Дэвид Старр, космический рейнджер

Isaac Asimov

David Starr, Space Ranger

Copyright © 1952 by Isaac Asimov.

Isaac Asimov writing as Paul French.

Copyright © 1952 by Doubleday and Company, Inc.

© Д. Арсеньев, перевод на русский язык, 2018

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2018

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.

***

Уолтеру Брэдбери,

без которого эта книга не была бы написана

От автора

Эта книга была впервые опубликована в 1952 году, и описание поверхности и атмосферы Марса соответствует астрономическим представлениям того времени.

Однако с 1952 года знания астрономов о Солнечной системе необыкновенно расширились благодаря использованию радаров и ракет.

28 ноября 1964 года космический аппарат, известный как «Маринер IV», вылетел в направлении Марса. 15 июля 1965 года «Маринер IV» обогнул Марс на расстоянии немного менее 6000 миль, записал данные и сделал фотографии, которые были по радио отправлены на Землю.

Оказалось, что плотность марсианской атмосферы равна лишь одной десятой того, что считали раньше. Вдобавок фотографии показали, что поверхность Марса усеяна кратерами, похожими на лунные. С другой стороны, не было обнаружено никаких признаков каналов.

Последующие космические аппараты, направленные в сторону Марса, показали, что на Марсе меньше воды, чем думали раньше, и что его ледяные шапки, видимые с Земли, состоят из замерзшей двуокиси углерода, а не из воды.

Это значит, что жизнь в любой форме гораздо менее вероятна на Марсе, чем считали астрономы в 1952 году.

Надеюсь, что читателям тем не менее книга понравится, но я не хотел бы, чтобы их ввел в заблуждение материал, считавшийся «точным» в 1952 году, но с тех пор устаревший.

АЙЗЕК АЗИМОВ

Ноябрь 1970 г.

Глава 1
Сливы с Марса

Дэвид Старр в тот момент как раз смотрел на этого человека и поэтому видел, как все произошло. Он видел, как этот человек умер.

Дэвид терпеливо дожидался доктора Хенри, наслаждаясь при этом атмосферой новейшего ресторана Интернационального Города. Наконец-то он мог по-настоящему отпраздновать свой диплом и статус полноправного члена Совета Науки.

Ожидание не вызывало у него раздражения. Кафе «Верховное» все еще блестело от свежей хромосиликоновой краски. Приглушенный свет, ровно разливавшийся по всему залу, не имел видимого источника. На столе Дэвида, у стены, стоял маленький блестящий куб, в котором виднелась крошечная трехмерная копия оркестра, чья негромкая музыка доносилась из глубины зала. Палочка дирижера представляла собой полудюймовую движущуюся вспышку. Поверхность стола была самой современной модификацией силового поля и, если бы не специальное мерцание, оставалась бы совершенно невидимой.

Спокойные карие глаза Дэвида внимательно изучали соседние столики, полускрытые в нишах; Дэвид занимался этим не со скуки, а потому, что люди интересовали его гораздо больше новейших технологических побрякушек, которые были собраны в кафе «Верховное». Трехмерное телевидение и силовые поля были чудом десять лет назад, но с тех пор к ним привыкли. Люди же не меняются, и даже теперь, через десять тысяч лет после постройки пирамид и пять тысяч лет после взрыва первой атомной бомбы, в них кроется неразрешимая загадка и нечто удивительное.

Девушка в красивом платье негромко смеялась, глядя на сидевшего напротив нее мужчину; человек средних лет в неудобном выходном костюме набирал номера меню робота-официанта, а его жена и двое детей внимательно следили за ним; два бизнесмена оживленно разговаривали за десертом.

Именно тогда, когда взгляд Дэвида упал на бизнесменов, это и произошло. Один из них, с налитым кровью лицом, конвульсивно дернулся и попытался встать. Второй, слабо вскрикнув, протянул к нему руку в тщетной попытке помочь, но первый уже упал в кресло и начал медленно сползать под стол.

Дэвид вскочил и в три шага преодолел расстояние между столиками. Прикосновением пальца к сенсору рядом с телевизором он опустил фиолетовый занавес с флюоресцирующим рисунком на открытую сторону ниши: теперь сцена не привлечет внимания. Многие посетители вообще предпочитали такое уединение.

