Счастливый человек

© Асадов Э.А., наследник, 2020

© ООО «Издательство «Эксмо», 2020

Хорошие люди

Генерал-лейтенанту Ивану Семеновичу Стрельбицкому

 
Ветер, надув упругие губы,
Гудит на заре в зеленые трубы.
Он знает, что в городе и в селе
Хорошие люди живут на земле.
 
 
Идут по планете хорошие люди.
И может быть, тем уж они хороши,
Что в труд свой, как в песню, им хочется всюду
Вложить хоть частицу своей души.
 
 
На свете есть счастье – люби, открывай.
Но слышишь порой: «Разрешите заметить,
Ведь хочется в жизни хорошего встретить,
А где он, хороший! Поди угадай!»
 
 
Как узнавать их? Рецептов не знаю.
Но вспомните сами: капель, гололед…
Кружили вокруг фонарей хоровод
Снежинки. А вы торопились к трамваю.
 
 
И вдруг, поскользнувшись у поворота,
Вы больно упали, задев водосток.
Спешили прохожие мимо… Но кто-то
Бросился к вам и подняться помог.
 
 
Быстро вам что-то сказал, утешая,
К свету подвел и пальто отряхнул,
Подал вам сумку, довел до трамвая
И на прощанье рукою махнул.
 
 
Случай пустячный, конечно, и позже
В памяти вашей растаял, как снег,
Обычный прохожий… А что, если, может,
Вот это хороший и был человек?!
 
 
А помните – было однажды собранье.
То, где работника одного
Суровый докладчик подверг растерзанью,
Тысячу бед свалив на него.
 
 
И плохо б пришлось горемыке тому,
Не выступи вдруг сослуживец один —
Ни другом, ни сватом он не был ему,
Просто обычнейший гражданин.
 
 
Но встал и сказал он: – Неладно, друзья!
Пусть многие в чем-то сейчас правы,
Но не рубить же ему головы.
Ведь он не чужой нам. И так нельзя!
 
 
Его поддержали с разных сторон.
Людей будто новый ветер коснулся.
И вот уже был человек спасен,
Подвергнут критике, но спасен
И даже робко вдруг улыбнулся.
 
 
Такой «рядовой» эпизод подчас
В памяти тает, как вешний снег.
Но разве тогда не прошел возле вас
Тот самый – хорошей души человек?!
 
 
А помните… Впрочем, не лишку ли будет?!
И сами вы, если услышите вдруг:
Мол, где они, эти хорошие люди? —
Ответьте уверенно:
Здесь они, друг!
 
 
За ними не надо по свету бродить,
Их можно увидеть, их можно открыть
В чужих или в тех, что знакомы нам с детства,
Когда вдруг попристальней к ним приглядеться,
Когда вдруг самим повнимательней быть.
 
 
Живут на планете хорошие люди,
Красивые в скромности строгой своей.
Привет вам сердечный, хорошие люди!
Большого вам счастья, хорошие люди!
Я верю: в грядущем Земля наша будет
Планетою только хороших людей.
 

1961

Разговор с другом

 
Знакомя, друг сказал мне сокровенно:
– Рекомендую: Коля. Пианист.
Прекрасный парень и душою чист,
И ты его полюбишь непременно!
 
 
«Прекрасный парень» в меру был живой,
Сел за рояль, Прокофьева сыграл,
Смеялся шуткам, подымал бокал,
Потом простился и ушел домой.
 
 
Ушел и канул в темноту и снег…
И я спросил у друга своего:
– Вот ты прекрасным называл его.
А чем прекрасен этот человек?
 
 
С минуту друг растерянно молчал.
Ходил, курил и молвил наконец:
– Он никому вреда не причинял,
Не лицемер, не склочник, не подлец…
 
 
И вновь спросил я друга своего:
– А доброго он людям сделал много? —
Мой друг вздохнул: – Да вроде ничего.
И все-таки он неплохой, ей-богу!
 
