Гарвардская площадь

«Они сошлись. Волна и камень,Стихи и проза, лед и пламеньНе столь различны меж собой…» (А.С.Пушкин)А. Асиман пишет не просто хорошо, а очень хорошо. Географической, этнической, психологической атмосферой его книг легко проникаешься, буквально пропитываешься, будь то солнце, море, арабское кафе или университетская аудитория. Все живо, реалистично и подсвечено глубоким проникновением в детали – не просто знанием, а пониманием внутренней, а порой и тайной, стороны того, о чем он пишет.В «Гарвардской площади» мне не раз чудилось что-то ремарковское – печальное, безнадежное, случайное, преходящее. Пара героев – аспирант Гарварда и таксист, – волею судеб повстречавшиеся в трудный для обоих момент жизни, внезапно сближаются и, как ни странно, оказываются самыми необходимыми друг другу людьми: диковатый таксист Калаж помогает замкнутому аспиранту выйти из кризиса идентичности, а аспирант оказывается для него тем, кто поддерживает в нем иллюзию, что он не одинок и не всеми воспринимается как еще один ненужный Америке люмпен-иммигрант. Их странная дружба длится полгода, проходя закономерную эволюцию, сначала заставляющую их по разным причинам держаться вместе, а потом, достигнув для каждого определенной точки, разойтись.Проблема в том, что оба они – друзья по несчастью, а не по духу, по внутренней близости и тяготению друг к другу, между ними так мало общего, что их отношения изначально бесперспективны и исчерпываютсся по мере того, как ситуация для каждого становится более определенной (позитивно для аспиранта и негативно для Калажа). По сути, в обычной ситуации они и не были бы нужны друг другу ни в 70-х, когда повстречались, ни позже, даже если бы отношения поддерживались и дальше.«Я был уклончив, он прямолинеен. Я никогда не повышал голоса, он орал громче всех… Я был скован, опаслив, застенчив; он – бесшабашен и безжалостен… Он все мысли высказывал вслух. Я свои хранил, точно в сейфе. Он всем смотрел в лицо; я дожидался, пока ко мне повернутся спиной. Он ни во что не верил… Я всех терпел и при этом никого не любил. <…> Расстроившись или заскучав, он… взрывался; я же был сама сдержанность. Он во всем впадал в крайности, а мне имя было компромисс, а прозвище – сдержанность. Если он что-то начал, его уже было не остановить, я же от малейшего дуновения вставал как вкопанный. Он мог бросить любого не задумавшись, я же спешил мириться, а потом дулся про себя. Он умел проявлять жестокость. Я редко проявлял доброту. Ни у него, ни у меня не было денег, но случались дни, когда я был его намного, намного беднее. <…> Он гордился знакомством со мной, а мне было неприятно, если нас видели вместе за пределами узкого круга посетителей кафе. Он был таксистом, я учился в престижном университете. Он был арабом, я евреем. <…>Несмотря на… неприкаянную кочевую жизнь, он оставался человеком с этой планеты; я же постоянно сомневался в том, что мне здесь место. Он любил землю, понимал людей. <…> я же… вечно был… в глубинах себя. <…> Я ему завидовал. Хотел у него учиться. Он был мужчиной. Я плохо понимал, кто я такой. Он был… человеком, в которого я мог бы вырасти, обернись жизнь по-иному. Он остался дикарем, меня укротили… Но если взять меня и опустить в мощный растворитель, так, чтобы с кожи сошли все привычки, приобретенные в школе, и все уступки, которые я сделал Америке, может, там бы обнаружился не я, а он <…> В другой стране, другом городе, в иные времена я никогда бы к нему не повернулся, а он мне даже не ответил бы на вопрос, который час…»Тем не менее, именно для аспиранта эта короткая дружба оказалась спасительной, выведя его из лабиринтов собственных проблем, поэтому вся книга построена на его смутно осознаваемом и не изжитом чувстве вины. Да, конечно, вряд ли он мог решить проблемы Калажа, но он ничего и не хотел делать для него и устранился из отношений, когда они стали ненужными и начали его тяготить, а вот Калаж оставался верен этой случайной дружбе до конца. Поэтому для него предательство того, кого он хотел бы считать другом, и отчуждение от мечты получить гринкард и остаться в Америке стало двойной драмой.А, может, это все и правильно, и так и должно быть в жизни: сошлись и разошлись, «извини, старик, ничего личного», ты ведь не против, что в мире есть только я, я и еще раз я?

