Клан Когтей

Глава 1

Ненавижу собак.

В прошлой жизни эти твари разорвали меня и съели заживо, так что причины для неприязни, согласитесь, имеются. А в захолустных городках бродячие псы по осени сбиваются в стаи, рыщут по улицам и нападают на прохожих. Злость и голод – вот что ими движет. Эти стаи реально опасны. Тем более – для одиночек и маленьких детей.

Мальчику на вид было лет пять.

Ума не приложу, что делать пареньку дошкольного возраста у заброшенной стройки на окраине города. В дождь и слякоть. Из детсада сбежал, что ли?

Ноябрь уже вступил в законные права. Мерзкое время года. Почти зима. Голые ветки деревьев, лютая стужа, мрак и депрессия. Холодный ветер в подворотнях. Скалистые берега Байкала покрылись льдом, с карнизов и водосточных труб свисают сосульки.

Стройку я выбрал в качестве полигона для оттачивания стихийных техник. Чтобы никому не мешать, заказал у одного умельца артефакты гашения, которые можно настраивать под любой класс. Разложил исчерченные письменами и клавишами диски по вершинам воображаемого квадрата и накрыл стройку непроницаемым для посторонних глаз куполом. Гасители – удовольствие дорогое, но потраченных денег я не жалею. Потому что артефакты держат звуки, выстраивают ложные изображения и поглощают вспышки энергии во время тренировок. Ну, и обеспечивают дополнительную маскировку на астральном плане.

Блокаду я снял в восемь утра.

Аккуратно упаковал тонфы в эксклюзивно пошитый чехол, натянул перчатки-митенки и уже собрался идти домой, как вдруг до моего слуха донесся яростный лай.

Стая.

Особей пять-шесть, не меньше.

Звуки доносятся со стороны заброшенного кладбища, мимо которого я пробегал час назад. В кромешной тьме пробегал – до рассвета еще целых семнадцать минут.

Ночь и раннее утро в Монашинске – время макабра. Пьянки и поножовщина на кухнях разваливающихся одноподъездных пятиэтажек. Дуэли и разборки в темных дворах. Необъяснимые и неадекватные поступки алконавтов со стажем, попадающие в криминальную хронику «Голоса Катуни». И, разумеется, псы.

Ладно, обогну это сборище.

Есть кружной путь.

Загляну в кафешку «Барин», отведаю руссиано, перекинусь парой слов с дядей Федей.

И тут до моего слуха доносится крик.

Детский.

Это уже совсем никуда не годится. Врубив дополнительное ускорение, я метнулся вдоль предрассветной улицы Мартынова. Фонари смазались, срослись в две световых полосы.

Угол кладбища.

Покосившийся металлический забор, могучая туша старого дуба, контуры замшелых надгробий. Недавно выпал и растаял снег, так что под забором сохранилась забрызганная грязью обледенелая масса. На рассвете реальность видится монохромной и зыбкой.

Мальчишка жмется спиной к дубу. Его обступила шестерка вызверившихся бродячих псов, яростно рычащих, лающих и готовых атаковать. Ребенок завернут в дутую зимнюю куртку, шарф и утепленные штаны. Ботинки добротные, на голове – вязаная шапка и капюшон. Глазенки затравленно зыркают в поисках пути к отступлению. Вот только некуда отступать. Да и слаб человеческий детеныш перед лицом одичавшей природы.

Псы бродячие, беспородные.

Готовые рвать и убивать.

Знаете, собаки – это ведь потомки волков. Пока мы их кормим, всё в порядке. Хотите увидеть истинную сущность псов? Выгоняйте их из дома, не подкладывайте в миску корм. Очень скоро звери начнут рыскать по помойкам, лезть к случайным прохожим. Затем собьются в стаи, будут бросаться на велосипедистов и проезжающие по дорогам машины. А потом дойдет и до открытых столкновений. Загрызть ребенка проще, чем уйти в леса и пройти естественный отбор, сражаясь с волками, рысями и медведями. Да и зайцы слишком резвые для тех, кто привык к миске.

Не понимаю тех, кто заводит домашних животных, а потом вышвыривает на улицу.

Безответственность.

И лень коммунальщиков, которые должны отлавливать весь этот сброд.

Самую наглую псину, бросившуюся на мальчугана первой, сносит «незримым ударом» и впечатывает в асфальт. Хруст, визг, жалобное поскуливание. Помесь овчарки и хаски вспыхивает, так и не добравшись до горла паренька, молниеносно превращается в прах. Да, «ярость» у меня на должном уровне, растем помаленьку. Остальных дворняг я буквально вымел с перекрестка «вихреворотом». Могучий поток перенес животных через ограду и, переломав им по дороге все кости, расшвырял по могилам. Да, неаккуратно. Зато эффективно.

