Роботы зари [Роботы утренней зари]

Глава первая
Бейли

1

Элайдж Бейли укрылся под тенистым деревом и пробурчал себе под нос:

– Так и есть! Я весь в поту.

Он умолк, утер мокрый лоб тыльной стороной ладони, а потом с отвращением поглядел на кожу, залоснившуюся от липкой влаги.

– Ненавижу потеть! – изрек он, ни к кому не обращаясь, словно формулируя космический закон, и вновь озлился на Вселенную за то, что она сотворила нечто необходимое таким противным.

В Городе никто не потел (разве что по собственному желанию!), так как температура и влажность надежно регулировались и организм не подвергался нагрузкам, при которых нарушается теплообмен.

Это и есть цивилизация!

Он посмотрел на поле, на неровную шеренгу мужчин и женщин – в какой-то мере своих подопечных. Большинство составляли юноши и девушки, еще не достигшие двадцати лет, но остальные по возрасту были ближе к нему. Они неуклюже орудовали мотыгами и занимались всякой другой работой, обычно выполнявшейся роботами, для нее сконструированными. И роботы справились бы с ней куда успешнее, но им было приказано отойти в сторону и ждать, пока люди упрямо практиковались в физическом труде.

В небе плыли тучки и сияло солнце, именно в эту минуту скрывшееся за одной из них. Элайдж с тревогой задрал голову, Конечно, она избавляла от прямых солнечных лучей (и пота!), но вдруг хлынет дождь?

Во Вне всегда так – богатейший выбор неприятностей.

Бейли неизменно поражало то, как относительно небольшая туча способна закрыть солнце целиком, погрузив землю в тень от горизонта до горизонта, хотя значительная часть неба продолжает голубеть.

Он остался стоять под густой кроной (подобие примитивной кровли, а ствол с корой, приятно крепкой на ощупь, создает ощущение стены) и перевел взгляд на шеренгу, с удовлетворением ее рассматривая. Раз в неделю они трудились здесь, какой бы ни была погода. И к ним присоединялись все новые добровольцы: горстка мужественных инициаторов заметно пополнилась. Правительство Города, хотя непосредственного участия в движении не принимало, относилось к нему положительно и помех не чинило.

Вдали у самого горизонта справа от Бейли (на востоке, как показывало клонящееся к закату солнце) маячили пологие купола и бесчисленные шпили Города, заключающего в себе все, ради чего стоит жить. И там Бейли вдруг увидел перемещающееся темное пятнышко, еле различимое на таком расстоянии.

Однако манера его передвижения и другие признаки, для которых он не нашел бы словесного выражения, подсказали Бейли, что это робот. Он не удивился: поверхность Земли вне Городов принадлежала роботам, а не людям – за исключением тех немногих, кто подобно ему грезил звездами.

По ассоциации он вновь обратил взгляд на взмахивающих мотыгами искателей звезд, переводя его с одного на другого. Он не только знал в лицо, но мог бы назвать по имени любого. Они трудились, они осваивались с существованием во Вне и…

Нахмурившись, он проворчал:

– А Бентли где?

И сразу же у него за спиной раздался голос, чуть захлебывающийся от торжества:

– Я тут, пап!

Бейли стремительно обернулся:

– Не делай так, Бен!

– Чего не делать?

– Не подкрадывайся ко мне сзади. Во Вне трудно сохранять хладнокровие и без того, чтобы к тебе подкрадывались исподтишка.

– Я не подкрадывался. Но попробуй громко топать, когда идешь по траве. Она же глушит шаги… Пап, а не вернуться ли тебе? Ты здесь уже два часа и, по-моему, дольше тебе задерживаться не стоит.

– Это еще почему? Потому что мне сорок пять, а ты девятнадцатилетний молокосос? И решил поберечь своего дряхлого родителя, а?

– В самую точку! – подхватил Бен. – Какой блестящий детективный анализ! От тебя ничего не скроешь.

Бен широко улыбнулся. Лицо у него было круглое, глаза блестели. Сколько в нем от Джесси, подумал Бейли, От его матери. И ничего общего с его собственной вытянутой чопорно-серьезной физиономией.

