Актуальные проблемы Европы №2 / 2016

Сведения об авторах

Биткова Татьяна Георгиевна – кандидат филологических наук, старший научный сотрудник ИНИОН РАН.

Bitkova T.G. – Senior researcher, INION RAS, Ph.D. (Philology). (tgbitkova@mail.ru)

Васильев Виктор Иванович – доктор политических наук, ведущий научный сотрудник Института мировой экономики и международных отношений РАН.

Vassil’iev V.I. – Leading reseach fellow, Institute of World Economy and International Relations RAS, Doctor of political sciences (Sc.D. in Politics). (vvi-1947@yandex.ru)

Гордон Александр Владимирович – доктор исторических наук, главный научный сотрудник ИНИОН РАН.

Gordon A.V. – Principal researcher, INION RAS, Doctor of Historical sciences (Sc.D. in History). (gordon_alexandr@mail.ru)

Животовская Ирина Георгиевна – независимый эксперт.

Zhivotovskaya I.G. – Independent researcher. (zhivotov_2004@ mail.ru)

Кочегарова Тамара Михайловна – научный сотрудник Института социологии РАН (ИС РАН), ученый секретарь Российско-Балтийского центра ИС РАН.

Kochegarova T.M. – researcher at the Institute of Sociology of RAS, Scientific secretary of the Russian-Baltic center IS RAS. (Simonyin.renald@ yandex.ru)

Лапина Наталия Юрьевна – доктор политических наук, главный научный сотрудник ИНИОН РАН.

Lapina N. Yu. – Principal researcher, INION RAS, Doctor of political sciences (Sc.D. in Politics). (lapina_n@mail.ru)

Лыкошина Лариса Семеновна – доктор исторических наук, главный научный сотрудник ИНИОН РАН.

Lykoshina L.S. – Principal researcher, INION RAS, Doctor of Historical sciences (Sc.D. in History). (lykoshina.lara@yandex.ru)

Ушкова Екатерина Леонидовна – ведущий редактор ИНИОН РАН.

Ushkova E.L. – researcher, INION RAS. (veger@list.ru)

Черкасова Екатерина Геннадьевна – кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института мировой экономики и международных отношений РАН.

Cherkasova E.G. – Senior researcher, Institute of World Economy and International Relations RAS, Ph.D. (History). (Katya_Moscow@inbox.ru)

Щербакова Юлия Александровна – кандидат исторических наук, старший научный сотрудник ИНИОН РАН.

Scherbakova Yu.A. – Senior researcher, INION RAS, Ph.D. (History). (juli.bak@mail.ru)

Введение

Россия и Европа. Вечные вопросы: «Кто мы?», «Что дала нам европейская культура и насколько хорошо мы ее усвоили?» Вечные споры между западниками и славянофилами, почвенниками и европеистами-модернистами относительно дальнейших путей развития нашей страны. На протяжении столетий Запад выступал для России в качестве «значимого Другого», с которым ассоциируются важные для российской ментальности картины мира. В конечном счете конструирование российской идентичности происходило в поиске ответов на поставленные вопросы и в дискуссиях, которые вновь приобретают актуальность.

Для России интерес к образу европейских стран не ограничивается соображениями идеологии и самоидентификации. В нем таится подспудный политический смысл. После крушения Советского Союза казалось, что новая Россия «открылась» Европе. Возникло ощущение, что между нами устанавливается атмосфера взаимного понимания и доверия и что вскоре ценности универсальной демократии распространятся на пространстве «от Атлантики до Урала». Эти настроения отразились на отношении наших сограждан к странам Европы, на общей тональности их восприятия. В 1998 г. 50–51% россиян в культурном отношении отождествляли себя со странами Запада – США, Францией, Германией. Объясняя этот феномен, специалисты Института социологии РАН подчеркивали: «Определившись со своими целями и интересами и более отчетливо осознав собственную самостоятельность, российское общество просто утратило психологическую потребность в… “надрывном“ антизападничестве»¹.

