© Воронцов А. (предисловие, составление, обложка), © Борисова О., © Войнова Е., © Воронин Д., © Гордиенко П., © Донгак З., © Дубинина Г., © Жекотов Ю., © Иванова Н., © Касаткин Е., © Киник Р., © Кондакова Е., © Контарь (Смирнов) А., © Кромина Н., © Кузьмичева О., © Матягина Т., © Медиевская Т., © Миловзоров Б., © Надточей О., © Небыков А., © Осорина Е., © Пименова (Левицкая) Е., © Решенсков А., © Рогачёва Е., © Рыбалова Т., © Терехина Л., © Хилько А., © Чичилин И., © Шикалев М., © Шостак Д., © Яблонская Е., © Яр В., © Ячеистова Н.
Андрей Воронцов
Писатель, доцент кафедры творчества Литературного института им. А. М. Горького.
Руководитель ЛИТО «Точки» при Совете по прозе Союза писателей России.
Постижение непостижимого
«Страшно оставаться одной с ребёнком в избе после того, как из неё вынесли покойника», – так начинается один из рассказов этого сборника (Лидия Терехина, «Ночной пришелец»). А вот начало другого: «Шёл дождь. Ноги разъезжались, вязли в кладбищенской глине» (Нина Кромина, «Одинокая звезда»). Или: «Сон обычно снился под утро. Большой сияющий крест выплывал из темноты и парил в правом углу горницы» (Ольга Борисова, «Сон майора Синицына»). Другие же рассказы, начинающиеся в этом смысле нейтрально, не уступают названным по содержанию. В «Озере» Дмитрия Шостака компания молодых людей, любителей рассказывать страшилки в лесу, разводит костёр прямо над лежащим в земле немецким фугасом. В рассказе «Люлька качалась мерно…» Натальи Ивановой девочка, подобно героине чеховского «Спать хочется», нашла способ «усыплять ребёнка»: закрыла лицо плачущего малыша полиэтиленовой клеёнкой… В «Беретке» Алексея Контаря (Смирнова) женщина-врач убивает тяжелораненого пациента, которого подозревает в убийстве своей родственницы. В «Лунном черве» Игоря Чичилина герой, лунатик-маньяк, открывает газ в квартире спящей бывшей любовницы: она, видите ли, не хочет вместе с ним наслаждаться прогулками по кромке крыши в полнолуние (в этом рассказе, кстати, всегда полнолуние). Героиня рассказа «По дороге в рай» Татьяны Рыбаловой полагает, что летит в самолёте, а на самом деле если и летит, то вовсе уже не самолётом…
Тематика и тональность этих рассказов, присутствие в них таинственных «гостей» не только позволили сформировать особый раздел сборника «Ночной пришелец» (по названию рассказа Л. Терехиной), но и придали ему трагический, мрачноватый, с сильным привкусом мистики характер. Конечно, прозу предыдущих сборников «Точки» тоже трудно назвать весёлой, если не считать юмористических разделов в конце. Не раз и не два «Точки» критиковали за отсутствие «позитива» – и я в том числе. Не будучи приверженцем обязательных хороших концовок и дежурного оптимизма, я, однако, считаю общим местом современной прозы её склонность к похоронным интонациям, нытью и меланхолии. Это то, что выдаётся сейчас за «духовность» и «исповедальность». Однако если и есть в беллетристике формулы, то это, прежде всего, формула исповедальной прозы – БКИ (Бунт, Крах и Искупление). Но видим ли мы у кого-то её полное воплощение? Крахов сколько угодно, есть и домашние бунты, а где же искупление? Может быть, Шопенгауэр бы и наслаждался, читая нынешние «истории умертвий», считая их проявлением «воли к смерти». Но читатели – это не коллективный Шопенгауэр, а писатели и вовсе не могут себе позволить им быть из-за угрозы утратить квалификацию. Потому что смерть, трагическая развязка вообще – это сильные приёмы в прозе, которые перестают быть сильными от частого употребления.
