Да и муж старался лишний раз не возражать, передав все домашние дела под ее руководство. Она умела сочетать полное соблюдение внешних приличий с жесткой экономией.
Она сама стригла дочерей и одевала их в приличные и практичные платья, которые потом, по мере того, как девочки росли, переходили от старших к младшим. С самого детства она учила их домоводству и всякому женскому рукоделию. Пегги впоследствии вспоминала, что они никогда не сидели без дела, в руках всегда должно было быть какое-нибудь рукоделие. «С трех или четырех лет мы были обязаны работать спицами или крючком», – говорила она и добавляла, что это естественно для немецких девочек, а мать их именно так и воспитывала – как было принято в Германии.
К порядку дети приучались жесткими мерами – за мелкую провинность могли получить оплеуху, а за то, что, например, бросили одежду, а не повесили ее аккуратно в шкаф, их штрафовали, вычитая деньги из суммы, выдаваемой на карманные расходы.
Выйдя замуж, Маргарет покинула работу, но заниматься общественной деятельностью не перестала и временами привлекала к ней детей. Так, например, собирая пожертвования для колледжа, она устраивала благотворительные показы мод с участием своих дочерей и цирковые представления, где Пегги изображала жонглера, Келл – силача, а Грейс – канатную плясунью.
Семья Келли со стороны производила впечатление идеальной.
Но на самом деле как не были такими уж прекрасными отношения между Джеком и Маргарет, так и взаимоотношения детей с родителями и друг с другом тоже были далеки от идеала. Племянник Джека Келли, Чарльз, как-то сказал, что никто из Келли не может создать нормальную семью, потому что они умеют только подчинять.
Как это обычно бывает в семьях, где детей воспитывает суровая мать, а обаятельный отец занят своими делами и лишь иногда удостаивает отпрысков вниманием, Пегги, Келл, Грейс и Лизанна обожали отца, а мать только слушались. Джек Келли был для них кумиром, их солнцем, образцом для подражания и последней инстанцией в любых вопросах. Они постоянно соперничали за его любовь и изо всех сил старались привлечь его внимание.
Способы они для этого выбирали разные, но если смотреть в целом, то картина получается такая.
Пегги – любимица отца, единственная, кому не приходилось бороться за его любовь, он ее и так обожал.
Келл – единственный сын, наследник фамилии и продолжатель отцовского дела, именно он должен был воплотить в жизнь то, чего не удалось добиться самому Джеку Келли, и с самого детства он прикладывал к этому все усилия.
Грейс – самая слабенькая из детей, ребенок, которому всегда были нужны забота и защита.
Лизанна – младшенькая, и этим все сказано, ее баловали больше других, как обычно балуют младших.
Тяжелее всех приходилось Келлу – на нем с детства лежало тяжелое бремя продолжателя отцовского дела.
Джек Келли так и не забыл пережитого унижения, когда ему было отказано в участии в Королевской регате. «Бриллиантовые весла» так и остались для него несбыточной мечтой.
Поэтому Келл рос с убеждением, что победа в Королевской регате – это его священная миссия, только осуществив ее, он станет достойным своего великого отца. Он тренировался чуть ли не с младенчества – сначала был у отца пассажиром, потом рулевым, потом греб с ним в паре и наконец перешел к одиночной гребле.
Многим друзьям и родственникам Джека Келли казалось, что он несколько перегибает в стремлении сделать из сына второго себя. Некоторые даже пытались сказать ему это, но все было бесполезно – он привык всегда добиваться своей цели. И он добился – Келл дважды выиграл «Бриллиантовые весла»: в 1947 и 1949 годах.
А получил ли он то, что хотел – любовь и признание отца? В какой-то степени, вероятно, да, ведь Джек Келли был на самом деле счастлив, что сын осуществил его мечту. Вот только когда у Келла родилась дочь, отец (видимо из самых лучших побуждений, желая утешить его, ведь он хотел сына) сказал: «Не бери в голову, сынок. Моей главной радостью в жизни всегда была Пегги».
