По закону плохих парней

Асе Atkins

The ranger

© 2011 Асе Atkins

© Перевод и издание на русском языке, ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2016

© Художественное оформление, ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2016

* * *

Это – художественное произведение. Имена и характеры героев являются вымышленными. Какое-либо сходство с реальными, живыми или мертвыми, людьми и событиями, в которых они принимали участие, – чистая случайность.

Памяти Роберта Б. Паркера

Истинный солдат сражается не из ненависти к тому, что впереди, но из любви к тому, что позади.

Г. К. Честертон

Не совершай отход путем, которым пришел. Выбирай другой маршрут, чтобы избежать засады.

Из приказа-инструкции № 11 рейнджеров Роджера

Глава 1

Квин ехал домой. Путь его лежал на юг, через штат Миссисипи. Он вел пикап, купленный в Финиксе, в Алабаме, за полторы тысячи долларов. С собой Квин взял только армейский рюкзак, набитый шмотками на неделю. В рюкзаке хранился также великолепный «кольт-анаконда» 45-го калибра, который Квин выиграл в покер. Еще Квин вез прекрасные записи рок-н-ролла и классических мелодий «кантри», а также снимки с последнего места дислокации в Афганистане: свое фото с сослуживцами по взводу рейнджеров, с нашивкой «молния» на плече и с вертолетами «блэкхок» в закатном небе над горами. Он возвращался домой после шестилетнего отсутствия, после переброски из штаб-квартиры 3-го батальона в форте Беннинг в Ирак, Афганистан и обратно. Квин не рассчитывал вернуться домой так скоро, точнее, сомневался, вернется ли вообще. Сейчас он ехал на юг сначала по шоссе № 7, затем по шоссе 9W, держась южного направления, в ветреный холмистый край, который несколько десятилетий назад разделали под орех, оставив жителям чахлые сосенки и другие деревья вместе с расплющенными банками из-под пива и пустыми бутылками. Эта часть штата казалась Квину обескровленной еще в то время, когда он был ребенком, она виделась такой и теперь, в свете фар грузовика. Он возвращался в Иерихон в полночь, не желая оказаться там до завтрашних похорон.

Столь долгая отлучка не входила в его планы, но он поступил на службу в восемнадцать лет и получил нашивку рейнджера как раз перед 11 сентября, поэтому ему не пришлось сидеть сложа руки, черт побери. Квин пытался вспомнить, когда в последний раз видел мать (не утруждая себя вопросом, увидит ли когда-нибудь снова отца), и гадал о том, что случилось с сестрой, которая не навещала его два Рождества. Дома оставалась также его бывшая подружка, бросившая его вскоре после разрыва со старыми и близкими друзьями, с которыми он не общался несколько лет.

Квин включил радио. Исполняли вариант классической «Западной баллады» Джонни Кэша. Квин знал эту вещь наизусть, но каждый раз слушал ее с удовольствием.

Старый грузовик мчался со скоростью под семьдесят миль по ровной ленте асфальтобетона, протянувшейся от холма к холму. Дорога пересекала бескрайние леса, через которые когда-то пробирались на лошадях и в фургонах. Округ Тиббеха был одним из самых отдаленных округов северной части штата Миссисипи.

После многолетних маршей и маневров беззаботность казалась ему непривычным чувством, хотя в обычных условиях он мог по собственной воле быстро засыпать и столь же быстро просыпаться. Служба в армии выработала в нем выносливость и развила мускульную силу, необходимую для быстрых и внезапных действий в обстановке хаоса и насилия. Его голова со стандартной прической под «бокс» казалась в зеркале заднего вида как бы вырубленной из дерева. Резкие черты лица он унаследовал от бабушки, индианки из племени чокто, кровь которой почти сотню лет назад смешалась с кровью сурового мужчины шотландско-ирландского происхождения, поселившегося на юге.

Обогреватель грузовика гнал теплый воздух. Квин, одетый в черную футболку, голубые джинсы и ковбойские ботинки, удобно откинулся в водительском кресле, расслабленно держа руки на руле. В пепельнице у него хранилось полсигары, другую половину он выкурил, когда пил дрянной кофе почти в сотне миль отсюда. Поездка длилась всего пять часов, но это был чертовски долгий период времени наедине со своими мыслями.