Прежде чем убить или ввергнуть в отчаяние героя, прозаику нужно ответить: а зачем он погибает? Или автор считает, что в прозе, в отличие от реальной жизни, можно убивать просто так? Ничего подобного. Люди в наших произведениях не должны гибнуть без веской причины. Да, конечно, редкий прозаик не лишает жизни своих героев, а иные косят их пачками и укладывают в штабеля. Чем «точкинцы» хуже? Но в искусстве важно, КАК убивать (простите). За всякой смертью стоит жизнь. Герой Высоцкого в фильме «Место встречи изменить нельзя» говорит герою Конкина: «Наказания без преступления не бывает!» А применительно к нашей теме – смерти не бывает без причины. «Просто» на самом деле никто не умирает – ни в жизни, ни в искусстве, а в искусстве к тому же смерть почти всегда связана с той моралью, что хотел донести до нас автор, но не стал этого делать в прямой, дидактической форме.
Но что я только о смерти? А вот эта желчная, стервозная форма мизантропии, столь возлюбленная кухонными валькириями нашей прозы Петрушевской, Т. Толстой, Улицкой? Когда все во всём виноваты, кроме самих авторов, естественно? Но не можем же мы быть виноваты во всём вокруг! Противоположная точка зрения, как ни парадоксально, лишь оправдывает равнодушие и безразличие. Ведь если, согласно одному герою Достоевского, «все виноваты, нет ни одного невиновного», то тогда, в сущности, получается, что никто толком не виноват. У вины всегда есть конкретное имя, а когда она коллективна и безымянна, то вроде как уже и не совсем вина. Оттого, наверное, в юриспруденции за «групповуху» срок набавляют и правильно делают, а то бы все бандиты дружно «замычали» на суде: мы это, дескать, а не я! И оттого в искусстве не следует убивать или просто «кошмарить» героев без вины, хотя, оговорюсь, не обязательно очевидной. Мы ведь и в жизни редко берём на себя очевидные вины.
Однако всё, что я могу как руководитель ЛИТО «Точки», – это высказать писателям, его членам, свои пожелания на сей счёт. Можно руководить литобъединением, но нельзя (и не нужно) руководить чужим творческим процессом, – в частности, настаивать на обязательном катарсисе, или, другими словами, на эволюции героев от краха к искуплению. Тем более что по отношению к рассказам нынешнего сборника в этом нет никакой необходимости. В нём рекордное количество участников – 32 (прежде более 22 не бывало), так что один раздел «Ночной пришелец» общей погоды не делает. И то, что, может быть, не удалось одним авторам в смысле указанной эволюции, удалось другим. Ведь книга, составленная из рассказов, пусть и разных авторов, – единый художественный организм со своей композицией и идейным развитием. Если, разумеется, она правильно составлена, а не сложена хаотически из того, что имеется. Три раздела сборника (не учитывая юмористического «Разогрева души в микроволновке»), имеющие примерно одинаковое число авторов, – «Ночной пришелец», «Офис № 13» и «Ожидание чуда» – смогли обеспечить то, что, может быть, оказалось не по силам отдельно взятому писателю: ту самую эволюцию от безысходности к искуплению и любви. И весь тот негатив, что, может быть, в первом и втором сборниках «Точек» казался перекосом, здесь выполняет роль некого условия игры – той игры, в которой непостижимое с его роковыми «ночными пришельцами», с несчастливыми «офисами № 13» сменяется непостижимостью светлого чуда. Таков рассказ «Ожидание чуда» Екатерины Рогачёвой, давший название разделу, «Сон майора Синицына» Ольги Борисовой, «Господу всё возможно» Натальи Ячеистовой, «Обратный отсчёт» Анны Пименовой (Левицкой) и многие другие. Есть и своеобразная улыбка над «страшилками» – «Домовые» Юрия Жекотова, «Офис № 13» Екатерины Осориной.
