Проигравший выбирает смерть

Глава 1

…А поезд приближался с неумолимостью водопада. Ничто не могло остановить его. Нина стояла посередине рельсов, тело беспомощно дергалось, но сдвинуться она не могла. Что-то держало ее, и разобраться в причине не было возможности. Глаза с ужасом смотрели на выпуклую морду мчащегося локомотива. Вместе с ним накатывался стальной грохот. Обезумевшая Нина кричала, но не слышала себя. Чугунный клык сцепки, торчащий из пасти железного монстра, метил прямо в грудь. Еще мгновение – и последует смертельный удар!

Нина Брагина подпрыгнула в постели, как от разряда тока. Руки сжимали одеяло, разинутый рот застыл в немом крике, потные волосы тонкими сосульками свешивались на глаза. Девушка тяжело задышала, испуганный взор уперся в предрассветную хмарь за окном.

Это всего лишь сон, через несколько секунд сообразила она. Тело безвольно откинулось на подушку, в висках бумкали маленькие барабаны, окаменевшие пальцы с трудом освободили смятый пододеяльник.

Это всего лишь сон, мысленно повторила она. Но что он означает? Ведь бывают сны вещие! Сегодня ей предстоит поездка, но она же будет ВНУТРИ состава! И с ней едет Тихон Заколов.

При этом имени губы девушки несмело вытянулись. Ей надо подготовиться, одеться так, чтобы он наконец обратил на нее внимание. Им предстоят целых две ночи вместе! А что делать, если он полезет целоваться? Ну да, дождешься от него. Сначала надо, чтобы он взглянул на нее, как на выросшую девушку.

Нина быстро погрузилась в сладкую негу девичьих грез и прикрыла глаза, но надвигающийся поезд вновь ворвался в ее сознание, оглушив грохотом колес. Ей даже почудился прогорклый металлический запах железной дороги.

Все будет хорошо, отгоняя тревожные мысли, попыталась убедить себя Нина Брагина.

Глава 2

– Повезло тебе, Есенин, под праздник выходишь.

Дежурный офицер внутренних войск громыхнул связкой ключей. Замок в заветной двери на свободу трижды отчетливо щелкнул. Владимир Есенин, двадцать минут назад получивший справку об освобождении, профессионально отметил: замок сувальдный с пятью ригелями, по виду внушительный, но слишком прост для специалиста. В огромной личинке разве что ногтем ковырять нельзя.

Тяжелая дверь распахнулась с приглушенным приятным металлическим скрипом. Есенину такой звук нравился, напоминал долгожданное вскрытие солидного сейфа. Ворвавшийся поток света прорезал пыльную кубатуру и отсек ноги выше колен. Владимир невольно взглянул на скукоженные голенища старых сапог, другой обуви у него не было.

Офицер привычно осклабился:

– Не забывай нас, Есенин. Долго на воле не задерживайся. До новой встречи.

Владимир равнодушно покосился на довольное лицо офицера, ухмыляющегося заезженной шутке, и шагнул на свободу. Из хмурой тени в яркий свет. За спиной гулко захлопнулась дверь колонии, где он ел баланду почти пять лет, с осени семьдесят четвертого года.

Владимир стянул черную кепку. Примятый ежик поседевших волос распрямился, зажмуренные глаза ловили забытое тепло утренних лучей солнца. Казалось, на свободе и солнце светит по-особому.

Есенин оправдывал знаменитую поэтическую фамилию и время от времени по настроению выдавал злые рифмованные строки. Поэтому и клички как таковой не имел. Все звали опытного медвежатника – Есенин. Кто близко не был знаком, думал, что это и есть воровская кликуха.

В свои тридцать три года сухощавый Владимир выглядел старше, и не только из-за глубоких морщин, уверенно пробороздивших лоб, но и из-за тусклого уставшего взгляда узко посаженных маленьких глаз. Да и воровская специальность предполагала некий многолетний опыт. Впрочем, вскрывать любые замки подручными средствами толковый слесарь Вовка Есенин научился быстро и самостоятельно. Потом нужные люди свели со знающим человеком. Несколько уроков – и хитроумные сейфы утратили для Владимира магию неприступности, обнажив простую механическую сущность, прикрытую внушительной стальной броней.

