Глава 1. О старых мужьях и молодых любовниках
– Тебе понравилось, моя розочка?
Нежные пальцы Патрика поглаживают мой бок. Нежно-нежно. Приятно, не могу не признать, Патрик знает, как доставить удовольствие женщине. Ноги только у него холодные. И когда он свои холодные пытается подсунуть под мои – погреться, меня аж передергивает. Но в остальном… вот как бочок мне поглаживает – просто чудесно.
– Ты просто жеребец, моя радость! – говорю я. – Это лучшая ночь в моей жизни!
Патрику нравится, когда его хвалят, аж распирает от гордости и удовольствия, светиться начинает. И стараться начинает, надо признать, втрое больше. Так что для меня похвалить его – сплошная польза.
Улыбается довольно… самодовольно, скорее, ну и пусть. Но глядит на меня с обожанием, и осторожненько, изящненько раскладывает мои локоны по подушке. Нравится ему. Ох, сколько сил приходится убивать, чтоб закрашивать в этих локонах седину и вовремя осветлять отросшие корни! Патрик седину не выносит. Молчит, конечно, но у него сразу губа брезгливо дергается. И тут уж… Как говорит Шибел: «Хочешь молодого любовника – терпи». Патрик на десять лет меня моложе. На одиннадцать. Но красавчик – просто невозможно! Пожалуй, самый красавчик из всех моих. Имею я право развлечься? Взрослая женщина, никому уже ничего не должна…
– Хочешь еще? – улыбается Патрик. – Или велеть им принести завтрак?
Я бы поспала, право слово! И спина болит после таких упражнений.
А Патрик уже второй рукой меня гладить полез. Жеребец! Чтоб его… Не зря я его соблазняла. И голубые глазки блестят так азартно. Он целует меня в шею… подбородок у него совсем не колется, Патрик вечером, перед тем как в постель лезть, брился и прихорашивался два часа, я аж ждать устала, думала, от скуки усну. Надо было и спать, а то сейчас с ним не поспишь…
А он уже…
– Леди Айлин! – вдруг крик дворецкого за дверью. Почти напуганный, но скорее возмущенный. – Миледи! Тут ваш муж!
И конский топот, возня, словно моего мужа кто-то пытается в спальню не пустить. Но не дворецкий точно, он бы не справился, и связываться бы не стал. Что там у него?
Какого черта? Мы ведь договорились.
А Патрика подбрасывает на кровати. Он в панике, почти в истерике. Попасть под горячую руку моему мужу в здравом уме не захотел бы никто.
С треском распахивается дверь. Этард на пороге. Здоровый как лось, взлохмаченный, красный, словно всю дорогу от Кетнаха он бежал.
Патрик уже истерично пытается влезть под кровать, спрятаться, но не успевает, только на коленки встает, голову под кровать почти засовывает, но задница его все равно видна.
– Ты! Как тебя? Глоссери! – рявкает Этард, пытаясь отдышаться. – Пошел вон отсюда!
Патрик подскакивает снова, отползает, затравленно оглядывается в поисках штанов, но они, если не изменяет память, валяются далеко у окна. Дико мечется, хватает одеяло, заворачивается. И это при том, что я без одеяла остаюсь совсем голая на кровати.
– Какого черта? – говорю я. – Нэт, что происходит?
Не спеша поднимаюсь, беру кружевной пеньюар, накидываю. Я свое не теряю. Да и остаться голой не очень боюсь, чего он не видел там… Подхожу к мужу ближе.
Он стоит, тяжело дышит, опираясь одной рукой о дверной косяк, навалившись. И правда бежал? Пот с него ручьем льет, лицо идет бордовыми пятнами, даже смотреть страшно, так, словно вот-вот удар хватит.
– Гони своего… сосунка… – почти через силу говорит он, дыхания не хватает. – Скоро здесь Гордан будет со своей сворой и… – сглатывает с усилием. – Короче, Айлин, твоя репутация должна сегодня быть кристально чиста. Гони пацана в задницу.
– Да как вы смеете! – пытается пискнуть Патрик, поняв, что убивать его не будут.
– Это мой дом! – рявкает Этард так, что стены трясутся. – Пошел вон!
Патрик что-то возмущенно бурчит под нос, но осторожно пятится, прикрывшись моим одеялом.
– Что-то случилось? – говорю я. Мне это не нравится.