Да и нельзя сказать, что страшноватому разделу «Ночной пришелец» отводится в сборнике роль некого эстетического пугала. И внутри самого раздела мы видим элементы той художественной эволюции, которая происходит в рассказах других разделов. Общение с призраком стоило седых волос героине «Ночного пришельца» Л. Терехиной, но она нашла в себе силы вырваться из пут небытия обратно в бытие. Таня из «Одинокой звезды» Н. Кроминой долгое время понимала под своей звездой нечто несбывшееся, но под конец рассказа, похоже, почувствовала, что свет далёких звёзд никогда не даст ей того тепла, что даёт любовь близких людей. В этом смысле «Одинокая звезда» является невольной антитезой «Лунному червю» И. Чичилина, герой которого не любит Землю, а стало быть, реальность, а любит Луну. И финал трагического рассказа Т. Рыбаловой «По дороге в рай» скорее светел, нежели тёмен: героиня ощущает смерть как преддверие жизни вечной.
А рассказ молодой дебютантки «Точек» Полины Гордиенко «Пестробородый» есть, по существу, своеобразное, парадоксальное развитие замысла известного рассказа Герберта Уэллса «Дверь в стене». Герой его, Лионель Уоллес, живёт, если помните, мечтой о волшебном саде, в который он попал как-то в детстве, открыв некую зелёную дверь в белой стене. Сам найти заветную дверь Уоллес не может: она встречается ему почему-то только тогда, когда он спешит куда-то по неотложным делам карьеры. В эти минуты он обещает себе, уладив дела, вернуться, но на прежнем месте двери уже не находит. Завершаются поиски трагически: однажды вечером герой открывает дверь в строительном заборе, ограждающем глубокую траншею, и разбивается насмерть. Мораль: входи в зачарованный сад, когда тебе есть от чего отказаться в жизни. А вот героиня П. Гордиенко сделала то, чего не сделал Уоллес: вошла в свой сад при первой же возможности. И что же обнаружила она в беспечальном «краю вечной осени», когда улеглись её первые восторги? Что жизнь там мало чем отличается от смерти: «Никогда спасительный дождь не освежит лес после изнуряющей жары. Не воспоют рассвет птицы, радуясь, что темнота отступила… Деревья казались холодными и призрачными, как старые декорации, вода – неживой и стеклянной. Воздух – совершенно пустым». А настоящая жизнь осталась за каменным забором, в мире, где так много боли и несчастий и так мало радости, – но оказалось, что только там, рядом с болью и несчастьями, она и живёт.
Непостижимое часто таится не в том, чего мы в жизни не имеем, а в том, что имеем, но не умеем ценить. В сущности, пятый сборник «Точек» именно об этом.
Я не смог, увы, написать обо всех произведениях сборника, в том числе и созданных постоянными авторами «Точек», – тех, что являются его своеобразной визитной карточкой, за что прошу меня великодушно извинить. Конечно, рассказы Екатерины Войновой, Дмитрия Воронина, Зои Донгак, Галины Дубининой, Евгения Касаткина, Риши Киника, Елены Кондаковой, Ольги Кузьмичевой-Дробышевской, Татьяны Матягиной, Татьяны Медиевской, Бориса Миловзорова, Олега Надточей, Алексея Небыкова, Алексея Решенскова, Александра Хилько, Максима Шикалева, Елены Яблонской, Вадима Яра подчас не уступают тем, что я упомянул выше. Но если бы я взялся обозревать всё, статья бы вышла бесконечной: в книге, как я уже говорил, 32 автора (из них – 11 дебютантов), живущих на необъятных пространствах России от Калининграда до Николаевска-на-Амуре, а также в Белоруссии и на Украине. Отмечу, что их могло быть и больше, но отнюдь не все рассказы прошли отбор в сборник, в том числе и написанные «точкинцами», а не только дебютантами. Удивительная вещь для современного издания, печатающегося «на паях»! Секрет прост: чтобы увидеть своё произведение в «Точках», нужен, прежде всего, талант.
И это внушает надежду, что когда-нибудь наши «Точки» и сложатся в картину нового литературного мира.
Ночной пришелец
Дмитрий шостак
(1984–2012)
Родился в Крыму. Детство прошло во времена развала Советского Союза. Окончил Российский государственный геологоразведочный университет по специальности геммология. С 2010 по 2012 год – слушатель Высших литературных курсов. Автор стихов, прозы. Публикации в журнале «Москва», альманахе «Точки». Увлекался экстремальными видами спорта.