За уроки пришлось выложить приличные деньги. Их можно было взять только в серьезном деле. Несколько дерзких ограблений прошли как по маслу. Птица счастья мельтешила пестрым хвостом, щекотала и раззадоривала, устилая вольную жизнь красивыми мягкими перышками. Но однажды вертихвостка-удача отвернулась, райская птичка обернулась когтистым коршуном – опера взяли Есенина с поличным. Пять лет за решеткой состарили Владимира. Из молодого самоуверенного парня он превратился в осторожного вора неопределенного возраста.

Шум подъехавшей машины заставил Есенина открыть глаза. К воротам лихо подкатила желтая «Волга» – такси. Мелкая казахстанская пыль уныло оседала на стеклах и капоте машины.

Передняя пассажирская дверца распахнулась, молодой смазливый парень азиатского типа с длинными черными волосами на прямой пробор суетливо подскочил к Есенину. Брюки широченными клешами скребли по земле.

– Привет, Есенин! Я за тобой, – парень растопырил руки, демонстрируя желание обнять вора.

Есенину приезжий был не знаком. Он окинул хмурым взглядом тощую фигуру и покосился на «Волгу» – нет ли там еще кого-нибудь? Но кроме любопытного таксиста в салоне автомобиля никого не наблюдалось.

– Ты кто? – холодно спросил Есенин.

– Я от Бека. Он меня к тебе послал.

– Как звать?

– Каныш Хамбиев. Бек Нышем кличет. Он приказал встретить и привезти к нему.

Молодой Хамбиев час держал таксиста в сотне метров от входа в колонию, наблюдая за воротами. Он хотел на скорости с эффектным разворотом подать машину и сейчас ожидал от известного вора благосклонного одобрения. Но Есенина не покидала присущая ему осторожность:

– К Беку? Зачем?

– Дело он наметил. Крупняк! – Каныш перешел на шепот, пугливо посмотрел на ощетинившуюся колючей проволокой стену колонии и скривился. – Поехали. Место тут гнусное…

Есенин оглянулся, ему показалось, что в амбразуре железной двери притаился хмурый, режущий холодом взгляд. Как достали его подобные созерцатели! И правда, подальше отсюда. Насиделся! Владимир влез на заднее сиденье «Волги», давно он не ездил в приличных автомобилях. Каныш развалился впереди.

– Шеф, трогай, – барским ьлглм приказал Хамбиев, развернулся, иронично оглядел старомодную одежду вора. – А я тебя видел, Есенин. Давно, вместе с Беком. Я тогда пацаном еще был, а вы уже дела крутили…

– За дорогой смотри, – грубо прервал парня Есенин. Не хватало, чтобы сопляк при таксисте трепался.

Каныш обиженно сжал губы, уткнулся в окно. Дальше ехали молча. Есенин ловил в зеркале заднего вида настороженные глаза водителя. Изредка вор оглядывался назад – все чисто. Но смутная тревога не покидала его.

Выйдя на свободу, Есенин первым делом собирался ехать к родителям. Они знают, что у него сегодня срок закончился. Ждут не дождутся небось. Завтра 1 мая – праздник. Он как раз к середине дня домой доберется. Мать стол накроет, принарядится, плакать будет. Отец в орденах выйдет. Как выпьет, начнет жизни учить. Вот в войну люди за Родину гибли, а сейчас молодежь совсем совесть потеряла, родителей забыла, из-за денег на преступления идет. И так далее в том же духе. Репертуар отца – ветерана войны, вечного борца за справедливость, был неизменным.