Мальчишка толком не сообразил, что происходит.

А когда сообразил, отшатнулся от меня с непередаваемым ужасом. Вжался в ствол дерева, выставил палку, которую, оказывается, держал всё это время в руках.

Вот вам и благодарность.

– С тобой всё в порядке? – тихо произнес я. – Не бойся.

– Я и не боюсь, – буркнул малыш. – Ты одаренный?

– Есть немного.

Слева от нас захрипела собака, которую воздушным ударом приложило об асфальт. Во время разговора я старался отвлечь мальчишку от неприглядного зрелища.

– Ты где живешь вообще? Зачем к кладбищу пошел?

Мальчик насупился.

Ответил не сразу:

– Я из сада сбежал.

Приблизившись к нему, я присел на корточки. Внимательно посмотрел в испуганные глазенки и понял, что ребенок помаленьку выходит из ступора.

– Зачем?

– Мне там не нравится, – выдал паренек. – Я маме говорил, что обижают, она не слушает.

– А папа?

– Нету его.

Ладно, свернем тему.

– Чаю хочешь? – перехватив удивленный взгляд, добавляю: – С пирожными.

Вижу, что хочет.

– Нельзя идти с незнакомыми людьми, если они зовут на чай, – уверенно заявил мой юный собеседник. – Мама так говорила.

– Правильно говорила, – соглашаюсь с железобетонным аргументом. – Тогда давай к маме отведу.

– Я и сам справлюсь.

– А если собаки опять нападут?

Крыть нечем.

Спасенный отлипает от дерева, и мы топаем дальше по улице Мартынова к центру города. Палку несостоявшийся собачий корм выбросил.

– Как тебя зовут?

– Дима.

– Меня – Сергей.

– Ты же китаец.

Остается лишь тяжко вздохнуть:

– Японец.

В Монашинске я не сильно выделяюсь. Тут много бурятов и китайцев, так что к «узкоглазым» местные жители привыкли. А еще туристы приезжают, в том числе из Сёгуната. Правда, меня на улицах почти никто не видит. Во-первых, я большую часть времени сижу дома или тренируюсь на свежем воздухе. Точнее – на безлюдной стройке. Во-вторых, предпочитаю прогуливаться поздним вечером или ранним утром. В-третьих, нигде не работаю, не учусь, в городе нет друзей и родственников. Еду заказываю через онлайн-сервисы. Изредка заглядываю в кафешки.

«Чутье» подсказало, что раненый пес околел.

– А что с садиком не так? – интересуюсь у Димы.

Начинает светать.

Гаснут фонари, прохожих становится больше. Впрочем, от ощущения пустынности я отделаться никак не могу. Даже Горно-Алтайск видится мне мегаполисом в сравнении с этим захолустьем.

– Днем спать нужно, – начинает перечислять Дима. – Воспитательница злая. Кормят плохо, мама лучше готовить умеет… А еще у нас есть мальчик один, Максим, он одаренный, как и ты.

– Правда? – заинтересовался я.

– Он – маг земли, – сообщил Дима. – Постоянно мои замки в песочнице разрушает.

Разделение одаренных и обычных детей начинается с первого класса младшей школы. В садиках все учатся вместе. Что, как мне кажется, пережиток старины.

– И ты сбежать решил.

Дима утвердительно кивает.

– А про маму не подумал? Она ведь волнуется за тебя. Сейчас ей из садика позвонят, скажут, что ты не пришел. А если бы те собаки тебя загрызли?

– У меня была палка.

Тяжело вздыхаю.

– Не делай так больше.

– Ладно.

– А тот песик, он умер?

Неудобный вопрос.

«Песик» сейчас отобедал бы твоей рукой, свободолюбивый мальчик Дима. Или ногой. С превеликим удовольствием, как мне кажется.

– Умер, – факт приходится признать.

– Хорошо, что не мучился.

Мы сворачиваем с Мартынова на Тимирязевский бульвар – одно из моих любимых мест в городе. Осенью бульвар выглядит круто. Два ряда пожелтевших и покрасневших деревьев, деревянные лавочки с чугунными ножками, светящиеся шары на алюминиевых опорах. И нескончаемый шорох, сопровождающий шаги. Вы уже поняли, что дворник в Монашинске – редкий зверь.

Дима жил в квартале от меня. Прямо за кинотеатром, который закрыли на ремонт лет пять назад и с тех пор, как говорят старожилы, ни разу не открывали. Чуть дальше раскинулся городской парк с проржавевшими и отключенными каруселями. Когда с озера дует холодный ветер, слышится звон цепей, на которых висят пластиковые кресла.

