Isaac Asimov
THE CURRENTS OF SPACE
© С. Резник, перевод на русский язык, 2019
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019
* * *
Посвящается Дэвиду, который не торопился прийти в этот мир, но чьего появления стоило ждать
Пролог. Год назад
Человек с Земли принял решение. Оно вызревало долго и мучительно, но час пробил.
Минуло несколько недель с тех пор, как он покинул надёжную палубу своего корабля, укутанного холодной чернотой космоса. Собирался по-быстрому отослать краткий рапорт в местное отделение Межзвёздного Пространственно-аналитического Бюро и так же быстро вернуться в космос. Вместо этого крепко здесь застрял.
Точно в силок угодил.
Допив чай, он посмотрел на человека, сидящего напротив, и произнёс:
– Долее я тут оставаться не намерен.
Этот другой принял решение. Оно вызревало долго и мучительно, но час пробил. Ему требовалось время, гораздо больше времени. Ответа на первые письма не последовало. Они словно в чёрную дыру канули. Впрочем, большего – или, вернее, меньшего – он и не ждал. В любом случае это был только первый ход.
Ясно было одно: пока суд да дело, нельзя позволить человеку с Земли ускользнуть. Он сжал гладкий чёрный стержень, лежащий в кармане, и сказал:
– Вы не улавливаете тонкостей данной проблемы.
– Что тонкого в гибели целой планеты? – возразил землянин. – Я хочу, чтобы вы оповестили о грядущем жителей Сарка, всех до одного.
– Мы не можем. Поймите, начнётся паника.
– Но вы обещали!
– Я всё обдумал и решил, что это нерационально.
– Представитель МПБ так и не явился. – Землянин перешёл к следующей своей претензии.
– Знаю. Они слишком заняты мерами по преодолению кризиса. Подождите ещё день или два.
– День или два! Опять «день или два»! Неужели все настолько заняты, что не могут уделить мне минуту? Они даже моих расчётов не видели.
– Я предлагал вам своё посредничество. Вы не согласились.
– И не соглашусь. Или они ко мне придут, или я к ним. По-моему, вы мне не верите, – с жаром прибавил землянин. – Не верите, что Флорине грозит гибель.
– Я вам верю.
– Нет, не верите. Не верите! По глазам вижу. Вы надо мной смеётесь. Вы не пространственный аналитик и ничего не понимаете в моих расчётах. Я даже не знаю, тот ли вы, за кого себя выдаёте. Кто вы такой?
– Вы перевозбуждены.
– Разумеется, что в этом удивительного? Или вы принимаете меня за психа? Думаете, небось: «Бедолага, космос свёл его с ума».
– Вздор.
– Думаете, думаете. Вот почему я хочу встретиться с представителями МПБ. Уж они-то разберутся, псих я или нет. Они узнают правду.
Второй мужчина вспомнил о принятом им решении и сказал:
– По-моему, вам нехорошо. Я помогу.
– Нет, не поможете! – истерично взвизгнул землянин. – Потому что я ухожу! И немедленно. Вам меня не остановить, лучше сразу убейте. Но вы не посмеете. А если всё-таки посмеете, на вашей совести окажется смерть жителей целой планеты!
– Я не собираюсь вас убивать! – второй человек возвысил голос, пытаясь перекричать землянина. – Успокойтесь, не буду я вас убивать, в этом нет нужды.
– Значит, просто свяжете, лишь бы удержать меня здесь. Вы это замыслили? А что будете делать, когда меня хватятся в МПБ? Я должен регулярно отсылать им отчёты, так-то вот.
– В Бюро знают, что со мной вы в безопасности.
– Да ну? А им вообще известно, что я высадился на планете? Интересно, дошло ли до них моё первое сообщение?
Голова у землянина закружилась. Конечности словно одеревенели.
Второй человек поднялся. Он убедился, что решение было вполне своевременным. Неторопливо обогнув длинный стол, подошёл к землянину.
– Это ради вашего же блага, – участливо сказал он, доставая из кармана чёрный стержень.
– Психозонд, – неразборчиво прохрипел землянин, пытаясь встать, однако ноги отказались ему повиноваться. – Опоили… – процедил он сквозь сведённые судорогой челюсти.
