Треблинка. Исследования. Воспоминания. Документы

© Группа авторов, 2021

© Российское военно-историческое общество, 2021

© ООО «Яуза-каталог», 2021

Введение

Вы держите в руках книгу, которая тематически и логически продолжает сборники о лагерях смерти, подготовленные Российским военно-историческим обществом совместно с Научно-просветительным центром «Холокост», – «Собибор. Взгляд по обе стороны колючей проволоки» (2019 г.) и «Майданек. Исследования. Документы. Воспоминания» (2020 г.). Как и в предыдущих изданиях, мы стремились представить на суд читателей ранее не публиковавшиеся на русском языке или вообще не введенные в научный оборот документы и воспоминания, предварив их рядом исследовательских статей, которые позволили бы даже неподготовленному читателю воспринять эти источники.

Несомненно, в последние годы в России, как и во многих других странах, нарастает общественный и политический интерес к теме нацистских преступлений, что неудивительно: «война на уничтожение», которую гитлеровская Германия начала против СССР, привела к широкомасштабному террору на оккупированных территориях и многомиллионным жертвам. В течение долгого времени эта тема была «закована» в ряд порой весьма узких формулировок и символов, и только сейчас, с нарастающим валом научных исследований и документальных публикаций, мы начинаем осмыслять трагедию тех лет во всей полноте и подчас противоречивости. На общественном уровне одна из ключевых сложностей заключается в том, как совместить память о разных жертвах гитлеровской политики уничтожения так, чтобы не потерять уникальность трагедий, но при этом подчеркнуть определенную общность страданий и избежать «конкуренции жертв». Блокада как крупнейшее военное преступление в мировой истории, Холокост, террор на оккупированных территориях (наиболее яркий образ – сожженные деревни), реализация программы «Т-4» (убийство лиц с физическими или ментальными «отклонениями»), преследование убежденных коммунистов, сторонников и представителей советской власти, истребление цыган, геноцидальная политика в отношении советских военнопленных – все эти и многие другие сюжеты являются содержанием того, что сегодня принято называть нацистской политикой уничтожения. Какие-то аспекты более-менее известны простому обывателю, другие совершенно незнакомы, соответственно, и коллективному разговору о них предстоит преодолеть еще много преград. Не берясь предлагать скорых рецептов, мы полагаем важным указать на принципиальную разницу между «взглядом снизу» – попытками выяснить, кто больше страдал (такая постановка вопроса морально сомнительна), и «взглядом сверху», т. е. пониманием отличий в политиках уничтожения, которые осуществлялись нацистской Германией и многими ее союзниками. Однако последнее однозначно невозможно без развития историографии и насыщения книжных полок магазинов и книголюбов качественными изданиями.

До сих пор наблюдается определенный парадокс: многие сюжеты нацистских злодеяний могут быть хорошо известны отечественной публике, однако собственно научные исследования на русском языке отсутствуют. До сегодняшнего дня это утверждение было верным и относительно Треблинки: этот лагерь смерти, описанный В. С. Гроссманом еще в 1944 г., к сожалению, не привлекал интереса отечественных исследователей, а многочисленные документы, хранящиеся в российских архивах, были малоизвестны. Вероятно, отчасти подобное объясняется тем, что эта история не распознавалась как связанная с прошлым нашей страны. В отличие, например, от Аушвица или Собибора. В действительности это не совсем так. Убийства в Треблинке являются одним из ключевых событий Холокоста как наиболее последовательного и масштабного геноцида в мировой истории. А он затронул практически все европейские страны и Советский Союз в первую очередь: из примерно 6 млн убитых евреев около 2,7–2,8 млн были жителями СССР. Если давление на евреев и их преследование нацисты осуществляли с самого прихода к власти, то именно с нападением на Советский Союз произошло качественное изменение политики в сторону тотального уничтожения. Создание лагерей в рамках «Операции Рейнхард», включая Треблинку, оказалось следующим этапом, мотивированным тем, чтобы массовые убийства приняли более организованный, ресурсоемкий и менее травматичный для самих убийц характер. Хотя основная масса убитых в Треблинке евреев жила на бывших польских территориях (к слову, в недалеком прошлом – в Российской империи), ряд транспортов прибыл и с западных окраин Советского Союза – Гродно, Сопоцкина и др. Любопытно, что и среди депортируемых с западного направления евреев могли быть русские эмигранты. Так, считается, что в Треблинке была убита Евдокия Эфрос (Коновицер), возлюбленная писателя А. П. Чехова. И, наконец, именно Красная Армия освободила ту территорию, где находилась Треблинка, а следственные органы провели расследование, собрав целый комплекс источников об истории этого «конвейера смерти», который, к сожалению, не был предан огласке.