А вот умственным складом он пошел в отца и, когда глубоко о чем-нибудь задумывался, было ясно, что его мать хранила нерушимую верность мужу.

– У меня все отлично, – сказал Бейли.

– Не спорю, пап. Ты самый лучший из нас, учитывая…

– Что учитывая?

– Твой возраст, что же еще? И конечно, я помню, что все это затеял ты. Но я заметил, как ты укрылся под деревом, ну и подумал… Может, не надо, старик, перегибать палку?

– Я тебе покажу старика! – пригрозил Бейли. Робот, которого он заметил где-то возле Города, теперь приблизился настолько, что его можно было бы рассмотреть подробнее, но Бейли, не обращая на него внимания, продолжал: – Если солнце светит чересчур ярко, благоразумие требует время от времени постоять под деревом в тени. Мы не только привыкаем к трудностям Вне, но и учимся использовать его преимущества… Вон солнце выходит из-за тучи.

– Ага. Так, может, ты вернешься?

– Ничего, выдержу. Раз в неделю у меня есть свободные полдня, и я провожу их здесь. Пользуюсь привилегией, положенной моему рангу эс-семь.

– Дело не в привилегиях, пап, а в том, чтобы не переутомляться.

– Говорят же тебе, я прекрасно себя чувствую!

– Куда уж лучше! Дома сразу бухаешься на кровать и лежишь в темноте.

– Естественный способ дать отдохнуть глазам от яркого света.

– А мама волнуется.

– И пусть. Ей только полезно. Да и что тут опасного? Самое скверное, что я потею, но и с этим освоюсь. Никуда ведь не денешься. Вначале я не мог даже отойти далеко от Города, сразу поворачивал назад… А ходил тогда со мной один ты. А теперь взгляни, сколько людей тут с нами и как далеко я ухожу от Города. И способен много работать. Меня хватит по крайней мере еще на час. А то и больше. Знаешь, Бен, маме стоило бы ходить с нами.

– Маме? Ты шутишь.

– Если бы! Когда подойдет время отлета, я буду вынужден остаться, потому что она не полетит.

– А ты будешь рад. Не обманывай себя, пап. До этого еще далеко. И уж тогда ты правда будешь староват. Это дело для молодежи.

– Знаешь, – сказал Бейли, сжимая руки в кулаки, – до чего же ты и твоя «молодежь» мудры. Ты когда-нибудь покидал Землю? Кто-нибудь из них покидал Землю? А я – да. Два года назад. Еще до этой акклиматизации. И я выжил!

– Знаю, пап. Но улетал ты ненадолго. В служебную командировку. И тебе создавали все необходимые условия в высокоорганизованном обществе, Совсем иное дело.

– Нет, не иное! – упрямо возразил Бейли, в глубине души признавая, что очень даже иное. – Да и отлета ждать придется не так уж долго. Если я получу разрешение побывать на Авроре, дело пойдет быстро.

– Забудь. Ничего не выйдет.

– Но попробовать мы должны. Без одобрения Авроры правительство разрешения нам не даст. Аврора – самый большой и влиятельный из космомиров. И что она скажет…

– То и будет. Знаю. Мы же тысячу раз все обсуждали. Но зачем тебе лететь туда? Есть же гиперсвязь. Можешь поговорить с ними прямо с Земли… Ну сколько раз тебе повторять!

– Это совсем другое. Необходим личный контакт. Ну сколько раз тебе повторять!

– В любом случае мы еще не готовы, – заявил Бен.

– Не готовы, потому что Земля не дает нам корабли. А космониты дадут и окажут необходимую техническую помощь.

– Какое доверие! А зачем это им? Давно ли они так полюбили нас, недолговечных землян?

– Если бы я мог поговорить с ними…

– Ну послушай, пап! – Бен засмеялся. – На Аврору тебя тянет просто из-за этой женщины.

Бейли нахмурился. Его мохнатые брови сошлись над глубоко посаженными глазами.

– Женщины? Иосафат! Бен, о чем ты говоришь?

– Пап! Строго между нами – и маме ни слова, – что у тебя все-таки было с этой женщиной на Солярии? Я уже взрослый, и ты можешь мне рассказать.