– Опоил, – легко согласился второй. – А теперь послушайте меня. Я не причиню вам вреда. Просто в таком возбуждённом, встревоженном состоянии вы не можете уяснить всю щепетильность вопроса. Я уберу вашу тревожность, одну только тревожность.
Говорить землянин больше не мог. Он сидел в оцепенении и думал: «О, великий космос, меня опоили». Хотелось кричать, визжать, бежать без оглядки, но, увы…
Второй человек подошёл вплотную и навис над ним. Землянин поднял взгляд. Глаза ещё двигались.
Психозонд являлся автономным прибором. Требовалось лишь закрепить проводки на голове в определённых местах. Землянин в ужасе наблюдал за приближением стержня, пока не отказали глаза. Он не почувствовал, как тонкие острые щупы проникли под кожу и вонзились в черепные швы.
Ему оставалось только безмолвно вопить: «Вы не понимаете! Речь о планете, населённой людьми! Нельзя рисковать жизнью сотен миллионов. Неужели до вас это не доходит?»
Голос второго человека звучал всё слабее и глуше, словно с дальнего конца длинного, продуваемого ветром туннеля:
– Больно не будет. Уже через час вам станет лучше, гораздо лучше. И мы вместе посмеёмся над этим досадным недоразумением.
Землянин ощутил слабую вибрацию в черепе, затем исчезла и она.
Тьма сгустилась и придавила его. Часть её так никогда и не рассеялась. Потребовался год, чтобы слегка приподнять чёрную завесу.
Глава 1. Найдёныш
Рик отложил фидер и вскочил на ноги. Его так трясло, что пришлось привалиться к голой, молочно-белой стене.
– Вспомнил! – закричал он.
Все повернулись к нему. Неразборчивое бормотание жующих людей стихло. Он видел их лица – неважно вымытые и неважно выбритые, бледные, лоснящиеся в тусклом свечении стен. В глазах не было любопытства – скорее рефлекторная реакция на неожиданный раздражитель.
– Я вспомнил свою работу, – вновь закричал Рик. – У меня была работа!
– Заглохни ты! – крикнул один.
– И сядь уже! – добавил другой.
Все отвернулись, гул возобновился. Рик растерянно опустил взгляд. Кто-то бросил: «Чокнутый Рик». Кто-то пожал плечами или покрутил пальцем у виска. Всё это ничего не значило. Проходило мимо его сознания.
Он медленно сел. Схватил фидер, похожий на ложку с острым краем и небольшими зубцами, которым одинаково неудобно было зачерпывать, резать и накалывать. Для фабричных рабочих и такое сойдёт… Рик перевернул фидер и невидяще уставился на номер, выбитый на обратной стороне ручки. Рику и не требовалось его видеть. Цифры он знал наизусть. Номера присваивались всем, однако у других имелись ещё имена. У него же имени не было. Его прозвали Риком. На сленге рабочих кыртопрядильни это слово означало «дурень». Частенько к прозвищу добавляли эпитет «чокнутый».
Может быть, за первым воспоминанием последуют другие? Осколок прошлого вернулся к нему впервые с тех пор, как Рик попал на ткацкую фабрику. Если бы только ему удалось сосредоточиться! Как следует обо всём поразмыслить!
Есть расхотелось. От голода не осталось и следа. Он воткнул фидер в желеобразный брикет мяса с овощами, оттолкнул еду и впился глазами в собственные ладони. Потом запустил пальцы в волосы, мучительно пытаясь шаг за шагом пробиться мыслями в бездну, откуда извлёк единственное воспоминание, смутное и нечёткое.
Он разрыдался, и тут прозвенел звонок, возвещая окончание обеденного перерыва.
Когда вечером он вышел с фабрики, его догнала Валона Марч. Он не сразу заметил её присутствие. Остановился, лишь услышав шаги нога в ногу с его собственными. У Валоны были тёмно-русые волосы. Она заплетала их в две толстые косы, которые скрепляла магнитными заколками с зелёными камешками – дешёвыми, потускневшими безделушками. На ней было простое ситцевое платье, вполне подходящее для здешнего мягкого климата. Рик тоже обходился безрукавкой и хлопчатобумажными брюками.
– Я слыхала, с тобой что-то приключилось в обед, – сказала Валона.