Озеро
Рассказ
Этот загадочный рассказ трагически погибшего в Крыму в конце августа 2012 года 28-летнего Дмитрия Шостака, слушателя моего семинара прозы на ВЛК, так и не был завершён. С текстом под названием «Озеро» (изначально – «Дождь») Дмитрий поступил в 2009 году на ВЛК, но не был им удовлетворён и перерабатывал рассказ для диплома. Следы этой работы были найдены после его смерти в виде отрывка под названием «Хульдр» и микропьесы «Страшилки в лесу» и переданы мне Натальей Шостак, матерью Димы. Единство всех трёх текстов несомненно, поскольку в них фигурируют одни и те же герои и обстоятельства, а «Хульдр» и «Страшилки» набраны автором в одном файле. Причём если герои «Страшилок», очевидно, гибнут от взрыва затаившегося с войны немецкого фугаса, то герои «Дождя» покидают лес живыми-невредимыми. Следуя логике развития событий в «Хульдре» и микропьесе, мы дали все три отрывка в их сюжетной последовательности под общим названием «Озеро», сохраняя, однако, их автономность при минимальной редактуре.
Андрей ВОРОНЦОВ
Дождь
На встречу записалось около двадцати человек, но за несколько дней до поездки почти все, за исключением троих, под тем или иным предлогом отказались. У кого возникли неотложные дела, кто заболел, кому просто не хотелось тратить субботний вечер. «Страшилки у костра – это, конечно, интересно, но вам не кажется, что в середине октября уже достаточно холодно для ночёвок в лесу?» – самое частое оправдание, которое можно было прочесть в окне QIP’а. В итоге на перроне перед электропоездом двое молодых людей ждали третью участницу похода.
После тёплого и солнечного сентября в Москву наконец пришла осень. Из серых туч, плывущих над городом, моросил мелкий дождь. Эта водная пелена придавала всему сонливое уныние. Размывала очертания людей и предметов.
– Блин, ну мы же не рано утром едем, почему нельзя хоть раз приехать вовремя? Тем более на встречу, которую сама же и организовала, – раздражённо сказал первый молодой человек. Он был среднего роста, слегка полноват. Его круглое лицо было гладко выбрито, а стрижка аккуратная, но не слишком модная. Звали молодого человека Максим. Его собеседник был, наоборот, высок, тощ, носил козлиную бородку и длинные волосы, собранные в хвост. Его звали Гриша.
– Не парься, Юля всегда опаздывает, – ответил Гриша. – В любом случае, поезда ходят каждые полчаса, не сядем на этот, доедем на следующем.
Они снова замолчали. В Максиме зрело болезненное разочарование. «Зря я ввязался в этот поход, – думал он, – уверен, дальше будет только хуже».
С наступлением осени он всегда становился тихим и замкнутым, кроме того, на его работе со снижением продаж намечались увольнения. Ободряющие мечты занять место старшего менеджера сменились тревожной неопределённостью: как бы не вылететь с работы совсем. Поддавшись пессимистичным мыслям, Максим начал заранее готовить себя к возможному увольнению. Он отработал всего два года, и в случае ухода выгодное место в другой фирме ему не светило. А начинать всё с нуля на новой работе ему совсем не хотелось. Он размышлял, чем бы мог заняться, но так и не находил ответа. Ему отчаянно хотелось сменить обстановку, развеяться. Примерно в это время от Юли и пришло приглашение «Вконтакте»: «Страшилки в лесу». Он представил себе, что соберётся шумная компания, будут травить байки у костра под звёздным небом, возможно, он даже познакомится с какой-нибудь девушкой. Именно то, что ему было нужно. По условию, каждый из участников должен был подготовить какую-нибудь страшную историю: «обязательно страшную, рассказики из пионерлагерей не засчитываются», – было написано в приглашении. Проблемы у Максима возникли ещё на стадии выбора истории. Он хотел всех поразить, но так как сам не мог ничего придумать, то обратился к интернету. Рискуя, в рабочее время он перечитал множество страшилок, но ни одна ему не понравилась. Одни были слишком предсказуемы, другие вообще вызывали улыбку. В итоге он остановился на двух. «Сначала послушаю, кто и что подготовил, а там и выберу, с какой начать», – решил Максим. Но ближе к намеченной дате сухая и тёплая погода сменилась дождями. Оптимизм по поводу этого похода неуклонно падал, и когда сошёл на нет, он решил отказаться. Даже позвонил Юле, но та без особых усилий уговорила его всё-таки поехать. Максиму нравилась Юля, и он не мог ей отказать.
