Глава 1
Жизнь в приюте не была сладкой, особенно для Мари Гезал. Она жила там с рождения, но так и не смогла смириться с тем, что как только появилась на свет, то сразу стала не нужна. Девушка слышала, что и в доме малютки о ней не особенно заботились, считали, что долго не протянет. Мари выжила всем назло.
Нашёлся благотворительный фонд, который собрал денег на операцию. Сердечко подлатали, и она стала бы вполне здорова, если бы не ещё одна болезнь. Впрочем, со вторым заболеванием жить можно.
Редкий синдром Карсанера всегда оставлял особую отметину на теле. Гезал не повезло больше всех, белое пятно почти на половину лица расползалось от края волос на лбу, пересекало глаз и стекало по щеке словно крупными потёками. Таких, как она, называли девушками.
Мари внешне была красива, но из-за болезни к ней прочно прикрепилось прозвище Дефективная. Ведь с таким синдромом даже косметику применять нельзя, чтобы не быть уродливым фриком. Омег и альф в их стране не особо жаловали.
Впрочем, её не били, а насмешки в свой адрес Мари стойко терпела. Думала, что мучиться осталось недолго. Ей исполнилось девятнадцать лет, а через два месяца она получит документ о специальном образовании. Тогда сможет выйти из приюта-колледжа. Дальше можно жить в собственной квартире и работать.
Омегу возьмут разве что официантом или полотёром. Мари почти получила образование младшего повара и надеялась на эту должность.
«Меня возьмут на работу, обязательно возьмут. Мой синдром – хорошее подспорье, ни особых дней, ни беременностей», – грустно улыбнулась Мари, идя по коридору первого этажа их приюта. Гезал только делала вид, что ей хорошо, а на самом деле хотелось выть от тоски. С её проблемами она навсегда останется одинокой. Кому нужна бесплодная супруга? Альфу в пару найти трудно.
За размышлениями Мари не заметила, как дошла до кабинета директора. Сегодня сюда по очереди вызывали всех студентов. Девушка уже знала причину, но думала, что сможет уговорить чиновников отпустить её.
Постучав в дверь, она дождалась разрешения войти, смело шагнула за порог кабинета и улыбнулась здороваясь. За массивным столом сидел грустный директор Умфра, которого отправляли на пенсию.
– Присаживайся, Мари, – ласково сказал директор и тряхнул головой, отчего два его подбородка затряслись, как желе. Девушка подавила смешок, глядя на это. Толстого Умфру иначе как бульдогом, не называли.
Последовав просьбе директора, Мари опустилась на стул и уставилась на представителя опеки, высокого седого мужчину с грозным вытянутым лицом.
– Итак, Мари Гезал, я правильно понял? – девушка кивнула. – Меня зовут мистер Сашипас. Я хочу сообщить тебе, что приют-колледж расформировывают. Принято решение укрупнить другие заведения подобного типа. Это здание мэрия уже продала. Опеке над сиротами дали время, чтобы мы вас рассовали по другим колледжам страны. Мы должны управиться за неделю.
Мари проследила, как Сашипас открывает её личный планшет, бегло читает первую страницу и хмурится. Гезал показалось, что в её личном деле написаны преступления, по которым должны немедленно судить. Взгляд у представителя опеки был, как у обвинителя на суде.
– Послушайте, мистер Сашипас, я не знаю, какой дурак в конце учебного года принял решение расформировать колледж, и знать не хочу. Мне уже есть девятнадцать лет, я могу работать. Выдайте мне документы об образовании экстерном. Что решают эти два месяца? – тихим голосом проговорила Мари, теребя от волнения пуговицу платья.
– Многое. Правительство решило, что в столице больше не будет приютов и колледжей для детей сирот. И квартиры для сирот здесь не строят теперь. Каждого выпускника распределяем туда, где в этом году сдаётся дом для таких, как ты. Это многоквартирное девятиэтажное строение с двумя подъездами. Комната восемь квадратных метров. Кухня пять квадратных метров. Маленькая уборная с душевой и унитазом. Вся проблема в том, что новостройки сдадут не раньше августа. Поэтому ты будешь до этого времени занимать койку в приюте-колледже. Завтра утром ты и ещё несколько учениц едете в Оверон. Там тебе строится квартира, – строгим тоном произнёс мужчина из опеки.
