И возвращаются реки к своим истокам, чтобы течь снова.
(Екклесиаст 1:7
Пролог
Деревце плакучей сакуры, склонившей ветви над берегом реки,
роняет розовые лепестки в протекающий мимо клокочущий серый поток.
Так и мы каждый прожитый миг
теряем осколок дарованной нам преходящей жизни.
Мы бежим от прошлого и не хотим в него возвращаться,
стараемся забыть боль от старых обид и утрат,
от стыда за совершённые когда-то проступки.
Не помню ― значит этого не было,
былое пролетело и скрылось за грудой событий,
растаяло, как роса на траве
под палящими лучами южного солнца.
Но проходят годы, и сквозь ледяное кружево забвенья
однажды начинают проступать знакомые лица
и призрачные картины пролетевших дней.
И нет нам больше успокоения,
и жалят душу вопросы, налетающие, как жёлто-черные осы:
Есть ли в этом моя вина?
Ну почему это произошло со мной?
Мы забираемся под обжигающий лёд своей памяти,
ворошим воспоминания, как пожухлую листву,
и всё спешим куда-то, как скакуны на бегах.
Но мысли о прошлом продолжают роиться
и забираются всё глубже под иней прошлых потерь,
и начинается круг загадок златоглазого сфинкса:
мы задаём вопросы тем, кто давно перешёл на другой берег бытия,
и с кем так и не удалось поговорить о сокровенном.
А время летит, унося наши дни, мы стареем,
всё чаще открываем старинный альбом с выцветшими фотографиями
и вглядываемся в лица тех, с кем никогда не довелось встретиться,
и, о ком не знаем ничего, даже имени,
но их пожелтевшие фотографии хранили наши любимые и дорогие.
Что они знали друг о друге,
о чём думали, о чём мечтали?
Какие чувства обуревали теми,
кто смотрит на нас с этих рассыпающихся от времени фотографий,
наклеенных на картон с тиснёным именем фотографа?
Как переплелись их судьбы с судьбами тех,
в чьи лица мы всматриваемся, чтобы утолить боль от тоски по ним,
а значит и с нашими судьбами?
Как повлияли они на нашу беспечную жизнь впопыхах,
в которой не хватает времени остановиться, присесть, поразмыслить?
Откуда они пришли, а откуда мы?
Что знаем о себе, и где сокрыты наши истоки?
Глава 1. Лебедь по поднебесью
Тея спешила вверх по залитой светом хрустальных светильников широкой лестнице с массивными беломраморными ступенями, покрытыми красной дорожкой. Сверху доносилась мелодия вальса, голоса, смех и звон бокалов. Тея поднялась на площадку между пролётами, пробежала к следующему пролёту и заспешила дальше, наверх, туда, где играла музыка, вальсировали красиво одетые люди, и официанты разносили бокалы с золотистым пенистым шампанским на больших круглых подносах. Она добежала до следующей площадки и продолжила путь наверх по лестнице, туда, где её ждут.
… Тея проснулась от солнечного луча, который пробивался сквозь плотные шёлковые шторы и пытался пробраться под её ресницы. Тее очень не хотелось просыпаться, чтобы узнать, кто же ждёт её там, наверху, откуда слышались звуки вальса. Неожиданно, она поняла, что это всего лишь сон, и села в кровати. «Ладно, пора вставать», ― подумала она и, опустив ноги в пушистые тапочки со смешными заячьими мордашками, направилась в ванную комнату принять душ. Проходя мимо зеркала в коридоре, она увидела своё отражение в коротком халатике и ночных тапках с торчащими заячьими ушами. Тея вздохнула: «Совсем не то, что в бальных туфельках и длинном платье со шлейфом». Но тут она осознала, что у неё никогда не было туфелек с атласными бантами и золотистыми пряжками, украшенными стразами, и, тем более, облегающего кружевного платья до пола. Смывая с себя лёгкую пену с ароматом иланг-иланга, Тея размышляла о том, кто бы мог ждать её наверху, если бы всё это происходило не во сне. Проснись она на пару минут позже, она непременно узнала бы это. Внутренний голос подсказывал Тее, что этот сон предвещал очень важные грядущие события. «Надо заглянуть в сонник», ― решила она, обматывая вокруг тела мягкое розовое полотенце.