Выявилась и другая сторона общественных настроений. После первых лет демократии в российском обществе все больше стали проявляться «крепнущее чувство самостоятельности, растущая уверенность в себе»². В 2011 г. 47% россиян, по данным Левада-центра, называли Россию «великой державой», осенью 2015 г. этого мнения придерживались 65% наших сограждан³. Вначале сдвиги в массовых настроениях не носили антизападной направленности, а симпатии к западным странам сохранялись на высоком уровне. Однако постепенно возникала настороженность. Бомбардировки Сербии, вступление стран Восточной Европы и ряда бывших советских республик в ЕС и последовавшее за этим расширение НАТО вызвали ощущение нараставшей международной изоляции, в конечном счете обернувшееся стремлением «замкнуться». Тяготение к цивилизационным стандартам, выработанным на Западе, характерное для значительной части россиян в первой половине 1990-х годов, сменилось установками: «Россия – это особая цивилизация», у «России особый путь развития».

Четверть граждан РФ (26%), по данным исследования Института социологии РАН, в 2004 г. были причислены к модернистам. Модернисты, по оценке социологов, привержены идее, что России подходит западный путь развития, они предпочитают общество индивидуальной свободы обществу социального равенства, демократию – безопасности. К 2007 г. эта группа сократилась до 20%, зато выросла когорта лиц, исповедующих «традиционные ценности»⁴. Международный кризис, вызванный украинскими событиями, явился важным переломным моментом. Он усилил в российском обществе ощущение «осажденной» крепости. Под влиянием экономических и финансовых санкций, приостановки сотрудничества с европейскими странами в российском массовом сознании усилилось негативное отношение к западным соседям, многие из которых стали восприниматься как «враждебные» страны⁵.

Негативные чувства подогревались пропагандой российских СМИ, которая, пожалуй, за весь постсоветский период никогда не была столь эффективной. В прессе писали о том, что западноевропейские страны утратили «суверенитет», «растворяются» в глобальном мире, а на международной сцене реализуют цели и задачи, выдвинутые США. Говорилось, что Европа теряет свое лицо, открыв границы иммигрантам из стран Азии и Африки, и не способна осуществить их социально-культурную адаптацию. Что она утрачивает моральные принципы и саморазрушается, отказываясь от традиционных ценностей, признавая права гей-сообщества и однополые браки.

Страны Европы, европейские общества, цивилизационные стандарты остаются для современной России важнейшей опорной точкой сопоставления с отечественными реалиями. Многие европейские страны – давние внешнеполитические партнеры России, с ними нас объединяют трагические и героические моменты прошлого. У нас общие культурные корни. Несмотря на периодическое взаимное охлаждение и даже вражду, постоянным оставался культурный диалог между Россией и Европой. В 2007 г. в представлениях россиян Европа ассоциировалась с такими понятиями, как «цивилизация» (80,1%), «культура» (52,9%), «права человека» (79,3%)⁶. В 2015 г., несмотря на сложную международную обстановку и рост критических настроений в отношении стран Запада, 36% наших сограждан хотели бы видеть в будущем свою страну «такой, как развитые страны Запада»⁷.

В культурном диалоге с Россией странам Европы принадлежит каждой свое, особое место. Давняя история у российско-итальянских политических и культурных связей. В 2004 г. в Италии и России торжественно отмечали 500-летний юбилей установления дипломатических отношений. Столько же столетий насчитывает и культурное сотрудничество между двумя нашими странами. Уже в первых свидетельствах об Италии, датируемых XV в., эта страна предстает как мир великолепных произведений искусства и выдающихся технических достижений. Приглашение итальянцев на службу ко двору в XV в. свидетельствовало об интенсификации контактов Московского государства с государствами Северной и Центральной Италии. Вместе с тем, как отмечают специалисты, восприятие культуры итальянского Возрождения оставалось поверхностным: «Усваивались формы: архитектурные, орнаментальные, риторические и другие – но никак не содержание, основанное на антропоцентричной гуманистической философии»⁸.

Благодаря Италии в России появились комедия, опера и балет. Для русских путешественников XVIII–XIX вв. Италия представлялась «сокровищницей искусства». В их восприятии страна идеализировалась, приобрела очертания «рая на Земле». Восторженное отношение русских к Италии сохранилось вплоть до XX в. Н.А. Бердяев выразил это чувство лаконично, он писал: «Италия для нас не географическое, не национально-государственное понятие. Италия – вечный элемент духа, вечное царство человеческого творчества»⁹.