– Какая еще женщина на Солярии?

– И ты способен смотреть мне прямо в глаза и делать вид, будто не знаешь какая, когда вся Земля видела ее в гиперволновой драме. Глэдия Дельмар, вот какая!

– Так ничего же не было. Гиперволновое вранье. Тысячу раз тебе повторял! У нее даже в мыслях не было. И у меня не было. Сплошная выдумка, и я протестовал против демонстрации волновки, но правительство решило, что необходимо показать космонитам Землю в выгодном свете. Только попробуй внушить матери, будто это не так!

– Да с какой стати! Но эта Глэдия переселилась на Аврору, а ты туда так и рвешься!

– Ты что – искренне считаешь, что я хочу побывать на Авроре из-за… А, Иосафат!

Сын с недоумением посмотрел на него:

– Что с тобой?

– Видишь робота? Это Р. Джеронимо.

– И что?

– Рассыльный из нашего департамента. И он – во Вне. У меня свободный день, и я нарочно оставил свой волновик дома, чтобы до меня нельзя было добраться. Привилегия эс-семь. А они посылают за мной робота!

– Откуда ты знаешь, что за тобой?

– С помощью тончайшей дедукции. Во-первых, из полицейского департамента здесь только я, а во-вторых, эта жалкая жестянка движется прямо ко мне. Из этого я делаю вывод, что ее отправили за мной. Надо, бы зайти за ствол и затаиться там.

– Пап, это же не стена! Робот обойдет дерево, и все…

И тут робот объявил:

– Господин Бейли, у меня сообщение для вас. Вас ждут в управлении.

– Я услышал и понял, – монотонно ответил Бейли. Иначе робот продолжал бы твердить одно и то же.

Слегка нахмурясь, Бейли изучающе посмотрел на робота. Новейшая модель, несколько более очеловеченная в сравнении с прежними. Его собрали и активизировали всего месяц назад. Не без шумихи. Правительство постоянно что-то придумывало (что ни попало!), лишь бы смягчить враждебное отношение к роботам. Оболочка сероватая, тусклая и словно бы упругая (на манер кожи). Выражение, хотя почти не менялось, не производило такого впечатления идиотизма, как обычно, хотя в умственном отношении он был таким же идиотом, как все остальные.

Тут Бейли вспомнился Р. Дэниел Оливо – косморобот, дважды помогавший ему в расследовании – на Земле и на Солярии. В последний раз они виделись, когда Дэниел обратился к нему за помощью в деле, которое они назвали «Зеркальным отражением», Дэниел был настолько очеловеченным роботом, что Бейли воспринимал его как друга и скучал без него. Вот и сейчас… Эх, будь все роботы такими!

– Бой, – сказал он, – сегодня я свободен и мне не надо идти в управление.

Р. Джеронимо застыл. По рукам у него пробежала легкая вибрация. Бейли заметил ее. Она указывала на помехи в позитронных связях робота. Всякий робот неукоснительно повиновался человеку, но нередко два человека требовали прямо противоположного. Затем робот сделал выбор и сказал:

– Сегодня вы свободны, господин. Вас ждут в управлении.

– Если тебя ждут, пап… – с тревогой сказал Бен. Бейли пожал плечами:

– Не позволяй надуть себя, Бен. Будь я им действительно нужен, они бы прислали закрытую машину с добровольцем-человеком, а не отправили пешего робота с сообщением, чтобы разозлить меня.

– Нет, пап! – Бен покачал головой. – Они же не знали, где ты и сколько понадобится времени, чтобы тебя отыскать. По-моему, при такой неопределенности посылать человека никто не станет.

– Да? Ну так посмотрим, насколько силен приказ. Р. Джеронимо! Возвращайся в управление и скажи, что я явлюсь на службу в девять ноль-ноль. – Он добавил резким тоном: – Возвращайся! Это приказ.

Робот заметно заколебался, повернулся, сделал несколько шагов, снова повернулся, шагнул к Бейли и замер на месте, весь вибрируя.

Бейли хорошо знал эти признаки и шепнул Бену:

– Иосафат! Надо идти.