С Этардом у нас давно друг к другу никаких претензий, никто не лезет в чужую жизнь, живем отдельно. Главное, совсем уж черту не переходить, в рамках приличий, и друг другу не мешать. Больше двадцати лет… сколько можно? Свой долг я давно исполнила, наследника родила, а больше не требуется.
– Меня обвиняют в государственной измене, я… – говорит Этард, переводит дыхание. – Сейчас, подожди, голова кружится.
Он опирается о стену второй рукой, руки трясутся, да и ноги тоже.
– Сядь, – говорю я.
– А, да… – соглашается он. И прямо так, в дверях, сползает на пол, садится, прислонившись к стене спиной. Почти со стоном.
– Ты бежал, что ли?
– Бежал, – соглашается он, ерошит волосы на макушке. – У меня лошадь сдохла… загнал… еще у Синего моста. Ну и… времени нет. Мне к вечеру в Кетнахе быть надо. Я думал, ты в Оване, а ты здесь… Ну и правильно, что так… – Вздыхает, смотрит на меня. – Слушай, к тебе скоро придут.
В Оване наш родовой замок, и крутить шашни с Патриком там не очень уместно, слишком на виду, поэтому тут.
Но все это не укладывается в голове. Я даже не понимаю, с чего начать укладывать…
Загнал лошадь, бежал… но это больше пяти миль! И в Кетнах опять?
Какая измена, черт возьми? Он всегда был предан Джону, как верный пес!
– Когда придут, мне сказать, что я тебя не видела? И не знаю, куда ты подался? Ты ведь бежишь от них?
– Нет, – он мотнул головой. – Я вернусь, они знают, что был. Скажи им, что ты ничего не знаешь и вообще со мной никаких дел. Хорошо? И Киту скажи…
Закрывает глаза, сидит неподвижно, прижавшись к стене затылком.
– У меня и правда с тобой никаких дел, тут даже врать не надо.
Я смотрю на него, пытаясь понять. Никаких. За последний год мы виделись дважды, и то мельком, на официальных приемах во дворце. Но Кит…
– Кит этого так не оставит.
Если Этарда обвинят в измене, то и Кит лишится всего, герцогом ему, скорее всего, не бывать… Черт. Этард, сукин сын! Да как он мог! Свинья! Ладно обо мне, но он не думает о сыне?
– Поговори с ним, Айлин! – Этард пытается подняться, но не дают ноги, не разгибаются. – Ты разумная женщина, все сделаешь правильно. Подпиши им все, и от тебя отстанут. Джон обещал мне не трогать вас с Китом, но только если вы сами откажетесь от меня. Прям откажетесь. Объясни Киту, что так будет лучше. Меня он не станет слушать, но ты постарайся! Он тебя слушает! Поговори с ним! Я хотел письмо написать, но лучше не надо. Езжай к нему сейчас, объясни, чтобы не лез. Пусть не лезет хотя бы, а там уж…
Выдохнул, с трудом поднялся, наконец, по стеночке. Нависая надо мной.
Здоров… я ему едва до плеча достаю, а за последние годы еще больше стал. Нет, с его образом жизни – если не на войне, то в чьей-то постели – особо пузо не отрастишь, но здоров как лось! Только седина на висках… от виска ползет тяжелая капля пота, оставляя грязную дорожку на щеке. Давно не бритая щетина во все стороны… Он проводит ладонью по лицу, еще больше размазывая… дорожной пыли на нем…
А Кит весь в отца.
Все это…
– Ты за этим бежал? – пытаюсь осознать я.
– Да, – он кивает, голос хриплый, совсем сел. – Айлин, ты езжай к нему сейчас, мне не успеть… да и не надо, чтобы я… Объясни ему, чтоб не лез. Сейчас, а то потом поздно! Не нужно ему меня защищать, это все правильно.
Он хмурится, раздуваются ноздри.
– Ты хотел предать Джона?
– Что? – Этард удивляется, смотрит на меня, потом кривится. – Да я с Майрет переспал.
– Что?! Да ты сдурел?!
С принцессой!
– Да, – Этард вздыхает. – Я сам дурак, сам влез, все понимал. Ты, главное, Киту объясни, что все правильно и за дело. Он за это отвечать точно не должен.
Не должен. Но куда от этого теперь деться? Если не жизнь, то вся карьера Кита полетит к чертям. И Джон теперь не захочет видеть его при дворе, а Кит… Как ему жить с этим?