Еще один поворот, еще один изгиб шоссе – и вдруг Квин заметил впереди, в свете фар, неясный силуэт. Квин тормознул, обнаружив, что тормоза гораздо менее тугие, чем утверждал продавец. Он подумал, что это испуганная лань или собака, но затем разглядел голую спину девушки.

Он крутанул руль вправо, и грузовик проехал на расстоянии вытянутой руки от полуночной путешественницы. Машина застряла в канаве, задние колеса забуксовали в грязи.

Квин выбрался из кабины и зашагал к девушке, все еще стоявшей на двойной желтой разделительной линии. На фоне горячего тиканья заглушенного двигателя слышалось ее дыхание. Где-то за оградой из колючей проволоки бродили коровы, вдалеке посвистывал поезд. Светила одинокая луна. Подойдя, он заметил на склоне холма приближающийся лесовоз. Квин схватил девушку за руку и развернул лицом к себе.

– Ты в порядке?

Девушка кивнула.

– Какого черта ты стоишь посреди дороги?

– Я вас не заметила.

– Не услышала моего грузовика?

Она не ответила.

– Черт, я чуть не задавил тебя!

Девушка была одета в ковбойские ботинки, мини-юбку, сверкающий блестками топ с лямкой через шею, едва не лопающийся на животе. Ей могло быть и восемнадцать – девятнадцать, и шестнадцать лет. У нее были светлые волосы и глаза. Кудри и вздернутый маленький носик делали ее похожей на ребенка.

– Ты местная? – поинтересовался Квин.

Девушка покачала головой, выдохнув на холоде облачко пара.

– Я бы тебя подвез, но…

Она сказала, что не стоит, отвернулась и направилась по шоссе к югу.

Квин запрыгнул в кабину грузовика и включил зажигание. «Форд» был старше его самого. Он выжал сцепление просто так, с досады, полагая, что никогда не выберется из этой ложбины. Но колеса завертелись, машина подалась на фут вперед, затем на пять футов и выползла на дорогу, последовав за девушкой. Квин медленно опустил боковое стекло и предложил ей сесть рядом.

Она остановилась. Постояла молча, демонстрируя полное пренебрежение к проселочным дорогам, ведущим неизвестно куда, затем забралась в кабину. Квин поддал газу на случай, если девушка изменит свое решение.

– Я еду в округ Тиббеха, – пояснил он. – В Иерихон.

Квин настроил радиоприемник на местную станцию. Ведущий радиопередачи излагал свое мнение по поводу падения нравов в Америке и приближения конца света.

– Сколько тебе лет? – спросил он.

– А тебе? – ответила она вопросом на вопрос.

– Двадцать девять.

– Ты выглядишь гораздо старше.

Они миновали примерно пятнадцать миль, не перемолвившись ни словом.

– Ты можешь высадить меня здесь, – сказала наконец девушка.

– Нет, не здесь.

– Я могу дальше пойти пешком.

– Ты откуда? – спросил Квин, не снижая скорости.

– Из Алабамы.

– Так и шла из Алабамы?

– Оттуда идти далеко, – сказала она, глядя прямо перед собой.

– Особенно в таких ботинках.

– А ты из Иерихона?

– Вырос там.

– Знаешь парня по имени Джоди?

– Давно не был дома, – пояснил Квин. – Как его фамилия?

Девушка не ответила. Она просто смотрела на освещенный фарами участок шоссе перед ними, не обращая внимания на обочины, где на открытых площадках торчали трейлеры и самодельные вывески предлагали свежие овощи, хотя сезон их сбора закончился несколько месяцев назад.

– То, чем ты занимаешься, опасно, – заметил Квин.

– Благодарю за сочувствие.

– Просто хочу помочь.

– Зачем ты возвращаешься?

– Настало время.

– Как долго ты отсутствовал? – поинтересовалась она.

– Шесть лет и несколько месяцев.

– Натворил что-нибудь?

– Что за вопрос?

