Пенелопиада

Скрыть внутреннюю силу, независимость от мнения окружающих, недюжинный интеллект под маской добродетельной, верной, вечно покорной жены – задача непростая. Она под силу лишь по-настоящему умной – мудрой – женщине. Быть вечно удобной для всех и в первую очередь для мужа – вечно милой, вечно обходительной, со всеми соглашаться, ни с кем не спорить…До чего же правильно и похвально, но в то же время как чертовски скучно и пресно для натуры увлекающейся, глубокой, незаурядной и яркой, каковой и была обольстительная Пенелопа. Соблазнять ведь можно не только красотою тела, но и изяществом ума, женской хитростью и другими талантами. Красавиц на свете много, равно и как и знатных дочерей, но отчего-то именно Пенелопа стала женой этого неисправимого выдумщика, которого всю жизнь звали приключения, а после смерти преследовали служанки, но это долгая история…История, знакомая многим из нас еще с детства (ну а как же: двадцатилетние странствия Одиссея и вечное ткачество Пенелопы, толпы женихов и состязания), благодаря книге Этвуд приобретает новое, более современное и актуальное звучание, более острое и трагичное – под стать древнегреческим мифам и трагедиям.История отважного Одиссея – это ведь и история непреклонной женщины, выстоявшей в пучину житейских невзгод, так до конца и недооцененной по достоинству. О, достоинств у нее было много. Правда, вспоминаем мы большей частью не о тех. Скромность, верность, терпение – прекрасные добродетели замужней женщины, но где же хоть слово об ее уме, смекалке, дальновидности, умении поставить противника на место? Что ж, по-видимому, наконец-то настала пора узнать всю правду – сколь горькой она бы ни была, для правды нет срока годности. Узнать правду из первых уст – что вообще может быть увлекательнее этого?Загробное царство – обитель вечного отдыха – на время приоткроет нам свои двери, чтобы услышать версию самой героини. Спадут завесы тайны, и мы увидим совсем другую Пенелопу. Не потерявшая даже после смерти своего изящного ума и логики мышления, она на собственном примере покажет, какой должно быть женщине – несгибаемой и сильной , не опускающей руки даже во время самых безвыходных ситуаций. Постоять за себя и за сына, использовать чужие дурные намерения себе на пользу – о, оказывается, мы еще многого не знали об этой древнегреческой не-красавице.Ощутимые феминистические нотки придают роману особое очарование: ведь сюжет закрутится не только вокруг вечно ожидавшей Одиссея супруги. Женская власть вообще распространяется не только на мужчин.Правда, женское окружение так и притягивает смерть: скромность вознаграждается, распутство карается кровью…И кажется, что роман, в котором так ярко описывается преимущество ума над внешностью, определяется место женщины в семье и рассказывается о неотвратимости женской мести, исключительно о женщинах и для женщин. Уверяю, это не так. Прекрасно написанный, он мигом – и стилистически, и сюжетно – отсылает нас к тем самым древнегреческим трагедиям (какие здесь все-таки потрясающие вставки-хоры!), тем самым мифам, в которых даже взгляд может оказаться смертельным, а на убийства вдохновить робкая усталая женщина, не видевшая любимого мужа долгих два десятка лет. Назидание потомкам и честная исповедь – от женщины, которая просто хотела быть счастливой, а удалось ей это или нет – решать читателю: счастье для каждого свое, а несчастье никогда не длится вечно…Или длится?