Голос Сашипаса был такой ледяной, что Мари невольно поёжилась и нервно сглотнула. Обстоятельства обязывали согласиться, только ехать в такую даль девушке вовсе не хотелось. Она предприняла попытку ещё раз уговорить Сашипаса.
– Мистер, мне же положено пособие по выходу из приюта. Я могла бы снять квартиру, пока не построится жильё, и работать где-то, – умоляющим тоном сказала Мари.
– Нет. Правительство решило, что сиротских домов в столице и рядом с ней строить больше не будут. Старые дома идут под снос. Вот, взгляни, это бумаги на твою квартиру, они готовы, – Сашипас показал официальный документ в её личном планшете. Как только дом сдадут в эксплуатацию, сразу въедешь в своё жильё. И не надо так волноваться, в Овероне хорошее заведение. Там живут только девушки. Одежда и питание на высшем уровне, помогают местные меценаты и попечители. Всё, разговор окончен, иди, – Сашипас махнул рукой на выход.
– Иди, иди, не задерживай, – директор замахал своими толстыми руками с пальцами сардельками, тоже указывая на дверь.
Мари поняла, что препираться бесполезно, а уговаривать тем более. Для многих мужчин женщина – это всего лишь красивая кукла, которая достойна ублажать мужа и не должна лишний раз рот открывать. Видимо, этот Сашипас был именно из таких особей. Да, помешанных на доминировании над слабым полом, Мари называла именно особь.
Их директор Умфру был из той же породы, потому даже мечтать не стоит, что ей отдадут на руки личный и медицинский планшеты. Её не отпустят с миром прямо сейчас. Мари должна до конца отбыть срок в приюте. Хотя в чём-то Сашипас прав, не в парке же на лавке жить, раз дом ещё не сдан?
Мари решила, что без возражения уедет на север страны и перетерпит несколько месяцев в новом заведении. Она же восемнадцать лет прожила так. Подруг не имела. Были приятельницы, с которыми общалась, но это совсем другое. Неожиданно на глаза набежали злые слёзы. Всё против неё, собственное тело, правительство, несговорчивый чиновник. Смахнув ладошкой солёные капли, Мари отправилась к себе собирать вещи.
– Эй, Дефективная, тебя куда отправили? – спросил Сайлас из её класса.
Парень подошёл слишком близко.
– Туда где вас уродов нет, это колледж для девушек, – неожиданно огрызнулась Гезал.
– Эй ты кого уродом обозвала, крыса! Тебя родители недоделали, а потом решили, что и так сойдёт. Родили чудовище дефективное, – зло сказал парень, больно оттягивая волосы и заглядывая в лицо, – Слышь, Гезал, может мне тебя трахнуть? Наплевать, что у тебя этих дней ещё не было.
Мари, попыталась вырваться, но она была слишком слабой для драки с парнем. Ростом маленькая всего метр пятьдесят, а этот гад возвышался над ней как скала.
– Сайлас, опять ты Мари достаёшь?! Отпусти её немедленно! – раздался грозный голос появившейся воспитательницы.
Сайлас нехотя разжал руку, выпуская волосы, и Мари помчалась в то крыло, где жили девушки. Было до слёз обидно, ученики сновали по коридору, и ни одна сволочь за неё не заступилась. Впрочем, так было всегда, Гезал ещё радовалась, что не отхватывала тумаков от сверстниц. Вот на новом месте неизвестно, как будет. Возможно, ещё хуже, чем здесь.
***
Автобус выделили не комфортабельный. Решили, что для таких, как они, и так сойдёт. А ведь ехать пришлось целых три дня. Ночевали всё в том же автобусе, кутаясь от прохлады в не слишком тёплое осеннее пальто. Кушать их Сашипас водил в какие-то затрапезные забегаловки, в которых пахло кислятиной и слегка протухшей рыбой. Да, с десятью воспитанниками поехал именно он и всю дорогу ворчал.