– Да ты хоть понимаешь, что теперь будет?! – признаться, я и сама не понимаю, новость оглушила меня.
– Понимаю! – вдруг страшно рявкает Этард, хватает меня за плечи, рывком прижимает к стене. – Прекрати! Я все понимаю. Что сделано, того не воротишь. Главное понять, как поступить дальше.
Глаза прямо адским пламенем горят. Когда-то я его боялась. Еще бы не бояться, сейчас он – настоящее чудовище.
– А ты сбежишь…
– Да не сбегу я! – Он вздыхает, отпускает меня, даже отталкивается, делая шаг назад. – Я же сказал, мне нужно вернуться к вечеру. К ночи… Я очень постараюсь успеть. Думаю, пару часов мне Джон простит. Если вернусь, если все подпишу, то вас не тронут. Я уже подписал. Вы только не лезьте сами, а то Кит может… Он ведь горячий, как… Ты объясни ему, хорошо? – говорит тише и мягче, заглядывая мне в глаза. С усилием сглатывает. – Ладно, я, наверно, все сказал, что хотел. Мне пора.
Качнувшись, делает шаг к двери, ноги держат его плохо.
– Но если ты вернешься, тебя ведь… возьмут под арест?
Он фыркает невыносимо язвительно.
– Ты останешься вдовой, Айлин, – бросает через плечо, отвернувшись. – Замуж, что ль, выйди по-человечески… – вздыхает.
За измену казнят.
– Нэт! – теперь уже я хватаю его, разворачиваю к себе, пытаюсь развернуть, мне его не сдвинуть.
– Не надо, – просит он. – Ты присмотри за Китом. И потом, Айлин, не вздумай приходить ко мне… Прости, что все так…
Шумно втягивает носом воздух, отцепляет мои руки. Чуть тянется ко мне, наклоняется, даже кажется, сейчас он меня в лоб поцелует. Но нет. Просто отпускает. Отворачивается.
Я стою, смотрю, как он, шатаясь, уходит.
Все так безумно, что в ушах звенит.
Глава 2. О лорде-дознавателе и будущей вдове
– Он уже был здесь?
Гордан Макинтайр, лорд-дознаватель, приехал после обеда, уставший, весь в грязи, промокший. Утром, как Этард уехал, зарядил дождь, и все лил… Начало лета вроде бы, но дороги размыло еще с весны, и не просохнут никак.
Гордан один, без «своры», что, пожалуй, удивительно.
Впрочем, один – значит, арестовывать меня не станут. Не сейчас, по крайней мере. Значит, пока Гордан хочет поговорить.
– Был, – согласилась я. Если добрался сюда, то наверняка тоже побывал в Оване и сам все знает. – Может, хоть ты мне расскажешь, что происходит?
Гордан тяжело вздохнул. Оттер воду с лица.
– Есть что выпить, Айлин? А то я под этим дождем…
– Конечно, есть, – согласилась я. – Заходи.
С Горданом мы не то чтобы друзья, но отношения всегда были добрыми. Чего не скажешь о его отношениях с Этардом… там все очень сложно.
Гордан снял мокрый плащ, стряхнул с себя воду как мог, зябко передернул плечами. Пошел за мной в гостиную и там устало упал в кресло, вытянул ноги к разгорающемуся камину, и руки тоже, с наслаждением закрыл глаза.
Видно было, он тянет время, не очень-то знает, как подступиться к делу. Или знает, но это ему не нравится.
– Мерзкая погода, – пожаловался, глядя на огонь, – снова колени болеть будут.
– Мерзкая, – согласилась я снова.
Внезапно подумала, что Этард еще весь день сегодня в дороге, до темноты вряд ли успеть. И там вряд ли кто предложит ему посидеть у горящего камина.
Если только все это правда.
– Это ведь правда, Гордан? – спросила я. – То, в чем его обвиняют?
– Измена? – он усмехнулся с сарказмом.
– Майрет, – сказала я. – Нэт действительно сделал это?
Гордан повернулся ко мне. Его губы дрогнули, раскрылись на вдохе, но слов не вышло. Он поджал губы снова. Долго смотрел на меня, словно это я пришла к нему и чего-то от него хочу, а он все надеется, что я отстану.