На острове Лотофагов – +32, без осадков; у Циклопа – +27 в тени пещеры; на острове Эола ветер северный, 9 м/с, опять не по пути, ясно,+28; у сирен – +35, вода +26; между Сциллой и Харибдой – +30, видимость 35 км, в Петропавловске-Камчатском в царстве Аида – полночь. Про Итаку гисметео ничего не сообщает, равно как и про деревню Гадюкино. Очевидное: слишком уж дырка от булавки на карте, но туда от Кефалонии (+35, не забудьте панамки, бриз обманчив) – 40 км – палкой докинуть. Хотя.. как знать. Палкой-то, конечно, можно попробовать, а вот паром с континента не каждый смельчак дождётся – в Греции по расписанию только сиеста. Невероятное: там вечная сырость от слёз Пенелопы и все скалы, козы, пляжи и Perantzada Art Hotel окутаны бесконечным саваном тумана, который она то прядет, то распускает и снова прядет. А чем там ещё заниматься, на той Итаке? Ну, разве что монолог Молли Блум разучивать ещё можно («да я сказала да я хочу да»). Но нет, спасибо, как-нибудь потом. Будь я хоть в какой-то степени Улиссом, тоже бы мимо проскочила пару-тройку раз под надёжным прикрытием божьего гнева. Способность, к слову, доисторических персонажей десятилетиями самозабвенно блуждать в трёх соснах давно уже не будоражит воображение и не кажется мне противоестественным, но необходимым условием для благополучного существования исключительно в пространстве мифа: какие такие неведомые фарватеры прокладывал Одиссей 10 лет в полузамкнутом Эгейском море? как Моисей с такой толпой евреев умудрился не вытоптать Синайскую пустыню до состояния правительственной трассы, за 40-то лет? Не, ну а в чем проблема, собственно? Мой совершенно немифический приятель Алексей тоже вот кран не может починить пятый год уже. Всё меняется, он течёт. Арифметическая загадка Пенелопы раздражала с детства куда сильнее: у взрослой тётеньки лет, наверное, семнадцати, муж, видите ли, совсем Одиссей, уплыл за хлебом и болтается где-то 20 лет подряд, а она его ждёт-не-дождётся, что, конечно, крайне уныло, достойно подражания и душеполезно, но стойте же! – какие, Цербер раздери, вдруг толпы женихов?! (хоть и царица, но Итаки же, да и гравитация 33 столетия назад вряд ли бережнее относилась к сиськам простых смертных), какие состязания за руку, сердце и бутылку рома? Ей же, простите – пальцев на руках и ногах не хватит – 37 лет??!! И не то чтобы я была прежде убежденной эйджисткой, фашисткой красоты и прочими нереальными феминитивами от слов «шовинист» и «сексист» (а кто не был?), просто… ну просто столько ж не живут! (хотя вот к хитрозадому супругу её, забегающему мимоходом к Аиду как в пыльную дедовскую хрущёвку за гитарой – никаких вопросов, да и солдаты из русских сказок, 25 лет учившиеся варить кашу из топора, представлялись просто очень древними, но живенькими такими старцами). А Пенелопа со своей невзрачной повседневностью и отупляющим ожиданием у моря погоды отлично вписывалась именно что в общество бесплотных духов, мреющих в полях асфоделей за Стигийскими болотами, где заняться решительно нечем: ну разве что прясть и распускать, переливать из пустого в порожнее, разводить сырость, водить циклические хороводы, давать ценные советы по работе Сизифу, пересказывать Харону монолог Молли Блум ещё можно. Что воля, что не воля – всё равно.Этвуд тоже, похоже, не видит разницы. Её Пенелопа Икарьевна высказывает свою точку зрения на события, законсервированные для длительного хранения слепым рапсодом, как раз бесцельно бродя по набережной Ахерона, безусловно мёртвая, то есть отжившая своё. Про эту самую бывшую жизнь она и ворчит-язвит-ноет-рассказывает, занимаясь вскрытием вздутых банок и бытовой десакарализацией, поминая лихом лучшие годы жизни, высокомерную свекровь, слабовольного свёкра, бестолкового сына, сестру, нечувствительную к гравитации, осторожничая насчёт мужа – а вдруг, неровен час, вернётся? И – главное в версии отчаявшейся домохозяйки и её неслучайного медиума, самопишущей феминистки – это патентованные последней стенания по служанкам. На этот раз тем самым служанкам, которые нашли-таки, чем заняться на Итаке: пили вино и занимались сексом с молодыми обаятельными раздолбаями, хамили зануде-хозяйке и были повешены понаехавшим старцем Одиссеем