Настоящий сборник разделен на несколько частей. В первой объединены исследовательские материалы. Статья К. А. Пахалюка и М. Ю. Эдельштейна посвящена Треблинке в целом, ее цель – последовательно изложить историю лагеря, систематизируя оценки и достижения современной историографии. Безусловно, Треблинка является одним из наиболее ярких примеров именно нацистских преступлений, однако далеко не все те, кто отправлял невинных жертв в газовые камеры, были гражданами Третьего рейха. Израильский историк А. И. Шнеер подробнее остановился на этих людях – вахманах-«травниковцах». Это преимущественно бывшие советские военнопленные, которые перешли на службу к противнику и играли одну из ключевых ролей в функционировании конвейеров уничтожения в лагерях. Поскольку Треблинка неразрывно связана с мемориализацией Холокоста, то ее история порой оказывается предметом весьма политизированных дискуссий, активными участниками которых являются отрицатели Холокоста. Исследователь С. В. Романов подробно разбирает и опровергает «аргументы», нацеленные на отрицание или преуменьшение нацистских злодеяний в Треблинке.

Во второй блок мы включили мемуары двух узников Треблинки. Впервые на русском языке публикуются воспоминания Янкеля Верника, написанные еще в годы войны и широко ходившие в польском подполье. Не будет преувеличением сказать, что речь идет об одном из ключевых источников, повлиявших на всю последующую историографию Холокоста. Также мы отдали предпочтение мемуарам и другого узника – Самуэля Вилленберга. Опубликованные в середине 1980-х гг., они затем были переведены на многие языки мира (этот перевод является десятым) и заняли, как и скульптурные работы мемуариста, важное место в транснациональной культуре памяти о Холокосте.

В третью часть мы выделили комплекс документов, который в августе – октябре 1944 г. был создан советскими следственными органами. Эти источники в полной мере никогда ранее не публиковались – лишь отдельные отрывки использовались некоторыми исследователями. Речь идет прежде всего о свидетельских показаниях или протоколах допросов 35 бывших узников лагерей Треблинки или местных жителей, которые являлись непосредственными свидетелями творимых здесь преступлений. Следующая за ними подборка документов отражает основные этапы работы советских следственных органов по расследованию нацистских преступлений в Треблинке.

В заключение хотелось бы выразить признательность и благодарность Аде Вилленберг (Израиль), вдове С. Вилленберга, за предоставленные к публикации материалы и помощь в подготовке перевода воспоминаний ее мужа. Отдельно стоит отметить труд тех, кто помогал в расшифровке архивных документов: Софьи Высоцкой, Арины Зотовой, Дарьи Даниловой, Дарьи Смирновой, Инны Кочергиной, Эрны Сарвилиной, Анастасии Терещук, Анны Горской, Татьяны Радайкиной, Бориса Литинского, Романа Жигуна. Также мы не можем забыть Вадима Бродского и Машу Ионину (Израиль), помогавших в работе с иллюстрациями. Без самоотверженного труда всех их вряд ли настоящее издание было бы подготовлено в относительно короткие сроки. Слова благодарности мы должны высказать и канд. ист. наук Андрею Александровичу Плеханову, оказавшему содействие в доступе к ряду архивных документов.