 
И тут мелькнуло: а не так ли я
Хвалю порой того, кто не подлец?
Но сколько рядом истинных сердец?
И все ль друзья действительно друзья?
 
 
Не прямодушен – ладно, ничего!
Не сделал зла – приветствуем его.
Мог утащить, а он не утащил
И чуть ли уж не подвиг совершил.
 
 
Иль, скажем, парень в девушку влюбился,
Жениться обещал. И под конец
Не оскорбил, не бросил, а женился —
И вот уже герой и молодец!
 
 
А то вдруг вам как на голову снег
Свалилось горе. Друг о том проведал.
Он мог добить, предать, но он не предал.
Нет, не помог ничем, а лишь не предал —
И вот уж он «прекрасный человек».
 
 
Смешно, но факт: мы, будто с ценной ношей,
Со странной меркой носимся порой:
«Прекрасный» – лишь за то, что не плохой,
А не за то, что истинно хороший!
 
 
Так не пора ль действительно начать
С других позиций доблести считать?
 

1963

О брани

 
Это будут стихи не о том,
Что взволнованно в душу просится.
А совсем о другом, о таком,
И писать-то о чем не хочется.
 
 
Но молчанием зла не пресечь.
И без длительных предисловий
Скажем коротко: эта речь,
Уж простите, о сквернословии.
 
 
Существует оно давно,
Злое, грубое, озорное.
И отнюдь не секрет, что оно
Где-то в древности рождено
Горем, пьянством и все такое.
 
 
Почему же теперь, когда
Человек, оседлав надежды,
Сел в могучие поезда,
Взмыл на спутнике, как звезда,
Сквернословье живет, как прежде?
 
 
Да еще обрело сейчас
И такие, увы, тенденции:
Отходя от народных масс,
Зреет в сферах интеллигенции.
 
 
Видно, ругань, ее того:
От пропойцы услышать тошно,
А с ученостью ничего,
При высокой культуре – можно!
 
 
В общем, чуть ли не высший шик:
Как узор на дорожке скатертной,
Как второй иностранный язык,
Скажем, русский, французский и матерный!
 
 
Вот друзья домой возвращаются,
Обсуждая премьеру драмы.
О, как звучно они выражаются!
И всех чаще упоминается
Незабвенное имя мамы.
 
 
Человек, даже очень важный,
Верх учености и культуры,
Так вдруг брякнет многоэтажно,
Что такой в чертежах бумажных
Не бывало архитектуры…
 
 
Раньше в семьях, смиряя плач,
Говорили: – Пьет, как сапожник! —
Скоро скажут: – Он пьет, как врач!
Он ругается, как художник!
 
 
Все найдешь в языке богатом:
Юмор, нежность и гневный меч.
Так зачем же чугунным матом
Уснащать человечью речь?
 
 
Говорят, в технический век
Человек – это мысль и дерзание.
Значит, должен такому званию
Соответствовать человек!
 

1963

Будьте счастливы, мечтатели

 
Мещанин и обыватель
Про него бубнит весь век:
– Фантазер, пустой мечтатель,
Несерьезный человек!
 
 
Что ж, мечтам отнюдь не ново
Натыкаться на вражду:
С давних пор косятся совы
На сверкнувшую звезду.
 
 
И еще до книжной грамоты
У пещеры, среди скал,
Пращур наш, свежуя мамонта,
На товарища ворчал:
 
 
– До чего ведь люди странные,
Есть жилье и сыт, так нет —
Про пещеры деревянные
Стал выдумывать сосед.
 
 
Чтоб в мороз не знать кручины —
Посреди костер с трубой
Да «нетающие льдины»
Вставить в стены. Ну, герой!
 
 
– Не свихни мозгов, приятель! —
Так бурчал сосед один —
Первый древний обыватель
И пещерный мещанин.
 
 
Шли века, старели горы,
Высыхали сотни рек,
Но, как встарь, глядит с укором
Мещанин на фантазера:
– Несерьезный человек!
 