Но на предков Есенину посмотреть хотелось. Старенькие они. Надо уважить, пару недель дома поваландаться, пока в милиции паспорт выправят. С тех пор как он сел, говорят, какой-то новый паспорт завели, один – на всю жизнь. Верилось в это с трудом. Чтобы чиновники лишили себя удовольствия созерцать очередь перед кабинетом? Да ни в жизнь! Выдача бумажек – первейшая власть бюрократа.

Вдоль дороги замелькали одноэтажные домишки железнодорожного поселка, проскочила покосившаяся вывеска «Магазин», довольная тетка перла по улице две полные авоськи.

По делу, надо бы к родителям с гостинцами приехать, подумал Есенин. Но что купишь на жалкие крохи, полученные в колонии при освобождении? Разве что у Бека бабки одолжить.

Такси подкатило к вытянутому кирпичному зданию железнодорожной станции. Массивные подоконники и карнизы изрядно подрастеряли былые кирпичи, разинутые рты тусклых окон щербато пялились на замусоренную площадь.

– Прибыли! – бодро крикнул Каныш.

– Курить дай, – хмуро попросил Есенин, когда выбрался из машины.

Хамбиев суетливо порылся в карманах, достал мятую коробочку:

– Я насвай кидаю. – Каныш отсыпал несколько зеленых шариков, осторожно положил под нижнюю губу. – Хочешь?

– Мне твое узбекское дерьмо не в кайф, – скривился Есенин.

Темные глаза Каныша резко сузились, но он молча проглотил оскорбление.

– Сейчас стрельну, – пообещал парень и вскоре вернулся, протягивая беломорину: – Вот!

Есенин брезгливо отвернулся, прошел к киоску, купил самые дорогие сигареты. Пальцы в наколках грубо вскрыли пачку. Целлофановый комочек шлепнулся под ноги на утрамбованную землю. Каныш с кислой миной топтался рядом, поминутно сплевывая зеленую слюну.

– Я еще травку тяну, а сигареты – нет, – тихо оправдывался он.

Есенин отстраненно покуривал. Потом устало произнес, не глядя на Ныша:

– Дай мне денег. Беку передашь, что дней через десять загляну. Там и сочтемся.

– Какие десять дней! Нельзя ждать! Бек велел, чтобы прямо к нему рулили. Дело на мази, только тебя ждем.

– Пять лет ждали, еще подождете.

– Есенин, – Каныш заискивающе взял вора под локоть и даже выплюнул шарики насвая, которые мешали ему говорить. – Там легкие бабки лежат. Много! Четвертого мая их не будет. Твоя задача – сейф разбрюхатить. Остальное – мы подготовили.

Владимир стряхнул руку парня, глубоко затянулся, глаза зажмурились от сизого дымка. Белый огонек уперся в фильтр, пальцы ловко отщелкнули окурок.

– Денег дай, – повторил Есенин.

Каныш побледнел, взгляд опустился на запыленные штанины, ногти нервно скребанули по бедру:

– Тут такая херня получилась. В поезде меня в карты развели. Обчистили полностью. Представляешь, меня – и в карты обули!

На лице Есенина выступила брезгливая гримаса.

– Нет, ты послушай, – оправдывался парень. – Я думал, лохи. Хотел в легкую бабла срубить. А тут – такой облом. Я пустой вышел. Тебя надо встречать, а я без копья. С таксистом часами расплатился.

Есенин молча двинулся к входу на станцию. Каныш трусил сзади, норовя то слева, то справа заглянуть в суровое лицо вора:

– С кем не бывает? Ну, что теперь, под поезд прыгать? Сумма небольшая. Фигня, а не деньги! Бек и не вспомнит о них. Мне надо, чтобы ты к Беку приехал. Побазаришь с ним. Это же твой кореш. Если не хочешь идти в дело, сам ему скажешь. Вы поймете друг друга. А так, если ты не приедешь – я крайним буду. Тогда Бек на мне отыграется. Выручи, Есенин.

Вор невозмутимо шагал прямо. Каныш отстал и зло выкрикнул в спину:

– Да если бы Халву не замели, Бек бы о тебе и не вспомнил!