И вот теперь, стоя на привокзальной площади под моросящим дождём, он был зол. Зол на всех: на Юлю, которая вечно опаздывает и придумывает идиотские встречи, на себя, за то, что так легко поддался её убеждению, и на Гришу, за его, как ему казалось, высокомерное отношение.
– А вот и она, – Гриша посмотрел на часы, – как раз вовремя.
К ним подошла миниатюрная девушка в камуфляжных штанах, штормовой куртке и с рюкзаком за спиной. Светлые вьющиеся волосы скрывала разноцветная вязаная шапочка. Её лицо было в веснушках. Не извинившись и формально чмокнув ребят в щёку, она вошла в вагон электрички.
– Ну же, идёте? – обернулась она в тамбуре.
Ребята молча взяли свои рюкзаки и вошли за ней. На удивление, Юля была в мрачном расположении духа, и Максима это так удивило, что он сразу забыл про всю свою злость на неё. Компания прошла вглубь вагона и разместилась на свободных местах. Динамик прошипел название следующей станции, и поезд тронулся.
– Юль, что-нибудь случилось? – спросил Максим.
– Нет, ничего не случилось! – резко ответила Юля. – Просто все, блин, такие нежные, боятся дождика. Испачкаться боятся и замёрзнуть. Я им вчера весь вечер и сегодня утром звонила, никто не передумал, а Таня вообще трубку не стала брать!
– Ты что, злишься, что никто не поехал? – улыбнулся Гриша.
Юля состроила недовольную гримасу и уставилась в окно.
– А почему ты всё не отменила, если никто не захотел поехать? – со слабой надеждой, что это произойдёт прямо сейчас, спросил Максим.
Юля наградила его таким взглядом, что он решил больше с ней не заговаривать, пока у неё не изменится настроение.
– Да ладно, главное, что мы решились и исполним намеченное, – сказал Гриша.
– Гринь, просто в следующий раз, когда ко мне обратятся: «Юль, давай куда-нибудь съездим, сорганизуй всех, придумай, куда и что мы там будем делать», – я пошлю всех подальше. Раз никому не нравится, что и как я делаю, так и пускай идут спать.
– Ага, – безучастно кивнул Гриша, – итак, куда мы едем?
– Ехать недалеко, это километров семьдесят от Москвы, там в Великую Отечественную войну, при обороне Москвы, шли бои. Там лесок небольшой, местные туда не ходят – боятся и говорят, по ночам совсем непонятные штуки там происходят.
Последнюю фразу Юля произнесла, слегка улыбаясь и подняв руки на уровень груди, как будто хотела кого-то напугать.
– Ого, прикольно. Теперь понятно, почему все не поехали, просто испугались.
– Нет, я специально никому не рассказывала, чтобы был сюрприз. Всё должно было быть по-взрослому, – сказала уже улыбающаяся Юля. – Макс, а ты памперсы захватил? Там будет страшно, – и она залилась смехом.
Гриша только усмехнулся, а Максим, как это часто бывало в компании Юли, почувствовал себя неловко.
Юля нравилась ему своей весёлостью, эпатажем, грубыми шутками, но он не любил, когда эти шутки отпускались в его адрес, потому что не знал, как на них реагировать. Съязвить в ответ? Но он не всегда чётко чувствовал грань между сарказмом и банальной грубостью и не хотел случайно её обидеть. Юля же не занимала себя такими рассуждениями – обижают её шутки окружающих или нет, а просто говорила вслух всё, что думала. Не отдавая себе в том отчёта, Максим завидовал этой её черте. Юля для него была олицетворением действия без размышления. Она обладала решительностью, которой так ему не хватало. Юля давно решила для себя, что лучше сразу действовать, рискуя совершить необдуманный поступок, чем всё обстоятельно обдумать, рискуя упустить момент. Несмотря на такие явные различия, Максим надеялся, что рано или поздно вызовет ответную симпатию у Юли. Поэтому он старался не обращать внимания на её колкости. Тем самым в её глазах превратившись в безропотного мальчика для битья.