Можно только догадываться, как себя в тот момент чувствовал Келл, всю жизнь положивший на алтарь отцовских амбиций и мечтаний.
Пожалуй, из всех детей Джека Келли именно Пегги была на него больше всего похожа, не зря он так ее обожал.
Она росла высокой, сильной, ловкой и очень спортивной. Со временем она стала прекрасной пловчихой. В отличие от брата и сестер она почти ничего не унаследовала от матери ни в плане внешности, ни в плане характера и не поддалась ее немецкому воспитанию.
К тому же с ней у Джека Келли было связано одно из самых сентиментальных воспоминаний – как он с шестимесячной дочкой на руках гордо переступает порог своего нового большого дома. Тогда в его душе смешались гордость бизнесмена, которому удалось многого добиться, и отца, который сумел обеспечить своему ребенку достойную жизнь. Он очень часто вспоминал этот эпизод и каждый раз с нежностью смотрел на свою Пегги, которая подарила ему один из самых приятных моментов в его жизни.
Пегги была такой же, как ее отец: деловой, проницательной и в то же время острой на язык, бесшабашной и сумасбродной. Она считала себя настоящей ирландкой, поэтому правила для нее были не писаны. Но в то же время она была настоящей Келли и очень хорошо умела подчинять себе людей – Грейс испытала это на себе и в детстве, и уже будучи взрослой, когда именно Пегги приезжала от имени семьи присматривать за ней и контролировать ее поведение.
Самой младшей среди детей была Лизанна, и она была типичной младшенькой в семье.
Ей позволяли то, за что ее сестер и брата в свое время ругали, от нее меньше всех требовали, зато больше всех баловали. Когда она родилась, даже Грейс было уже почти четыре, а уж с Пегги ее и вовсе разделяло целых восемь лет. К тому времени родители почти забросили все эксперименты с воспитанием детей (не считая их приобщения к спорту, конечно) и позволили младшей дочери расти как ей вздумается. А для того чтобы участвовать в благотворительных мероприятиях матери, она была слишком мала, так что ей и их удалось в основном избежать.
При этом, надо сказать, Лизанна не была девочкой-цветочком. По характеру она больше походила на упрямую Пегги, чем на покладистых Келла и Грейс. Она быстро росла, была физически крепкой и неохотно слушалась старших. Это очень расстраивало Грейс, которая сама была тихой послушной девочкой и всегда выполняла то, что ей приказывала Пегги, а теперь ждала того же от младшей сестры по отношению к себе.
Впрочем, если Лизанна ее не слушалась, то уж она Лизанну тем более – в будущем их детские взаимоотношения еще скажутся, и когда семье надо будет повлиять на Грейс, усилия младшей сестры окажутся бесполезными и родителям придется отправлять к ней Пегги.
Грейс Келли всегда была примерным ребенком.
Ее не тяготил материнский диктат, и она с легкостью стала той самой примерной «немецкой девочкой», какую Маргарет Келли пыталась воспитать из всех своих дочерей.
Было это послушание частью истинного характера Грейс или она таким образом старалась заслужить любовь матери – трудно сказать. Скорее всего верно и то и другое. С одной стороны, она на самом деле была послушной девочкой и оставалась таковой еще много-много лет. Даже став звездой и любимицей всего мира, она беспрекословно слушалась родителей, решавших, за кого она может выйти замуж, а за кого нет.
Но с другой стороны – Грейс с детства была очень наблюдательной, умной и несколько себе на уме. О своих отношениях с братом и сестрой она говорила: «Мы всегда соревновались между собой. Соревновались буквально за все, и особенно – за любовь». И конечно, она не могла не видеть, что Пегги – любимица отца, что Келл – его надежда и что Лизанну балуют потому, что та самая маленькая. Значит, и ей надо было найти что-нибудь, за что ее будут любить и баловать.