Есенин остановился, плечи медленно развернулись.

– Халва? Бек с ним работал?

– Последнее время с ним, – осторожно сообщил Ныш.

– Так Халва же кроме платяного шкафа ничего вскрывать не умеет.

– Подучился, говорят.

Эта новость Есенину была неприятна. До отсидки у него не было достойных конкурентов в регионе. А тут, выходит, толстогубый пухлячок Халва заменил его – уважаемого вора!

– На чем Халва спалился? – поинтересовался Есенин.

– По пьяне в кабаке подрался и на мента попал. Тот тюремщиком оказался. Сейчас, говорят, над Халвой лично измывается.

– Козырным королем себя почувствовал, – усмехнулся Есенин, хотел добавить: «Туда ему и дорога», но это было бы не по понятиям. – И что Бек?

– А с кем ему работать, если ты в отсидке? Он всегда тебя в пример ставил. И встречу бы при любом раскладе организовал. А тут все разом сошлось – и дело, и твоя свобода. Он тебя, в натуре, ждет не дождется.

Есенин огляделся. Около станции было оживленно. Люди вроде бы шли по своим делам, топтались в ожидании поездов, но вора не покидало чувство, что за ним кто-то следит. Словно чей-то жгучий взгляд дырявил спину. Есенин резко обернулся – обычные лица, никакого любопытства в глазах.

Не обращая внимания на Хамбиева, Владимир вошел в здание станции.

– Есенин, ну как? – с надеждой спрашивал семенящий рядом Каныш.

Владимир, посмотрев короткое расписание поездов, заглянул в окошко кассы:

– На 921-й билеты есть?

Кассирша кивнула. Есенин достал свернутые вчетверо мелкие купюры.

– Есенин, возьми с собой. Выручи. Поехали к Беку. Век не забуду, – канючил Каныш.

Есенин мельком взглянул на жалкое испуганное лицо парня.

– На 921-й, – он протянул кассирше деньги. – Два билета до Туркестана. – Он назвал станцию, где жили родители.

На лице Хамбиева появилась осторожная улыбка. Есенин взял билеты и, не глядя на попутчика, прошел сквозь здание на платформу. В стороне женщина вырывала бутылку из рук хлипкого мужичка и отчитывала бедолагу. На его пьяном лице блуждала улыбка чрезвычайно довольного человека. Вор ему позавидовал, под ложечкой призывно засосало. Когда же он сам пил в последний раз? А ведь сегодня у него праздник! Не каждый день на свободу выходят.

Есенин лениво обернулся:

– Как там тебя? Ныш? Сбегай за портвейном, Ныш. Я вон там на лавочке посижу.

– Я мигом, – радостно согласился Хамбиев, осторожно беря протянутую купюру. – До Арыся надо было билеты брать. Бек ждет нас там.

«Не забыл Бек, однако. Как приперло, не смог без меня обойтись», – гордо подумал Есенин, присаживаясь на лавку. «Без Есенина ты – ноль, а с Есениным – король»! В предвкушении скорой выпивки вор закурил, размышляя, что дела у Бека и правда бывают верные.

Глава 3

– Тихон, тебя внизу Нинка Брагина ждет, – с ехидной ухмылкой сообщил Александр Евтушенко, войдя в комнату. – Ради тебя она даже принарядилась в дорогу.

Тихон Заколов недовольно отложил учебник по «Теории вероятностей» и взглянул на часы.

– Зачем она так рано? До поезда больше двух часов. Да еще он обязательно опоздает. Сам знаешь.

– Я-то знаю, но…

Евтушенко оперся кулаками о стол и склонил голову, как декан во время лекции. Его взгляд уткнулся в извечный бардак студенческого общежития. На столе вперемежку валялись конспекты, учебники и остатки пищи. Тихон наблюдал лишь вихрастую макушку друга и знал, что в прикрытых ею клеточках мозга сейчас рождаются новые философские формулировки.