 
«Несерьезный»? А читает
Про луну и про сирень.
«Несерьезный»? А включает
Телевизор каждый день.
 
 
Эх вы, совы-порицатели!
Души, спящие во мгле!
Да когда бы не мечтатели,
Что бы было на земле?!
 
 
Вы бы вечно прозябали
Без морей и островов,
В самолетах не летали,
Не читали бы стихов.
 
 
Не слыхали б, как роняет
Май росинку в тишине,
Не видали б, как сверкает
Спутник в темной вышине.
 
 
Что б вы там ни говорили,
Но, наверное, без них
Вы бы до сих пор ходили
В шкурах пращуров своих!
 
 
А мечта, она крылата,
А мечта, она живет!
И пускай ее когда-то
Кто-то хмурый не поймет!
 
 
Пусть тот лондонский писатель,
Встретив стужу да свечу,
Произнес потом: «Мечтатель!»,
Не поверив Ильичу.
 
 
Пусть бормочут, пусть мрачнеют,
Выдыхаясь от хулы.
Все равно мечта умнее,
Все равно мечта сильнее,
Как огонь сильнее мглы!
 
 
Но брюзги не умолкают:
– Ведь не все горят огнем!
Есть такие, что мечтают
И о личном, о своем!
 
 
О, назойливые судьи,
Что за грех в такой мечте?!
Ведь о чем мечтают люди?
Не о горе, не о худе,
А стремятся к красоте!
 
 
Приглядитесь же внимательно:
Сколько светлого подчас
В тех улыбках обаятельных
И в мечтательности глаз!
 
 
Сад с рекой перекликаются,
Звезды кружатся во мгле,
Песни в ветре зарождаются,
Сказки бродят по земле…
 
 
Мой привет вам, открыватели
Всех сокровищниц планеты!
Будьте счастливы, мечтатели,
Беспокойные искатели,
Фантазеры и поэты!
 

1963

Трусиха

 
Шар луны под звездным абажуром
Озарял уснувший городок.
Шли, смеясь, по набережной хмурой
Парень со спортивною фигурой
И девчонка – хрупкий стебелек.
 
 
Видно, распалясь от разговора,
Парень между прочим рассказал,
Как однажды в бурю ради спора
Он морской залив переплывал.
 
 
Как боролся с дьявольским теченьем,
Как швыряла молнии гроза.
И она смотрела с восхищеньем
В смелые горячие глаза…
 
 
А потом, вздохнув, сказала тихо:
– Я бы там от страха умерла.
Знаешь, я ужасная трусиха,
Ни за что б в грозу не поплыла!
 
 
Парень улыбнулся снисходительно,
Притянул девчонку не спеша
И сказал: – Ты просто восхитительна,
Ах ты, воробьиная душа!
 
 
Подбородок пальцем ей приподнял
И поцеловал. Качался мост,
Ветер пел… И для нее сегодня
Мир был сплошь из музыки и звезд!
 
 
Так в ночи по набережной хмурой
Шли вдвоем сквозь спящий городок
Парень со спортивною фигурой
И девчонка – хрупкий стебелек.
 
 
А когда, пройдя полоску света,
В тень акаций дремлющих вошли,
Два плечистых темных силуэта
Выросли вдруг как из-под земли.
 
 
Первый хрипло буркнул: – Стоп, цыпленки!
Путь закрыт, и никаких гвоздей!
Кольца, серьги, часики, деньжонки —
Все, что есть, на бочку, и живей!
 
 
А второй, пуская дым в усы,
Наблюдал, как, от волненья бурый,
Парень со спортивною фигурой
Стал, спеша, отстегивать часы.
 
 
И, довольный, видимо, успехом,
Рыжеусый хмыкнул: – Эй, коза!
Что надулась?! – И берет со смехом
Натянул девчонке на глаза.
 
 
Дальше было все, как взрыв гранаты:
Девушка беретик сорвала
И словами: – Мразь! Фашист проклятый! —
Как огнем, детину обожгла.
 
