Степан Автономов
Кузьмичи
Пьеса в трёх действиях
Действующие лица
Костя – 22 года, рабочий свинофермы
Гоша (Игорь) – 22 года, тракторист в совхозе
Дядя Парфён (Парфён Михалыч) – 52 года, сосед Кости
Сергей Иваныч – 45 лет, отец Кости
Галина – 43 года, мама Кости
Владимир Борисович Гуров – 44 года начальник охраны
Федосеич – 57 лет, завхоз
Дед – 77 лет
Анфиса – 26 лет, медсестра
Берта Григорьевна – 66 лет, заведующая отделением
Грезин – 49 лет, депутат
Громов Иван – «ветеран» боевых действий 54 года
Катя – 20 лет
Кирилл – 21 год
Медсестра – 24 года
Курьер – 18 лет
Решетов – майор, 39 лет
Больной – 39 лет
Лейтенант – 26 лет
Первый здоровяк – 33 года
Второй здоровяк – 30 лет
Действие первое
Посреди сцены стол уставлен простой деревенской едой и мутной бутылкой самогонки. Сзади декорация в виде бревенчатой стены избы. Справа открытая дверь, посредине на стене висит плазма, слева окно, на подоконнике горшок с геранью. За столом сидит Сергей Иваныч, что-то жует. В дверь заходит Парфён Михалыч. Его замечает Сергей Иваныч. Где-то играет балалайка.
Сергей Иваныч. А, Парфён Михалыч, сосед дорогой. Это ты. Тут как тут, как всегда, когда что-то у нас намечается.
Парфён Михалыч. Я чисто случайно, Сергей Иваныч, подумал заглянуть к вам на огонёк.
Сергей Иваныч. Ну, конечно, конечно. Кто бы сомневался.
Парфён Михалыч. По какому поводу праздник?
Сергей Иваныч. А зачем нам повод?
Парфён Михалыч. Действительно.
Парфён стал у стола, жадно глотает слюни, глядя на самогон. Сергей Иваныч иронично смотрит на него. Слева выходит Галина, несёт кастрюлю с картошкой на стол.
Галина. Парфён? Какими судьбами?
Парфён Михалыч. Да вот случайно зашёл на огонёк, без задней мысли.
Сергей Иваныч. Кто бы сомневался.
Галина. Раз зашёл, садись. В ногах правды нет.
Парфён Михалыч. Спасибо, Галочка.
Садится на табурет.
Галина. А ты не слыхал, Парфён, что наши пенсионеры-вахтовики Фёдор Григорич и Андрей Саныч учудили?
Парфён Михалыч. Не слыхивал.
Галина. Григорич отравился боярышником и занемог сильно, сильно да не до смерти. Откачали его. Сейчас бабка евонная Степановна отходит его. А Саныч на рыбалке простудил лёгкие, так что его в больницу спровадили. В его-то возрасте и лихачить по рыбалкам. Надо головой думать. Так вот. Мы порешили, что на их место в Москву поедут наш Костька и племянник Серёжин Гошка. По этому поводу и собрали стол. Завтра отъезжают наши соколики, а вернее в ночь в три часа отчаливают на автобусе первом московском.
Парфён Михалыч. Эка. В Москву! Охранниками! Так там нашим пенсионерам говаривают большие тыщи платили.
Галина. Восемнадцать тысяч.
Парфён Михалыч. Ого!
Галина. Так вот.
Сергей Иваныч. Эка невидаль. И чего не живётся обормотам в родном совхозе! Надо родную землю поднимать, а не шастать по столицам. Где родился там и сгодился.
Сергей Иваныч стучит кулаком по столу.
Галина. Ты отец у нас совсем не про современность. Тебе бы в пещеры к этим неандертальцам. Ты бы там за своего сошёл бы легко. А ребятам надо вставать на ноги, денежку заколачивать, на будущее откладывать. Я благословила сына на Москву. Пусть найдёт счастье, раз нам мало его было.
Сергей Иваныч. Не гневи бога, Галина! Ты ль совсем что ли с ума сбрендила. С чего это ты такая несчастная вдруг оказалась?
Галина присаживается за стол. Разливает самогон по рюмкам.