на стропилах родного дома. О бритве Оккама бесплотные, очевидно, не слыхали – острые предметы им вообще без надобности. Поэтому версия Пенелопы Этвуд вышла натужная и работающая через раз. Двенадцать повешенных – это, оказывается, что-то вроде элитного подразделения, специально обученный с младенчества дезинформации войск противника спецназ верной жены, объединенные идеей женской солидарности верные товарищи(хи?), хамство и бл*дство для отвода глаз, они тоже ткали и распускали. И пострадали не только невинно, но и бесчеловечно, как порченные предметы, непригодные более в приличном хозяйстве крепкого собственника. А ещё они выполняют в этом кухонно-коммунальном эпосе функцию хора, кордебалета, лекторов для первого курса по антропологии и символике мифа, а также беспощадных эриний, всякий раз страшно зыркающих, когда Одиссей забегает к Аиду за гитарой. Хозяйка Пенелопа шикает на отряд потерянных бойцов, уверенная что именно из-за них супруг не хочет остаться и бродить с ней среди асфоделей, а не хрен знает где опять. Ага, всё оно так и есть. Пенелопиада длиной в бабий век, аидову вечность и 192 страницы.Будь я хоть в какой-то степени Маргарет Этвуд, воспринимала б феминизм не как заранее проигранную войну, а как самоидентификацию, отход от мифов и легенд о женщинах, попытку разглядеть их реальные очертания при любой актуальной видимости. А то, что реальность оказывается такой себе, не впечатляющей – ну так и Итака (дом не Одиссея, но Пенелопы) – невзрачный островок, насквозь продуваемый ветром, плоский на фоне всему-голова Кефалонии (кефалоса, фаллоса), без особых возвышенностей, живущий прошлым и прожорливыми женихами туристами. Но добраться туда сложно и как показывает любая нормальная одиссея – невозможно вообще. Да и делать там в общем нечего.

Флэшмоб 2012: 1/12Знаете, эта книга – эксперимент чистой воды для меня. С некой опаской ее брала во флэшмобе. Остананавливала мифическая основа и перерождение автором вечной истории, самой стойкой классики. Привлекал при этом маленький объем, автор, с которым давно хотелось ознакомиться, ну и любопытство – как без него?:) Естественно, при выборе книги для начала флэшмоба остановилась на этой. Все же интересно и высоко замахнулась Этвуд, посягнув на классику. С самого начала я перенеслась в несколько жутковатый, но от того не менее притягательный мир. А как же иначе:С тех пор как я умерла – стала такой, как теперь: бескостной, безгубой, безгрудой, – я узнала кое-что, о чем предпочла бы не знать, как бывает, когда подслушиваешь под окном или вскрываешь чужие письма. А вы хотели бы читать мысли? Не советую.Нечто такое жутковато-бесформенное представляется вместо царицы (она же – рассказчик), неординарно. Надо признать, это была первая победа Этвуд надо мной, бесспорная, с первых строк она уже захватила меня, переместив в свой мир, я уже была совершенно ведома.Далее стоит сказать, что села я читать эту историю около часа ночи, в три я попыталась отвлечься на сериал (уловка не удалась – интерес взял верх, уже через полчаса я читала дальше, и это была вторая победа), читала я практически до пяти утра, почти не отвлекаясь, уснула под впечатлением. Сейчас, через три часа после того, как наконец уложилась спать, мне внезапно захотелось чаю, под это дело я решила дочитать несчастных -дцать страниц. Разумеется, теперь я не остановлюсь пока не допишу рецензию ;) Видимо, вот и третья победа подоспела.Я готова простить Маргарет Этвуд и никем не доказанное привирание истории (на то она в общем и писатель), и явный феминизм, и даже почти сплошное утрирование! За что такие скидки?! А вы послушайте: здесь и увлекательность, и неординарность, и какое-то мифическое притяжение, и интриги, и приближенность мифического мира в целом к людям (оптимизация под современный мир), и первоисточник, и современная мораль, и множество мною любимых цитат, в конце концов само чтение в такой форме, какую я описала! Может быть даже это еще не все, а я что-то забыла. Но этого более, чем достаточно! Полнейшая победа над читателем! Недооценивала я произведение! Вот оно как бывает с нами, критичными читателями – раз-два и ты в паутине Пенелопы. ;)Теперь, пожалуй, можно идти досыпать. ;)