Второй бизнесмен, потрясенный всем происшедшим, наконец обрел голос. Он сказал:

– С Мэннингом что-то случилось. Какой-то припадок. Вы врач?

Голос Дэвида был спокойным и ровным. В нем звучала уверенность:

– Сидите спокойно и не шумите. Сейчас здесь будет управляющий, и все, что возможно, будет сделано.

Он поднял упавшего, как куклу, хотя тот был плотного телосложения. Потом отодвинул как можно дальше стол; пальцы его при этом сверхъестественным образом задержались в дюйме над поверхностью силового поля стола. Затем он положил человека в кресло, расстегнул магнитный зажим его куртки и начал делать искусственное дыхание.

У Дэвида не было иллюзий. Он знал эти симптомы: неожиданный прилив крови к лицу, утрата голоса и дыхания, несколько минут борьбы за жизнь – и конец.

Занавес отлетел в сторону. Управляющий удивительно быстро отозвался на сигнал тревоги, который Дэвид нажал перед тем, как покинул свой столик. Управляющий был низенький, полный, в черном тесном костюме консервативного кроя. Он явно был взволнован.

– Здесь что-то… – Он, казалось, съежился при виде неподвижно лежащего человека.

Оставшийся в живых посетитель говорил с истерической поспешностью:

– Мы обедали, когда у моего друга произошел приступ. А кто этот человек, я не знаю.

Дэвид оставил свои тщетные попытки. Отбросив густые каштановые волосы со лба, он спросил:

– Вы управляющий?

– Я Оливер Гаспер, управляющий кафе «Верховное», – с удивлением ответил толстяк. – Кто-то со столика 87 подал сигнал тревоги, но столик пуст. Мне сказали, что молодой человек только что вбежал в нишу столика 94, и вот я здесь. – Он повернулся. – Пойду за врачом.

Дэвид сказал:

– Не торопитесь. Бесполезно. Этот человек мертв.

– Что?! – воскликнул второй и бросился к приятелю с криком: – Мэннинг!

Дэвид удержал его, прижав к столу.

– Спокойней. Помочь ему нельзя, а шуметь не нужно.

– Да, да! – быстро согласился Гаспер. – Нельзя расстраивать других посетителей. Но послушайте, сэр, все же врач должен осмотреть этого беднягу, чтобы установить причину смерти. Я не могу допустить нарушений закона в своем ресторане.

– Мне жаль, мистер Гаспер, но в данный момент я запрещаю осмотр этого человека кем бы то ни было.

– О чем это вы говорите? Если человек умер от сердечного приступа…

– Давайте не устраивать бесполезных дискуссий. Как вас зовут, сэр?

Оставшийся в живых посетитель покорно ответил:

– Эжен Форестер.

– Ну что ж, мистер Форестер, мне нужно точно знать, что ели вы и ваш спутник.

– Сэр! – Маленький управляющий смотрел на Дэвида выпученными глазами. – Вы полагаете, что причина в пище?

– Я ничего не полагаю. Я задаю вопросы.

– У вас нет права расспрашивать. Кто вы такой? Я требую, чтобы этого беднягу осмотрел врач.

– Мистер Гаспер, это дело Совета Науки.

Дэвид обнажил внутреннюю поверхность запястья, загнув гибкий металлитовый рукав. В первое мгновение была видна только кожа, потом она потемнела и появился черный овал, внутри которого блеснули и заплясали желтые огоньки, образуя знакомый рисунок Большой Медведицы и Ориона.

Губы управляющего задрожали. Совет Науки – не официальный правительственный орган, но его члены зачастую значили больше, чем правительство.

Он сказал:

– Простите, сэр.

– Не нужно извиняться. Мистер Форестер, ответьте, пожалуйста, на мой первый вопрос.

Форестер пробормотал:

– Мы заказали обед номер три.

– Оба?

– Да.

– Были ли какие-нибудь замены?