Галина. Я то ль?
Сергей Иваныч. Ты то ль.
Галина. А что я видела в этой жизни? Свиноферма. Коровник. Работа по дому. Подъём с рассветом, ложишься с закатом. Это ль жизнь? А ты посмотри в телевизоре, как люди в городе живут.
Сергей Иваныч. Вот! Всё зло от этого телевизора! Насмотрятся всякой ерунды и мысли начинают в голову дурацкие лезть.
Выпивает. За ним аккуратно выпивают Парфён и Галина.
Галина. Что ж ты хочешь, чтоб твоя родная кровинушка прожил тут всю жизнь, промаялся, как мы горемычные? А в городе, тем паче в Москве хоть какие перспективы для нормальной жизни. Скажи, Парфён?
Парфён Михалыч. Действительно. Не современно мыслишь, Сергей. Москва – это сила. Там и деньги все и возможности. Глядишь, твой Костя большим человеком станет.
Сергей Иваныч. Это где? В охране-то? Не смеши людей, Парфён.
Парфён Михалыч. Ну охрана – это может быть только начало будет, а там вырастет до кого-то ещё более значительного. Тепереча все стремятся в Москву.
Сергей Иваныч. Ага, разгонять тоску. Эх, до чего мы дожили. А помнишь, Парфён, какая раньше тут жизнь была?
Парфён Михалыч. Да, что старое-то ворошить. Надобно жить нынешним днём, а не воспоминаниями о прекрасном прошлом. Ты-то и не застал почти советских времён.
Сергей Иваныч. Ещё как застал. Это же молодость моя. Помнишь, как клуб работал? Как в кино ходили да на танцы по выходным.
Парфён Михалыч. Эка вспомнил. Тех лет и не вернуть уже.
Сергей Иваныч. Грустно это. Давай ещё выпьем.
Разливает самогон по рюмкам. Выпивают.
Сергей Иваныч. Неправильно живём, тоскливо, без надежды; и энергии не стало какой-то положительной. Поговорить не с кем. Все заперлись по своим домам, как по норам попрятались. А раньше народ собирался по праздникам и выходным по причинам и без. Как гуляли-то. Так теперь не могут.
Галина. Да народ бухал не то, что сейчас.
Парфён Михалыч. Без этого наш народ не может. Это его право на отдых и радость.
Сергей Иваныч. А теперь-то и отдыхать не от чего. Труда-то толком не стало. Колхозы помирают и мы помрём когда-нибудь.
Парфён Михалыч. Ну, ты завёл панихиду. Надо верить в лучшее. Да помрём и чего. Таков наш удел. Скоро роботы будут всё делать: и на заводах трудиться и поля пахать. Тогда работа и не нужна будет. Люди будут отдыхать с утра до вечера. Тогда начнётся у всех счастливая жизнь.
Галина. Может быть народ снова в деревни потянется, раз работа в городе не нужна будет? В деревне то вольготнее, чем в городской тесноте. И воздух мягче и чище.
Парфён Михалыч. Вот видишь, Сергей. Твоя жёнка даже смышлёней тебя и видит перспективы в будущем. Не надо унывать.
Сергей Иваныч. А я чувствую, что ушло моё время. Не быть уже нам счастливыми. Люди стали какие-то злые и закрытые, скучные без размаху. Нет той уже былой бесшабашности и удали. Помнишь, как ходили деревня на деревню. Героизм был.
Парфён Михалыч. Ага с цепям да кольями. Дураков в деревне всегда хватало.
Сергей Иваныч. Не понимаешь ты, Парфён, мелкая твоя, жалкая душа суть процесса. Это было не ради драки, а ради укрепления мужской дружбы.
Парфён Михалыч. Не знаю, какое там был укрепление; зато помню, как тебя арматуриной огрели по голове здорово в Синюхино, так что ты с тех пор стал немного странным, и кажись до сих пор не в полной мере оправился.
Сергей Иваныч. Не герой ты, Парфён, не понять тебе этого. Так жили наши прадеды и пращуры. Мужик должен драться!
Стучит кулаком по столу.