Девушка молчала, прижавшись головой к боковому стеклу. Мимо пронеслось несколько машин. Гребни холмов, подсвеченные дальними огнями, сопровождали их всю дорогу, пока они не достигли границы округа Тиббеха, где стоял дорожный знак, на котором краской-спреем было нанесено: «НЕ БЕЗ НАДЕЖДЫ». Квин кое-что узнавал. Вот магазин Варнера «Квик-Март». А вот маленький школьный стадион, где он еще долго играл в футбол, после того как они стали чемпионами штата в 1978 году. Гараж «Джей Ти» выглядел так, словно его давным-давно закрыли. Кинотеатр же в деловой части города, где они с младшей сестрой смотрели «Фивел едет на Запад», был переделан под церковь. Квин миновал городское кладбище, где он будет, вероятно, похоронен вместе с родителями и родителями родителей, а также некоторыми родственниками. Затем они поехали вокруг городской площади. В центре ее стоял небольшой павильон – памятник всем парням, погибшим на полях сражений Гражданской войны.

– Это все здешние достопримечательности? – поинтересовалась девушка.

– В общем, да, – ответил Квин. – Найти тебе место для ночлега?

– Я справлюсь сама, спасибо.

– Тебе могут помочь в церкви. Видишь тот мотель, что как раз напротив железнодорожных путей? Я сниму тебе на ночь номер, а утром, отдохнув, ты сможешь пойти дальше. Я тоже переночую в мотеле.

– Знаем эту песенку, – сказала она, повернувшись, чтобы взглянуть ему в лицо.

– Я не святоша, – парировал он, – но никогда не стану связываться с беременной девчонкой-подростком.

Девушка ничего не ответила. Квин дал полный газ и проехал над железнодорожными путями, спустившись к «Отдыху туриста», старому мотелю в виде подковы, окна номеров которого выходили на шоссе. Он вспомнил, что прежде за тридцать баксов парочки могли уединиться здесь во время выпускного вечера. Теперь владельцы рекламировали ловлю окуней в пруду и бесплатную беспроводную связь.

Квин взял свою сумку, заплатил за номера и бросил девушке ее ключ.

– Удачи, – пожелал он, отправляясь в свой номер.

– Утром я отдам тебе деньги.

– Вряд ли получится, – заметил Квин. – Меня не будет, я должен присутствовать на похоронах.

– Кто умер? – спросила она.

Похороны начались ровно в девять часов. Всем было ясно, что дядя, несомненно, оценил бы такую пунктуальность. Присутствовало около двадцати человек. Квин ожидал бо́льшего количества участников похорон, но понимал, что этому помешало холодное, дождливое утро, то, что праздновался День благодарения и прочее. Большинство пришедших были мужчины, старые ветераны, знавшие дядю еще с корейской войны, задолго до того, как в 1973 году он стал шерифом. Когда тело Хэмптона Бекета опускали в могилу под салют из двадцати одного выстрела, они прижимали к своим усталым сердцам бейсбольные кепи с обозначениями родов войск, в которых служили. Казалось, что некоторые из стариков были бы рады взять ружья и пальнуть пару раз. Оглушительный грохот каждого залпа заставлял Квина вздрагивать. Он ненавидел себя за это, наблюдая, как складывают снятый с гроба флаг и передают его официантке с химической завивкой из станционной закусочной Филлина, женщине, с которой Хэмп пять лет встречался после смерти своей жены. Присутствующие оживленно беседовали и дружески жали друг другу руки, но затем дождь припустил сильнее, все попрятались под зонтики и побежали к своим машинам. Панихида должна была продолжиться в клубе ветеранов зарубежных войн.

Когда Квин подошел к дверце своего пикапа, Люк Стивенс перебрался через канаву, чтобы пожать ему руку. Он не виделся с Люком со времени окончания школы, но тот почти не изменился с того времени: те же каштановые вихры, смазливое лицо и самоуверенная улыбка. Стекла его очков в золотой оправе усеяли дождевые капли, костюм промок. Стивенс коротко улыбнулся, пожал Квину руку и неуклюже заключил его в объятия. Он чувствовал себя неловко из-за того, что увел Анну Ли, когда Квин служил в армии. Люк окончил медицинский колледж Тулейн и вернулся жить и умирать в Иерихон.

Квин начал было что-то говорить, но Люк быстро повернулся и пошел к своей машине. Квин увидел со спины Анну Ли в черном платье, которая забралась в салон машины и захлопнула дверцу. Черт, он все равно не знал, что сказать.

Клуб ветеранов зарубежных войн располагался в здании из шлакобетона с настенными росписями на европейские, вьетнамские и иракские сюжеты. Рекламные плакаты, вывешенные снаружи две недели назад, гласили: «ПО СУББОТАМ БИНГО И ЖАРЕНЫЕ СОМЫ». Квин снял мокрое пальто, ослабил влажный галстук и сел за стол с тремя стариками. Один из них оглядел пустую комнату, больше для вида, чем из опаски, и вытащил бутылку виски Wild Turkey. Другой пошел на кухню за чашками для кофе.