Унылое запустение.

Депрессия.

Туристов городские достопримечательности не интересуют. Им подавай палатки, прогулки на катерах, песни у костра и шашлыки с барбекю. А еще к нам заглядывают паломники. Вымирающий вид, что повышает их ценность.

Мы остановились рядом с таунхаусом на две семьи. Кубик с плоской крышей, остекленными лоджиями и раздельными входами был обнесен красным забором из металлопрофиля. Листы, аккуратно вписанные в проемы между кирпичными столбиками. Похоже, Дима относился не к самой бедной городской семье, и это при том, что он рос без отца.

Квартал выглядел вполне узнаваемо. Я забредал сюда пару раз во время прогулок, хотя и не задерживался надолго. Несколько улиц, застроенных типовыми семейными таунхаусами, одноподъездными кубиками и частными особняками зажиточных горожан. Здесь, кстати, и пара-тройка аристократических родов обосновалась. Один из самых престижных районов города – аккуратный, вылизанный и скучный.

Зато здесь нет бродячих собак.

А дома охраняются артефактами и сигнализацией.

К массивной калитке вела дорожка, вымощенная тротуарной плиткой. Перед забором росли молодые туи. Не сомневаюсь, что летом промерзшая земля трансформируется в шикарную клумбу, за которой будут любовно ухаживать.

Что б вы понимали, наш городок стоит в сейсмически активном районе. Неподалеку находится устье реки Баргузин, а еще дальше – граница с Монголией. И, разумеется, горы. У монголов постоянно происходят землетрясения. Мне рассказывали, что весной, в мае-месяце, сейсмологи зафиксировали аж шестнадцать толчков. Отдавалось и у нас, причем с магнитудой пять. Это ощутимо, уж поверьте. Нынешней осенью меня пару раз тряхнуло на четырех баллах во время утренней пробежки. Я даже малость струхнул, хотя у Сергея, моего носителя, японские корни. Всему виной Байкальская рифтовая зона. В общем, все дома в округе имеют высокие основания, а новые постройки оснащены роликовыми амортизаторами. Вы видите, как эти штуки качаются во время толчков. Так что крыльцо в таунхаусе было высоким, и я сразу заметил маму спасенного мальчика. На нас с беспокойством смотрела молодая женщина лет двадцати семи. Довольно симпатичная, но со следами усталости на лице. Мать Димы выбежала на крыльцо в спортивных штанах и кофте, сжимая в одной руке смартфон. Приветливо махнув рукой, я сказал пареньку:

– Беги, мама ждет.

– А ты? Зайдешь к нам в гости?

– Спешу, – соврал я. – Как-нибудь в другой раз.

И тут же направился прочь из престижного квартала, не позволяя вступить с собой в дальнейший диалог. Помочь ребенку – это одно. Заводить лишние знакомства… Нет, это мне совершенно ни к чему. Чем меньше обо мне знают жители города, тем лучше.

Вернувшись к кладбищу, я разыскал трупы собак и последовательно сжег их «пламенеющей яростью». К счастью, из-за лютого холода, прохожих на перекрестке не наблюдалось. Если повезет, никто не прицепится и не станет мне читать лекций по поводу отношения к «лучшим друзьям человека».

Гостиница, в которой я поселился, опустела еще несколько недель назад. Ноябрь – глухое время для туристов. Холодные дожди чередуются с мокрым снегом, гололедом и краткосрочными оттепелями. С сопутствующей грязью и слякотью под ногами. А вот в декабре и январе начнут подтягиваться любители зимних видов спорта. Покатушки на снегоходах, горные лыжи и прочие сноуборды. Соответственно, у хозяев гостевых домов появятся шансы заполучить пару-тройку путешественников.

В этом мире Китай и Монголия были единой страной – необъятной, бедной и впавшей в вассальную зависимость от Сёгуната. Японские владыки получили в своё распоряжение обширную территорию с ресурсами и установили жесткий контроль рождаемости. Так что двух миллиардов к тридцатому году не получилось. Даже до семисот миллионов китайцы не дотягивают. А всё почему? Для добычи ископаемых при современном уровне технологий много людей не нужно. А мусора и загрязнений получается меньше. Профит…

Сами понимаете, я здорово удивился посетителю, дожидавшемуся меня на ресепшене.

Не просто удивился.

Внутри всё похолодело от страха.