Добротный роман Андре Асимана «Гарвардская площадь» – весьма трогательная история дружбы студента Гарварда, еврея из Египта, который познакомился с довольно дерзким и самоуверенным таксистом-арабом. Дружба таких разных людей, но таких похожих в своем одиночестве. Расстроившись или заскучав, он щетинился, ерзал, потом взрывался; я же был сама сдержанность. Он во всем впадал в крайности, а мне имя было компромисс, а прозвище – сдержанность. Ели он что-то начал, его уже было не остановить, я же от малейшего дуновения вставал как вкопанный.Главный герой с помощью этой странной и такой нужной дружбы, сам того не замечая разбирается в себе и обретает свое собственное «я». Иногда она похожа на какую-то болезненную зависимость, когда вроде и вместе грузно, а врозь – скучно.Возможно, он был двойником подлинного меня, моей примитивной ипостасью, которую я потерял из виду и слущил с себя по ходу жизни в Америке. Мое теневое «я», мой портрет Дориана Грея, мой безумный брат с чердака, мой мистер Хайд, мой совсем, совсем грубый набросокПридется очень в тему тем, кто переосмысливает тему дружбы и задаётся вопросом: как один человек помогает другому понять самого себя?

«Гарвардская площадь» – чудесный, и по моему мнению, очень недооценённый роман от попкорн букс. Книга достаточно глубокая, читать ее лучше в более осознанном возрасте, дабы понимать мысли и чувства героев.Перед читателями открывается история, которую рассказывает отец своему сыну-абитуриенту во время посещения Гарварда. Предаваясь воспоминаниям, и посещая места своей молодости, отец решает рассказать сыну историю из своего студенчества, полную тоски, грусти и поисков себя. Воспоминания переносят нас в 1977 год. Сюжет повествует нам о дружбе (хотя, дружбой это назвать сложно) еврея из Египта, который учится в Гарварде и таксисте-арабе по прозвищу «Калаж».Главные герои – полные противоположности друг друга, но тем не менее, они быстро находят общий язык. «Он шел на поиски и хватал; я оставался на месте. Мы были разными. Как Исав и Иаков.». Если Калаж на все имел свое мнение, был дерзким, вспыльчивым и самоуверенным, то главный герой – полная его противоположность. Но объединило их одиночество. «Мы – изгои. Неприкасаемые. Это никто, кроме нас не знает.».Общаясь с Калажем, главный герой постепенно раскрывается, познает себя, становится более уверенным. А вот Калаж, к сожалению, все больше разрушает свою жизнью. Он отчаянно кричит о ненависти ко всему американскому, но в это ненависти кроется страх быть отвергнутым этим обществом. И если изначально Калаж представлялся свободолюбивым, сильным, уверенным, то к концу книги читатель видит данного персонажа уже с совсем другой стороны.Мнение главного героя о своем друге так же меняется по ходу книги: если изначально тот был как глоток свежего воздуха, то потом «Калаж превратился в балласт, который не выбросишь за борт». Герой начинает стыдиться своего друга, избегать. Но в конце, все становится на круги своя: главный герой вновь возвращается к студенческой жизни, а Калаж – депортирован. Да и как по мне, он представляет образ «лишнего человека», которому нигде нет места.Очень приятно было читать эту книгу, порой складывалось впечатление, что передо мной роман классика. Великолепный слог, описания. Разительно выделятся на фоне других книг от попкорн букс. Читая эту книгу, нужно хотя бы чуточку думать и вникать в сюжет, а не сетовать на отсутствие геев (вот она, целевая аудитория попкорн букс, ахаха)Как такого, сюжета в данной книге нет. Здесь скорее поиск себя, созерцание своей жизни и взросление через переломные моменты, которые разделяют жизнь на «до» и «после». Все довольно меланхолично, неторопливо, депрессивно. Лично для себя я нашло довольно много пищи для размышления.