Дэвид углубился в лежащее на столике меню. Кафе «Верховное» предлагало внеземные деликатесы, но обед номер три был одним из наиболее обычных на Земле: овощной суп, телячьи отбивные, жареный картофель, горошек, мороженое и кофе.

– Да, замена была. – Форестер нахмурился. – Мэннинг заказал на десерт марсливы.

– А вы нет?

– Нет.

– А где эти марсливы сейчас? – Дэвид когда-то пробовал их. Сливы, растущие в обширных теплицах Марса, сочные и бескосточковые, со слабым ароматом корицы, дополняющим фруктовый вкус.

Форестер сказал:

– Он их съел. А что, вы считаете?..

– За какое время до приступа?

– Примерно за пять минут, мне кажется. Мы даже не закончили кофе. – Он болезненно побледнел. – Они отравлены?

Дэвид не ответил. Он повернулся к управляющему:

– Что вы скажете о марсливах?

– В них не было ничего ненормального. Ничего. – Гаспер в волнении схватил занавес и лихорадочно скомкал, но при этом продолжал бормотать еле слышным шепотом: – Свежая поставка с Марса, проверенная и одобренная правительством. Только за последние три вечера мы продали несколько сотен порций. Ничего подобного не случалось.

– Все равно, прикажите исключить марсливы из меню, пока мы не проверим их вторично. А теперь, на случай, если дело не в них, пожалуйста, принесите какой-нибудь пакет, чтобы мы смогли забрать остатки обеда для проверки.

– Сейчас. Сейчас.

– И, конечно, никому об этом не рассказывайте.

Управляющий вернулся через несколько секунд, вытирая вспотевший лоб носовым платком. Он сказал:

– Никак не могу этого понять. Никак не могу.

Дэвид сложил в пакет пластиковые тарелки с остатками пищи, добавил то, что осталось от поджаренных булочек, закрыл вощеные чашки, в которых подавали кофе, и отставил их в сторону. Гаспер перестал непрерывно потирать руки и потянулся к контакту на краю стола.

Но Дэвид опередил его, и, вздрогнув от неожиданности, управляющий обнаружил, что его запястье крепко стиснуто сильными пальцами.

– Сэр, но крошки!

– Я их тоже заберу.

С помощью карманного ножа Дэвид собрал все крошки, острое лезвие легко скользило по невидимой поверхности силового поля. Самому Дэвиду не нравились подобные столешницы. Их абсолютная прозрачность вовсе не способствовала расслаблению. Обедающие, видя висящие в пустоте тарелки и чашки, испытывали напряжение. Приходилось слегка выводить поле из фазы, что вызывало непрерывное мерцание и создавало впечатление твердой поверхности.

В ресторанах же такие столы пользовались популярностью, поскольку нужно было лишь слегка, на долю дюйма, приподнять поле, чтобы уничтожить все прилипшие крошки и капли. Только закончив собирать остатки пищи, Дэвид позволил Гасперу проделать эту операцию, вначале отключив предохранитель, а затем используя специальный ключ. Поверхность стола в момент стала совершенно чистой.

– Еще минутку. – Дэвид взглянул на циферблат своих часов, потом слегка отогнул занавес. – Доктор Хенри! – позвал он негромко.

Долговязый мужчина средних лет, сидевший за тем самым столом, за которым пятнадцать минут назад сидел Дэвид, вздрогнул и удивленно оглянулся.

Дэвид улыбнулся.

– Я здесь! – И прижал палец к губам.

Доктор Хенри встал. Костюм висел на нем, редеющие седые волосы были тщательно зачесаны на лысину.

– Мой дорогой Дэвид, ты уже здесь? – спросил он, подходя к нише. – А я думал, что ты опаздываешь. Но что случилось?

Улыбка исчезла с лица Дэвида. Он ответил:

– Еще один.

Доктор Хенри зашел за занавес, взглянул на мертвого и пробормотал:

– Надо же!

– Никак не ожидал увидеть такое прямо здесь, – заметил Дэвид.

– Я думаю, – доктор Хенри снял очки и прочистил их слабым силовым полем своего карманного очистителя, – я думаю, лучше закрыть ресторан.