В XVII в. в России высоко ценили польскую культуру, русские цари и придворная аристократия знали польский язык, Польша была страной, через которую европейская культура проникала в Россию. С начала XVIII в. большое влияние на нашу страну оказала немецкая культура. А в конце XVIII в. культурной моделью для России стала Франция. Французский язык превратился в родной для образованной части российского общества, стал официальным языком двора и дипломатии. С большой симпатией в России относились к Испании, считая ее «романтической» страной. Связанные с этой страной образы на протяжении XIX – начала XX в. обогатили русскую культуру. Чувство искренней симпатии подкреплялось и эпизодами общего прошлого: Испания защитила Европу от арабского нашествия, Россия – от татаро-монгольского, и позже, в начале XIX в., обе страны оказали героическое сопротивление армиям Наполеона.

Представления о Другом амбивалентны. В них скрыты как позитивные, так и негативные стороны. Культура – это пространство, которое, как правило, объединяет. Политика, история, идеология нередко становятся факторами разъединяющими. Исторические и политические образы достаточно устойчивы. В императорской России остро стоял «польский вопрос», а стремление поляков к самостоятельности, их желание сохранить свою религию воспринимались как «предательство славянской идеи». Сегодня это отношение не исчезло. В 2007 г. 38% наших сограждан испытывали отрицательные чувства при упоминании о Польше¹⁰. Все это так или иначе отразилось на установлении в РФ государственного праздника, который официально приурочен к изгнанию польских войск из Москвы в 1612 г.

Иначе складывалось восприятие нашими согражданами Чехии и чехов. В XIX в. российское общество доброжелательно встретило чехов-переселенцев. Представители этой нации внесли большой вклад в развитие русской культуры. В советские времена СССР был потрясен событиями в Чехословакии. Движение протеста, развернувшееся в Чехословакии в 1968 г., поляризовало советское общество. Политические элиты СССР выступили за подавление восстания военной силой, тогда как интеллигенция следила за пражскими событиями с сочувствием и надеждой, что позитивные изменения начнутся в СССР.

В постсоветский период исключительную доброжелательность наши сограждане проявляли к немцам. На вопрос: «Как Вы относитесь к Германии?» – большинство наших соотечественников отвечали позитивно. В 1992 г. этот ответ дали 68% россиян, в 1997 г. – 72, в 2000 г. – 85, в 2001 г. – 76, в 2002 г. – 80, в 2003 г. – 84, в 2007 г. – 75%¹¹.

Сложившиеся за века непростых взаимоотношений культурно-исторические стереотипы оказываются довольно противоречивыми. В итальянцах россияне ценят умение радоваться жизни, отмечая их склонность к «прекрасному ничегонеделанию». Поляков считают «неблагодарными», но при этом всегда в России ценились «элегантность» и красота польских женщин, галантность польских мужчин. Французы в восприятии россиян «легковесны», но при этом «веселы» и «жизнерадостны», испанцы – «романтичны». Немцы – «аккуратны» (78,8%), «законопослушны» (60,8), «пунктуальны» (69,4), «трудолюбивы» (50,4), но «скупы» (43,3) и «расчетливы» (58,5%). Англичане – «деловиты» (54,6%), «вежливы» (57,9), отличаются «уверенностью в себе» (43,4) и «индивидуализмом» (40,9). Украинцы «гостеприимны» (43,5), но «необязательны» (40,1) и «хвастливы» (51,5%)¹².

Характерная деталь: анализ восприятия нашими согражданами разных стран и народов свидетельствует о том, что сохраняется проблема взаимоотношения больших и малых этносов. К большим европейским народам россияне могут испытывать положительные или отрицательные чувства, но относятся к ним с уважением и воспринимают как равных себе. В отношении малых народов у россиян сохраняются признаки того, что исследователи называют «имперским высокомерием», хотя наши сограждане признают наличие достоинств у их представителей. «Великая нация с традиционно мессианскими амбициями, – замечает Т.М. Кочегарова, – не готова на равных общаться с малочисленными этносами». И это притом, что собственно имперские амбиции разделяет лишь пятая часть наших соотечественников¹³.

При чередовании времен войны и мира, и об этом писал еще Р. Арон, стереотипы меняются: оживают старые, появляются новые. Под влиянием украинских событий недружелюбное отношение наших сограждан к Польше и полякам еще больше возросло. При этом, что характерно, враждебно относящиеся к этой стране россияне не задумываются о том, что в Польше существуют люди, знающие русский язык, питающие интерес к России, ее истории и культуре¹⁴, а также что в Польше есть политики, искренне желающие установления между нашими странами добрососедских отношений¹⁵.

