000
ОтложитьЧитал
По второму раскладу получалось следующее: если в ближайшее время не выйду самостоятельно на свою демонстрацию, а друзья сами выйдут без меня, ведь они вырываются, как и я, значит, плохо сотрудничаю, и грош мне цена в глазах кэгэбэ.
Или им, моим друзьям, начать думать только о моём выезде и не выходить? Тогда бедные, бедные мы. И все мы, не только я, возвращаемся к первому раскладу.
Значит, по третьему раскладу: надо выходить немедленно и самому. Но тогда получалось: «Михаил Шимонович, мы с вами по-хорошему, а вы в ответ хулиганите. А для хулиганов у нас есть суд, а не разрешение».
Далее, при любом раскладе: перед визитом Брежнева и во время визита для таких, как мы, разрешений не будет, – иначе это поощрять демонстрантов на новые подвиги. Но и ждать нельзя. Значит, выходить без всякой надежды на разрешение, чтобы только не было видимости сотрудничества.
Что же это я только о себе и о себе? Друзья тоже хотят вырваться. Им тоже надо выходить, хотят они того или нет, чтобы не было единственного героя, с отъездом которого может стать тихо.
Нет другой дороги – всем надо выходить, без всякой надежды на разрешение.
Ты ошибся, товарищ кэгэбэ. Мы выйдем. Но без меня. Зачем же нам грубо работать? Мы уважаем противника. Ведь и ты это знаешь, кто имеет разрешение, у нас не задействуется. Всё будет культурненько. А ты, конечно, будешь знать, что это и моя работа. Ты всё и всегда знаешь. Это твоя работа – знать.
6. Я быстро начал собирать друзей. Они уже обо всём знали, кроме просьбы кэгэбэ. Теперь и это знали.
«Надо выходить, – сказал я, – и без меня. Во-первых, наше правило – дать человеку уехать, не рисковать, а во-вторых, ничего не произошло такого, чтобы не выходить».
Я выезжал на горбах моих друзей, – это угнетало.
А то, что они вывозили и себя, – не утешало.
Ведь кто-то может сесть и по серьёзному.
Я тоже мог сесть.
Всё в руках кэгэбэ, кроме одного, – выходить нам или не выходить.
7. Состоялось несколько демонстраций и попыток демонстраций, прерванных кэгэбэ.
8. Самой яркой была подземная демонстрация на станции метро «Маяковская».
Я рассчитал, чтобы поезд оказался на станции в самый момент демонстрации и вагон – поближе к месту.
На станции – паника. Крики усиливает акустика зала. Люди смотрят в конец зала, многие спешат туда. Поезда с двух сторон стоят, двери открыты. Друзей, окруженных толпой, не видно. Несколько рук над головами и обрывки транспарантов. Наконец поезд трогается, увозит меня и моих топтунов.
Демонстранты сели на пятнадцать суток. Всех избили.
Спасибо друзьям, они помогали уехать и мне.
Но до отъезда было ещё далеко, как до Израиля.
Когда они вышли после отсидки, прошёл месяц, как кэгэбэ обещал мне разрешение.
9. Пришёл мой черёд.
Одного друга-демонстранта, Борю, попросил наблюдать с верхнего этажа «Детского мира»; другого, Валеру, попросил наблюдать от входа в метро «Дзержинская», они прибудут со своими топтунами в назначенное время.
А сам отправился на Лубянку.
Это единственный раз, когда кэгэбэ не знал и мог только догадываться.