Она вернулась в свою комнату, быстро оделась, спешно позавтракала, и, пока готовился кофе, включила компьютер. «Какой же сонник выбрать?», ― размышляла Тея, потягивая кофе. Она набрала в поисковике фразу «во сне слышать музыку» и, кликнув на первую открывшуюся строчку, прочла: «торжественная музыка ― знак очень важных событий, которые могут изменить всю вашу жизнь». Просмотрев другие сонники, которые давали разнообразные толкования, предвещавшие то богатство и счастливое замужество, то легкомысленное времяпрепровождение, Тея решила, что лучше отнестись к этому, как к красивой сказке или несбыточной мечте. Да и на занятия уже надо было спешить.
Глава 2. Мотылёк над землёй
Тёплые лучи пробивались сквозь густую листву. Идти лесом, обходя тропинки, было тяжело. Лианы обматывали ноги, колючие кусты рвали гимнастёрку, царапали щёки. Но он был первым и расчищал путь для тех, кто следовал за ним. Он ощутил груз за спиной, под тяжестью которого то сгибался вперёд, то еле удерживался от того, чтобы не упасть на спину поверх этого самого груза. Он вспомнил, что несёт на спине пулемёт. Идти становилось всё труднее. Командир окликнул его. Он остановился, а командир прошёл вперёд и сам взял некое подобие мачете, которым они расчищали себе путь через заросли. Идти стало легче. Командир остановился и сделал знак рукой, чтобы они с Тохой прижались к земле в овражке справа от него. С пулемётом за спиной такой манёвр выполнить было сложно. Тоха кинулся помогать. Вдвоём справились. Впереди раздались выстрелы. За спиной взорвалась граната. Он установил пулемёт на земле и начал стрелять перед собой. Послышались крики и автоматные очереди. Он продолжал стрелять. Патронов было мало, но он продолжал стрелять, знал, что в строю остался один, и стрелял, стрелял и кричал…
… Он проснулся от своего крика. Он видел это во сне почти каждую ночь вот уже два года. И каждый раз просыпался от собственного крика.
Глава 3. Не пара
Тея сидела в уголке за столом в студенческой столовой и автоматически переписывала лекцию из тетради подруги. «Придёт или нет?» пыталась угадать она, в то время как её сокурсницы сестры-погодки Ленка и Ирка обсуждали цвет нового платья Ирки, которое та собиралась надеть в следующий четверг на вечеринку по случаю дня рожденья их однокурсника Павла. У Ирки был хороший голос, и она мечтала о карьере певицы, а Ленка изучала хореографию и грезила балетом и бальными танцами. Обе сестры были общительными и пользовались успехом у парней, в отличие от молчуньи Теи, которая обычно все вечера проводила в библиотеке, а выходные в музеях и картинных галереях. Да и одевалась она неброско в джинсы и широкие джемпера или майки, в кампании сверстников тушевалась, чем вызывала высокомерное отношение сестричек к своей персоне, хотя они охотно списывали у неё лекции и домашние задания.
На лестнице у входа в столовую показался высокий молодой человек атлетического телосложения с черными миндалевидными глазами. Из-за длинного орлиного носа его с трудом можно было бы назвать красавцем, если бы не его улыбка и обжигающий взгляд, пронзающий сердце Теи из-под длинных черных ресниц. Сёстры перестали пререкаться и замолчали. Ирка помахала рукой, подзывая вошедшего, а Тея зарделась, потому что ради того, чтобы увидеть его, она пришла с сестричками в столовую. Молодой человек направился к ним и, поздоровавшись с Ленкой и Иркой, небрежно кивнул Тее.
– Шарло, ты случайно не собираешься вечером в Большой? Сегодня дают «Самсона и Далилу», – обратилась к нему Ирка и, очень гордая своим звучным голосом и прекрасным французским произношением, пропела:
– Mon coeur s'ouvre a ta voix.
– Случайно скорее всего. Маман – большая любительница оперы. Хотя я бы предпочёл пойти в клуб, – улыбнулся в ответ Шарло.
– А к чему ходить в клуб, да ещё так часто, если там ты не танцуешь, не пьёшь коньяк и с девушками не знакомишься? – кокетливо посмеиваясь, Ирка задала вопрос, ответ на который сестрички с подругами пытались разгадать несколько последних дней, как только от общих знакомых узнали об этой, как они её назвали, «очередной странности» Шарло, который, как рассказали, регулярно захаживал в клуб, садился за столик, заказывал коньяк или виски, сидел в одиночестве, не притрагиваясь к заказанным напиткам и через пару часов уходил.