Сергей Иваныч. Ты, Парфён, всегда был такой: хитрый и скользкий. Не даром говорят, что ты не нашей породы, не русской.
Парфён Михалыч. А какой же?
Сергей Иваныч. Не знаю. Молдаванин ты какой-то или того хуже.
Парфён Михалыч. Ну, знаешь, это уже оскорбление.
Галина. Перестаньте ссориться из-за ерунды.
Приходят Костя и Гоша.
Галина. А вот и они, наши гаврики. Садитесь за стол.
Парни садятся за стол. Сергей разливает самогон по рюмкам всем и хватается за свою рюмку.
Галина. За что пьём?
Сергей Иваныч. А ни за что. Просто так.
Галина. Не по-людски как-то.
Парфён Михалыч. Действительно.
Сергей Иваныч. Ну, гони тост, сосед, раз сел тут поддакивать моей жене.
Парфён Михалыч. Что ж. Предлагаю выпить за молодое поколение, чтобы у него всё получилось и сложилось, лучше, чем у нас.
Сергей Иваныч ухмыляется. Чокаются, выпивают.
Сергей Иваныч. Вот ты, Гошка, скажи мне начистоту, на что тебе сдалась эта работа в Москве. Там, что большие барыши вам светят?
Гоша. А то.
Сергей Иваныч. Миллионы?
Гоша. Поначалу не миллионы, а там поглядим. Надо в Москве приглядеться, осмотреться по сторонам.
Сергей Иваныч. Насмешил (ухмыляется). И не таких обламывала первопрестольная. А вас обломает в два счёта.
Галина. Не каркай.
Парфён Михалыч. Действительно.
Сергей Иваныч. Вот увидите.
Гоша (сердито). Не видишь ты, дядя Сергей, в нас перспективы, а напрасно. Вон деды-то работают на вахте и в ус не дуют. Довольны.
Сергей Иваныч. То-то же, что деды. Это их финал жизни – это вахта. А вы молодые парни и туда же.
Гоша. Я же объясняю, что это только начало.
Сергей Иваныч. И конец.
Галина. Да что ты заладил. Хватит уже тоску нагонять. Ребята стремятся к хорошей жизни.
Сергей Иваныч. Да не там её ищут.
Галина. Так предложи что-то другое.
Сергей Иваныч. Знал бы – посоветовал.
Парфён Михалыч. Вот видишь, у тебя нет своих идей, так не мешай им набраться опыту.
Гоша. А я признаться давно думал о Москве.
Сергей Иваныч. И чего надумал.
Гоша. Просто думал. Представлял, что живу в ней. В квартире с ванной и балконом. Выхожу на балкон, курю, смотрю на смешной народ, копошащийся, вечно куда-то спешащий, и кидаю небрежно вниз бычки. Потом иду в комнату, падаю на диван, включаю пультом телевизор и смотрю интересное кино.
Сергей Иваныч. Вот полюбуйтесь – мечты молодёжи: квартира, диван, телевизор. На какие шишы ты купишь квартиру в Москве чудак?
Гоша. Женюсь на москвичке.
Сергей Иваныч. Вот чудак. Кому ты там нужен?
Гоша. Да я вроде не дурён собой и характер имею энергичный и боевой. А москвичкам теперь деваться некуда. В Москве же мужиков нормальных почти не осталось – так одни гомосеки или совсем слабенькие не приспособленные к выживанию остались.
Парфён Михалыч. А, что дело парень говорит. Смотри. Ты ему палец в рот не клади. Гошка он парень такой – ловкий. А Костя…
Сергей Иваныч. Что Костя?
Парфён Михалыч. Ну, Костя более простой что ли.
Сергей Иваныч. Да сын у нас один и тот характер не в меня пошёл.
Галина. Не трогай дитя, супостат. Он добрый и честный. Такие теперь в дефиците. Гордиться им должно, а не помыкать его напраслиной.
Сергей Иваныч. Да кому сейчас нужна эта честность? Не те времена. Не те. Не хочу его пускать в Москву, будь она не ладна.
Галина. Гоша за ним там присмотрит.
Гоша. Присмотрю.
Берёт бутыль и разливает самогон по рюмкам.