Говор у неё был резким, типичным для поселян. Тогда как речь самого Рика отличалась сильной гнусавостью. Местные насмехались и передразнивали его, но Валона объяснила, что это они по невежеству.
– Ничего не приключилось, Лона, – пробормотал он.
– Мне рассказывали, ты что-то вспомнил, – не отступалась она. – Рик, это правда?
Валона тоже звала его Риком. А как же иначе? Своего настоящего имени он не помнил, хотя пытался вспомнить изо всех сил. И Лона ему помогала. Однажды даже раздобыла где-то рваный городской справочник и принялась зачитывать вслух имена, но все они звучали одинаково чуждо.
– Я должен уйти с фабрики. – Он заглянул ей в глаза.
Валона нахмурилась. На её круглом широкоскулом лице появилось встревоженное выражение.
– Ты не можешь уйти. Это плохо.
– Я должен побольше узнать о себе.
– Вряд ли это поможет. – Она облизнула губы.
Рик опустил глаза. Он не сомневался в искренности её беспокойства. Именно Лона помогла ему устроиться на фабрику. Опыта работы с ткацкими станками у него не было. А может, был, просто Рик ничего не помнил? В общем, Лона убедила остальных, что ручной труд ему не потянуть, и его согласились бесплатно обучить работе на станках. В те жуткие дни, когда он не только не мог говорить, но даже не понимал, что такое еда, Лона заботилась о нём и кормила с ложечки. Она спасла ему жизнь.
– Я должен.
– Рик, у тебя опять голова болит, да?
– Нет. Я действительно кое-что вспомнил. Вспомнил, кем работал прежде. Вспомнил!
Рассказать ей или нет? Он отвернулся. Тёплое солнце уже клонилось к горизонту, до заката оставалось часа два. Во все стороны от фабрики тянулись тоскливые ряды однокомнатных домиков для рабочих, но стоило подняться на вершину холма, и вокруг раскинутся багрянец и золото полей.
Эти поля понравились ему с первого взгляда. Их вид успокаивал и радовал глаз. Даже в ту пору, когда он не знал, что поля именно «золотые» и «багряные», когда само понятие цвета было ему неведомо, а восхищение он мог выразить лишь тихим клёкотом. В полях его головная боль проходила быстрее. В те дни Валона каждый выходной брала напрокат диамагнитный скутер, и они покидали посёлок. Антиграв мягко нёс их вперёд, они скользили в футе над землёй, пока не оказывались за много миль от человеческого жилья. В лицо бил ветер, напоённый ароматом цветущего кырта, и не было ничего, кроме этого ветра.
Они усаживались на меже, окружённые цветами, запахами и солнечным светом, делили пополам пищевой брикет и так проводили весь день, пока не наступало время возвращаться.
Эти воспоминания всколыхнули что-то в душе Рика.
– Лона, давай отправимся в поля.
– Уже поздно.
– Ну пожалуйста, недалеко, только за окраину посёлка.
Валона порылась в тощем кошельке. Она держала его за голубым кожаным ремешком – единственным украшением, которое могла себе позволить. Рик удержал её руку.
– Прогуляемся пешком.
Через полчаса они свернули с шоссе на извилистую песчаную тропинку. Между ними висело тяжёлое молчание, и знакомый страх сжал сердце Валоны. Она не знала слов, чтобы выразить свои чувства к Рику, поэтому даже и не пыталась.
Что, если он её бросит? Для мужчины Рик был сравнительно невысок, с неё ростом, а весил и того меньше. Во многом он оставался сущим ребёнком. Однако до того, как ему отключили мозги, он явно был из образованных. Из образованных и непростых.
Сама Валона систематического образования не получила. Закончила ремесленное училище, где её научили читать, писать и обслуживать ткацкие станки. Однако ей хватало ума понимать, что далеко не все столь ограниченны. Взять того же старосту, чьи знания приносили посёлку огромную пользу. Иногда на фабрику наезжали с проверками нобили. Лона никогда не встречала их вблизи, но как-то раз побывала в Городе и своими глазами видела несколько невероятно величественных существ. Изредка рабочим случалось слышать, как разговаривают образованные. Их речь звучала иначе: более гладко, певуче. А сколько длинных слов! И речь Рика, по мере того как к нему возвращалась память, становилась всё больше похожей на их речь.