– В «Аквариум» я хожу играть в теннис, а выпить и послушать музыку в «Ритм Блюз», − был ответ.
Но Ирка не унималась:
– А где ты знакомишься с девушками?
– В «Пентхаусе», – Шарло видимо надоели расспросы Ирки, поэтому он ответил ей, назвав элитный мужской стриптиз-клуб, но потом увидел обиженные лица сестричек и решил смягчить резкий ответ:
– Поверьте, наблюдать, как пьют, танцуют и целуются другие, не меньшее удовольствие, чем слушать арию, сидя в ложе.
Однако Ирку не удовлетворило такое объяснение.
– Ты ещё скажи, что прыгать с парашютом и управлять кукурузником – это также большое удовольствие, – парировала Ирка, намекая на ещё одно «странное» хобби Шарло, которому тот посвящал, как считали сестрички, слишком много времени.
Шарло улыбнулся, догадываясь об истинном смысле вопроса, и предпочёл отшутиться:
– Конечно, и даже двойное. Во-первых, смотришь на всех сверху вниз, во-вторых, моя красотка «Сессна» не «кукурузник», а микросамолёт, и, наконец, в-третьих, пилотирование – прибыльное предприятие, так как коммерческие полёты хорошо оплачиваются.
Ответ о прибыльности авиаперевозок произвёл на сестричек впечатление, и они притихли, размышляя о своём, о девичьем. Шарло был их однокурсником, хотя и был на три года старше. Его звали Иван Артанов, но сокурсники называли его Шарло, а за глаза «д’Артаньян», сразу же заметив сходство его фамилии и прозвища с именем знаменитого литературного героя. Одна из их однокурсниц, первая красавица академии Татьяна, обделённая его вниманием, желая соригинальничать, в отместку как-то назвала его «наш бонвиван». Красивое слово сразу же подхватили сестрички, и с тех пор в разговорах о нём никак иначе не называли его, видимо, не совсем понимая значение слова. В академии училось несколько плейбоев, которые получили обеспеченное место под солнцем по наследству от богатых родителей. Хотя Шарло иногда подшучивал над сестричками, позволяя им кокетничать с ним, Тея не замечала за Шарло наклонностей ловеласа, а как раз наоборот она чувствовала, что за его насмешливым стилем общения и внешней холодностью скрывается внутренняя интеллигентность. Поступив в университет на факультет информатики и отучившись два курса, Шарло взял академический отпуск и исчез на три года. А когда он вернулся в университет, в течение года сдал экстерном экзамены, после чего поступил в академию на факультет искусств и специализировался в истории изобразительного искусства.
Тея внимательно прислушивалась к тому, что говорил Шарло, но не собиралась присоединяться к болтовне однокурсниц. К тому же те вовсе не замечали её присутствия и соревновались в кокетстве. Шарло, мог бы оказаться удачной, даже можно сказать, очень удачной партией для каждой из них, и ни одна не собиралась упускать такой шанс. Однако молодой человек воспользовался их минутным замешательством и подошёл к Тее.
Что это ты переписываешь? − Шарло заглянул в тетрадь Теи, ― Лекции по истории западной живописи? Не трать напрасно время, я скину тебе на мыло. Лучше скажи, пойдёшь ли завтра рисовать в музей.
Тея так растерялась из-за неожиданного интереса к своей персоне, что только и смогла почти неслышно пролепетать:
– Да, пойду.
– Тогда до завтра. Встретимся в музее, ― шёпотом сказал Шарло.
Как, Шарло, ты ходишь ещё и по музеям? ― выражением полного недоумения на лице спросила Ленка.
– Вообще-то это мама ходит по музеям, а я её только сопровождаю. Я предпочитаю музеям тенистый корт в моем клубе, ― ответил Шарло, который уже вернулся к сестричкам и продолжал с ними беседовать ещё минут пять, а потом, попрощавшись, вышел из столовой также стремительно, как и вошёл.
Тея смотрела ему вслед. Предложение Шарло застало её врасплох. Вряд ли его предложение продиктовано интересом к ней самой. «Шарло такой обаятельный, такой красивый. А что я? Нет, я ему не пара», ― вздохнула Тея и ещё ниже склонилась над тетрадью, чтобы сестрички не заметили её пунцовых щёк. Она знала, что хоть и выросла, но с годами не утратила способность краснеть.