Восприятие стран и народов далеко не идентично. В условиях кризиса наши сограждане разделяли власть и народ Украины: 87% опрошенных в сентябре 2015 г. россиян негативно оценивали украинскую власть, при этом у 63% респондентов сохранялось положительное отношение к украинцам¹⁶. То же можно сказать и о восприятии Румынии и румын. Если румынское государство рассматривается как «агрессивное» и «коварное», то на повседневном уровне румыны видятся россиянам как симпатичные и гостеприимные люди. Во всяком случае, именно такой образ народа сформировался в повседневной жизни у российских туристов. А это значит, что человеческие отношения в ряде случаев сильнее политики и пропаганды.

Воссоздавая и анализируя представления российского общества о странах Европы, авторы статей хотят понять, как на протяжении истории формировались и менялись внешнеполитические образы; какие факторы оказывают влияние на этот процесс; какую роль в них играют культура и история, память прошлого, а какую – пропаганда и стремление сформировать «образ врага». Исследование этой проблематики имеет большую практическую и актуальную политическую значимость не только с точки зрения национальной самоидентификации «Кто мы?». Политикам и рядовым гражданам следует иметь представление о том, как в их стране воспринимаются другие страны и народы; что отягощает внешнеполитические образы, а что делает их привлекательными.

Большинство наших сограждан, как уже отмечалось выше, считают Россию «великой державой». С этим понятием в массовом сознании ассоциируются не только экономический потенциал страны, ее военная мощь и культура, но и уважение других стран. Было бы хорошо, если бы наши граждане понимали, что позитивное отношение к России, авторитет страны в мире напрямую зависят от восприятия Россией внешнего мира. А политики и журналисты осознали бы, насколько катастрофичными в человеческом и гуманитарном планах становятся результаты пропагандистских кампаний и как сложно затем «очистить» образ соседней страны от закрепившихся за ним характеристик. Без понимания этих проблем России и другим европейским странам будет сложно преодолеть накопившиеся противоречия и выйти из тупика международного кризиса.

Н.Ю. Лапина

Отношение российского общества к Украине. (Реферативный обзор)

Е.Л. Ушкова

Аннотация. В обзоре на основе опросов общественного мнения представлено отношение россиян к Украине. Рассматривается, как менялся образ ближайшего соседа в условиях украинского кризиса.

Abstract. The review presents the analysis of the attitude of Russians to Ukraine, it is done on the basis of public opinion polls and studies. It reflects how the image of the nearest neighbor of Russia is changing in the context of the Ukrainian crisis.

Ключевые слова: Россия, Украина, общественное мнение, опрос, социология, массовое сознание.

Keywords: Russia, Ukraine, the public opinion, poll, sociology, collective consciousness.

Украина – значимая для России и ее граждан страна в силу многих причин: этнической, культурной, языковой, исторической. Кризис 2014 г. в отношениях России и Украины был тяжело воспринят российским обществом.

Восприятие Украины в России до кризиса

Отношение россиян к Украине в 2000-е годы не оставалось неизменным. Пики обострения негативного восприятия ближайшего соседа приходятся на период «оранжевой революции» и «газовых войн». В более «мирные» периоды отношение, как правило, было позитивным. Данные опроса, проведенного социологами Левада-центра в январе 2013 г., указывали на доброжелательное отношение россиян к Украине. На вопрос: «Как вы в целом относитесь сейчас к Украине?» – 10% респондентов ответили «очень хорошо», 64% – «в основном хорошо». Лишь 18% наших сограждан заявили, что относятся к Украине «плохо» или «очень плохо» [Монина, 2013]. Интересно, что результаты опроса не совпали с рейтингом геополитических приоритетов. Среди стран, на сотрудничество с которыми России следует ориентироваться в своей внешней политике, россияне назвали прежде всего Германию, Францию, Великобританию (48%) и лишь потом Украину, Беларусь, Казахстан (46%) [там же].

«Почему страны СНГ перестали быть главным стратегическим партнером с точки зрения россиян? Возможно ли сотрудничество России и Украины на новой, не имперской основе?» – такие вопросы задали в начале 2013 г. сотрудники сайта «Новости Украины» украинским и российским экспертам. Отвечая на него, руководитель украинской социологической службы «Research&Branding Group» Евгений Копатько отмечал, что отсутствие интереса россиян к постсоветскому пространству, и в частности к Украине, связано с более низкими по сравнению с российскими стандартами жизни. С этой точки зрения постсоветские страны не являются для граждан России «иммиграционно интересными». Происходит обратный процесс: около 2 млн украинцев работают в РФ [цит. по: Монина, 2013].