– Ты так и не увиделся с матерью? – спросил старый мистер Джим, ветеран Третьей армии, который рассказывал посетителям в своей парикмахерской истории о встречах с Паттоном. У него даже хранилась карточка этого святого, снятого во время их вторжения в Бельгию. Нос старика напоминал брюкву, глаза – бледно-голубые щелки.

– Нет, сэр.

– Она хочет тебя увидеть.

– Да, сэр.

– Не сердись на нее.

– Хэмп был ее братом, – напомнил Квин. – Не большой труд – поприсутствовать на его похоронах.

– Они некоторое время не разговаривали, – заметил мистер Джим. – Поссорились.

– Ссора из-за ничего, – возразил Квин. – Хэмп почти месяц не разговаривал с ней, после того как она назвала Джона Уэйна пидором.

Старый судья Блэнтон, седоволосый коротышка в черном костюме, откупорил бутылку виски. Лютер Варнер, бывший морпех во Вьетнаме, владелец «Квик-Марта», вернулся с четырьмя разномастными чашками. Варнер закурил длинную дешевую сигарету. Квин предпочел бы, чтобы он принес сигары.

Он чувствовал себя среди них, с их обращениями «сэр» друг к другу и вежливыми рукопожатиями, не в своей тарелке. Квин не входил в компании парней, сидевших по утрам в заведении Варнера, поглощая кофе. Но сейчас он находился здесь после службы в армии, а старшие парни словно поощряли его: «Посидим и поболтаем. Ты ведь теперь один из нас».

– Ты не надел военную форму, – заметил судья Блэнтон.

– Я поносил ее достаточно.

– Вас перебрасывают в другое место? – поинтересовался мистер Джим.

– Мы только что вернулись, – пояснил Квин. – Третий батальон пробыл в Афганистане шесть месяцев.

– Много воевали?

– Как всегда.

– Молодых парней всегда призывают, когда дело швах, – сказал Варнер.

– Не понимаю, зачем он так поступил, – произнес мистер Джим. Он пристально смотрел в пустой угол, не прислушиваясь к разговору.

Квин насторожился. Другие старики переглянулись и опустили глаза в стол.

На добрых двадцать секунд установилось молчание. Квин слышал лишь дыхание присутствующих и шум дождя, барабанящего по крыше. Он сидел и ждал.

– Ты не знаешь, – вновь подал голос мистер Джим.

– Не знаю чего?

Мистер Джим взглянул на Варнера, а Варнер – на старого судью Блэнтона.

Судья Блэнтон сделал большой глоток виски.

– Прости, Квин. Старый Хэмп засунул в рот пистолет 44-го калибра и спустил курок. Поди разбери.

Глава 2

Лена стояла перед потрескавшимся зеркалом мотеля, завернувшись в полотенце и расчесывая гребнем влажные волосы. Только шестнадцатилетняя девчонка, думала она, могла быть настолько глупой, чтобы очутиться в американской глубинке беременной и без денег. Но она решила найти Джоди, и она дойдет до Техаса, чтобы выяснить правду о том, почему он скрылся. Он сказал, что свяжется с несколькими верными друзьями в штате Миссисипи и достанет достаточно денег для того, чтобы они с Леной могли не думать о работе, беспокоиться об оплате счетов или о том, как занять денег у родственников. Они въедут в город в большом лимузине, который поразит прохожих. Промчатся так быстро, что едва заметят людей на тротуарах. «Ты сможешь наплевать на этих тупоголовых», – говорил он с широкой улыбкой, а Лена была настолько наивной, что ни на минуту не усомнилась в его словах.

Ее отражение в запотевшем от пара зеркале затуманилось. Она протерла стекло и взглянула на себя. В сонных глазах отражалось несколько меньше решимости, чем требовала ее порывистая душа.

Лена порылась в сумочке и обнаружила маленький изящный пистолет 22-го калибра, который стащила у бабушки.

Несколько минут она смотрела в зеркало, воображая, что скажет, когда направит пистолет прямо в Джоди: «Отвечай, беби, или я стану стрелять из этой штучки».