Гаспер беззвучно, как рыба, глотнул воздух и сдавленно произнес:

– Закрыть ресторан?! Он открыт всего неделю. Это катастрофа. Настоящая катастрофа!

– Всего лишь на час или около того. Нужно убрать тело и осмотреть вашу кухню. Вы ведь хотите, чтобы мы раскрыли загадку пищевого отравления, и для вас будет гораздо менее удобно, если мы будем заниматься всем этим в присутствии обедающих.

– Очень хорошо. Ресторан будет в вашем распоряжении, но мне нужен час, чтобы все посетители кончили обедать. Надеюсь, огласки не будет.

– Никакой, уверяю вас. – Морщинистое лицо доктора Хенри было очень серьезно. – Дэвид, позвони в Зал Совета и попроси Конвея. У нас для таких случаев разработана процедура. Он знает, что нужно делать.

– А я должен оставаться? – неожиданно вмешался Форестер. – Я плохо себя чувствую…

– Кто это, Дэвид? – спросил доктор Хенри.

– Он обедал вместе с умершим. Его зовут Форестер.

– Ага. Боюсь, мистер Форестер, вам придется поболеть здесь.

В ресторане было холодно, и он производил неприятное впечатление своей пустотой. Пришли и ушли молчаливые оперативники. Они тщательно, атом за атомом, проверили кухню.

Теперь в зале остались только доктор Хенри и Дэвид. Они сидели в пустой нише. Света не было, а кубики трехмерного телевидения на каждом столе ничем не отличались от простых стекол.

Доктор Хенри покачал головой.

– Мы ничего не выясним. Я это знаю по опыту. Прости, Дэвид. Не так мы хотели отметить твой выпуск.

– Для этого еще будет время. Вы в своих письмах упоминали случаи пищевого отравления, так что я был подготовлен. И все же я не думал, что нужна такая абсолютная секретность. Если бы я об этом знал, постарался бы быть осторожнее.

– Бесполезно. Нельзя вечно скрывать это дело. Мало-помалу информация просачивается. Люди видят, как человек умирает за едой, потом слышат об аналогичных случаях. И всегда за едой. Плохо дело, а будет еще хуже. Ну, поговорим об этом подробнее завтра, когда будешь у Конвея.

– Подождите! – Дэвид пристально посмотрел в глаза старшему собеседнику. – Что-то беспокоит вас больше, чем смерть одного человека или даже смерть тысячи. Что-то, чего я не знаю. Что это?

Доктор Хенри вздохнул.

– Боюсь, Дэвид, что Земля в большой опасности. Большинство Совета в это не верит, Конвей убежден лишь наполовину, но я уверен, что эти преднамеренные пищевые отравления есть хитрая и жестокая попытка захватить контроль над экономической жизнью Земли и над парламентом. И до сих пор, Дэвид, совершенно неизвестно, кто за этим стоит и как это осуществляется. Совет Науки совершенно беспомощен!

Глава 2
Житница в небе

Гектор Конвей, глава Совета Науки, стоял у окна своего кабинета на последнем этаже Башни Науки, стройного сооружения, возвышающегося над северными пригородами Интернационального Города. Город сверкал в ранних сумерках. Скоро вспыхнут белые огни вдоль оживленных пешеходных дорог. Как жемчуга, будут переливаться здания, когда оживут окна. Центральное место в пейзаже, открывающемся из окна, занимали отдаленные купола Залов Конгресса и среди них здание Исполнительной Власти.

Он был один, никто не мог его потревожить, кроме доктора Хенри, – автоматический замок кабинета был настроен на его отпечатки пальцев. Конвей чувствовал, что его напряжение начало спадать. Скоро здесь будет Дэвид Старр, неожиданно и чудесным образом выросший и готовый к исполнению своего первого поручения в качестве члена Совета. Конвей ждал его, будто собственного сына. Впрочем, в некотором смысле так оно и было. Дэвид Старр – его сын: его и Августаса Хенри.

Вначале их было трое: он сам, Гус Хенри и Лоуренс Старр. Они вместе учились, вместе поступили в Совет Науки и вместе проводили первые расследования; а затем Лоуренс Старр получил повышение. Этого следовало ожидать: из них троих он был самым талантливым.