Социолог подчеркивал, что политика, которую избрало украинское руководство, сложности во взаимоотношениях политической элиты Украины и России способствовали отдалению двух народов друг от друга. Под влиянием СМИ негативное отношение к радикальным представителям украинской политической элиты россияне переносят на всех жителей Украины. Исследователь полагал, что недостаточно высокий интерес к Украине как к геополитическому партнеру связан с возрастным фактором. Нет интереса к Украине прежде всего у представителей молодого поколения россиян, которые не жили в СССР.

Директор украинского филиала Института стран СНГ, политолог Владимир Корнилов подчеркивал, что, несмотря на повышенный интерес к Западу, в рейтинге «близости» украинцы занимают в представлениях россиян первые позиции, в то время как американцы и европейцы находятся на дистанции. В отношении интеграционных устремлений народов обеих стран украинский политолог высказал предположение, что «в Украине желающих объединиться с Россией гораздо больше, чем в России желающих объединиться с Украиной» [цит. по: Монина, 2013].

Ольга Каменчук, директор по коммуникациям ВЦИОМ, обратила внимание на совпадение данных, полученных ВЦИОМ и Левада-центром, относительно желательности тех или иных форм сотрудничества или интеграции с ближайшими соседями (Украиной, Беларусью, Казахстаном). Идею сотрудничества в 2013 г. поддерживали 47% россиян, причем среди них за восстановление бывшего СССР выступали лишь 20%, что свидетельствует об отсутствии имперских амбиций у наших сограждан. По восприятию различных национальностей, по данным ВЦИОМ, «россияне наиболее тепло относятся к себе самим, а также к украинцам и белорусам». Социолог подчеркивала «взаимное притяжение в так называемом “славянском треугольнике”» [цит. по: Монина, 2013].

В условиях кризиса

Ситуация резко изменилась в условиях кризиса. Массовые протесты в Киеве, начавшиеся осенью 2013 г., активизация и расширение протестного движения на Майдане, свержение Януковича, приход новой власти, присоединение Крыма к России, бои за Донецкую и Луганскую области стали поворотными событиями для Украины, резко повлияли на взаимное восприятие народов обеих стран. Насколько в ходе конфликта изменилось отношение россиян к Украине?

С конца 2013 г. опросы общественного мнения фиксируют устойчивую тенденцию: позитивное восприятие Украины жителями России снижалось, тогда как негативное росло. Регулярные исследования Левада-центра позволяют проследить эти изменения. Так, на вопрос: «Как Вы в целом относитесь сейчас к Украине?» – положительные ответы составляли: в сентябре 2012 г. – 74%, в сентябре 2013 г. – 69, в сентябре 2014 г. – 32, в сентябре 2015 г. – 33%; отрицательные ответы, соответственно: в сентябре 2012 г. – 17%, в сентябре 2013 г. – 23, в сентябре 2014 г. – 55, в сентябре 2015 г. – 56% [Российско-украинские отношения.., 2015 б]. То есть по сравнению с аналогичным периодом 2012 г. показатели отрицательного восприятия Украины выросли более чем в три раза. Наибольшие изменения произошли в период разгара украинского кризиса – с 2013 по 2014 г.

При этом можно утверждать, что россияне разделяют власть и народ Украины. Однозначно негативное восприятие руководства страны (87%) не совпадает с преобладающим положительным отношением к ее населению (63%). Хотя кризис сказался и на этом показателе, поскольку в докризисный период (2009) о положительном отношении к украинцам заявляли 75% наших сограждан [Российско-украинские отношения.., 2015 б].

Об ухудшении отношения россиян к украинцам, проявляющемся в качественных оценках, летом 2015 г. в интервью радиостанции «Коммерсантъ FM» говорил эксперт Левада-центра Денис Волков: «Если посмотреть на качества, которые приписываются украинцам, то сначала это были примерно такие же, как у россиян, т.е. “хорошие“, “простые“ и так далее. Сейчас, после того как конфликт начался, стали преобладать негативные – что они хитрые, завистливые и так далее. То есть всего лишь за год мы видим достаточно сильное изменение отношения именно к украинцам, а уж тем более к их руководству». Социолог подчеркивал, что по мере развития конфликта восприятие россиянами украинцев становилось всë хуже. «Если сначала мы говорили о достаточно поверхностном отношении, которое следует за выпусками новостей, то чем дольше продолжается конфликт, тем это больше укореняется» [Волков, 2015 а].