– А ты как думаешь, Айлин? – сказал наконец.
– Я? Меня ведь там не было. Я отлично знаю Нэта, он шанса не упустит… но это, мне кажется, слишком даже для него.
– Вот и меня там не было, – вздохнул Гордан, потер подбородок задумчиво. – Джон в ярости, рвет и мечет. У них с Нэтом в последнее время вообще все сложно, а теперь и вовсе… Джон его на месте хотел убить. Шкуру спустить грозился, прямо по-настоящему, как Джангаши. На дыбу его…
Гордан сморщился.
– Его пытали? – сказала я тихо.
– Да на кой черт его пытать, если он во всем сразу готов признаться? Ничего не отрицает, все готов рассказать.
– Но ты сомневаешься?
Принесли крепкого горячего грога, как Гордан любит. Он взял, обхватил ладонями, отпил немного и несколько минут молчал, делая вид, что греется.
– Неважно, во что я верю, Айлин. Но через неделю Нэта казнят. Это решено, и с этим ничего не сделать. Джон ничего не желает слушать и… неважно. Он всегда относился к Нэту как к брату, а теперь… Нэта казнят. За месяц-другой Джон мог бы остыть, но тут не хватит. Поэтому стоит подумать о том, что будет с тобой и Китом. Я привез тебе бумаги, подпиши все. Киту я написал, сам еще заеду к нему, поговорю. Кит горяч, но ты ведь разумная женщина, ты все подпишешь.
– Подпишу, – согласилась я. – Тебя что-то смущает?
Гордан отхлебнул из кружки, откинулся на спинку кресла.
– Не знаю, – сказал он. – Что-то не так, но я не могу найти концов. У меня не то что доказательств, но даже толковых предположений нет. Только чутье… Хотя чутье меня никогда не подводило.
– Ты думаешь, он не виноват?
– Сложно думать, что он не виноват, если его застукали утром без штанов в постели с Майрет. А до этого, вечером, видели, как они о чем-то шептались в саду. Все, как бы, однозначно. Я даже не знаю, что может быть не так. Но что-то не так. И Нэт ничего не пытается отрицать.
Я покачала головой. Не знаю… Все это слишком. Этард никогда не отличался благоразумием, особенно когда дело касалось женщин. Ходят слухи, что нет женщины при дворе, которая бы не спала с ним. И Майрет давно не ребенок, красавица, но… Я не знаю тоже.
– И что теперь ждет Кита? – спросила я. – Герцогом Арраншира ему не быть?
Гордан нахмурился, потер ладонью колено.
– Думаю, все зависит от того, как Кит поведет себя. Лучше сейчас вообще не показываться Джону на глаза, Кита он к себе не требует. Тебя, кстати, требует. Но ты тоже подожди хоть пару дней, не стоит ехать сразу, а то под горячую руку попадешь. Пока Джон обещал мне, что если Кит прилюдно откажется от отца, то его не тронут. Будет герцогом. Отправят, может быть, на год-другой послом в Эларсу или куда-то еще, чтобы не мозолил глаза. Но потом вернется, и все будет по-прежнему.
Холодок внутри от этих слов.
– Кит не откажется.
– Надо, чтоб отказался, – Гордан покачал головой. – Пусть не прилюдно, пусть просто перед Джоном, пусть подпишет. Хоть так. Хоть скажет, что ничего не знал и не ожидал, что поступок отца поразил его в самое сердце, ранил, что сложно поверить… Джон любит такие слова. Поговори с Китом, Айлин, объясни ему. Потому что если он будет упорствовать, то может лишиться головы тоже. Смотри, как бы и ты вместе с ним… А то ведь тебе придется отказываться не только от мужа, но и от сына…
– Нет! – прервала я. – От Кита я точно отказываться не буду. Уверена, до такого не дойдет. Я поговорю с ним. Поговорю с Джоном. Значит, он хочет видеть меня?
Гордан совсем уж нахмурился, его длинные тонкие пальцы напряглись, вцепившись в кружку.
– Упирай на то, что ты обманутая жена. Сама пострадавшая сторона в этом деле. Что ты в ярости и не простишь… ну, без перегибов. Ты и сама знаешь, как себя вести, не мне учить. Скажу только, от траура тебе лучше отказаться. Уехать куда-нибудь, пока не уляжется… сейчас лето, так поезжай к морю, отдохни. И… если что… Айлин…
Он как-то так вздохнул, особенно тяжело, неуверенно, поставил кружку на столик, встал, даже шагнул ко мне.