Глава 4. Если любишь цветок
Вернувшись домой после занятий, Тея провела оставшуюся часть дня в раздумьях о причине интереса к ней Шарло. Она предполагала, что Шарло был влюблён в белокурую красавицу Ирку. От одной мысли о будущей встрече у Теи кружилась голова и пылали щёки. Она пыталась угадать, назначил ли Ванечка ей свиданье или существует другое объяснение. Размышляя таким образом, она постепенно всё чаще стала называть его Ванечкой, хотя и «Шарло» она мысленно произносила с такой же нежностью. Почти до рассвета Тея ворочалась в постели, словно отгоняя от себя мысли о предстоящей встрече. В результате она проспала и пришла в музей через час после открытия. В вестибюле второго этажа Тея увидела Шарло, который кивнул ей в знак приветствия и приблизился:
− В Восточном зале вчера открылась интересная экспозиция. Вчера я не успел всё рассмотреть. Составишь компанию? − спросил Шарло, и, не дожидаясь ответа, продолжил, взяв у Теи этюдник:
− Есть очень интересные экспонаты. Я бы привёл фотографа, чтобы потом можно было рассмотреть повнимательнее, но здесь запрещено фотографировать, − рассказывал Шарло, всё также, не дожидаясь ответов Теи. Они вошли в зал. «Странно, что же так заинтересовало его?» ― думала Тея, рассматривая застеклённые стеллажи, тянувшиеся вдоль стен. Экспонатов было не так уж и много: бронзовые фигурки, серебряные вазы, позолоченные стальные доспехи, мечи, кинжалы, сабли и ещё какое-то старинное оружие, название которого Тея не знала.
– А ты сможешь нарисовать пару экспонатов? ― спросил Шарло.
Тея училась на отделении станковой живописи факультета изобразительных искусств.
– Наверное, смогу. А что надо нарисовать? − в растерянности спросила Тея. Преподаватели хвалили её и считали, что Тея талантлива и со временем обязательно станет выдающейся художницей. Но она была слишком критически настроена к своим работам и постоянно всё перерисовывала и переписывала по несколько раз.
– Пойдём, − вместо ответа Шарло повёл её в дальний угол зала, в котором стояла среднего размера пушка в паре с рыцарем, восседавшим на коне, который, как и рыцарь, был в доспехах.
– Он такой величественный и огромный! ― воскликнула Тея.
– Огромный? Кто? ― рассеянно спросил Шарло.
– Рыцарь на коне. Ты ведь хочешь, чтобы я нарисовала рыцаря? ― спросила Тея, которая поближе подошла к рыцарю, чтобы лучше его рассмотреть.
– Нет, да что ты! Не его, идём, сейчас покажу, ― ответил Шарло и, взяв Тею за локоть, увлёк в сторону витрины, которая стояла рядом.
– Вот, посмотри, какие они красивые, ― Шарло кивнул в сторону массивной металлической шкатулки и кинжала, которые располагались на полке за стеклом. Тея удивилась. Самая обычная шкатулка, почти такая же была у её бабушки Любы. Только музейная шкатулка была намного больше. Да и кинжал был какой-то странный. Рукоятку в форме рыцаря с мечом не очень-то удержишь в руке. Подписи к экспонатам гласили: «Ларец, серебро, литье, многоплановая филигрань. Франция, XII в.» и «Кинжал. Рукоять и ножны, серебро, литье. Клинок, дамасская сталь. Франция, XII в.». Но Шарло уже установил этюдник, откуда-то принёс стул. Он попросил Тею нарисовать ларец и кинжал в натуральную величину, максимально подробно отобразив все детали. Тея ещё пару минут постояла у витрины, а потом начала рисовать ларец. Шарло встал рядом и наблюдал за её работой. Перенести на бумагу форму ларца было не сложно, сложнее было воспроизвести все детали, не пропустив ни одной. Время от времени Тея останавливалась, подходила к витрине с ларцом, рассматривала очередную деталь, снова подходила к этюднику и продолжала рисовать. Из-за спины Теи прозвучал голос Шарло:
− Через 15 минут закроется музей, нам надо собираться.
Они подошли к выходу из музея, когда двери были уже заперты. Полная женщина в униформе вышла из стеклянной будки и, неодобрительно покачивая головой, большим ключом открыла им входную дверь. На улице уже начало темнеть.