Он получил должность на Венере, и впервые за все время они взялись за новую работу не вместе. Лоуренс улетел с женой и сыном. Жену звали Барбара. Прекрасная Барбара Старр! Ни Хенри, ни сам Конвей так и не женились: ни одна девушка не могла сравниться с Барбарой в их памяти. Когда родился Дэвид, они стали дядей Гусом и дядей Гектором, так что ребенок в конце концов стал путаться и называть отца дядей Лоуренсом.

А потом на корабль, в котором семья Лоуренса летела на Венеру, напали пираты. Это было массовое убийство. Пираты не берут в космосе пленных, и через два часа свыше ста человек были мертвы. Среди них – Лоуренс и Барбара.

Конвей помнил день, помнил даже минуту, когда эта новость достигла Башни Науки. Патрульные корабли ринулись в космос, выслеживая пиратов; они атаковали пиратские логова в астероидах с беспрецедентной яростью. Поймали ли они того самого пирата, который взорвал идущий на Венеру корабль, так и осталось неизвестным, но с этого года силы пиратов были значительно подорваны.

Патрульные корабли обнаружили кое-что еще: крошечную спасательную шлюпку, летящую по опасной орбите между Венерой и Землей и издающую по радио холодные автоматические призывы о помощи. Внутри нашли ребенка, испуганного четырехлетнего мальчика, который много часов отказывался говорить, повторяя только:

– Мама сказала, чтобы я не плакал.

Это был Дэвид Старр. События, рассказанные им, были увидены детскими глазами, но представить случившееся было нетрудно. Конвей и по сей день ясно видел эти последние минуты на погибающем корабле: Лоуренс Старр умирает в контрольной рубке, куда врываются пираты; Барбара с бластером в руке с отчаянной торопливостью усаживает Дэвида в шлюпку, стараясь как можно лучше настроить приборы, и выпускает шлюпку в космос. А потом?

У нее в руках было оружие. До последнего мгновения она использовала его против врагов, а когда это стало невозможно, – против себя.

Конвею было больно думать об этом. Больно было и тогда, и он хотел сопровождать патрульные корабли, чтобы своими руками превращать пиратские пещеры в пылающие океаны атомного уничтожения. Но члены Совета Науки, сказали ему, слишком ценны, чтобы рисковать ими в полицейских акциях, – поэтому он остался дома и читал бюллетени новостей, едва они появлялись на ленте телепроектора.

Вместе с Августасом Хенри они усыновили Дэвида и посвятили свои жизни тому, чтобы стереть ужасные воспоминания из его памяти. Они стали для Дэвида отцом и матерью, лично присматривали за его воспитанием, растили его с одной мыслью: сделать его таким, каким был Лоуренс Старр.

Он превзошел их ожидания. Ростом с Лоуренса, шести футов в высоту, длинноногий, жесткий, с холодными нервами и мышцами атлета, с четким, точным умом первоклассного ученого.

И кроме того, в его каштановых, чуть волнистых волосах, в ясных, широко расставленных карих глазах, в ямочке на подбородке, которая исчезала, когда он улыбался, – во всем этом было что-то, неуловимо напоминавшее Барбару.

Он пронесся сквозь годы обучения, оставляя за собой след искр и пепла от прежних рекордов как на игровых полях, так и в аудиториях.

Конвей был обеспокоен.

– Это неестественно, Гус. Он превосходит отца.

А Хенри, который не верил в праздные речи, попыхивал трубкой и гордо улыбался.

– Мне не хочется этого говорить, – продолжал Конвей, – потому что ты будешь надо мной смеяться, но есть в этом что-то не вполне нормальное. Вспомни, ребенок двое суток находился в космосе, от солнечной радиации его защищал лишь тонкий корпус шлюпки. Он находился всего лишь в семидесяти миллионах миль от Солнца в период максимальной активности.

– По-твоему, Дэвид должен был сгореть? – спрашивал Хенри.

– Не знаю, – пробормотал Конвей. – Воздействие радиации на живую ткань, на человеческую живую ткань имеет свои загадки.

– Естественно. Это не та область, в которой можно проводить эксперименты.