 
– Наглостью пугаешь? Врешь, подонок!
Ты же враг! Ты жизнь людскую пьешь! —
Голос рвется, яростен и звонок:
– Нож в кармане? Мне плевать на нож!
 
 
За убийство «стенка» ожидает.
Ну а коль от раны упаду,
То запомни: выживу, узнаю!
Где б ты ни был – все равно найду!
 
 
И глаза в глаза взглянула твердо.
Тот смешался: – Ладно… Тише, гром… —
А второй промямлил: – Ну их к черту! —
И фигуры скрылись за углом.
 
 
Лунный диск, на млечную дорогу
Выбравшись, шагал наискосок
И смотрел задумчиво и строго
Сверху вниз на спящий городок.
 
 
Где без слов по набережной хмурой
Шли, чуть слышно гравием шурша,
Парень со спортивною фигурой
И девчонка – «слабая натура»,
«Трус» и «воробьиная душа».
 

1963

Три друга

 
От трех десяток много ли сиянья?
Для ректора, возможно, ничего,
Но для студента это состоянье,
Тут вся почти стипендия его!
 
 
Вот почему он пасмурный сидит.
Как потерял? И сам не понимает.
Теперь в карманах сквозняки гуляют,
И целый длинный месяц впереди…
 
 
Вдоль стен кровати строго друг за другом,
А в центре стол. Конспекты. Блока том.
И три дружка печальным полукругом
Сидят и курят молча за столом.
 
 
Один промолвил: – Надо, без сомненья,
Тебе сейчас не горе горевать,
А написать толково заявленье,
Снести его в милицию и сдать.
 
 
А там, кто надо, тотчас разберется,
Необходимый розыск учинят.
Глядишь, твоя пропажа и найдется,
На свете все возможно, говорят!
 
 
Второй вздохнул: – Бумаги, протоколы…
Волынистое дело это, брат.
Уж лучше обратиться в деканат.
Пойти туда и жечь сердца глаголом.
 
 
Ступай сейчас к начальству в кабинет.
И не волнуйся, отказать не могут.
Все будет точно: сделают, помогут,
Еще спасибо скажешь за совет!
 
 
А третий друг ни слова не сказал.
Он снял с руки часы, пошел и продал.
Он никаких советов не давал,
А молча другу деньги отдал…
 

1964

Падает снег

 
Падает снег, падает снег —
Тысячи белых ежат…
А по дороге идет человек,
И губы его дрожат.
 
 
Мороз под шагами хрустит, как соль,
Лицо человека – обида и боль.
В зрачках два черных тревожных флажка
Выбросила тоска.
 
 
Измена? Мечты ли разбитой звон?
Друг ли с подлой душой?
Знает об этом только он
Да кто-то еще другой.
 
 
Случись катастрофа, пожар, беда —
Звонки тишину встревожат.
У нас милиция есть всегда
И «Скорая помощь» тоже.
 
 
А если просто: падает снег,
И тормоза не визжат,
А если просто идет человек
И губы его дрожат?
 
 
А если в глазах у него тоска —
Два горьких черных флажка?
Какие звонки и сигналы есть,
Чтоб подали людям весть?!
 
 
И разве тут может в расчет идти
Какой-то там этикет,
Удобно иль нет к нему подойти,
Знаком ты с ним или нет?
 
 
Падает снег, падает снег,
По стеклам шуршит узорным.
А сквозь метель идет человек,
И снег ему кажется черным…
 
 
И если встретишь его в пути,
Пусть вздрогнет в душе звонок,
Рванись к нему сквозь людской поток.
Останови! Подойди!
 

1964

Персональный вопрос

 
Погашены огни в учрежденье.
Рабочий день окончен. Тишина.
И лишь одной из комнат не до сна,
В месткоме разбирают заявленье.
 
 
О чем идет на заседанье речь?
О том, что муж решил уйти к другой.
И вот супруга требует пресечь
Его ошибку и вернуть домой!
 