Возможно, будь Грейс такой же бойкой, как Пегги, она попробовала бы превзойти сестер в спортивных достижениях – родители это уважали и, несомненно, заметили бы. Но она была слишком тихой, замкнутой и отстраненной, чтобы открыто привлекать к себе внимание. Да и спорт она не очень любила, а в основном делала вид, чтобы не разочаровать родителей.
Для того чтобы привлечь внимание родителей, Грейс выбрала окольный путь.
Джек и Маргарет Келли и сами не заметили, как она стала для них самой слабенькой и хрупкой из их детей. Она держалась позади всех, то и дело разбивала коленки, была страшно неуклюжей и постоянно шмыгала носом. Поэтому ее все жалели, не нагружали лишний раз, беспокоились о ней, и вскоре ей стало доставаться больше забот и лакомств, чем даже младшенькой Лизанне. На что уж Маргарет была «прусской матушкой», но и она обращалась с Грейс мягче, чем с остальными детьми, жалея своего маленького неуклюжего «гадкого утенка».
«Мне всегда хотелось оберегать Грейс, – рассказывала она впоследствии, вспоминая детские годы своей знаменитой дочери. – Наверное, она привлекала мужчин к себе тем же самым, чем и меня. Каждый мужчина, который знал ее, начиная с пятнадцати лет, хотел взять ее под крыло».
Что ж, скорее всего Маргарет была права в своей оценке. Грейс научилась быть беспомощной, чтобы ее больше любили, и ей это очень пригодилось в жизни. Да и не только это. Воспитание, полученное Грейс, и вся атмосфера, в которой она провела детские годы, научили ее многим полезным в жизни вещам.
Грейс знала, что всегда надо производить впечатление человека, уверенного в себе, спокойного и респектабельного.
И не важно, что ты при этом чувствуешь на самом деле.
Именно так всегда выглядели ее родители, и никому из посторонних людей и в голову не пришло бы, что Джек постоянно крутит романы, а Маргарет об этом знает. Такой же будет и Грейс – воплощенная респектабельность, благородная леди среди скандальных голливудских актрисулек. С виду, конечно, но для репутации только это и требуется.
Постоянная борьба за внимание жесткой требовательной матери и обаятельного самоуверенного отца научила Грейс другому важному умению – быть такой, какой ее хотят видеть. Для матери она была послушной «немецкой девочкой», для отца – его хрупкой очаровательной «принцессой».
Эта ее способность подобно хамелеону подстраиваться под любое окружение и становиться такой, какой ее желают видеть именно здесь и именно сейчас, впоследствии поражала и восхищала как режиссеров, так и журналистов. Она не играла роли, она жила в них, верила в тот образ, который изображала, – не важно, на сцене, на съемочной площадке это происходило или в жизни.
Ее мастерство перевоплощения достигло небывалых высот – несмотря на ее яркую запоминающуюся внешность, люди нередко не узнавали ее при новой встрече, настолько другим человеком она могла выглядеть.
Знаменитая холодноватая отстраненность Грейс Келли тоже родом из детства.
Тут сказались и чопорное материнское воспитание, и влияние дядюшки Джорджа, который всегда держался особняком и производил впечатление настоящего аристократа. Но в основном дело в одиночестве. Будущая актриса росла в большой семье, но с детства была очень одинока, как бывают одиноки не слишком любимые дети эгоистичных родителей, к тому же сильно отличающиеся от своих братьев и сестер.
Бывшие друзья и приятели вспоминали, что она любила быть одна и самым лучшим обществом для нее были куклы. Она не только наряжала их, как другие девочки, но разыгрывала с ними целые спектакли, которые совершенно не стремилась показывать ни родным, ни друзьям. Более того, она даже разговаривала с куклами на каком-то ею самой придуманном языке, который больше никто не понимал.
Однажды своенравная Лизанна за что-то разозлилась на сестру и заперла ее в чулане, где та как раз играла со своими куклами. Спустя несколько часов кто-то заметил, что Грейс давно не видно, ее начали искать и обнаружили, что она продолжает играть с куклами, а главное – даже не заметила, что ее запирали и что несколько часов она провела в одиночестве.