– Я хочу, чтобы ты знала, Айлин… Ланни… – его голос вдруг сел, дрогнул, Гордан кашлянул. – Что я всегда готов… Что… Готов предоставить тебе защиту.
Ох ты ж… я даже опешила. Это было бы смешно, не будь… сейчас мне не до смеха.
– Не стоит, Рон.
– Я все еще люблю тебя, – горячо сказал он, подошел, хотел, кажется, взять за руку, но не взял. – Если бы ты могла, Ланни… я готов…
Он мялся. Мне всегда казалось удивительным, как Гордан, такой жесткий, даже резкий в государственных делах, всегда такой уверенный в своей правоте, мог быть таким трепетным и робким в делах любовных.
– Мой муж пока еще жив, Рон. Не стоит.
Жена Гордана умерла три года назад. Милая скромная женщина. У них не было особой любви, но я видела, что они всегда с уважением относились друг к другу. Тихо, мирно. Два взрослых сына и дочь. Они казались мне образцовой семьей.
А у нас с Горданом… это было десять лет назад, словно вспышка, помешательство… Безумно. И быстро. Быстро закончилось, потому что мы оба считали это неправильным. У меня впервые тогда было так. Наверно, именно после того романа я и пустилась во все тяжкие, поняла, что больше нечего терять. Все было… сложно…
Гордан подобрался.
– Прости.
Этард ему не друг, скорее соперник, и все же…
– И ты бы не испугался жениться на опальной бывшей герцогине, которую больше не принимают при дворе? – я спросила, просто желая понять.
– Не испугался бы, – уверенно сказал он.
Глава 3. О том, что приличная жена должна бояться мужа
Когда-то, выходя замуж, я знала, что мужа нужно бояться и почитать. Именно бояться в первую очередь. Так учила моя мать, так жили все женщины в моей семье.
Моя мать отца боялась, не смела даже глаз поднять. Ей было чего бояться.
Она была девушкой из родовитой, но обедневшей семьи с кучей долгов. Он «взял сиротку из сострадания», даже долги семьи уплатил. Сострадание! Тогда я искренне верила в это. Он был на десять лет старше мамы… но дело не в возрасте. Вернее, и в возрасте тоже, но не так. Ему нужна была жена, которая не посмеет перечить ни в чем, тихая и послушная. Такая, на которой можно безнаказанно сорвать злость, за которую некому заступиться, которая считает, что всегда виновата сама. А молоденькую девочку запугать проще.
Сейчас их обоих уже нет в живых, и я долго винила Этарда… но сейчас винить его у меня нет сил, он хотел помочь…
Моя мать жила так всю жизнь, и у меня перед глазами всегда был ее пример как единственно возможный. Я была уверена, что иначе невозможно. Все так живут. Только так, бояться и почитать.
В первый раз я увидела Этарда, когда все было уже решено и договорились о браке. Его родители видели меня раньше и считали хорошей скромной девушкой строгих правил, которая наставит их непутевого сына на путь истинный. Он уже тогда не пропускал ни одной юбки, а если женится, сказали мне, то, может, остепенится, возьмется за ум…
Не может…
Но надо отдать должное, Этард честно пытался быть хорошим мужем.
Для моего отца, человека богатого, но дворянина лишь во втором поколении, удача породниться с герцогом Мурреем – виделась отличным шансом получить больше.
Надо отдать должное и здесь – отец ошибался.
Этард старше меня всего на два года, но тогда почему-то казался страшно взрослым, опытным, повидавшим все. Он на Святой земле был, полмира обошел… А теперь я понимаю, что тогда он был на два года моложе Кита, а Кит мальчишка.
Этард был огромный. На голову выше моего отца и едва ли не вдвое шире в плечах.
Я была в ужасе. Я видела, как мужчина может обращаться с женщиной, и, примеряя это на Этарда, понимала, что он меня просто убьет… ненароком.
Да, тогда, в день свадьбы, я боялась его до потери сознания. Буквально. Я упала в обморок, когда мы впервые остались в спальне вдвоем и он сделал ко мне шаг.
Надо сказать, Этард тоже был в ужасе, не понимал, что со мной, такой, делать. Опыт с девушками у него был немалый, но это были девушки, которые сами хотели его внимания и его ласк. Еще бы его не хотеть… А я…
Он опрокинул на меня кувшин с водой.