 
И все сидят и честно заседают.
Их ждут дела, им надо отдохнуть.
А люди все решают и решают:
Вернуть супруга или не вернуть?
 
 
Кто прав и кто достоин осужденья?
Судить не мне. И что мы можем знать?
Но той, что написала заявленье,
Мне все же очень хочется сказать:
 
 
– Послушайте! Я тоже против зла.
Я понимаю горечь и терзанье.
Но можно ли интимные дела
Вдруг выносить на людные собранья?!
 
 
Да, я за коллектив и за местком.
Мы без народа ничего не значим.
Но все-таки сердечные задачи
Решать, наверно, следует вдвоем.
 
 
Припомните далекий запах лета,
И то, как в омут падала звезда,
И как вы целовались до рассвета…
Ведь вам местком не нужен был тогда!
 
 
Потом вы с ним решили поселиться,
Ни у кого совета не спросив.
И никакой на свете коллектив
Не заседал: «Жениться – не жениться?»
 
 
Так почему ж теперь на обсужденье
Вы вынесли сердечные дела?
Неужто вправду может заявленье
Вернуть любовь, когда она ушла?!
 
 
Проживши годы – расставаться страшно,
Ломать родное, кровное, свое!
Как быть с детьми? Бесспорно, это важно,
Согласен с вами: дети – это все!
 
 
Мы все отцы, и трудно ли представить,
Но падать ниц нельзя. И, наконец,
Уж если он детей решил оставить,
То лучше деньги, чем такой отец!
 
 
А как вам быть и как себя вести:
Забыть иль вновь пойти к нему с приветом?
Судить о том не нам. Пускай вам в этом
Подскажет сердце верные пути.
 
 
И что вам назиданья, порицанья,
Ведь если счастье ставится ребром,
Навряд ли вам помогут заседанья, —
Дела любви решаются вдвоем!
 

1964

Сердитый критик

 
Критик бранил стихи
Лирического поэта.
Громил и за то, и за это,
За все земные грехи!
 
 
Ругал с наслаждением, с чувством
И, строчки рубя на лету,
Назвал поцелуй распутством
И пошлостью – простоту.
 
 
Считая грубость традицией,
Над всем глумясь свысока,
Он подкреплял эрудицию
Весомостью кулака.
 
 
Сурово бранил издателей:
– Зачем печатали? Кто? —
И долго стыдил читателей
За то, что любят не то.
 
 
А надо любить усложненный,
Новаторский, смелый стих,
Где в ребра бьют электроны,
Протоны и позитроны
Вместо сердец живых.
 
 
Стихи, где от грома и света
Брызги летят из глаз…
И где возле слова «планета»
Смело стоит «унитаз»!
 
 
И вывод был прост и ясен:
«Мотайте себе на ус:
Все те, кто со мной не согласен,
Срочно меняйте вкус!»
 
 
Окончив свой громкий опус,
Из кабинетной тиши
Критик отправился в отпуск
И книгу взял для души.
 
 
Стучали колеса скорые…
А критик книгу читал,
Не ту, расхвалил которую,
А ту, какую ругал.
 

1964

Остров Романтики

 
От Арктики до Антарктики
Люди весь мир прошли
И только остров Романтики
На карты не нанесли.
 
 
А он существует, заметьте-ка,
Там есть и луна, и горы,
Но нет ни единого скептика
И ни одного резонера.
 
 
Ни шепота обывателей,
Ни скуки и ни тоски.
Живут там одни мечтатели,
Влюбленные и чудаки.
 
 
Там есть голубые утесы
И всех ветров голоса.
Белые альбатросы
И алые паруса.
 
 
Там есть залив Дон Кихота
И мыс Робинзона есть.
Гитара в большом почете,
А первое слово – «честь»!
 
 
Там сплошь туристские тропы,
И перед каждым костром
Едят черепах с укропом
Под крепкий ямайский ром.
 