К. А. Пахалюк, Л. А. Терушкин

Исследования

Треблинка. Краткая история

Пахалюк Константин Александрович,

канд. полит. наук, Российское военно-историческое общество

Эдельштейн Михаил Юрьевич,

старший научный сотрудник МГУ имени М. В. Ломоносова

Если Аушвиц заслуженно называют фабрикой смерти, то лагерь смерти Треблинка – «конвейером, довольно примитивным, но бесперебойным»^[1]. По крайней мере, именно так охарактеризовал его унтершарфюрер СС Франц Сухомель^[2] в ходе интервью с французским журналистом Клодом Ланцманом. И с этим стоит согласиться. Из всех лагерей смерти, созданных во время «Операции Рейнхард»^[3], именно Треблинка сегодня наиболее известна широкой публике. Подобное «признание» совершенно заслужено: за 13 месяцев (с перерывами) здесь уничтожили не менее 800 тыс. евреев. Продемонстрировать более высокую результативность превращения людей в трупы удалось только Аушвицу – около 1,1 млн убитых, включая более 900 тыс. евреев^[4]. В СССР представления о Треблинке, затерянной в общей истории нацистских преступлений, были закреплены блестящим эссе Василия Гроссмана, написанным «по горячим следам». В контексте современного транснационального нарратива о Холокосте этот лагерь смерти стал одним из ключевых «мест памяти». Последнее обусловлено и тем, что здесь уничтожили большую часть узников Варшавского гетто, судьба которого – другой неотъемлемый элемент сложившегося канона. 2 августа 1943 г. в Треблинке произошло известное восстание, что сделало возможным вписать ее в историю не только уничтожения евреев, но и их сопротивления. Из сотен бежавших узников десятки пережили войну, расселились по всему миру и сумели (к сожалению, далеко не все) поведать свои истории. Этим Треблинка сближается с Собибором, где также случилось восстание 14 октября 1943 г., и отличается от лагерей смерти Белжец и Хелмно: почти никто из побывавших в них в качестве заключенных не выжил, а потому и не оставил свидетельств.

Треблинские лагеря в контексте нацистской политики уничтожения

Не будет преувеличением сказать, что Треблинка знаменует собою одну из вершин гитлеровской политики «окончательного решения еврейского вопроса», названной Холокостом, или Шоа (Катастрофа). Естественно, ее история восходит к приходу нацистов к власти в 1933 г., когда те развернули целенаправленную кампанию по политическому, социальному, юридическому и экономическому исключению евреев из жизни немецкого общества^[5]. Давление нарастало с каждым годом, разве что 1936 г. – ввиду берлинской Олимпиады – был отмечен его непродолжительным ослаблением. Однако вскоре маховик репрессий разогнался вновь, и уже 1938 г., по мнению историка Шауля Эша, продемонстрировал серьезный сдвиг в антиеврейской политике, когда получили распространение такие бесчинства, как разрушение синагог, массовые аресты, разгромы магазинов и «ариизация» различных сфер экономики. Усилилось и юридическое давление: закон об именах (евреи, не носившие вошедшие в перечень «еврейские имена», должны были добавить к своим именам «Израиль» или «Сара»), лишение еврейских религиозных общин статуса общественных организаций, обязанность регистрировать все имущество (первый шаг к будущему ограблению), требование иметь при себе удостоверение личности, запреты на практику евреям-юристам и евреям-врачам – все это явным образом свидетельствовало о том, что гитлеровская диктатура всерьез взялась за «решение еврейского вопроса»^[6].

С началом Второй мировой войны на территории оккупированной Польши нацисты перешли к откровенному террору в адрес евреев (их численность составляла примерно 1,5 млн человек), сопровождавшемуся массовыми переселениями и созданием гетто. Параллельно активные репрессии были направлены и против польского населения. В первые месяцы аресты и расстрелы польской интеллигенции и прочих «потенциально опасных элементов» приняли настолько крутой характер, что некоторые поляки считали, будто оккупанты относятся к ним намного хуже, нежели к евреям, которых подвергали «всего лишь» ограблению и изоляции^[7]. Естественно, сторонники подобных идей весьма поверхностно понимали происходящее.