Так и вышло. Евтушенко вздернул подбородок и продолжил:

– Но ты рассуждаешь как разумное существо, умеющее мыслить последовательно. Ты знаешь, что, если хочешь увидеть рассвет, следует сначала дождаться заката, и даже в этом случае совсем ни к чему пялиться в небо, начиная с полуночи. Но к юным девушкам это не относится. Женская логика – это отсутствие всякой логики! Их подстегивают эмоции. Для Нины страх опоздать на поезд выше всех твоих логических рассуждений.

– Я ей на пальцах объясню, что у нас уйма времени. – Тихон решительно встал. Ему не терпелось дочитать интересную главу из учебника.

– Она уже пришла. Ты хочешь провести остаток времени в обществе нервной издерганной девушки? – остановил друга Александр.

– Нет. – Тихон плюхнулся обратно на стул. – Пожалуй, ты прав. – Через секунду рука Заколова потянулась за дорожной сумкой. Вжикнула широкая молния, учебник захлопнулся, толстая книга примяла одежду. – Ладно, я отчаливаю. Счастливо тебе слетать в Москву.

Друзья хлопнули друг друга раскрытыми ладонями.

Как обычно, на майские праздники Тихон собирался съездить в Приозерск к родителям. Дорога предстояла дальняя, с пересадкой. Был вечер 30 апреля. Только 2 мая ранним утром он должен прибыть домой, а после Дня победы предстояло вернуться в институт. В этот раз неразлучный друг Сашка Евтушенко летел в Москву. Он там ни разу не был.

В попутчицы к Тихону напросилась Нина Брагина, учащаяся местного техникума. Она тоже была из Приозерска, но на два года младше ребят. Ей едва исполнилось семнадцать, и ехать в поезде одна она опасалась.

Закинув сумку на плечо, Тихон бодро сбежал по ступенькам в холл общежития. Потрепанные кроссовки пружинили беззвучно, серые штаны-техасы отечественного покроя сморщились под коленями, на широкой спине раздувалась легкая спортивная куртка.

Навстречу поднялась Нина в узких туфлях на низком каблуке, в короткой клетчатой юбке в круговую складку и зеленой трикотажной кофточке с вышитой на груди огромной ромашкой. Тонкая рука девушки с готовностью вцепилась в тряпичный чемодан, тело изогнулось.

– Пора? – глядя снизу вверх, спросила она.

Застенчивая улыбка прорезала мягкой дугой широкое лицо девушки, на щеках четче проявились редкие точки красных прыщиков. Короткие каштановые волосы шарообразно обнимали скулы, загибаясь острыми клиньями под подбородком. От этого голова Нины казалась еще больше, словно она надела шлем. Но неудачную прическу компенсировала стройная фигурка девушки. Там, где положено было выступать и торчать, все выступало и торчало как надо, соблюдая завлекательные пропорции.

– Пора, – согласился Тихон, скептически оглядев непрактичную одежду девушки, и подхватил ее чемодан.

Все поезда на станции Тюратам были проходящими, и билеты на них заранее не продавались. Многочисленный опыт поездок говорил Заколову, что даже когда подходило законное время продажи, всегда выяснялось, что билетов нет или их отпускают только по брони для полковников и генералов. Вот и в этот раз билетов ни на Алма-Атинский, ни на Фрунзенский поезда с удобной пересадкой в Чу не было. Оставался еще вариант с Ташкентским поездом с пересадкой в Арысе, но он приходил гораздо позже, и ждать его наверняка не имело смысла. Тем более в предпраздничный день.

Но Тихона это ничуть не печалило. Он знал, что всегда можно договориться с проводниками. Они охотно брали неприхотливых студентов, которых можно было и на третью полку определить, и, в случае чего, в тамбуре подержать несколько часов. Иногда таким способом даже удавалось прокатиться по-королевски, в индивидуальном купе. Поэтому Заколов и к кассам-то не совался, а спокойно ждал прибытия скорого поезда Москва-Алма-Ата.