Я очнулась. И в еще больший ужас пришла, потому что вот так – совсем не подобает, хорошая жена не должна падать в обморок в спальне в первую брачную ночь, хорошая жена должна радоваться всему, что ее муж хочет с ней сделать. Должна быть благодарна…
Тогда я впервые глянула ему в глаза. Почти случайно. С перепугу.
Когда он приезжал знакомиться, я не могла на это решиться, девушка должна быть скромной, послушной… смотреть в пол. А в церкви и на свадебном пиру не могла решиться тем более.
Глаза у него были зеленые и растерянные.
– Ты чего? – спросил он.
– Я… простите… Простите меня! – Тут я и вовсе испугалась не на шутку. – Я не хотела, я… Я… от радости.
– Вот радость, мать твою! – буркнул он и подался ко мне.
Я изо всех сил закрылась руками, думала, он ударит меня.
Но он поднял на руки и отнес на кровать.
Сам сел рядом.
Я невольно отодвинулась дальше.
– Боишься меня? – спросил он.
Было чего бояться! Здоровенный лось, и смотрит на меня так сурово… Будь на его месте отец, он убил бы… Я знала, как это бывает.
Этард смотрел на меня и ждал.
Но я только отчаянно замотала головой. Знала, что говорить о таком страхе нельзя. Бояться нужно, а говорить нет.
– Я тебя не трону, – сказал Этард. – Просто ложись и спи. Сегодня был тяжелый день.
– Нет, так нельзя! – вскрикнула я, понимая, что с мужем нельзя спорить. Но ведь и делать так нельзя. – Мы должны стать мужем и женой на самом деле.
– Переспать? – спросил он. С усмешкой. Мне показалось, он издевается надо мной.
У меня дрогнул подбородок.
– Закрепить наш союз на брачном ложе… – попыталась я шепотом.
Он заржал. В голос, очень обидно. Словно то, о чем говорю я, – несусветная чушь.
Потом, отсмеявшись вдруг резко, провел ладонью по лицу. Вздохнул, почти со стоном.
И вдруг снова подался ко мне, совсем близко.
Меня разом затрясло, я зажмурилась. Он замер, я чувствовала его дыхание на своем лице.
– И как ты себе это представляешь? – спросил он. – Ты снова лишишься чувств, а я тихонько трахну тебя, пока ты не дергаешься? Ты даже не почувствуешь, так удобно. И тогда все будет как надо?
Едкая желчь в голосе.
– Простите, милорд… – только и смогла выдавить я.
Он выругался. И отстранился, потом и вовсе встал с постели.
– Раздевайся и спи, – сказал холодно. – Я вот тут, на диванчике.
– А если завтра утром придут, захотят узнать… – у меня дрогнул голос.
– Я им скажу, что все отлично. И ты… – усмехнулся, – вела себя как подобает.
– Но как же… А если они хотят увидеть простыню?
– Простыню? Зачем? – удивился он, с минуту смотрел на меня озадаченно. – Кровь? Что на момент свадьбы ты была девственницей? Не бойся, не в этом доме. Здесь этим никто не страдает.
– Вы не можете так говорить. Не можете знать…
Он вздохнул. Взял нож и шагнул ко мне.
Я чуть было не заорала, даже рот зажала ладонью. Сжалась.
Но он только откинул одеяло. Полоснул ножом по своей ладони… несколько капель упало на простыню.
– Кровь, – сказал он. – Ты довольна? Теперь спи.
Я сжалась в клубок тогда, не спала всю ночь. Думала, лучше бы он уже сделал все как надо, и было бы спокойнее. Все равно ведь придется. Лучше сейчас. Ожидание хуже смерти. Неизвестность хуже…
Он говорил потом, что эту свадьбу вовсе не хотел… да в гробу он видал и свадьбу, и меня в качестве жены. Но так вышло, что его прижали… было за что. Сказали, что либо он остепенится, заведет семью и будет вести себя тихо, либо лишится головы. Выбор не богатый.
О том, за что, я узнала от его матери. Потом… куда позже. Он увел у Джона, тогда еще принца, его любовницу. И девка-то была случайная и «так себе», и долго бы не продержалась, надоела бы Джону. Но принц не стерпел.