Пессимистичные оценки в этой связи высказал и заместитель гендиректора Левада-центра Алексей Гражданкин: «Что касается общественного мнения россиян, то все дело в том, что наша госпропаганда собирает воедино и утрирует всю антироссийскую риторику, которая есть в Украине, а потому отношение к этой стране и ее руководству теперь столь категорично… В ближайшее время ожидать, что всë решится и затихнет, сложно». Вывод, к которому приходил социолог, неутешителен: «Даже когда конфликт закончится, прежними отношения россиян и украинцев уже не станут» [цит. по: Горбачев, 2015].

Если отношение россиян к Украине, по мнению Д.А. Волкова, не претерпело радикальных изменений и остается достаточно благодушным, то с украинским населением дело обстоит иначе. Основываясь на данных опросов Киевского международного института социологии (КМИС), он замечает, что «для украинцев то, что происходит, стало большой травмой. И то, что мы не замечаем, как сильно изменилось отношение украинцев к России, к россиянам, для дальнейшего взаимоотношения между странами, между народами будет большим препятствием, – то, что мы не заметили, как обидели» [Волков, 2015 а].

Являются ли русские и украинцы одним народом или двумя разными народами, ответы на этот вопрос, регулярно присутствующий в опросах Левада-центра, свидетельствуют, что число россиян, считающих русских и украинцев одним народом, вернулось к показателю 2013 г. после скачка вверх в марте 2014 г., вызванного энтузиазмом, связанным с присоединением Крыма: декабрь 2006 г. – «один народ» – 53%, «два разных народа» – 41%; ноябрь 2007 г. – 49% и 46%, соответственно; декабрь 2013 г. – 43 и 50; март 2014 г. – 56 и 38; март 2015 г. – 52 и 40; сентябрь 2015 г. – 46% и 47% [Российско-украинские отношения.., 2015 б].

При этом, выбирая предпочтительную форму отношений двух государств, россияне не считают их объединение возможным и желательным: об этом в июне 2015 г. заявляли лишь 2% населения. И это несмотря на активную пропаганду СМИ о «братском народе». 46% наших сограждан хотели бы видеть будущее отношений с Украиной без виз и таможен, 45% считали, что отношения должны быть строго регламентированы – с визами и границами. Исключение составили данные опросов, проведенных в марте 2014 г., когда почти треть россиян (28%) высказалась за воссоединение с Украиной. Специалисты Левада-центра объясняли эти настроения, «во-первых, патриотической эйфорией от присоединения Крыма, а во-вторых, неясностью на тот момент позиции политического руководства России относительно будущего восточных регионов Украины и предпринимаемых (военных) шагов в будущем» [Российско-украинские отношения.., 2015 а]. По мнению социологов Левада-центра, «позиция единства России и Украины как в территориально-государственном (объединение стран), так и в этнокультурном (один народ) плане не является преобладающей среди большей части населения РФ» [Российско-украинские отношения.., 2015 б].

Что касается событий на Украине, эксперты летом 2014 г. отмечали очень личностное отношение к ним россиян. Руководитель ВЦИОМ Валерий Фёдоров объяснял эту позицию близостью русского и украинского народов, а также тем, что более половины ныне живущих россиян имеют какие-то связи с украинцами – дружеские, родственные либо когда-то бывали на Украине [Фёдоров, 2014]. Год спустя, в сентябре 2015 г., ВЦИОМ констатировал снижение интереса к событиям на Украине в российском обществе: в январе 2015 г. за ситуацией в целом наблюдали 83% россиян (в том числе 38% следили внимательно), а в сентябре их число понизилось до 71% (в том числе 25% следили за информацией постоянно). При этом интерес к ситуации в соседнем государстве чаще проявляли пожилые люди (82% старше 60 лет), нежели молодежь (44% от 18 до 24 лет) [Куда идет.., 2015]. Таким образом, внимание к украинским событиям сохраняется, но его интенсивность снизилась по сравнению с периодом присоединения Крыма и введения Западом антироссийских санкций.