Дэвид окончил колледж с высочайшими баллами. На дипломной работе он умудрился выполнить оригинальную работу по биофизике. Затем, несмотря на молодость, стал полноправным членом Совета Науки.

Четыре года назад Конвея избрали главой Совета. За подобную честь он отдал бы жизнь, но он хорошо понимал, что, если бы Лоуренс Старр жил, избран был бы более достойный.

После этого его контакты с Дэвидом стали редкими и случайными, потому что быть главой Совета Науки означает посвятить себя проблемам всей Галактики. Даже на выпускных экзаменах Конвей видел Дэвида лишь мельком. За последние четыре года они и разговаривали-то едва ли четыре раза.

Поэтому его сердце так забилось, когда он услышал, как открывается дверь. Он повернулся и быстро пошел навстречу вошедшим.

– Гус, старина, – Конвей протянул руку. – Дэвид, мальчик!

Прошел час. Была уже ночь, когда они смогли перестать говорить о себе и обратились к делам Вселенной.

Начал Дэвид. Он сказал:

– Я сегодня впервые был свидетелем смерти от отравления, дядя Гектор. Я знал достаточно, чтобы предотвратить панику. Но хотел бы знать больше, чтобы помешать самому отравлению.

Конвей мрачно кивнул.

– Столько не знает никто. Я полагаю, Гус, это был опять марсианский продукт?

– Не могу отрицать это, Гектор. В деле фигурируют марсианские сливы.

– Было бы хорошо, – опять заговорил Дэвид Старр, – если бы вы рассказали мне все, что мне дозволено знать.

– Все очень просто, – горько усмехнулся Конвей. – Ужасно просто. За последние четыре месяца около двухсот человек умерло сразу после употребления в пищу выращенных на Марсе продуктов. Яд неизвестен, и симптомы не указывают ни на какую болезнь. Быстрый полный паралич нервов, контролирующих работу диафрагмы и мышц груди. Вследствие этого паралич легких и смерть через пять минут.

Дело даже хуже. В нескольких случаях жертвы были обнаружены вовремя, к ним применяли искусственное дыхание, как сделал и ты, и даже искусственные легкие. Все равно смерть через пять минут. Останавливается сердце. Вскрытие же не показывает ничего, кроме невероятно быстро развивающегося поражения нервов.

– А сама отравленная пища? – спросил Дэвид.

– Тупик, – ответил Конвей. – Отравленный кусок или порция полностью усваиваются. Другие образцы того же сорта на столе и в кухне абсолютно безвредны. Мы скармливали их животным и даже добровольцам. Исследование содержимого желудка мертвых не дает никаких результатов.

– Откуда же вы тогда знаете, что пища отравлена?

– Потому что смерть во всех случаях наступает после приема в пищу марсианских продуктов – это не просто совпадение.

– И, по-видимому, болезнь не заразна, – задумчиво сказал Дэвид.

– Нет. Хвала звездам за это. Но и без того положение тяжелое. Пока нам удается сохранять все в полной тайне, спасибо Планетарной полиции. Двести смертельных случаев за четыре месяца для населения Земли – все еще ничтожное число, но оно может увеличиться. И если люди Земли будут считать, что любой кусок марсианской пищи может оказаться их последним, – последствия будут ужасны. Даже если будет умирать по-прежнему пятьдесят человек в месяц из пяти миллиардов жителей Земли, каждый сочтет, что он может оказаться в числе этих пятидесяти.

– Да, – согласился Дэвид, – а это значит, что рынок марсианской пищи перестанет существовать. Огромные убытки для марсианских фермерских синдикатов.

– Это еще что! – Конвей пожал плечами, отбрасывая проблему фермерских синдикатов, как нечто незначительное. – А больше ты ничего не видишь?

– Вижу, что сельское хозяйство Земли не сможет прокормить пять миллиардов человек.

– Точно. Мы не можем прожить без продуктов с колониальных планет. Через шесть недель на Земле начнут умирать с голода. И если люди будут бояться марсианской пищи, предотвратить голод не удастся. Я не знаю, сколько мы еще продержимся. Каждая новая смерть – это новый кризис. Разнесут ли об этом последнем случае теленовости по всему свету? Всплывет ли правда? И к тому же существует еще теория Гуса.