Нападение на СССР знаменовало очередной перелом: борьба с «жидо-большевистским государством», о которой трубила германская пропаганда, сопровождалась массовыми расстрелами еврейского населения^[8]. Эти акции, исполняемые руками эсэсовцев и местных коллаборационистов, оправдывались как обеспечение безопасности тыла армии и ликвидация враждебных элементов, однако с самого начала выходили далеко за пределы военных задач.

К этому периоду относится и создание трудового лагеря в районе деревни Треблинка. Он был образован в конце лета 1941 г. для эксплуатации гравийного карьера. Его разработка началась еще при польском правительстве, а накануне нападения на СССР немецкие оккупационные власти задумались о наращивании добычи для военных нужд. После формирования советско-германского фронта и превращения этих мест в глубокий тыл было принято решение основать специальную компанию, а в целях снижения издержек – создать трудовой лагерь, куда направлялись бы польские жители за совершенные «преступления».

Сначала Треблинка находилась под управлением крайсгауптмана г. Соколув, а 16 декабря 1941 г. ее передали под юрисдикцию руководителя СС и полиции Варшавы. Первоначально она называлась «исправительно-трудовым лагерем» (Arbeitserziehungslager), затем – рабочим лагерем СС и полиции Варшавского округа (Der SS-und Polizeiführer im Distrikt Warschau Arbeitslager Treblinka). В исторической литературе нередко можно встретить наименование Треблинка I (понимая под Треблинкой II лагерь смерти).

Первым и единственным комендантом стал гауптштурм-фюрер СС Теодор фон Эйпен. Администрацию составляли примерно 20 эсэсовцев, а в ноябре 1941 г. им придали до 100 вахманов-«травниковцев». Это были преимущественно бывшие советские военнопленные, перешедшие на сторону врага и прошедшие специальную караульно-охранную подготовку в учебно-тренировочном лагере в местечке Травники^[9]. Большинство являлись украинцами, однако также имелись выходцы из Прибалтики (литовцы и латыши) и других районов СССР^[10].

Основным контингентом заключенных стали поляки и евреи, совершившие уголовные и экономические преступления, административные проступки (вплоть до проезда на поезде без билета и организации несанкционированных вечеринок) или попавшие сюда в ходе облав. Первоначально это были жители Соколувско-Венгрувского повята, затем география узников расширилась, а среди евреев появились выходцы из Франции, Германии и Чехословакии. Все они находились в одинаково тяжелых условиях – с той лишь разницей, что в зависимости от причин ареста узник-поляк мог надеяться на освобождение, а еврей – нет. Так, житель деревни Косув-Ляцки С. Здонек провел здесь весь ноябрь 1941 г. за то, что не сумел сдать требуемое количество продовольствия оккупационным властям. Позднее он рассказывал о постоянных издевательствах и избиениях, причем отмечал, что с особой жестокостью нацисты относились к заключенным-евреям: «Однажды на моих глазах привели пять евреев и заставили их пролезть в узкий проход колючей проволоки, специально сплетенной для этой цели. Евреи застревали в проходе и не могли пролезть, тогда немцы избивали их палками. Так они убили всех пятерых»^[11].

О жестоком отношении к узникам свидетельствовал и диспетчер железнодорожной станции Треблинка, участник польского подполья Ф. Зомбецкий: «Зимой 1941 года я видел, как со ст[анции] Малкиня шла группа заключенных по направлению в лагерь. Сзади себя они тащили за ноги обессиливших людей, одежда на них была порвана, и их тащили, по существу, голыми по снегу. Очень часто можно было видеть, как заключенные зимой ходили на работу босыми, без обуви и были очень легко одеты. ‹…› Немцы и вахманы, охранявшие заключенных, были всегда пьяны. Мне известно, что они заставляли есть людей рвоту, т. е. то, что они, будучи пьяными, вырыгали на землю»^[12].

Сам трудовой лагерь Треблинка, обнесенный двухметровым ограждением из колючей проволокой, имевший сторожевые башни и входные ворота на северо-востоке с надписью «Arbeit macht frei», был разбит на административно-экономическую и тюремную зоны, причем в последней со временем женщины, мужчины-поляки и мужчины-евреи были отделены друг от друга. Средняя численность заключенных одномоментно составляла около 1,2–1,5 тыс. человек, 800–900 из них постоянно трудились либо в гравийном карьере, либо на станции Малкиния, где грузили гравий в вагоны. Постепенно география труда расширялась и включала в себя осушение болот, работы на других станциях, строительство дорог, лесозаготовку и пр. Непосредственно в «трудовой» Треблинке находились столярные и слесарные мастерские, портные, прачечная, кухня, пекарня и другие учреждения.