Ключевым событием в ходе украинского кризиса стало присоединение Крыма к России в марте 2014 г. По данным ВЦИОМ, в июне 2014 г. свыше 90% россиян поддерживали это решение [Фëдоров, 2014]. Год спустя «представления о правильности присоединения Крыма к России, трактуемые в понятиях восстановления исторической справедливости и защиты русскоязычного населения Украины от “фашистов”, не изменились». По данным Левада-центра, в марте 2014 г. 88% наших сограждан поддерживали это решение, в июне 2015 г. – 85%. Вывод социологов однозначен: «Факт присоединения Крыма окончательно легитимировался в общественном мнении» [Российско-украинские отношения.., 2015 а]. С точки зрения российского национального самосознания «присоединение Крыма для большинства (около 80%) стало доказательством того, что Россия вернула себе статус великой державы, утраченный с распадом Советского Союза», – считает Д.А. Волков [Волков, 2015 б].

События на востоке Украины еще летом 2014 г. обозначались как «война». Так, Валерий Фёдоров в интервью газете «Культура» отмечал, что «с одной стороны, никто не хочет влезать в войну на Украине, тем более когда перед глазами пример абсолютно бескровного присоединения Крыма. Но, с другой стороны, все большее число россиян предполагают, что у нас просто не остается иного выхода». При этом, по его данным, 27% респондентов были за ввод миротворцев, а 33% считали, что делать этого нельзя ни при каких условиях. Остальные 40% «ситуационно» определяют свою позицию [Фëдоров, 2014]. Сразу после присоединения Крыма в марте 2014 г. на вопрос Левада-центра о возможной судьбе Восточной Украины 48% говорили, что ее надо присоединять к России. К июлю 2015 г. таких осталось 15%, преобладающим стало мнение, что восток Украины должен оставаться независимым [Волков, 2015 а].

Менялась и оценка российским обществом событий в Украине. К осени 2015 г. россияне всë реже определяли ситуацию в соседней стране как гражданскую войну (50% – в январе 2015 г., 36% – в сентябре 2015 г.). Уменьшилось число тех, кто считал, что в стране господствуют террор и геноцид (с 17 до 6%, соответственно). Тем не менее заметна была доля тех, кто характеризовал ситуацию как «развал страны» и «полную дестабилизацию» (18%). Каждый шестой (17%) полагал, что в Украине сейчас анархия и бандитизм. При этом немало было тех, кто затруднялся с оценками (12%) [Куда идет.., 2015]. Комментируя результаты исследования, В.В. Фëдоров отмечал: «Прекращение перестрелок и бомбардировок в Донбассе снижают внимание россиян к ситуации в этом регионе. Наше общество всë больше устает от украинских новостей, интерес к ним падает, переключаясь на другие темы. Однако перспектив урегулирования конфликта, как и общего улучшения ситуации в братской стране, россияне не видят. В таких условиях наименьшим из зол представляется “замораживание конфликта” без перспектив его быстрого разрешения» [Куда идет.., 2015]. В тон ему звучало мнение Дениса Волкова: «Люди видят конфликт и понимают, что он достаточно сложный, и сложно будет примирять эти две части» [Волков, 2015 а].

«Для большинства в России происходящее в соседней стране представляется исключительно внутриполитическим конфликтом», – утверждает Денис Волков в статье, опубликованной на сайте Фонда Карнеги в августе 2015 г. [Волков, 2015 б]. Лишь около четверти российского населения считает, что между Россией и Украиной идет война, тогда как 65–70% это отрицают. Поэтому логично, что на вопрос, присутствуют ли сейчас на Украине российские войска, только 26% ответили положительно, 52 – отрицательно, 22% затруднились ответить [События на востоке.., 2015]. Невелико число наших сограждан, кто уверен, что на стороне ополченцев вообще не воюют российские граждане (11%). При этом большинство считают, что это добровольцы (48%) или наемники (24%), но не российские военные. К добровольцам, воюющим на стороне ополченцев, наши сограждане в большинстве своем относятся положительно. Однако за минувший год доля тех, кто одобряет их участие в конфликте на востоке Украины, снизилась с 64 до 53%, а неодобряющих возросла с 19 до 27%. Однако отправить своего сына или близкого родственника на эту войну готовы лишь 13% респондентов, а 68% постарались бы отговорить его от такого шага [Волков, 2015 б].