– Жалко, что нас так мало едет, вот я бы хотела посмотреть, как Катя бы там осталась ночевать.
– А тебе самой-то не будет страшно? – спросил Гриша.
– Мне?… Ээээ… После коньяка, думаю, нет! – снова рассмеялась Юля. – А тебе?
– Ну, честно, немного не по себе. Но нас же трое, и, я думаю, наши страшные истории скорее будут нас веселить, чем пугать.
– Да уж, – мрачно произнёс Максим.
По стеклу скатывались ручейки воды, а за окном вагона проплывал размазанный дождём пейзаж с серым небом, заросшим полем, грунтовыми дорогами, заборами и гаражами, расписанными расистскими лозунгами. У самого горизонта темнел лес.
Ехать оставалось ещё полчаса, и ребята не знали, чем себя занять: играть в шарады было неинтересно из-за малого количества участников, пиво кончилось, а от выпитого уже хотелось в туалет. Гриша с Юлей пошли в тамбур курить, а Максим, который не курил, остался сторожить вещи. Он смотрел в окно, и его одолевали тяжёлые мысли о его работе. Вернувшись, ребята больше не разговаривали, каждый думал о чём-то своём. Максим думал, с какой тайной целью они пытают друг друга этой поездкой. Ведь и так ясно, что ничего хорошего из этой затеи не выйдет. Они проведут в сыром лесу ночь и наутро, невыспавшиеся и продрогшие до костей, вернутся в город. Будет чудом, если никто из них потом не заболеет. А с его ситуацией на работе ему совсем болеть сейчас нельзя. Придётся покрепче налечь на коньяк. И зачем он только купил такой дорогой. Хотел, блин, произвести впечатление.
Юля думала, почему ей всё время приходится всех шевелить, что без неё никому ничего не надо. Вот как сейчас, у неё плохое настроение, а никому и дела нет, чтобы ей хоть как-то его поднять, как это обычно делает она. Лучше уж сидели бы, как все сейчас, в тёпленьких домах перед телевизором.
А Гриша думал о том, куда они едут. Не будет ли это невежественно с их стороны – устраивать пикники в подобных местах. Но втайне он надеялся, что там произойдёт что-то таинственное, нечто особенное.
Выйдя на перрон, ребята расположились на скамейке, и Юля достала карту.
– Вот, в лес зайдём с этой стороны, тут нет дач и идти, в принципе, недалеко, к этому озеру, – водила пальцем по карте Юля.
– Слышь, но это нехилый крюк. Может, пойдём через деревню? – спросил Гриша.
– Нет, местные могут подумать, что мы копатели, и вызовут ментов. Забросимся незаметно.
Перекурив и зайдя в магазин, троица пошла вдоль раскисшей грунтовой дороги. Глина налипала на подошвы, и идти было достаточно трудно. Большую часть пути косой дождь бил в лицо, отчего приходилось отворачиваться или придерживать козырёк капюшона рукой. Но ребята с тупым упорством продолжали идти. Максим шёл, матерясь про себя. Юля была погружена в мысли, далёкие от этого места. А Гриша старался ни о чём не думать и просто рассматривал окружающую природу. У развилки они свернули и пошли через поле. С промокшими насквозь от высокой травы ногами они вышли к небольшой речке, которой оно заканчивалось.
– Пойдём вдоль речки и придём прямо к озеру.
Они шли ещё полчаса и наконец пришли к небольшому лесному озеру. Подойти ближе было нельзя, потому что земля под ногами превращалась в сплошное болото. Дождь начал стихать, и в воздухе появился комариный писк.
– Ну и что мы в этом болоте забыли? – с нескрываемым раздражением спросил Гриша.
Юля молчала, решая, что делать дальше: начать ругаться с Гришей или сразу искать другое место для лагеря.