 
Там песня часто увенчана
Кубком в цветном серебре.
А оскорбивший женщину
Сжигается на костре.
 
 
Гитары звенят ночами,
К созвездьям ракеты мчат.
Там только всегда стихами
Влюбленные говорят.
 
 
И каждая мысль и фраза
Сверкает там, как кристалл.
Ведь здесь никому и ни разу
Никто еще не солгал.
 
 
От Арктики до Антарктики
Люди весь мир прошли
И только остров Романтики
На карты не нанесли.
 
 
Но, право, грустить не надо
О картах. Все дело в том,
Что остров тот вечно рядом —
Он в сердце живет твоем!
 

1965

Юбиляр

 
От ярких люстр сиреневый пожар,
Президиум, цветы, преподношенья…
А в самом центре грузный юбиляр,
Торжественный, как важный циркуляр,
С улыбкой принимает поздравленья.
 
 
С трибуны льется сладостный настой:
– Спасибо вам за все, что вы даете!
Ведь вы начальник скромный и простой,
Душою светлый, сердцем золотой,
Отец в заботе и орел в работе!
 
 
На стол ложатся стопкой адреса
В красивых папках из тисненой кожи,
Шуршат стенографистки, как стрекозы,
Гудят елейным хором голоса,
Дрожат в корзинах лилии и розы…
 
 
А в зале сослуживцы юбиляра.
Они-то знают, что он за герой.
Но незлобивость, этот вирус старый,
Ах, как живуч он в нас еще порой!
 
 
А ведь уж им-то подлинно известно,
Что юбиляр – умелый карьерист,
Скорей чиновник, чем специалист,
И никакой не «чуткий» и не «честный».
 
 
Всех, с кем не ладил, мстительно травил.
Одни льстецы ему кантаты пели.
Нет, никого он в мире не любил,
Лишь кверху лез, заигрывал, хитрил,
Любой ценою добиваясь цели.
 
 
И юбилей идет, как говорится,
«На самом высшем уровне», и тут
Ничто не приключится, не случится
И подхалима с места не прервут.
 
 
Ведь доброта, в людских глазах скользя,
Наверно, так им шепчет почему-то:
«Нельзя ж ломать торжественной минуты!»
Нельзя ломать? А почему нельзя?!
 
 
Вот если б все, кого он зло обидел,
Подсиживал и поедал живьем,
Кого за честность остро ненавидел,
Сказали б все, что следует, о нем?!
 
 
Сказали б все решительно и круто,
Все, не боясь и не смягчая слов,
Не глядя на торжественность минуты,
На адреса, подарки и льстецов.
 
 
Как он грубел и как жирел от чванства,
Как загонял между друзьями клин.
И наплевать на то, что он начальство!
Ведь сукин сын – он всюду сукин сын!
 
 
Вот так смахнуть бы к черту все фанфары,
И – настежь окна! Кончился елей!
Вот это был бы славный юбилей,
По всем статьям достойный юбиляра!
 

1965

Спор

 
Однажды три друга за шумным столом
Пустились в горячие споры о том,
Что женщина ценит превыше всего
В характере нашем мужском.
 
 
Первый воскликнул: – К чему этот шум?
Скажу без дальних речей,
Что женщин всегда покоряет ум.
И это всего важней!
 
 
В этом наш главный авторитет.
Ум – это все, друзья.
«Да здравствует разум!» – сказал поэт,
И лучше сказать нельзя!
 
 
Второй, улыбнувшись, приподнял бровь:
– Совсем не в этом вопрос.
Женщина – это сама любовь!
И любит она всерьез.
 
 
И нет для мужчины уже ничего
Прямее, чем этот путь.
Он должен быть любящим прежде всего.
И в этом, пожалуй, суть!
 
 
А третий, встав, перебил друзей:
– Бросьте все препирания.
 
 
Для женщин на свете всего важней
Внимание и внимание!
 