Представитель опеки рассказывал, как в этом году их напрягли с работой. Оказалось, что сирот было решено разделить на четыре категории. Крохи до семи лет жили в доме младенца. После семи переезжали в другой приют и жили там до двенадцати. В следующем заведении дети обязаны находиться до восемнадцати. И под конец сирота переезжал в тот город, где ему выделяли квартиру. Там он поступал на учёбу в приют-колледж на год.
Сашипас заверил, что заведение, в которое едут девушки, уже много лет в качестве эксперимента принимает только их. Там хорошо, преподают искусство кулинарии и учат другим профессиям.
Мари недоумевала, зачем такие сложности? По словам мужчины, детей тасовали как колоду карт. То есть, за недолгую жизнь сирота мог пожить в трёх или четырёх разных городах, прежде чем приедет на своё постоянное место жительство.
Мари повезло, она до шести прожила в доме малютки и двенадцать лет в сиротском доме. Потом поступила в общий колледж для сирот.
Гезал включила телефон и воткнула наушники в уши, чтобы не думать о горькой судьбе. В этом году какой-то богатый дядя на праздник зарождения года всем приютским подарил по дешёвому гаджету. В интернет с него не выйдешь, но позвонить и послушать музыку с карты памяти можно. Вот девушка и занималась всю дорогу этим, развлекала себя музыкой и осматривала окрестности, которые проезжали. В голову лезли неприятные мысли и накатывала тревога. Мари даже понять не могла отчего.
Она всё равно думала о своей несчастной жизни. Сетовала на родителей, которые обрекли её на тяжёлое бремя. Всё дело в том, что брошенных детей никто не любил. Люди считали, что это отпрыски опустившихся алкашей или воров, сидящих в тюрьме. А если родитель убийца и парень возьмёт гены оступившегося родителя? Именно поэтому такие, как Мари, не учились в обычных школах. Им преподавали в детском доме.
После совершеннолетия запирали в приюте-колледже ещё на год. Как бы ты ни был одарён, тебя не пустят даже на порог института. Судьба сироты окончить колледж и получить самую простую и низкооплачиваемую работу. Кому-то ведь нужно трудиться официантом, младшим поваром, электриком или чистить унитазы от засоров.
Наконец-то прибыли в Оверон, и девушка уставилась в окно. Городок был в часе езды от областного центра и оказался маленьким и неказистым. На окраине показались частные домишки, большие, похожие на сараюшки, чем на жильё людей.
Потом они проехали мимо забора какого-то завода, выбрасывающего из огромных труб серый дым. За ним был пустырь, а дальше сам город.
Узкие улочки, пятиэтажные старые домики. Всё какое-то серое и безликое, похожее одно на другое. Даже вывески магазинов отличались лишь названием, а по дизайну были как под копирку. Мари думала, что где-то в этих улочках затерялся их колледж, но они ехали, не сворачивая, и очутились за городом.
Справа от дороги виднелся коттеджный посёлок для состоятельных горожан, а они свернули налево в лесной массив, и упёрлись в огромный двухметровый забор. Автобус ждали, потому что ворота быстро разъехались, впуская их на территорию. Сашипас велел брать рюкзаки и выходить.
Мари нехотя вышла из салона и удивилась. Её новый временный дом был из трёх этажей. Белые стены и блестящие на солнце окна ослепляли. Во дворе шикарная площадка с оборудованием для занятий спортом. Начало апреля, но здесь север и кое-где ещё лежал посеревший снег. Мари поёжилась, наблюдая, как из дверей выскакивает мужчина лет сорока пяти.
– Приветствую вас, мои дорогие. Я директор Арзан Докуро, – лучезарно улыбнулся мужчина, подходя ближе.
Сашипас поздоровался. Мари впала в ступор. Как могли доверить мужчине заведение, где живут одни девушки?
– Идёмте, я подпишу, что принял сироток. Один экземпляр завезите в наше отделение опеки, я дам адрес. Городок маленький, поэтому там всего лишь один кабинет в администрации города. Работает мой брат Мико, я уже предупредил, что вы подъедете, он ждёт. Останетесь на ночь в его доме, поздно уже, скоро совсем стемнеет, – елейным голоском щебетал директор, идя вперёд.
Мари сморщилась недовольно, оглядывая всё вокруг. Ей почему-то не нравились и высокий забор, и камеры слежения на нём, и сам сладкоголосый Докуро. Тот, к слову, был высокий, подтянутый и симпатичный.