– По-моему, можно встать с той стороны озера, – вмешался Максим, чтобы смягчить ситуацию. – Там вроде возвышенность и нормальный берег.
Обойдя болото, ребята наконец-то нашли подходящую поляну с хорошим спуском к воде и, скинув рюкзаки, уселись прямо на мокрую траву. Дождь совсем прекратился, и водная дымка, развеявшись, открыла очень умиротворённый вид. Стояла абсолютная тишина, лишь ветер шумел верхушками деревьев и срывал с листьев капли воды. На этом берегу озера болотом не пахло, а воздух был каким-то по-осеннему свежим.
– А тут красиво, – сказал Гриша.
– Ага, красиво, – согласился Максим.
– Говорят, все эти овраги и ямы – это воронки и окопы. Я читала, – пояснила Юля.
Лес окутали сумерки. На фоне светлого неба на западе чётко выделялись верхушки елей. Уже почти стемнело, когда Гриша поставил палатку, а Макс с Юлей, натаскав наименее сырых дров, пытались разжечь огонь. Костер долго дымил, и вот появились первые языки пламени. Максим с Гришей разлили по кружкам коньяк, а Юля вытащила бутерброды. Когда импровизированный стол был накрыт, она выключила свой фонарик, и теперь поляну освещал только костёр. Максим перестал катать коньяк по языку и, проглотив его, ощутил разливающееся по телу тепло.
– Да, всё-таки удивительное место. Юль, спасибо, что нас вытащила, – нарушил молчание Гриша.
– Я себе представлял, что это будет, как всегда, большая компания, новые лица. Мы будем беситься и бегать по лесу. А в этот раз так тихо, – сказал Максим.
– Я уже устала о них говорить, – сказала Юля, но тут же продолжила: – Они то обижаются, что их никуда не приглашают, то хрен их растолкаешь.
– А почему мы не отказались и приехали?
– Мне захотелось развеяться, – тихо, смотря на костёр, сказал Максим. – На работе неопределённость достала. Решил сменить обстановку, – он на секунду замолчал, ухмыльнулся и продолжил: – Я когда с вами встречаюсь, то как в зазеркалье попадаю.
– Я – потому что не могу просто сидеть в городе, мне надо обязательно что-то делать, двигаться куда-то, – сказала Юля.
– А ты, Гриш, зачем поехал?
– Я почувствовал, что мне надо приехать сюда, в этот лес, – после небольшой паузы сказал Гриша.
– Хгы, в этот лес? – улыбнулась Юля. – А тебя не смущает, что ты о нём узнал только в электричке?
– Нет, что-то подобное я ощутил, когда получил от тебя приглашение. Полную уверенность в том, что нужно согласиться и поехать, – моментально ответил Гриша.
– И часто ты так поступаешь? В смысле взял, почувствовал и сделал? – спросил Максим.
– Ты имеешь в виду, часто ли я руководствуюсь только своими чувствами для принятия решений? Стараюсь поступать так всегда, – с едва заметной гордостью в голосе ответил Гриша.
– Ну а как же голос разума? Нельзя идти только на поводу у собственных чувств.
– Ни фига! – перебила его Юля. – Можно! Вот я, например, всегда поступаю так, как мне подсказывают чувства. И никогда не жалела о том, что сделала.
– Но, Юль, когда ты говоришь, что не жалеешь о том, что ты сделала, надо принять во внимание твой… – он запнулся, подыскивая слово, – необъятный эгоизм. Тебя-то уж точно не волнует, как твои поступки отразятся на других людях.
– Ого! – удивилась Юля. – Необъятный эгоизм – это ты к чему?
– Не знаю, просто мне непонятно, как можно жить так, как ты.
– А мне непонятно, как можно жить, как ты! – с нарастающим напряжением в голосе заговорила Юля. – Постоянно жаловаться, как у тебя на работе тяжело и скучно, что тебя никто не понимает, вывешивать в контакте статусы типа «два дня до пятницы» или «сорок пять минут до конца рабочего дня». Если это тебе не нравится, то почему ты это не изменишь? Я работала в конторе, подобной твоей. И ушла оттуда, когда покрасила чёлку в зелёный цвет, а моя начальница сказала, что в таком виде появляться на работе нельзя и чтобы я перекрасилась. А я у неё спросила: «Почему?» Почему, если я хочу выглядеть так, мне это запрещают, я что, хуже от этого буду работать? Она сказала, что это правило фирмы, и если ты против, то ты свободна. Почему для них так важно, как должен выглядеть человек, а то, что у него внутри, совсем не важно?
