумано? (на самом деле великий романист чаще придумывал события, происходящие с его героями, чем имена, которые он обычно заимствовал из мемуаров и хроник).

Имя "Бражелон" упоминается в целом ряде источников той эпохи. В книге "Занимательные истории" Жедеона Таллемана де Рео упоминаются две женщины из рода Бражелон, которые находились в любовной связи с представителями высшей знати – некая г-жа де Рибодон, в которую был влюблен герцог Орлеанский, и госпожа Бутийе, у которой, по слухам, был сын от Ришелье – некий Леон Бутийе, граф де Шавиньи. Этот человек упомянут на страницах романа «Двадцать лет спустя», поскольку он являлся комендантом Венсенского замка, где содержался в заключении герцог де Бофор, друг Атоса. "Шавиньи мнил себя непогрешимым в уменье распознавать людей, и это могло, пожалуй, служить доказательством, что он действительно был сыном Ришелье, который тоже считал себя знатоком в этих делах" (и наверняка, с гораздо большим основанием) – пишет Дюма.

Еще один представитель рода Бражелон, на этот раз по мужской линии, был священником. Жан Франсуа Поль де Гонди, кардинал де Рец в своих мемуарах пишет:

"Настояния капитула собора Богоматери принудили двор согласиться, чтобы при мне находился кто-нибудь из духовных лиц (де Рец был посажен в Бастилию), – выбор пал на каноника из семьи де Бражелон (Этьена де Бражелон), учившегося со мной в коллеже и даже получившего из моих рук свой приход. Он не постиг умения скучать или, лучше сказать, он слишком предавался скуке в тюрьме, хотя из благодарности ко мне с радостью в ней затворился. Но в крепости им овладела глубокая меланхолия....Вскоре он захворал лихорадкой и во время четвертого ее приступа перерезал себе горло бритвой".

Имя Бражелон упоминается и в "Мемуарах графа де Рошфора", причем в достаточно негативном контексте. Некий Бражелон был одним из владельцев игорного дома, пользующегося сомнительной репутацией; ранее этот человек сам был "завсегдатаем всех игорных домов, но король запретил ему играть, после того как бывший советник парламента Фуко, заядлый картежник, просадил все свое состояние и был убит прямо у него дома". Как мы видим, женщины из рода Бражелон отличались темпераментом, мужчины же – авантюризмом либо склонностью к депрессии.

В примечаниях к работе Ж.-К. Птифиса "Истинный д`Артаньян" говорится, что "Дюма почерпнул имя Бражелон из "Истории Генриетты Английской" г-жи де Лафайетт. Там речь идет о Жаке де Бражелоне, интенданте дома Гастона Орлеанского. Его невинная переписка с мадемуазель де Лавальер вызвала ревность Людовика XIV". На самом деле, факты говорят о том, что Дюма заимствовал и само имя Бражелона, и сюжет его истории из мемуаров фаворитки короля Франции Людовика XIV Франсуа́зы-Атенаи́с де Рошешуа́р де Мортема́р (1640 -1707гг.), более известной как маркиза де Монтеспа́н.

В мемуарах де Монтеспан рассказывается, что маркиз (именно маркиз, а не граф, и даже не виконт) де Бражелон был молодой офицер, "наделённый всеми вообразимыми достоинствами". Он воспылал страстью к Лавальер сразу же, как ее увидел и попросил руки девушки у Генриетты Английской (дочери Карла I Стюарта и Генриетты Марии Французской) чьей фрейлиной она была тогда. Та связалась с родными Луизы, однако мачеха Луизы, ответила, что состояние молодого человека пока еще слишком незначительно, чтобы думать о создании семьи.

Опечаленный, но не обескураженный этим ответом, Бражелон рассказал Луизе о своем плане искать удачу в Вест-Индии. Он спросил девушку, будет ли она ждать его, и та своим, судя по всему, не слишком определенным ответом "позволила маркизу надеяться на всё, чего он ждёт от ее прекрасной души, и он уехал, даже не подозревая, что такая нежная любовь, толкнувшая его на столь рискованное предприятие, может быть легко обесценена".