Глава 2
Сашипас подписал нужные бумаги и упорхнул, не простившись. В это время хмурый воспитатель показывал девушкам помещения. Тут оказалось вполне сносно, спали по четыре человека в комнате. На их прежнем месте в спальнях стояло по десять коек.
Мари швырнула рюкзак в шкафчик, получила чистую одежду и полотенце. Их проводили в душевую, позже направили в столовую на ужин. Неулыбчивая и тощая воспитательница неизменно сопровождала их, по пути рассказывая, где и что находится.
– А учатся тут как? – решилась спросить Мари, когда шли в столовую.
– Во вторую смену. К двум часам привозят учителей. На первом этаже, кроме столовой и актового зала, оборудовано несколько классов, – ответила женщина.
Мари подумала, что ничего нового не услышала, директора обычных колледжей не принимают их в свои стены. Причина банальна, родители любимых отпрысков против.
Наконец-то, пришли в столовую, она оказалась светлой и просторной с добротными столиками на четверых. Ели с теми, с кем и жили. Воспитательница быстро подвела их забрать еду на стойке раздачи и рассадила всех на свои места. Мари робко уселась на стул, приветствуя девушек. Они поздоровались и дружелюбно улыбнулись.
Обратно в спальню Мари шла уже с девчонками и отвечала на вопросы. В комнате сослалась на усталость. Как только легла на кровать, сразу провалилась в сон.
Утром Гезал разбудил стук двери. Пришла воспитательница и бесцеремонно сдёрнула одеяло в ноги.
– Вставай, лежебока, все проснулись. Твоих подружек уже приняли, теперь твоя очередь, – сказала женщина грубым каркающим голосом.
Говор женщины резал слух, обычно у них более нежный голос, здесь было впечатление, что та вечно простужена.
– Доброе утро, миссис Йоркс. Что значит приняли? – заволновалась Мари, напяливая одежду.
– Не беспокойся, обычный медосмотр. Даю десять минут на утренние процедуры. Помыться не забудь, – ухмыльнулась тётка.
– Зачем? Мы перед Новым годом медосмотр проходили, – дрожащим голосом произнесла Гезал, расчёсывая волосы.
– Меньше слов, больше дела, рыжик. С тобой тут никто цацкаться не будет. Запомни, тебе говорят, ты выполняешь. А если что-то пойдёт не так, то отхватишь плетей, – буркнула воспитательница, беспардонно открыв шкафчик Мари.
Противная тётка начала рыться в верхней одежде и рюкзаке. Нашла телефон и спрятала в карман брюк.
– Эй, это моё отдайте! – подбежав к тётке, Мари вцепилась в её руку.
Надзирательница оттолкнула девушку с такой силой, что та чуть не пропахала носом дощатый пол.
– Воспитанницам не положены телефоны! Отдадут, когда вытурят за ворота! Живо подмываться, рыжая, пока не отхватила люлей! – рыкнула Йоркс на всю комнату.
Мари расширила глаза от ужаса. Куда она попала? Это что, тюрьма для сирот? Решив не нарываться на неприятности, Гезал подхватила висевшее на спинке кровати полотенце, взяла зубную щётку и ринулась в душевую.
Оставив всё на лавке, девушка зашла в уборную, а потом вернулась и быстро приняла душ. Сердце отстукивало тревожно. Зачем нужен этот медосмотр?
Прежде у Мари брали анализы и смотрели на специальном аппарате все органы. Гинеколога она проходила формально, та знала, что Гезал девственница и жалела её. Дотрагивалась палочкой, чтобы взять мазок и всего лишь. Что будет сейчас? С таким отношением как у этой воспитательницы, а проще сказать надзирательницы, пощады не будет.
Йоркс никуда не ушла, ждала, когда Мари почистит зубы.
– Оставь всё тут, на лавке, позже заберёшь. Идём в медпункт, – нервно скомандовала Йоркс, десять минут явно прошли.
Гезал поплелась за надзирательницей и очутилась перед дверями с надписью медпункт. Открыв дверь, Йоркс подтолкнула застывшую на пороге Мари в кабинет.
– Доктор Ами, я её привела. Мари Гезал собственной персоной.