 
Пальто подавайте. Дарите ей
Цветы. Расшибайтесь в прах!
Ну, в общем, тысячи мелочей —
И счастье у вас в руках!
 
 
На улицу вышли, а спор сильней.
Ну как решенье найти?
И тут повстречали трое друзей
Женщину на пути.
 
 
Сказали друзья: – Позвольте спросить,
Ответьте двумя словами:
Каким, по-вашему, должен быть
Мужчина, избранный вами?!
 
 
Какое свойство кажется вам
Особенно привлекательным?
– Он должен быть умным, – сказала она,
Любящим и внимательным.
 

1965

Когда мне встречается в людях дурное…

 
Когда мне встречается в людях дурное,
То долгое время я верить стараюсь,
Что это скорее всего напускное,
Что это случайность. И я ошибаюсь.
 
 
И, мыслям подобным ища подтвержденья,
Стремлюсь я поверить, забыв про укор,
Что лжец, может, просто большой фантазер,
А хам, он, наверно, такой от смущенья.
 
 
Что сплетник, шагнувший ко мне на порог,
Возможно, по глупости разболтался,
А друг, что однажды в беде не помог,
Не предал, а просто тогда растерялся.
 
 
Я вовсе не прячусь от бед под крыло,
Иными тут мерками следует мерить.
Ужасно не хочется верить во зло,
И в подлость ужасно не хочется верить!
 
 
Поэтому, встретив нечестных и злых,
Нередко стараешься волей-неволей
В душе своей словно бы выправить их
И попросту «отредактировать», что ли!
 
 
Но факты и время отнюдь не пустяк.
И сколько порой ни насилуешь душу,
А гниль все равно невозможно никак
Ни спрятать, ни скрыть, как ослиные уши.
 
 
Ведь злого, признаться, мне в жизни моей
Не так уж и мало встречать доводилось.
И сколько хороших надежд поразбилось,
И сколько вот так потерял я друзей!
 
 
И все же, и все же я верить не брошу,
Что надо в начале любого пути
С хорошей, с хорошей и только с хорошей,
С доверчивой меркою к людям идти!
 
 
Пусть будут ошибки (такое не просто),
Но как же ты будешь безудержно рад,
Когда эта мерка придется по росту
Тому, с кем ты станешь богаче стократ!
 
 
Пусть циники жалко бормочут, как дети,
Что, дескать, непрочная штука – сердца…
Не верю! Живут, существуют на свете
И дружба навек, и любовь до конца!
 
 
И сердце твердит мне: ищи же и действуй.
Но только одно не забудь наперед:
Ты сам своей мерке большой соответствуй,
И все остальное, увидишь, – придет!
 

1966

Золотая кровь

Ученые Грузии нашли золото в составе крови человека.

 

 

Из журнальной статьи

 
Не так давно ученые открыли
Пусть небольшой, но золотой запас.
Они его не в рудниках отрыли,
Они его нашли в крови у нас.
 
 
И пусть всего-то малая частица,
Не в этом суть, а суть, наверно, в том,
Что в нашем сердце золото стучится,
И мы весь век живем, как говорится,
Согреты этим золотым огнем.
 
 
Мы знаем фразу: «Золотые руки!»
Иль, скажем: «Золотая россыпь слов!»
Теперь буквально с помощью науки
Сказать мы вправе: «Золотая кровь!»
 
 
И может быть, с момента первородства
Чем было больше золота в крови,
Тем больше было в людях благородства,
И мужества, и чести, и любви.
 
 
И я уверен в том, что у Чапая,
У Фучика, у Зои, у таких,
Кто отдал жизнь, не дрогнув, за других,
Струилась кровь по жилам – золотая!
 
 
И право, пусть отныне медицина,
Ребят готовя в трудные бои,
Глядит не на процент гемоглобина,
А на проценты золота в крови.
 
 
И нет верней проверки на любовь,
На мужество и стойкость до конца.
Где полыхает золотая кровь —
Там бьются настоящие сердца.
 

1966