***

Несколько долгих мгновений мы изучали друг друга. Я и паломник с обветренным от долгих странствий лицом. На нем была черная хламида, похожая на рясу. Поверх хламиды – длинное потертое пальто. Густая нечесаная борода с проседью, шапка-ушанка, внимательный взгляд водянистых серых глаз. Выглядывающие из-под рясы носки запыленных армейских ботинок. Возраст мужика я затруднялся определить. Если он и был стариком, то весьма крепким, выносливым. Рядом с кожаным креслом, в которое усадили паломника, расположился здоровенный рюкзак землистого цвета. Не моя тактическая лажа, а нечто суровое, на шнурках, проверенное пространством и временем.

– Я говорила, что вы не принимаете визитеров, – Оксана, наш бессменный администратор, виновато развела руками. – Не слушает.

С Оксаной у нас особые отношения.

Денежные.

Хозяин гостевого дома платит ей гроши за ничегонеделание на первом этаже пустующего комплекса. Я набрасываю приличную сумму сверху. Именно поэтому амбициозная студентка-заочница не уходит в закат. Ее обязанности просты, как апельсин. Отшивать гостей, ищущих встречи со мной. Рассказывать мне о новых постояльцах. Тем, кто особо настаивает на встрече, говорить, что я съехал или давно здесь не появлялся. И затрудняться с ответом, если некто попросит описать мою внешность, привычки, график приходов-уходов.

А еще мы пару раз переспали.

Ладно, больше чем пару.

Но это к делу не относится.

– Кто вы? – я мрачно уставился на мужика.

Вместо ответа паломник подбросил в воздух маленький предмет. Я инстинктивно выхватил из воздуха… спичечный коробок.

Паломник криво усмехнулся.

– Всё в порядке, – успокоил я девушку. – У нас назначена встреча.

Оксана кивнула.

С явным облегчением.

Администратор выглядела эффектно и в постели была той еще штучкой. Разница в возрасте у нас небольшая, всего три года. Могут ли возникнуть серьезные отношения? По мнению Оксаны – да, могут. Я так не считаю. Слишком много меркантильности и банальные жизненные ориентиры. Добыть теплую руководящую должность, удачно выскочить замуж, связать благоверного детьми. Образование, карьера. Ежегодный отдых в «правильных» местах. Что касается меня…

Не уверен, что я задержусь в этом городке надолго.

– Прошу следовать за мной, – обратился я к «паломнику». Тот молча поднялся и взвалил на плечи рюкзак.

Знаете, увидев рясу, я здорово струхнул. Понятно, что в окрестностях города куча монастырей, и пилигримы в здешних краях – не редкость. Вот только у меня выработалась стойкая неприязнь к рясам, сутанам и прочим атрибутам высокой духовности. Подозреваю, что если бы я увидел на шее визитера цепочку с амулетом в виде Весов, то молниеносно ударил бы чакрой. Или «полосой жара», вдруг прокатило бы. Сомнения развеяли две вещи – знакомые четки на запястье мужика и брошенный мне спичечный коробок.

Мы поднялись по лестнице на второй этаж.

Пытливый взгляд Оксаны, казалось, способен прожечь дыру на моей спине. Еще бы. К нелюдимому азиатскому малолетке, сорящему деньгами направо и налево, заявляется религиозный фанатик, которому уж точно за пятьдесят. Что у нас общего? Пилигрим, кстати, не японец. Наружность европейская, ближе к славянской. Хрен разберешь.

Приложив чип-карту к считывающему устройству, я дождался характерного щелчка и лишь после этого толкнул дверь. Гостя пропустил вперед. Едва дверь захлопнулась, и загорелся красный огонек, посетитель исчез. Буквально растворился в воздухе.

Дерьмо какое.

Навыки корректировщиков я побаиваюсь использовать слишком часто – за мной еще могут следить церковники.

Врубаю «чутье».

Пилигрим здесь, я чувствую это. Никакой агрессии. Ровный эмоциональный фон. Словно передо мной не человек, а зомби какой-нибудь.

– Эй, – тихо обращаюсь к пустоте гостиной. – Это проверка, да?

Ответа нет.

Думаю, он мог бы меня убить.

Как котенка.

Но пространство комнаты недвижимо. Очередное свидетельство того, что я прав насчет личности пилигрима.

– За мной охотятся, – говорю я. – Нельзя пользоваться такими техниками.

Молчание.

А потом квартиру накрывает тишиной. Абсолютной тишиной на всех планах реальности. Ни мыслей, ни астрального восприятия, ни даже тусклого ноябрьского света, сочащегося через стекло. Как будто улицу, город, небо и всё остальное выключили.

Квадрат тьмы.