Мари проморгалась. Было слегка непривычно, очутиться в абсолютно белой комнате. Даже костюм на женщине враче – белый.
– Можешь идти, попозже девушка сама в столовую придёт, – доктор глянула строгим взглядом на Йоркс.
Надзирательница ничего не ответила, поспешив удалиться.
– Ну, чего ты в дверях застыла? Проходи, не бойся, я тебя не съем, – елейным голосом пропела женщина и встала из-за стола.
Мари испуганно отскочила, когда та подошла к двери. Оказалось, она закрыла её на замок, а ключ положила в карман форменной рубахи. После ласково обхватила Мари за плечи, подвела к столу, усадила на стул.
Первым делом врач взяла кровь из пальца. Потом велела раздеться донага, а сама поставила пробирку в какой-то прибор. Мари сняла с себя одежду и застыла испуганно, прикрыв грудь и пах ладонями. Она заметила, что на столе у врача лежит её медицинский планшет.
Ами повернулась и посмотрела насмешливо, подошла и стала разминать пальцами грудь.
– Значит – синдром Карсанера? Мужчины у тебя уже были, Мари? – спросила Ами деловито.
– Н-нет. Я девственница, – заикнулась девушка.
– Это хорошо, – пропела себе под нос врач, продолжая холодными руками ощупывать тело. – Ладони от паха убери, чего стыдиться, мы же обе женщины.
Мари неохотно подчинилась, зажмурив глаза, но не видеть – не значит не ощущать. Её бесцеремонно облапали. После этого женщина понюхала крючковатым носом шею.
– Замечательно: фиалка и розмарин. Вкусный запах, – мурлыкнула она. – У тебя хоть эротические сны бывают, дефективная?
– Бывают, но это не ваше дело! – крикнула Гезал злобно.
Неожиданно рука Ами просвистела в воздухе и ладонь больно ударила по щеке.
– Ещё раз просмеёшь рот открыть, когда не просят, и я прикажу выпороть розгами! – рявкнула врач. – Твоё дело подчиняться и помалкивать! Рот будешь открывать, когда клиент попросит член облизать! Встань прямо, руки от паха убери!
По ладоням сильно ударили какой-то тонкой палкой. Мари вскрикнула от боли. Доктор лишь глазками, пуговками сверкнула и выдала усмешку на лице. Потом она стала фотографировать на телефон.
Через минуту Ами, угрожая расправой, заставил Гезал залезть на кушетку и встать на четвереньки.
– Великолепно, – удовлетворённо проурчала врач.
Мари всхлипнула, по лицу заструились слёзы. Её унизили, влепили пощёчину. Зачем всё это? К чему такие откровенные снимки? Ей было противно, мерзко и страшно.
Велели одеваться. Гезал дрожащими руками принялась натягивать одежду, глядя, как гадская врачиха мажет пальцем по стеклу.
– Ума не приложу, что мой брат будет делать с тобой? Из-за синдрома ты очень узкая. Ещё и особых дней не предвидится. Впрочем, пусть разбирается сам. Моё дело доложить, что ты здорова. Кровь чистая.
– Это вы о чём? Что вы хотите сказать? Ваш брат насилует сирот? Я в полицию заявлю, – сказала Мари, но голос был дрожащий, а лицо испуганным.
– Хах, ты сначала выйди отсюда. Ещё ни одна сиротка не сбегала. Проверки из области раз в пять лет, а местный представитель опеки, наш брат. Меценаты и попечители, что вкладывают сюда деньги, любят сладких девственниц. Тебе уже девятнадцать лет, давненько пора иметь мужчину.
Мари слушала это, и её изрядно потряхивало. Они сделали из приюта-колледжа бордель?! Стало до ужаса жутко, а врачиха снова подошла и встала рядом. Провела рукой по волосам и щеке. Гезал не отстранилась, впадая в ступор.
– Несмотря на белое пятно, ты очень пригожая девушка. Рыженькие у нас рождаются нечасто, да ещё и с такими зелёными глазами. Иди завтракать. Все давно поели. И не вздумай делать глупости, я о розгах не пошутила. Чуть что, душу из тебя выбью. Веришь мне, малышка? – голос был до того сахарный, что Мари стало мерзко, но она кивнула, вновь решив не нарываться.