Его первые слова напугали Валону. Он произнёс их совершенно неожиданно после мучительного, со слезами, приступа мигрени. Выговор у него оказался чудной, но все попытки его выправить ни к чему не привели.
Уже тогда она испугалась, что к нему вернётся память и он её бросит. Кто она такая? Всего-навсего Валона Марч, прозванная Лоной-Орясиной. Она никогда не была замужем. Да и кто возьмёт такую: здоровенная деваха с крупными ступнями и покрасневшими от работы руками. На танцульках по выходным ей приходилось подпирать стенку и с немой обидой смотреть на парней, в упор её не замечающих. Лона была слишком внушительной, чтобы глупо хихикать и улыбаться.
Никогда ей не прижать к сердцу дитя. Девушки вокруг рожали одна за другой, ей же оставалось бросать со стороны завистливые взгляды на что-то безволосое, розовое, с зажмуренными глазками, липким ротиком и беспомощно сжатыми кулачками… «Твоя очередь, Лона». «А ты когда родишь, Лона?»
Она только отводила глаза.
А затем появился Рик, сам немногим отличавшийся от младенца. О нём тоже надо было заботиться: кормить, выводить на прогулку, баюкать, когда его мучила головная боль. Дети с хохотом бегали за ней, крича: «Лона-Орясина завела себе дружка! У Орясины дурень-дружок! Рик-женишок!»
Когда Рик смог самостоятельно выйти на улицу посёлка (Лона была так горда, когда он сделал первый шаг, словно Рику и правда был один год, а не все тридцать), дети принялись бегать вокруг него, вопить и насмехаться над взрослым мужчиной, жмурящимся от страха. Тот только ёжился и скулил в ответ. Лоне не один раз пришлось выходить из дома и отгонять ребятню, грозя кулачищами.
Её кулаков опасались даже взрослые мужики. В день, когда Рик впервые пришёл с ней на фабрику, она одним мощным ударом вырубила начальника цеха, отпустившего за их спинами непристойность. Фабричный совет оштрафовал её, удержав недельный заработок. Если бы не заступничество старосты, решившего, что Лону спровоцировали, не избежать бы ей суда.
Вот почему она не хотела, чтобы к Рику вернулась память. Лоне нечего было ему предложить, и она эгоистично рассчитывала, что он навечно останется беспомощным и пустоголовым. Просто она впервые стала для кого-то спасительным островом. И теперь боялась вновь стать островом необитаемым.
– Рик, а ты уверен, что это было воспоминание?
– Да.
Они стояли посреди полей. Солнце окрасило алым окрестности. Вскоре должен был подуть ароматный вечерний ветер, шахматная доска ирригационных каналов уже начала багроветь.
– Моей памяти можно доверять, Лона, сама знаешь. Например, не ты научила меня говорить. Я сам вспомнил слова. Согласна?
– Да, – нехотя ответила она.
– Я помню дни, когда ты увозила меня, ещё бессловесного, в поля. Я постоянно вспоминаю всё новые и новые подробности. Вчера вспомнил, как ты поймала мне кыртового светлячка. Сжала ладони лодочкой и дала заглянуть между большими пальцами. Там, в темноте, сиял оранжево-пурпурный огонёк. Я засмеялся и попытался просунуть туда руку. Светлячок улетел, а я расплакался. Тогда я не знал, что это за насекомое, – теперь знаю. Но ведь ты не рассказывала мне о том случае, правда?
Лона покачала головой.
– И тем не менее всё было именно так? Мои воспоминания не лгут?
– Всё так и было, Рик.
– А теперь я припомнил кое-что из моей прежней жизни. Должна же была быть у меня прежняя жизнь.
Должна, конечно. При одной мысли об этом на Лону наваливалась тяжесть. Его прежняя жизнь наверняка мало походила на нынешнюю. И прошла она на другой планете. Ведь единственным незнакомым Рику словом было слово «кырт». Лоне пришлось объяснить, что так называется растение, важнее которого нет ничего на Флорине.
– Что же ты вспомнил? – спросила она.
Рик сразу как-то увял и замялся:
– Лона, воспоминание довольно путаное. Просто вспомнил, что у меня была работа. Вспомнил, в чём она заключалась. По крайней мере, отчасти.
– В чём же?
– Я анализировал Ничто.