Он действительно вернулся из Нового свет богатым человеком, и привез с собой драгоценности, которые хотел положить к ногам Луизы, однако судьба рспорядилась иначе. Он стал искать Луизу, и узнав, где она живет, хотел ее увидеть, но охрана не пустила его. Вскоре он встретил одного из своих друзей, который был в курсе всех дворцовых сплетен и сообщил ему, что мадемуазель де Лавальер теперь герцогиня, и что она – любовница короля и мать его ребенка.

"Услышав эту новость, Бражелон больше ничего не видел для себя в этом мире, – пишет маркиза. – Он крепко пожал руку друга, поскакал в направлении соседнего леса, и там, обнажив свою шпагу, вонзил ее себе в сердце… Какой печальный конец любви столь благородной!"

Вполне возможно, что мемуары де Монтеспа́н были таким же фейком, как и мемуары д`Артаньяна, однако сходство рассказанной в мемуарах печальной истории с фабулой "Виконта де Бражелона" неоспоримо.

Итак, благодаря появлению наследника, Рауля де Бражелона, Атос не погряз в пьянстве и бытовых проблемах и, словно птица-феникс обретя новую жизнь, принял деятельное участие в ряде знаковых событиях того времени – стал одним из вождей Фронды, отправился в Англию, чтобы спасти низложенного парламентом короля Карла Стюарта, и хотя и не сумел помешать его казни, помог вернуть корону Англии сыну короля, взошедшему на престол под именем Карла II.

А кстати, почему сын и наследник, ставший героем завершающего романа трилогии и, де-факто, пятым мушкетером (если считать д`Артаньяна четвертым) появился именно у мизантропа и женоненавистника Атоса, а не у дамского любимца, душки Арамиса, жизнелюба и богатыря Портоса или пламенного гасконца д`Артаньяна? (услышав от Портоса, что Атос усыновил молодого человека, который очень похож на него, гасконец изумленно восклицает: – Атос, наш Атос, который был добродетелен, как Сципион!) Наверное, именно потому, что такого поворота событий читатели ожидали меньше всего – впрочем, к этой теме мы еще вернемся.

В период Фронды, описанный в романе "Двадцать лет спустя"пути четырех мушкетеров расходятся, и они оказываются по разные стороны баррикад – как переносном, так и в буквальном смысле этого слова, или точнее фразы. Но в финале романа происходит примирение, и бывшие друзья снова оказываются вместе.

Арамис, всегда отличавшийся ораторскими способностями, высказал идею о том, что дружба и мушкетерское братство выше любых партийных разногласий. Решающее слово, как и всегда, было за Атосом, и он не разочаровал ожиданий друзей, произнеся такие слова: "И всякий раз, как нам случится встретиться в бою, при одном слове "Королевская площадь!" возьмем шпагу в левую руку и протянем друг другу правую, хотя бы это было среди кровавой резни". Нужно ли говорить, что его друзья с восторгом приветствовали эти мудрые и полные благородства слова?

Как будто, каждый из друзей получил то, чего он и хотел: Портос стал бароном, д`Артаньяну был обещан чин капитана мушкетеров (впрочем, обещать – не значит жениться, или "Une promesse n'est pas un mariage"), Атос возвращается в свое поместье с чувством исполненного долга, гордый за сына, который показал себя его достойным преемником; Арамиса, аббата ДЭрбле приглашает в гости его любовница, герцогиня де Лонгвиль (клон герцогини де Шеврез), он делает блестящую церковную карьеру, и со временем займет один из высших постов в иерархии католической церкви – генерала ордена иезуитов. Но история героев Дюма на этом не заканчивается: читателей ждет последний, третий том эпопеи – "Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя" (Le Vicomte de Bragelonne ou Dix ans après).