Так теперь выглядит мое панорамное окно.

И тут же начали происходить странные вещи. Мой смарт-браслет ожил и стал прозваниваться на виртуальный номер планшета, который до сих пор лежал на тумбочке и спокойно заряжался. В раковине активировался сенсор подачи воды, горячая струя ударила в мойку. Забормотал телевизор, на экране с бешеной скоростью начали переключаться каналы.

– «Цифрокор», – вырвалось у меня.

Нет, не так.

ЦИФРОКОР.

На запредельном для меня уровне. Я даже представить себе не мог, что одаренные способны манипулировать техникой, словно дирижер оркестром. С ума сойти. Это происходит в моем гостиничном номере.

В следующую секунду мне пришлось выставить ментальный блок – кто-то попытался вломиться в мое подсознание и подчинить своей воле. Уберегла «броня» – вынесенная из прежнего мира способность боевых волхвов. Нечто чудовищное врубилось в незримую оболочку и едва не прорвало ее. Больше эфира. Еще больше…

Стоп.

Я отгородился от пилигрима непрошибаемой стеной и лишь после этого немного успокоился. Меня не превратят в марионетку – уже хорошо.

Где ж ты, родной?

А, насрать.

Врубаю «телезрение» на астральном плане и обнаруживаю гостя в дальнем углу, на стыке окна и стены со свихнувшимся телеком. Скрестив руки на груди, мужик смотрит прямо мне в глаза. Он знает, что я его обнаружил.

– Я позволил тебе это сделать, – раздается спокойный голос пилигрима.

И тут же всё прекратилось.

Успокоились гаджеты и бытовая техника, перестала течь вода из крана, развеялась ментальная атака.

Схлынула заоконная тьма.

Я тут же свернул все свои техники, кроме «ментальной брони», и вернулся в обычное комнатное пространство.

Визитер проявил себя.

Я увидел его нормальным зрением.

– Ты кое-что умеешь, – пилигрим взглянул на меня оценивающе. – Удивительно.

– Такеши-сан, – я слегка поклонился мужчине в рясе. – Рад, что вы откликнулись на мой зов.

Как я уже сказал, в нем не было ничего японского. Средний рост, незапоминающееся европейское лицо. Впрочем, это ни о чем не говорит. Корректировщики высоких рангов с легкостью меняют облик, документы, привычки и личную историю. Граждане мира, свободные и непредсказуемые.

Я помню день, когда от этого человека вернулся фамильяр с ответным посланием. Всего два слова: «Жди здесь». Без подписи, указания сроков, подробных инструкций. И я терпеливо дожидался своего будущего учителя. Понимая, что Такеши Харада может прилететь из любой точки планеты.

– Сергей Друцкий, – корректировщик попробовал мою фамилию на вкус и остался недоволен. – Думаешь, хорошо спрятался. Уверен, что хочешь стать моим учеником?

– Да, – я выдержал его взгляд. – А еще хочу узнать правду о родителях. Найти их убийц. Понять, что произошло.

– Зачем тебе это?

– Я отомщу.

Такеши Харада покачал головой.

– В тебе нет ярости, Кен Мори. Или как там тебя назвали в последнем аэропорту. Ты умнее, чем хочешь казаться.

– Мы оба понимаем, что меня будут искать, – пожал я плечами. – Уже ищут.

– Ты хочешь выжить. Вопрос в том, готов ли ты пойти еще дальше, стереть свою личность, превратиться в шепот ветра и дыхание ночи? Путь, на который ты встанешь, выбросит тебя из потока времени.

Ритуальные фразы произнесены.

Фразы, связывающие учителя и ученика.

– Я – никто. Пыль на обочине.

Продолжаю смотреть ему в глаза.

– Везде и нигде, – с легкой улыбкой завершает сделку Харада. – Твой путь ведет в никуда.

Складываю ладони на уровне груди и кланяюсь.

– Хватит пафоса, – пилигрим сбрасывает рюкзак и прислоняет его к стене. – У нас уговор. Я обучаю тебя всему, что знаю сам. Ты восстанавливаешь мое членство в клане. Есть одна загвоздка.

– Какая?

– Нет больше Клана Когтей, – ухмыляется мой наставник. – Ты – последний представитель рода. Честно, я бы не стал возиться с тобой, но почему-то наши общие враги решили заняться даже бывшими Когтями. В общем, на нас только ленивый не охотится.

– Так себе новости.

– Есть о чем потолковать, – замечает сенсей, сняв пальто и бросив мне в руки. – Приготовь нам поесть. А я – в душ.

Проза жизни.

Я двинулся к шкафу, чтобы повесить пальто.