Робот испытывал то, что робопсихологи называли равнодействующим противоречием второго уровня. Повиновение было Вторым Законом, и Р. Джеронимо в этот момент из-за столкновения примерно равных по силе, но совершенно противоположных приказов находился в состоянии шока. В просторечии это называлось «заблокировать робота» или еще проще – «роблок».

Робот медленно повернулся. Первый приказ был все-таки сильнее, но не намного, а потому он запинался.

– Господин, меня проинструктировали, что вы можете сказать так. И тогда я должен сказать… – Он помолчал и добавил уже совсем хрипло: – Я должен сказать, если вы один…

Бейли кивнул сыну, и Бен не стал ждать второго напоминания. Он прекрасно умел различать, когда его отец был «пап», а когда – полицейский, и быстро ретировался.

Бейли сердито поиграл с мыслью, не усилить ли собственный приказ, довершая роблок. Но результатом наверняка было бы какое-нибудь повреждение, которое потребовало бы позитронного анализа и репрограммирования. А их стоимость удержат из его жалованья. Возможно, в годовом размере. И он сказал:

– Я отменяю мой приказ. Что тебе велено сообщить?

Голос Р. Джеронимо мгновенно обрел звучность.

– Меня проинструктировали сообщить, что вы нужны в связи с Авророй.

Бейли обернулся и крикнул Бену:

– Пусть поработают еще полчаса, а потом передай от меня, чтобы возвращались. Я ухожу.

Широким шагом пересекая поле, Бейли ворчал на робота:

– Почему тебе не приказали начать сразу с этого? И почему тебя не запрограммировали водить машину, чтобы я не плелся пешком?

Он прекрасно знал почему. С роботом за рулем самое незначительное происшествие вызвало бы новые беспорядки под лозунгом «долой роботов!»

Он не сбавлял шага. До городской стены – два километра, а там до управления придется добираться по улицам, забитым машинами.

Аврора? Какой еще новый кризис назревает?

2

До входа в Город Бейли добрался через полчаса и весь напрягся, готовясь к тому, что могло его ожидать. Вдруг… вдруг на этот раз все будет в порядке?

Он подошел к границе между Вне и Городом. К стене, разделявшей хаос и цивилизацию. Прижал ладонь к сигнальной панели, и дверь поползла в сторону. Как всегда, он не стал ждать, а проскользнул внутрь, чуть только это оказалось возможным. Р. Джеронимо последовал за ним.

Полицейский на посту посмотрел на них с некоторой растерянностью, как бывало всегда, когда кто-то входил из Вне. Всякий раз то же изумление в глазах, настороженная поза, рука, внезапно опускающаяся на бластер, недоуменно сдвинутые брови.

Бейли угрюмо предъявил удостоверение личности, и полицейский отдал ему честь. Дверь закрылась – и это произошло.

Бейли был в Городе. Вокруг сомкнулись стены, и Город воплотил в себе Вселенную. Бейли вновь погрузился в вечный нескончаемый гул, в запахи машин и людей, – с тем чтобы вскоре перестать замечать их. Погрузился в мягкий отраженный свет, ничуть не похожий на тени и непрерывно меняющуюся яркость во Вне, на зеленые, бурые, голубые и белые цвета с красными и желтыми вкраплениями. Вместо капризного ветра, жары, холода, угрозы дождя – вкрадчивая перманентность незаметных воздушных потоков, поддерживающих постоянную свежесть. Только тщательно вычисленное соотношение температуры и влажности, настолько идеальное для человеческого организма, что оно не ощущалось.

Бейли с трепетом сделал глубокий вздох, и его охватила радость от сознания, что он дома, в безопасности, где все знакомо и познаваемо.

Так случалось всегда. Вновь он воспринял Город как материнскую утробу и вернулся в нее со сладким облегчением. Но он же верит, что заключенное в этой утробе человечество должно вырваться наружу, должно родиться, так почему же он всегда вновь вот так в нее погружается?

И ничего нельзя изменить? Неужели, пусть он даже покинет Город, увезет бесчисленное количество людей туда – к звездам, ему самому не вырваться? Неужели он всегда будет чувствовать себя дома только в Городе?