Лона резко повернулась к нему и пристально посмотрела в глаза. Потом приложила ладонь к его лбу, но Рик в раздражении отстранился.
– У тебя опять разболелась голова? Ты уже несколько недель не жаловался на мигрень.
– Ничего у меня не болит. Отстань.
Она сразу потупилась, и Рик прибавил:
– Я вовсе не имел в виду, что ты мне надоедаешь, Лона. Только хотел сказать, что чувствую себя хорошо и тебе не надо так беспокоиться.
Она просветлела.
– А что значит «анализировал»?
Рик знал слова, о которых Лона понятия не имела. Она робела при одной мысли о том, каким образованным он был когда-то.
– Это означает… – Он ненадолго задумался. – Означает «разлагать на части». Представь, как мы разбираем сортировщик, чтобы выяснить, почему сбоит сканирующий луч.
– А-а. Но, Рик, неужели можно ничего не анализировать? Разве ж это работа?
– Я не сказал, что ничего не анализировал. Я сказал, что анализировал Ничто. С большой буквы «Н».
– А это не одно и то же? – спросила она, подумав про себя: «Ну, вот и всё. Я стала для него дурочкой. Скоро он с отвращением меня бросит».
– Разумеется, нет. – Рик глубоко вздохнул. – Сожалею, но я вряд ли смогу хорошо объяснить. Пока это всё, что я вспомнил. Однако работа наверняка была очень важной. Я это чувствую. Сомневаюсь, что я был преступником.
Валона поморщилась. Зря она тогда ему рассказала. Она убеждала себя, что предупредила Рика ради его же блага, хотя в глубине души понимала: она сделала это, чтобы ещё крепче привязать его к себе.
Это случилось, когда Рик впервые заговорил. Он заговорил так внезапно, что Лона перепугалась. Даже не решилась посоветоваться со старостой. В следующий выходной она сняла со своих накоплений пять кредитов (всё равно мужчины, который выбранил бы её за то, что она растранжирила своё скромное приданое, на горизонте не просматривалось) и отвезла Рика в город к врачу. Имя и адрес были написаны на клочке бумаги, тем не менее ей потребовалось два часа кошмарных блужданий среди мощных колонн, возносящих к солнцу Верхний город, чтобы найти нужное здание.
Лона настояла на приёме, и врач, вооружившись странными инструментами, проделал над Риком все мыслимые и немыслимые процедуры. Затем поместил его между двумя металлическими штуковинами, сразу засиявшими, будто кыртовые светлячки в полночь. Лона вскочила и принялась хватать врача за руки, требуя немедленно прекратить. Он вызвал двоих мужчин, и те выволокли брыкающуюся Лону за дверь.
Полчаса спустя врач сам вышел к ней. Он хмурился. Лона чувствовала себя неуютно, ведь врач был из нобилей, пусть и держал кабинет в Нижнем городе и смотрел на неё мягко, даже ласково. Вытерев руки маленьким полотенцем, он швырнул его в мусорное ведро, хотя, на её взгляд, полотенце было совершенно чистым.
– Когда именно ты обнаружила этого человека?
Лона рассказала ему, как было дело, стараясь не сболтнуть лишнего и не упомянуть ни старосту, ни патруль.
– То есть ты ничего о нём не знаешь?
– О его прошлой жизни? Ничего. – Она помотала головой.
– Этого человека подвергли психозондированию. Ты понимаешь, что это такое?
Она хотела опять покачать головой, потом произнесла свистящим шёпотом:
– Это то, что делают с сумасшедшими, да, доктор?
– И с преступниками. С помощью психозондирования им меняют образ мыслей. Ради их же блага. Оздоравливают разум или лишают того, что заставляет красть и убивать. Ты меня понимаешь?
Да, Лона понимала. Покраснев до корней волос, она сказала:
– Рик никогда ничего не крал. И он даже мухи не обидит.
Похоже, врач удивился:
– Так ты зовёшь его Риком? Послушай, что я скажу. Тебе неизвестно о том, каким он был прежде. И состояние его разума не позволяет об этом судить. Зондирование было глубоким и грубым. Не могу сказать, какая часть разума стёрта навсегда, а какая пострадала от шока и может со временем возвратиться. Некая грань его натуры может вернуться так же, как вернулась речь, вот о чём я толкую. Парня следует поместить под наблюдение.