Квин обнаружил номер девушки в мотеле пустым. Кровать не застлана, на полу влажное полотенце. Он вернулся в свой номер, сменил тесный черный костюм на голубые джинсы и переодел ботинки. Затем выгладил помятую голубую рубашку горячим утюгом. Почистил зубы, причесался, хотя только вчера подстригся под «бокс», и запихнул все свои вещи обратно в рюкзак.

Ливень перешел в непрерывную серую изморось.

Он попытался узнать, что с девушкой, у ночного дежурного. Но тот ее не видел.

Спросил горничную. Она сказала, что видела, как девушка рано утром шла по дороге. Квин взглянул на часы.

Идти не хотелось. Но он знал, что пойдет.

Сукин сын.

Мать открыла дверь, держа одной рукой ребенка, а в другой сжимая бутылку текилы. Она окинула Квина взглядом, поставила бутылку на стол и обхватила его за шею. Квин чувствовал приторный запах духов, который всегда сопровождал ее. Она всхлипывала и спрашивала, почему он не заходил. Он слышал, что на магнитоле она проигрывала песню «Как Ты велик» в исполнении Элвиса Пресли. В доме Колсонов почитали Элвиса и Иисуса. Иисуса и Элвиса. Если оба сочетались в одной песне, то это была большая удача.

Квин обнял ее в свою очередь, но мальчик, оказавшийся между ними, мешал.

Их дом представлял собой ранчо, построенное, когда родился Квин, на деньги, которые отец заработал в Лос-Анджелесе. Мать уже тогда развешивала рождественские гирлянды под водосточными трубами. На двери висела табличка с библейским стихом. Телевизор был накрыт выцветшим плакатом, рекламировавшим мюзикл «Да здравствует Лас-Вегас» с Пресли. Бывало, Квину претила одержимость матери. Иногда он радовался тайком, что Элвис уже покойник и больше не мог быть конкурентом им с отцом. Квин знал, что отец думал таким же образом, и, возможно, поэтому смылся из Иерихона.

Мать была навеселе от текилы, когда затаскивала Квина внутрь дома. Гостиная с телевизором и столовая, а также кухня не изменились со времен его детства. Мать спросила, хочет ли он есть. На старой газовой плите лежала индейка, завернутая в алюминиевую фольгу. Рядом стояли кастрюля с застывшими зелеными бобами и сковорода с кукурузным хлебом. Магнитами все еще были прижаты к стенке холодильника фото матери, снятое после выпуска из школы, и рядом его собственный снимок, сделанный по окончании военной учебки.

– Конечно, – сказал он в ответ на ее вопрос.

Мать переместила ребенка на другое бедро. Мальчонка с любопытством наблюдал, как Квин подходит к холодильнику и достает оттуда бутылку холодного чешского пива. Он улыбнулся малышу. Тот, видимо, был полукровкой, потому что обладал кожей светло-коричневого цвета и вьющимися светлыми волосами.

Мать положила еду на тарелку, подогрела ее в микроволновке. Ее глаза были воспалены и мутны. Она нервничала, о чем говорили резкие движения ее рук.

– Знаешь, почему я не пришла? – спросила она.

– Я тебя не виню.

– Если бы все можно было вернуть, если бы я сказала ему эти вещи, ты сам бы заставил его прийти ко мне. Он все понимал и с уважением отнесся к моему решению.

Квин ел и потягивал пиво.

– Ты надолго приехал? – поинтересовалась мать, закуривая сигарету. – Спасибо за чудесные покрывала, что ты прислал. Ты видел, как они смотрятся на диване? И за письма. Спасибо за твои письма, но я хотела, чтобы ты отвечал и на те письма, что я писала. Мы словно играли в теннис друг с другом. Неужели ты не читал того, что я писала? Ты получил мою зубную пасту?

– Да, мама. – Квин откинулся на стуле и отхлебнул еще пива. – Могла бы предупредить меня. Ты ведь говорила, что у него сердечный приступ.

– Какой смысл? – возразила она. – Если бы ты знал о том, что он сделал, это бы уже не помогло. Он был настолько эгоистичен, что не подумал о своей семье.

– Потому что самоубийство – грех.

Мать прикрыла мальчугану уши.

– Кстати, кто этот малыш?

Мать поднялась и повернула ребенка лицом к себе. Квин откусил от индейки и заел подгоревшим кукурузным хлебом.