Бейли стиснул зубы. Что толку думать об этом? Он сказал роботу:

– Бой, до этого места тебя доставили на машине?

– Да, господин.

– Где она?

– Не знаю, господин.

– Офицер! – Бейли обернулся к полицейскому. – Этот робот был доставлен сюда два часа назад. Где Доставившая его машина?

– Сэр, я заступил на дежурство час назад.

Конечно. Глупо было спрашивать. Водитель машины не знал, сколько времени робот будет его разыскивать, и ждать не стал. Бейли прикинул, не вызвать ли машину, но отказался от этой мысли сразу же. Ему просто порекомендуют воспользоваться экспрессуэем. Так быстрее.

Да и колебался он, собственно, только из-за Р. Джеронимо. Ехать в его сопровождении экспрессуэем не хотелось, но позволить роботу добираться в управление одному среди враждебных толп он не мог.

И никакого выбора у него нет. Комиссар, несомненно, не жаждет его обласкать. И, конечно, зол, что он не оказался под рукой, будь у него хоть трижды свободный день.

– Сюда, бой! – сказал Бейли.

Город занимал пять тысяч квадратных километров, и нужды его двадцати с лишним миллионов жителей обслуживались четырьмястами километрами экспрессуэя и сотнями километров фидеруэя. Сложная сеть движущихся полос размещалась на восьми уровнях – с сотнями переходов разной степени сложности. По службе Бейли был обязан знать их все – и знал. Если бы его с завязанными глазами отвезли в любую точку Города и сняли повязку, он мгновенно бы определил кратчайший путь до любого указанного места.

И, естественно, он знал дорогу в управление. Однако надо было выбрать из восьми равно удобных маршрутов, и он заколебался, прикидывая, какой в это время суток малолюднее остальных.

Секунду спустя он принял решение и скомандовал:

– Иди со мной, бой!

Робот послушно последовал за ним.

Они прыгнули в проходивший мимо фидер, и Бейли ухватился за вертикальную стойку – белую, теплую, в меру шероховатую, чтобы удобнее было держаться. Садиться не имело смысла; скоро предстояла пересадка. Он быстро кивнул роботу, и тот только тогда положил руку на ту же стойку. Конечно, он легко удерживал бы равновесие и без нее, но Бейли предпочитал держать его поближе к себе. Он отвечал за робота, и ему совсем не улыбалось возмещать убытки Городу, если бы Р. Джеронимо потерялся и получил повреждения.

Все немногочисленные пассажиры фидера, как и следовало ожидать, с любопытством уставились на работа. Бейли по очереди перехватывал эти взгляды. Держался он с властностью официального лица, и те, на кого он смотрел, смущенно отводили глаза.

Бейли снова кивнул и, чуть они поровнялись с движущимися полосами, прыгнул на ближайшую, двигавшуюся с той же скоростью, что и фидер. Едва Бейли ступил на полосу, где не было пластикового экрана, как ему в лицо ударила воздушная струя. Он привычно наклонился ей навстречу, загораживая глаза приподнятой рукой, и побежал наискось вперед с одной полосы на другую, пока не добрался до экспрессуэя.

Раздался веселый крик подростка – «робот!» – и Бейли (он и сам когда-то был подростком) точно пред; ставил себе, что сейчас произойдет: двое-трое, если не целая компания, набегут сзади – или спереди, – робот каким-то способом будет опрокинут и с лязгом ударится о полосу. Если же виновник будет схвачен и предстанет перед администратором, то заявит, что робот столкнулся с ним и создал опасную обстановку, после чего мальчишку почти наверняка отпустят. А у робота нет права ни защищаться на полосе, ни давать показания в административном суде.

Бейли быстро шагнул вперед, успел загородить робота от подбегающего подростка, затем переступил, на более быструю полосу, подняв руку повыше, точно из-за усиления воздушной струи, и как бы ненароком задел локтем мальчишку, столкнув его на более медленную полосу. Тот не был к этому готов и, вскрикнув «ой!», растянулся на ней. Остальные встали как вкопанные, оценили ситуацию и поспешили исчезнуть.