– Нет-нет, он останется со мной. Я хорошо за ним ухаживаю.
Врач вновь нахмурился, затем его голос сделался проникновеннее:
– Я ведь о тебе беспокоюсь, девочка. Кто знает, весь ли порок удалили из его головы? Этот человек может однажды причинить тебе боль.
Тут медсестра вывела Рика, бормоча ему что-то успокаивающее, как ребёнку. Он же держался за голову, глядя в пустоту. Потом заметил Лону, протянул к ней руки и захныкал:
– Лона, Лона…
Она бросилась к нему, крепко прижала к груди и сказала:
– Нет, доктор, он ни за что не сделает мне больно.
– Я, конечно, должен буду доложить об этом случае, – задумчиво произнёс врач. – Ума не приложу, как он удрал из-под стражи в таком-то состоянии.
– То есть Рика у меня заберут?
– Боюсь, что да.
– Пожалуйста, доктор, не сообщайте никому! – Она выхватила носовой платок, в котором тускло блеснули пять монет, и сунула их врачу. – Возьмите, доктор! Это вам. Я сама позабочусь о Рике. Он никому не причинит зла.
– Ты работаешь на ткацкой фабрике? – спросил он, глядя на монеты в своей ладони.
Лона кивнула.
– Сколько тебе платят?
– Две восьмых кредита в неделю.
Врач слегка подбросил монетки, сжал пальцы. Металл звякнул.
– Забери их, девочка. – Он протянул деньги Лоне. – Ты ничего мне не должна.
– И вы никому не расскажете о Рике? – Лона в изумлении взяла назад кредиты.
– Увы, я должен. Таков закон.
Обратно в посёлок она ехала с тяжёлым сердцем, почти не видя дороги и отчаянно прижимая к себе Рика.
На следующей неделе в новостях по гипервидео прошёл сюжет о враче, погибшем из-за отказа гироскопа во время короткого замыкания на местной энергонесущей балке. Имя показалось Лоне знакомым. Вечером, вернувшись домой, она сверилась с бумажкой. Имена совпадали.
Она огорчилась, потому что доктор был хорошим человеком. Его адрес ей когда-то дала подруга. Мол, доктор хоть и из благородных, но добр к рабочим. На всякий случай Лона сохранила бумажку. И вот, когда «случай» настал, доктор по-доброму отнёсся и к ней. Однако радость превосходила печаль. Судя по всему, он не успел сообщить о Рике. По крайней мере, за ним так никто и не явился.
Позже, когда Рик более или менее пришёл в себя, она передала ему слова доктора, намекнув, что, оставаясь в посёлке, он будет в безопасности…
Рик потряс её за плечо, и Лона вынырнула из воспоминаний.
– Ты слышишь? – говорил он. – Я не преступник, у меня была важная работа.
– А вдруг ты совершил какую-нибудь оплошность? – нерешительно предположила она. – Ошибки совершают все, даже очень большие шишки. Даже нобили…
– Нет, я уверен. Но мне нужно всё вспомнить, чтобы убедить других, понимаешь? Иного пути нет. Я должен уйти с фабрики, покинуть посёлок и попытаться выяснить, кто я и откуда.
– Рик! – Её охватил ужас. – Рик, это опасно. Зачем тебе куда-то идти? Неужели всё это так важно, пусть даже ты анализировал какое-то там Ничто?
– Я вспомнил ещё кое-что.
– Что же?
– Не хочу говорить, – прошептал он.
– Лучше скажи, иначе опять забудешь.
– Верно. – Он сжал её руку. – Но ты ведь никому не расскажешь? Лона, стань моей запасной памятью.
– Хорошо, Рик.
Он огляделся. Мир был прекрасен. Валона как-то рассказала ему, что высоко-высоко в небе над Верхним городом светится огромная надпись, гласящая: «Флорина – прекраснейшая планета во всей галактике». И, судя по тому, что он видел вокруг, это было чистой правдой.
– То, что я вспомнил, ужасно, но ведь все прочие мои воспоминания точны. Я вспомнил это сегодня после обеда.
– Ну, и?
Он обречённо посмотрел на Лону:
– Скоро все жители Флорины погибнут. Все до единого.
- Звезды как пыль
- Космические течения
- Камешек в небе