– Нашла чем хвастаться – тем, что тебя уволили за идиотские выходки. Юль, чтобы выйти посреди улицы и крикнуть: «Вы все тут серость, одна я такая уникальная», – большого ума не надо. А ты попробуй вернись на ту свою работу, просиди несколько лет в этом коллективе, который будет каждый день тебя причёсывать под единый шаблон. Хватит ли у тебя мужества удовлетворять всем этим требованиям и в то же время не потерять себя? Заявить «я протестую!» – это каждый подросток может. А работать в системе и сохранить душу, не став её винтиком, – вот что для меня уникальность. А не цвет волос и туннели в ушах.
– Мааакс, – протянула Юля, – ну зачем идти на компромисс с собой? Зачем заставлять себя работать в месте, где тебе ничего не нравится?
– А что, лучше быть настолько инфантильной, как ты?
– Если ты такого невысокого обо мне мнения, то почему со мной общаешься? И вообще, зачем приехал на эту встречу, ведь это же так глупо, ночной пикник в октябре?
– Не знаю. Наверное, как и ты, от скуки. А почему общаюсь? Меня подкупило твоё свободное поведение. Делать что хочется, говорить, что думаешь. Не бояться выглядеть глупо или по-детски. Но чем дольше я с тобой общаюсь, тем больше мне начинает казаться, что это просто такая изощрённая месть окружающему миру. За то, что он когда-то тебя обидел. Ты хочешь нарушить все правила этого общества, не потому что видишь в них ущемление своей личной свободы, а только потому, что не приемлешь, если тебе в чём-то указывают, даже если это очевидные для всех вещи. Ты всегда будешь против, наступишь на очередные грабли, но всё равно будешь против.
Максим выговорился и замолчал. Юлю настолько удивило это его проявление, что она и не думала на него злиться. Она, секунду подождав, театральным движением изобразила плевок себе на палец и потом, прислонив этот палец ко лбу Макса, зашипела «пшшшш», как будто слюна испарялась на горячей поверхности. Гриша прыснул со смеху, а она, широко улыбаясь, рассмеялась Максиму в лицо. Он был обескуражен и, молча встав, вышел из круга света.
– Ну, Макс, не обижайся, но ты действительно начал какую-то пургу на меня гнать. Успокойся и возвращайся, лады? – нарочито ласковым голосом проговорила в темноту Юля.
Он спустился к кромке воды, пытаясь собраться с мыслями. Уже совсем стемнело. В облаках появились прорехи, сквозь которые тускло мерцали звёзды. «Странно, вот для чего человеку это всё нужно? Вот так поехать куда-нибудь, постоять под звёздами, подышать прохладой. Почему только при таких обстоятельствах начинаешь чувствовать, что ты живой? Что у тебя бьётся сердце. И все тревоги и страхи, которые догоняют тебя в городе, здесь совершенно незначительны. Чего они стоят, эти фантомы, по сравнению с возможностью просто вдыхать полной грудью этот воздух». Когда глаза привыкли к темноте, он посмотрел в сторону костра. Юля с Гришей о чём-то говорили, но он не мог расслышать, о чём именно. «Странные они люди, не понимаю я их иногда. Но у меня с ними намного больше общего, чем со всеми моими друзьями и сослуживцами», – подумал он и стал возвращаться назад. Подходя к костру, он расслышал обрывки разговора.
– У вас спор глухого с немым, – говорил Гриша. – Нет, ну, согласись, он гонит. И, главное, непонятно, с чего это он.
– Я не буду ни с кем соглашаться. Я считаю этот спор глупым, вы просто разные люди. И, говоря на одном языке, имеете в виду совершенно разные вещи. Это как пытаться переспорить человека в том, что малиновое варенье слаще, чем клубничное.