– На экспрессуэй, бой! – приказал Бейли.

Робот чуть замялся. Роботам разрешалось пользоваться экспрессуэем, только если они сопровождали человека, но приказ был категоричным, и он прыгнул. Бейли прыгнул следом за ним, после чего напряжение робота снизилось.

Бейли, толкая Р. Джеронимо перед собой, решительно прошел сквозь толпу стоящих пассажиров и поднялся на верхний, менее забитый уровень, а там ухватился за стойку, наступил роботу на ногу и опять заставил зевак опустить глаза.

Через пятнадцать километров они приблизились к управлению на максимально короткое расстояние, и Бейли сошел. Р. Джеронимо последовал за ним. Его так никто и не тронул. Ни единой стычки за всю дорогу. В приемной Бейли сдал его и получил квитанцию, которую убрал в бумажник, только тщательно проверив дату, час и серийный номер робота, Не забыть попозже справиться, зарегистрирована ли квитанция компьютером.

Теперь предстояло явиться пред очи комиссара, а его Бейли знал как свои пять пальцев. Стоит ему допустить малейшую оплошность, и он окажется под угрозой понижения в должности. Характер у комиссара был жесткий, а прежние успехи Бейли он воспринимал как личное оскорбление.

3

Звали комиссара Уилсон Роф, и пост этот он занимал два с половиной года, сменив Джулиуса Эндерби, когда тот ушел на покой, тихо подав в отставку, едва улегся шум из-за убийства космонита.

Бейли никак не удавалось приспособиться к этой перемене. Джулиус при всех его недостатках был не просто начальником, но и другом, Роф же оставался только начальником. И он даже не был уроженцем Города. Его перевели откуда-то из другой системы.

Роф был не очень высок и не очень толст. Но его голова выглядела несоразмерно большой, а шея – чуть выдвинутой вперед. В результате он производил впечатление тяжести – тяжелая голова, словно набрякшие от тяжести веки, всегда полузакрывавшие глаза. Из-за этого он казался сонным, что не мешало ему подмечать каждую мелочь, в чем Бейли не замедлял убедиться, едва Роф пришел в управление. Он не строил иллюзий, что Роф испытывает к нему хоть какую-то симпатию, и в любом случае сам к нему ни малейшей симпатии не питал.

В голосе Рофа, всегда ровном, не проскользнуло ни единой раздраженной ноты, но слова были далеко не теплыми.

– Бейли, почему вас так трудно разыскать? – начал он.

Бейли ответил с надлежащей долей почтительности:

– У меня свободный день, комиссар.

– Ах да! Ваша привилегия эс-семь. Но вы знаете, что такое волновик, не так ли? Прибор для трансляции официальных распоряжений? Даже в ваше свободное время вы обязаны являться по вызову.

– Мне это известно, комиссар, но пункт об обязательном ношении волновика из инструкций исключен. С нами можно связаться и без него.

– В пределах Города. Но вы же были во Вне? Или я ошибаюсь?

– Вы не ошибаетесь, комиссар. Я был во Вне. Но в инструкциях не указано, что в таких случаях я обязан брать с собой волновик.

– Прячетесь за буквой закона, а?

– Совершенно верно, комиссар, – невозмутимо ответил Бейли.

Комиссар встал – властный, даже грозный – и сел на край стола. Окно во Вне, пробитое при Эндерби, было давно заложено и закрашено. И в замкнутой комнате (ставшей благодаря этому теплее и уютнее) комиссар выглядел огромным. Он сказал, не повышая голоса:

– По-моему, Бейли, вы слишком уж рассчитываете на благодарность Земли.

– Я рассчитываю на то, что исполняю свои обязанности как могу лучше и точно соблюдаю инструкции.

– А когда вольничаете с духом этих инструкций, – то и на благодарность Земли.

Бейли промолчал, и комиссар сказал после паузы:

– Кое-кто считает, что вы отличились в деле о6 убийстве Сартона три года назад.

– Благодарю вас, комиссар, – ответил Бейли. – И, если не ошибаюсь, результатом было закрытие Космотауна.