Доктор Хенри откинулся, утрамбовывая табак в трубке.

– Я уверен, Дэвид, что эпидемия пищевых отравлений – не естественный феномен. Он слишком широко распространен. Сегодня в Бенгалии, на следующий день в Нью-Йорке, потом на Занзибаре. За этим кроется чей-то разум.

– Говорю тебе… – начал Конвей.

– Если какая-то группа пытается захватить контроль над Землей, что может быть лучше, чем ударить по нашему слабейшему месту – запасам продовольствия? Земля – наиболее населенная планета Галактики. Это естественно, поскольку она родина человечества. Но именно это делает нас слабыми, так как мы не можем прокормить себя. Наша житница в небе: на Марсе, на Ганимеде, на Европе. Если прекратить импорт любым способом – пиратскими нападениями или гораздо более тонко, как сейчас, – мы быстро станем беспомощны. Вот и все.

– Но если это так, не должна ли такая группа связаться с правительством, хотя бы для того, чтобы предъявить ультиматум? – спросил Дэвид.

– Пожалуй, так, но, возможно, они ждут своего часа, ждут, чтобы мы созрели. Или они напрямую связаны с фермерами Марса. Колонисты себе на уме, они не доверяют Земле и, в сущности, если поймут, что их благополучие под угрозой, могут присоединиться к преступникам. Может быть, даже, – он яростно запыхтел трубкой, – они сами… Но я никого не обвиняю.

– А моя роль? Что, по-вашему, должен делать я? – спросил Дэвид.

– Позволь мне ему объяснить, – сказал Конвей. – Дэвид, мы хотим, чтобы ты отправился в Центральную лабораторию на Луне. Ты будешь членом группы, занимающейся расследованием этой проблемы. В настоящий момент там получают образцы всех продуктов, доставляемых с Марса. Мы обязаны найти там отравленную пищу. Половина всех образцов скармливается крысам, остальные исследуются всеми доступными нам способами.

– Понимаю. И если дядя Гус прав, у вас, вероятно, есть еще одна команда на Марсе?

– Очень опытные люди. Ну а ты готов отправиться на Луну сегодня же?

– Конечно. В таком случае могу ли я уйти, чтобы подготовиться?

– Разумеется.

– Не будет ли возражений против того, чтобы я летел в своем корабле?

– Вовсе нет.

Оставшись одни в пустом кабинете, двое ученых долго молчали, глядя на сказочные огни города.

Наконец Конвей сказал:

– Как он похож на Лоуренса! Но ведь он так молод. Дело опасное.

Хенри спросил:

– Ты на самом деле считаешь, что это сработает?

– Несомненно, – Конвей рассмеялся. – Ты слышал его последний вопрос о Марсе. Он не собирается отправляться на Луну. Я хорошо его знаю. Это лучший способ защитить его. Официальные записи будут утверждать, что он на Луне; Центральной лаборатории приказано доложить о его прибытии. Когда он на самом деле окажется на Марсе, твои заговорщики, если они существуют, не заподозрят, что он член Совета, а он, конечно, сохранит инкогнито, думая, что дурачит нас. – И, помолчав, добавил: – Он умен. Он может сделать то, чего не можем мы. К счастью, он еще молод и им можно управлять. Через несколько лет это будет невозможно. Он будет видеть нас насквозь.

Негромко звякнул коммуникатор. Конвей включил его.

– В чем дело?

– Личное сообщение для вас, сэр.

– Для меня? Передавайте, – он удивленно посмотрел на Хенри. – Может, заговорщики, о которых ты болтаешь?

– Открой, тогда и увидим, – предложил Хенри.

Конвей вскрыл конверт. В несколько мгновений он просмотрел послание, потом рассмеялся, бросил его Хенри и откинулся в кресле.

Хенри подобрал листок. На нем было лишь две строчки: «Пусть будет по-вашему. Лечу на Марс». И подпись: «Дэвид».

Хенри расхохотался.

– Все в порядке, тебе пока удается управлять им.

И Конвей не мог не присоединиться к нему.