Ами отстранилась и пошла открывать дверь. Как только путь оказался свободен, Мари бросилась прочь, захлёбываясь слезами. Она знала, что официально в стране не разрешены дома утех, поэтому они существуют подпольно. Но вот чтобы торговать сиротами, это вообще какой-то ужас. Гезал, казалось, что она попала в страшную сказку. Кругом липкая паутина и пауки, а она маленькая бабочка, которую вот-вот сожрут.
***
Ами докладывала брату, как обстоят дела. Тот развалился на стуле и улыбался довольно.
– Девушки чистые и здоровые. Не все девственницы, но шестеро точно, – ухмыльнулась врач.
– И рыжая нетронутая? Ей же девятнадцать. А вообще-то, странная она, пятно на щеке, но не родимое, а белое. Мы можем его замазать? Тональным кремом, например. Ты женщина и лучше знаешь, – довольным тоном сказал Арзан.
– С Гезал проблемы. У неё синдром Карсанера, – нахмурилась Ами, постукивая ручкой по столу.
– Прекрати стучать! – рыкнул директор сморщившись. – Я что тебе доктор? Расскажи, что за хрень?
Ами задумалась на пару секунд, вздохнула и посмотрела брату в глаза.
– Видишь ли, синдром Карсанера весьма редкое генетическое заболевание. Оно неопасно, с ним живут до старости. Просто у девушки немного другая структура крови и естества. Ей нельзя делать пластические операции в районе отметины, больше изуродуем, чем исправим. Ещё такие люди не переносят парфюмерию и косметику. Они все страдают аллергией, кто-то красными пятнами покрывается, а кто-то и помереть от шока может. Людей с синдромом называют мужчина и девушка. Ты не знал, что ли?
– Нет. Не было нужды. Вот же хрень! – раздражённо сказал директор, махнув рукой. – Только не говори мне, что это ещё не всё.
– О, братец, как ты догадался? Худшее впереди. Синдром отключает инстинкт желания секса. Мари по запаху определяет мужчина перед ней или обычный мужчина, в остальном она полный ноль. Может не возбудиться при ласках. У неё нет месячных, она не сможет рожать. Бесполезная баба. Есть один выход, найти истинную пару. Не просто любящего альфу, а того, чья кровь совпадает на генетическом уровне. Тогда её сущность раскроется, и она будет полноценной, но исключительно для своего истинного. Вероятность обретения такой пары один процент из миллиона. Кстати, из-за болезни она узкая. Если её продавать, клиент порвёт в первый раз в кровь, – поведала Ами с грустью в голосе.
– Ничего, побольше смазки и не порвёт. А если и так, ты тут для чего? Будешь зашивать когда надо. Зря я, что ли, с тобой деньгами делюсь? Остальным тоже неплохо перепадает. Перешли мне её фото и остальных девок. Сейчас же зайду на наш подпольный сайт и организую аукцион на Гезал. Даю гарантию, за уникальную девчонку с синдромом и узенькой дырочкой, мы получим раз в десять больше, чем обычно, – зловеще хохотнул Арзан.
– Может, не надо? Гезал обещала в полицию пойти. Она тут до августа. Как выйдет, побежит заявление писать.
– Она тут пока не сдохнет на очередном клиенте. Ты думаешь, я отпущу такую уникальную и красивую шлюшку? Ты меня плохо знаешь, сестрица. Помрёт, заставлю девок зарыть её в лесу за забором. Помнишь, как они после одного такого случая присмирели, сами на член просились, лишь бы не убивали. Заверяли, что никто ничего не узнает. И что, уже больше пяти лет выпускаем отсюда проституток, на которых клейма негде ставить. Хоть бы одна из них поплакалась полиции. Всё, пойду я, нужно спешно аукцион на Гезал организовать. Потом выставим ещё девственниц, остальных в общий строй шлюх.
Брат поднялся со стула и ушёл тяжёлой походкой. Ами покачала головой. Да, никто за столько лет не пожаловался, брат так всех запугал, пикнуть не смеют. Но отчего такое чувство, что с этой Гезал так просто не выйдет? Девушка не примирится с участью шлюхи.