– Совершенно верно. И к большому облегчению Земли. Кое-кто считает также, что вы отличились на Солярии два года назад. И результатом – я избавляю вас от необходимости произносить лишние слова, – и результатом был пересмотр торговых договоров с космомирами к значительной выгоде Земли.

– Насколько мне известно, все это есть в соответствующих архивных документах.

– А в результате вы – великий герой.

– Ни на что подобное я не претендую.

– После каждого из этих двух дел вы получали повышение, а происшествие на Солярии даже послужило сюжетом для гиперволновой драмы.

– Которую, комиссар, показали без моего разрешения и против моего желания.

– Тем не менее она превратила вас в героя определенного рода.

Бейли пожал плечами.

Комиссар выждал секунду-другую, не скажет ли он что-нибудь, а затем продолжал:

– Но вот уже почти два года вы практически ничего не делаете.

– И у Земли есть право спросить, чем я был ей полезен последнее время.

– Вот именно. И она задает этот вопрос. Известно, что вы – один из зачинателей новейшей моды уходить во Вне, копаться в почве и разыгрывать из себя роботов.

– Это разрешено.

– Не все, что разрешено, следует одобрять. Не исключено, что люди считают вас не героем, а больше чудаком.

– Возможно, это согласуется с моим собственным мнением о себе, – сказал Бейли.

– Людская память коротка. Это избитая истина. В вашем случае героическое уже заслонено чудачествами, и вас ждут серьезные неприятности, если вы допустите ошибку. Репутация, на которую вы так уповаете…

– Со всем уважением, комиссар, я на нее не уповаю.

– Репутация, на которую, по мнению департамента полиции, вы уповаете, вас не спасет. И я не смогу вас спасти.

По сумрачному лицу Бейли скользнула тень улыбки.

– Я ни в коем случае не желаю, комиссар, чтобы вы поставили под угрозу свое положение в тщетной попытке спасти меня.

Комиссар пожал плечами и ответил столь же мимолетной и смутной улыбкой.

– Это вас пусть не тревожит.

– Если так, комиссар, то для чего вы мне все это говорите?

– Предостерегаю вас. Я вовсе не собираюсь с вами разделываться, а потому предупреждаю в первый и последний раз. Вам предстоит участвовать в крайне щекотливом деле, и вы легко можете допустить ошибку. Вот я и предупреждаю вас, чтобы вы ее не допускали. – Тут на его губах появилась несомненная улыбка.

Бейли на нее не ответил.

– Вы не могли бы объяснить мне, в чем заключается это весьма щекотливое дело?

– Это мне неизвестно.

– Оно связано с Авророй?

– Р. Джеронимо приказали в случае необходимости сказать вам это, но сам я ничего не знаю.

– В гаком случае почему вы считаете его щекотливым?

– Послушайте, Бейли, разгадывать загадки – ваша специальность. Для чего бы представитель Земного департамента юстиции лично прибыл в наш Город, а не вызвал вас в Вашингтон, как два года назад в связи с инцидентом на Солярии? И почему этот представитель хмурится, раздражается и проявляет все прочие признаки нетерпения, когда вас не удается разыскать немедленно? Вы постарались, чтобы вас было трудно найти, серьезная ошибка, за которую я никакой ответственности не несу. Сама по себе она, возможно, и не роковая, но, сдается мне, начинаете вы скверно.

– А вы задерживаете меня еще дольше, – хмуро буркнул Бейли.

– Отнюдь, Представитель департамента сейчас подкрепляется. Вы знаете, что земляне никогда не упускают случая перекусить. И он сам придет сюда, когда кончит. Ему сообщено, что вы здесь, и в данное время вы просто ждете, как жду я.

И Бейли начал ждать, размышляя о том, что снятая против его воли гиперволновая драма, хотя и помогла Земле укрепить позиции, ему в департаменте полиции причинила непоправимый вред. Она выставила его в объемной проекции на плоском фоне департамента, чем наложила на него неизгладимую печать нежелательности.

Его повысили в чине, дали ему больше привилегий, что только усугубило враждебное отношение к нему в департаменте. А чем выше он поднялся, тем сильнее расшибется, если упадет.

Стоит допустить ошибку…