– Это твой племянник, – объяснила мать. – Если бы ты распечатал несколько моих писем, то знал бы о нем.

– Эй, малыш. – Квин потрепал мальчика по щеке. – А где Кэдди?

– Мы не видели твоей сестры уже шесть месяцев.

Квин спал мертвым сном в мотеле, когда раздался стук в дверь. Вероятно, было около двух часов ночи. Он замешкался в поисках джинсов и часов, подтвердивших время. Стук прекратился. Квин подошел к окну, раздвинул дешевые старомодные шторы и увидел помощника шерифа Лили Верджил, стоявшую внизу под светом яркой лампы. Она присутствовала на похоронах, но там они не смогли серьезно поговорить.

– Ты будто испуган, – произнесла Лили, как только Квин открыл дверь. – Можем поговорить позже.

– Несколько рановато, – заметил Квин. Он опять подошел к окну, прислонился к оконной раме. – Не возражаешь, если я накину на себя что-нибудь?

На Квине были только белые трусы. Он натянул джинсы и сунул ноги в ботинки, которые без шнурков казались неудобными и широкими не по размеру.

Пока он одевался, Лили осмотрела комнату, отметив с улыбкой, что в ней был идеальный порядок, если не считать неприбранной кровати. Все, что он привез домой, было уложено в армейский рюкзак. Она провела рукой по краю ванны. Квин сполоснул раковину после бритья и повесил полотенце сушиться.

– Ты словно торопишься уехать, – заметила она.

– Так легче найти то, что нужно.

– Так было всегда, Колсон.

– Лили.

Лили была почти одного роста с Квином. Волнистые волосы она собрала в тугой узел. Квин помнил, как здорово Лили играла в футбол и бейсбол. Она бегала наравне с мальчишками на легкоатлетических соревнованиях. Это была девчонка-сорванец, и в то же время девушка, которой завидовали женщины, когда она подкрашивала губы или наряжалась в платья на школьные вечеринки. У нее был конфликт с одним мерзким деревенщиной, который попытался напоить ее и заставить перепихнуться. Даже в своем роскошном платье Лили Верджил сумела расквасить нос этому сукину сыну, лоху, который потом распустил по городу слухи, что Лили лесбиянка. После того как она сдала экзамены в университет Миссисипи и поступила на службу копом в Мемфисе, он больше не видел ее. Лили вернулась в эту дыру и стала работать в Иерихоне из-за матери, умирающей от рака.

– Я был очень огорчен, когда мне рассказали о твоей маме.

– Она долго мучилась, – сказала Лили. – Я прочла твое письмо.

– Хочешь, чтобы я поехал с тобой?

– Ты – со мной? – произнесла Лили с улыбкой, в то время как Квин натянул белую майку и стал застегивать фланелевую рубашку. – Ты знаешь, я на службе. Если кто-нибудь увидит мою машину здесь, то может настучать, а если настучит – ну, ты сам военный, понимаешь. Будет много вони.

– Кто сейчас командует?

– Замещает шерифа Уэсли Рут.

– Да поможет тебе Господь.

– Аминь.

– Как насчет кофе?

– «Дикси Гэс» открывается через два часа.

– Это не может подождать?

– Ни в коем случае.

Лили покачала головой и вышла, оставив дверь широко распахнутой. Она не спеша пошла к поджидавшему «джипу-чероки» ведомства окружного шерифа Тиббехи.

Ночь уходила за проселочные дороги и бесконечные поля, с которых уже убрали хлопок. Дождь прекратился, от земли поднимался пар. Лили опустила боковые стекла, и Квин вдыхал запахи сырой земли. В салоне автомобиля было тепло и уютно. Потрескивала рация, Лили молчала. Управляясь с рулем одной рукой, она медленно и осторожно вела машину по проселочным дорогам, ныряя в полосы тумана. Она закурила сигарету, выдохнула дым за окно и спросила:

– Кого успел увидеть?

– Трех мудрецов. Свою мать.

– Я ее видела на этой неделе. Ты ведь знал, что она не ходит на работу. Поссорилась с твоим дядей из-за младенца Кэдди. Хэмп был стариком с причудами. Ребенок черный, и он не хотел его признавать. Знаешь, что сказала ему твоя мать?

– Догадываюсь.