К работе в карьере и обслуживанию лагеря нацисты также привлекали вольнонаемных рабочих, в основном жителей близлежащих деревень. Это способствовало распространению рассказов о тяжелом положении заключенных, а потому поддерживало обстановку страха. Например, житель деревни Вулька-Окронглик Станислав Крым, работавший по найму в песчаном карьере, передавал в 1944 г. советским следователям следующие сведения: «Все заключенные-поляки, исключая немногих, были истощены, едва передвигали ноги. Оказать им помощь, передать что-либо запрещалось под страхом смерти. Многие заключенные-поляки умирали от голода, болезней. Многих немцы расстреливали. Мой дом расположен от места расстрела в 200–250 метрах. Много раз видел, когда немцы вели партии на расстрел заключенных-поляков»^[13].

История этого трудового лагеря, возможно, и не привлекла бы широкого внимания сегодня, если бы рядом нацисты не построили одноименный лагерь смерти. Его появление стало прямым следствием принятия решения о том, что все евреи Европы подлежат уничтожению. Дата, когда А. Гитлер отдал соответствующий приказ, точно не известна. Считается, что проработка вопроса началась в августе 1941 г. В конце сентября – начале октября глава Генерал-губернаторства (в него были сведены те польские земли, которые не присоединили непосредственно к Германии, а также некоторые районы, находившиеся в составе СССР) Ганс Франк посетил ставку фюрера. Вероятно, именно тогда было решено превратить подведомственную ему территорию в место тотального уничтожения, а массовые убийства с лета 1942 г. получили кодовое название «Операция Рейнхард» («Aktion Reinhardt»).

Проведение операции поручили руководителю полиции и СС в Люблинском округе бригадефюреру СС Одило Глобочнику (в этом вопросе он подчинялся лично Г. Гиммлеру), при нем был создан специальный штаб во главе со штурмбаннфюрером СС Германом Хёфле. В него входили примерно 450 человек, причем ключевую роль играли около сотни специалистов – «ветеранов» только что закрывшейся программы «Т-4» (Aktion T4), в ходе которой в 1939–1941 гг. нацисты уничтожали людей с врожденными физическими и ментальными отклонениями – словом, всех, кого они считали «портящими» генофонд нации. Опыт по их – преимущественно немцев – умерщвлению, в том числе с использованием газа, оказался востребован для проведения в жизнь «окончательного решения еврейского вопроса»^[14].

Формирование штаба Г. Хёфле началось осенью 1941 г. В нояб ре началась подготовка к строительству лагеря смерти в Белжеце, а в конце года – в Собиборе. Уже в начале декабря начал функционировать лагерь смерти Хелмно, не подчинявшийся О. Глобочнику: здесь убивали «лишних» (т. е. нетрудоспособных) евреев Лодзинского гетто. 20 января 1942 г. состоялось известное совещание в Ванзее (так называемая «Ванзейская конференция»), на котором ответственные сотрудники различных ведомств согласовали основные парамет ры реализации уничтожения евреев^[15]. В середине марта 1942 г. «двери открыл» Белжец. В это же время началось создание лагеря смерти Собибор, первая небольшая группа евреев прибыла еще в апреле, а с 3 мая начался постоянный прием эшелонов с обреченными на скорую смерть^[16]. Треблинка стала третьим таким лагерем. Нужно особо отметить, что все эти «центры смерти» не являлись классическими эсэсовскими концлагерями, хотя организационно в той или иной мере наследовали им, и административно не подчинялись отделу D Главного административно-хозяйственного управления РСХА, который и ведал основной концлагерной системой. В случае «Операции Рейнхард» речь идет о создании весьма специфических и, стоит сказать, беспрецедентных в мировой истории учреждений.