Но Нина не разделяла его железной выдержки. Она постоянно курсировала от кассы к скамье, где примостился Заколов.

– Тихон, как ты можешь сидеть и читать учебник? Ведь надо же что-то делать! Смотри, все около кассы толпятся.

– Ну и что? Там же написано: «Билетов нет». Незачем зря стоять, – не отрываясь от книги, ответил Заколов.

– Нет. Я видела, один офицер брал билеты!

– Это логично.

– Почему?

– Потому что он полковник. Это по брони. Нам не дадут. – Тихон прикрыл учебник и по-отечески взглянул на непонятливую девушку. – Нин, не суетись. Вероятность покупки нами билетов близка к нулю. Это же очевидно. Подойдет поезд, я договорюсь с проводником.

– А вдруг проводник нас не возьмет. – Девушка нервно порхала около невозмутимого Заколова. – Ну не будет у них ни одного свободного местечка! Что тогда?

– В плацкартный на третью полку пристроимся.

– На третью?! Это же для чемоданов. Как я туда залезу?

– Нин, я помогу, – улыбнулся Тихон.

– Я боюсь спать на третьей, оттуда упасть можно, – округлив глаза, испугалась Нина. Она мужественно переварила новость, ее глаза деловито прищурились: – А скидку по студенческим билетам проводник дает?

– Нин, ну не будь ребенком.

Девушка горько вздохнула и удрученно присела рядом с Тихоном. Ее острые локти уткнулись в голые коленки.

Станционный диктор объявил о прибытии поезда № 921 до Арыся.

– А это что за поезд? – встрепенулась Нина.

– Судя по номеру – почтово-багажный, – пояснил Заколов. Он посмотрел в окно. По платформе медленно прополз и замер состав из зеленых вагонов без окон. – Видишь, только первый вагон пассажирский.

– Пассажирский?!

Нина резво вскочила и подбежала к кассе. Ее стройная фигурка юрко протиснулась сквозь вялую толпу пассажиров-оптимистов, ожидающих билетов. Заколов видел, как шарообразная головка уткнулась в стекло, а затем так резко развернулась, что кончики метнувшихся волос угодили в рот и прилипли к девичьим губам.

– Тихон! – радостно крикнула Нина. – На 921-й билеты есть!

Заколов не спеша подошел к кассе, чтобы образумить неопытную девушку.

– Этот поезд идет в два раза медленнее скорого, – пояснил он.

– Ну и что!

– На любом полустанке останавливается и стоит по двадцать минут, пока почту не загрузят.

– Ну и что! Зато мне не надо будет спать на третьей полке. Поехали на нем.

Тихон смотрел в радостные глаза девчушки. А почему бы и нет, раз она так счастлива?

– Будете брать? – приподняла густые брови упитанная кассирша.

– Два. До Арыся, – согласился Тихон и протянул деньги.

Через минуту они спешили вдоль перрона к единственному пассажирскому вагону во главе состава. Нина бойко припрыгивала впереди, стуча каблучками, и подзадоривала Тихона. Клетки на юбке дружно вздрагивали и наползали друг на друга, шустрые бедра мелькали белизной на фоне серых плит.

Заколов с большой сумкой и неудобным чемоданом шел быстро, но расчетливо. Он видел, что разгрузка багажного вагона еще не закончена.

Суетливый экспедитор оторвался от накладных и проводил бегущую девушку долгим сальным взглядом. Помимо него из темноты раскрытого вагона осторожно высунулся человек в милицейской форме. Его тяжелый взор прожигал пустую платформу, концентрируясь перед входом в пассажирский вагон.

Возможно от этого, поднимаясь по ступеням, Заколов почувствовал себя особенно неуютно. Он оглянулся. Голова незнакомца исчезла. Тихон досадливо поморщился и поспешил вслед за Ниной.

Но как только он отвернулся, мрачные зрачки появились вновь.