– Она сказала, что Элвис Пресли любил ходить на танцы черных в Дельте и что он стал бы черным, если бы у него был выбор.

– Да, это на нее похоже.

– Она говорила, что случилось с Кэдди?

– Меня это не интересует.

– Мозги снесло от наркотиков.

– Не моя проблема.

– Господи, Квин, а ты ожесточился.

– На определенном этапе жизни людей надо оставлять в покое. У каждого своя стезя. Куда ты меня везешь?

– Понимаешь, многие хотят с тобой повидаться, – произнесла Лили, бросая окурок сигареты в ночную мглу. – Бум не собирался пропускать похороны. Между нами, у него масса проблем, и кто осудит его за это после всего, что он прошел. Но я верю, что с ним будет все в порядке.

– Какую руку он потерял?

– Правую, – ответила Лили. – Знаешь, в Уолтер-Риде ему помогли адаптироваться. Он может водить машину, но не хочет. По какой-то причине не желает садиться за руль.

Они свернули на шоссе 9W и затем на проселочную дорогу, сделав крутой вираж, чтобы попасть в вытянутую долину. Фары высветили коров, щиплющих траву, и длинный участок колючей проволоки, укрепленной на стойках из обрубленных кипарисов. Лили вела машину на запад, к перекрестку дорог, и затормозила у темного дома. Дядин дом представлял собой двухэтажную постройку белого цвета, сооруженную в 1890 году прадедом Квина, суровым фермером, застрелившим человека ради обладания ручьем.

– Мне нравился твой дядя.

– Он понимал, что ты слишком хороша для этого места.

– Квин, он не убивал себя.

– Черт возьми! – воскликнул Квин. – Ты полагаешь, что надо сомневаться каждый раз, когда кто-то сует себе в рот ствол пистолета? Какова официальная версия? «Он чистил оружие»? Я знал парня, в сущности подростка, который не раз попадал в детскую колонию и, очевидно, не поддавался исправлению. Он покончил с собой в кабинке туалета. Много людей чистят оружие, сидя в сортире? Не надо щадить мои чувства. Я не религиозен и не верю, что он будет гореть в аду.

– Ты помолчишь, чтобы я могла объяснить?

Квин кивнул.

– Джонни Стэг нашел тело, – сказала она. – Тебе известно, что он входит сейчас в группу расследования?

Квин продолжал молчать. Джонни Стэг являл собой живой пример выходца из социальных низов. Он пробился наверх из провинциальной глуши. Этот тип, которому сейчас за пятьдесят, а то и все шестьдесят, начал с того, что использовал в своих целях заброшенный дом престарелых, заставив стариков в обмен за свое покровительство отписать ему их фамильные земли. Говорят, Стэг таким образом обратил себе на пользу пол-округа, действуя с весьма респектабельным видом крайне беззастенчиво.

– Он назначил домашние похороны, чтобы заполучить тело, – пояснила Лили.

– Что еще ты смогла сделать?

– Я видела твоего дядю мертвым. Место преступления превратилось в сплошной бардак, все было затоптано. Должно быть, пригласили представителей властей штата.

– Какое это имеет значение?

– Пока мы не знаем, – ответила она. – Уэсли назвал это несчастным случаем и сказал, что дальнейшие вопросы лишь повредят репутации Хэмпа.

– Возможно, он прав.

– Я выяснила, что кольт 44-го калибра не обнаружили, а точка входа пули для слепого не имеет значения.

– Ты настоящий друг, – поблагодарил Квин. – Но ведь мой дядя не был похож на Иисуса Христа.

– Разве я это говорила?

Лили вылезла из «чероки». Она выглядела высокой и спортивной в голубых джинсах и гладкой коричневой форменной куртке. Поднялась по ступенькам дома и поманила рукой Квина. Открыла входную дверь и разорвала ленту, огораживавшую место преступления.

– Я вернусь сюда завтра, – сказал Квин, не вполне уверенный в том, что хочет видеть кухню, где умер старик. Он знал, что в человеке много крови, а кровь не просто масляное пятно на поверхности земли и обязательно должны остаться следы.

– Пользуйся, – сказала Лили, держа на ладони ключ. – Теперь это твое.

– Заедешь еще?

– Все, что у него было, он оставил тебе. Мама не сказала тебе об этом?

Лили Верджил передала Квину ключ. Квин покачал головой и подошел к входной двери.