– Ты никуда не торопишься? − спросил Шарло и предложил:
– Давай, пойдём, поужинаем, а то я что-то проголодался, да и ты конечно тоже.
Опуская ресницы, чтобы скрыть вспыхнувшие в её зелёных глазах искорки радости из-за того, что сказка ещё не закончилась, Тея согласилась:
– Пойдём.
Глава 5. Самое верное средство
― Кажется, дождь собирается, − Шарло подмигнул Тее и, подхватив за локоть, повёл по пустеющим улицам. В лицо дул порывистый ветер, редкие прохожие спешили укрыться от надвигавшейся весенней грозы. Минут через пятнадцать они вошли в уютный холл кафе. С видом завсегдатая Шарло провёл Тею в гардеробную, а потом в зал, уставленный небольшими столами, покрытыми скатертями гранатового цвета, со светильниками под кружевными абажурами того же цвета. Официант подвёл их к столику у окна. Шарло усадил Тею, а сам устроился напротив неё. За окном уже шёл дождь, и крупные холодные капли стучали по оконному стеклу. В кафе было тепло и уютно, играла тихая музыка.
– Мы вовремя успели, а то промокли бы, ― сказал Шарло.
– Да, как назло, я забыла дома зонтик, ― посетовала Тея. Официант принёс меню.
– Пожалуйста, выбери на свой вкус, ― попросила Тея.
Шарло обратился к официанту:
– Тогда, как обычно, только по две порции и одно ваше фирменное пирожное.
Осмотревшись и привыкнув к присутствию Шарло, Тея осмелела и задала ему вопрос, ответ на который она пыталась отгадать почти сразу, как выделила Шарло среди однокурсников:
– Почему информатика и почему история изобразительного искусства?
Шарло несколько удивил такой вопрос, но, видимо, ему не раз его задавали, и он сразу ответил заученной фразой:
– История ― наше прошлое, информатика ― будущее.
Шарло рассеянно смотрел по сторонам, было заметно, что его мысли заняты другим. Они быстро поели, почти при полном молчании. Пока Тея доедала пирожное, Шарло что-то чертил на бумажной салфетке.
– Когда ты сможешь прийти рисовать в музей в следующий раз? − наконец спросил Шарло.
– На выходные я уезжаю на дачу к родителям, значит, в музей смогу пойти в понедельник после занятий, − ответила Тея.
– Ты не будешь против, если в понедельник я составлю тебе компанию, как сегодня? − выпалил Шарло и тут же продолжил, словно получил от Теи утвердительный ответ:
– Ты смогла бы завершить рисунок в понедельник?
– Если это так важно для тебя, то, конечно же, я более тщательно смогу прорисовать все детали, − радостно ответила Тея, представляя, что вскоре снова несколько часов проведёт с Шарло.
– Тогда договорились, приходи туда, я буду ждать тебя у входа через сорок минут после окончания занятий. А теперь пойдём, я провожу тебя, уже поздновато ходить одной по скользким улицам.
Ночью Тее снился тот же волшебный сон: та же музыка, те же звуки бала, та же беломраморная лестница, только лестница была покрыта тёмно-красной ковровой дорожкой, и светильники на стенах были под абажурами цвета тёмно-красного граната.
Глава 6. Чужие тайны
На этот раз Тею не удивил этот загадочный сон. Она, словно, застыла в ожидании, когда закончатся выходные дни, когда, наконец, наступит понедельник, и она войдёт в вестибюль музея, где её будет ждать Шарло. Тея тряслась в электричке, за окном проплывали деревья, станции, дома, шлагбаумы, машины, люди …
От станции Тея шла по аллее до деревни вместе с другими «выходниками», как приезжавших на выходные к родным называли в деревне. Лет семьдесят назад прадед Теи получил премию за какое-то изобретение, и на эти деньги в деревне была куплена «дачка» ― изба с небольшим участком земли. Но изба эта была особенная, поэтому и выбор родителей бабушки Теи пал именно на неё. Если другие избы в деревне были обнесены дощатыми заборами, и за избами прятались огороды, то эта изба была окружена кирпичным забором с широкими кованными воротами и калиткой из ажурной металлической решётки и стояла в глубине яблоневого сада. Главной же достопримечательностью сада было ореховое дерево, растущее справа от ворот. Тея открыла калитку и вошла в сад. Орешина всколыхнулась, наклонив ветви к Тее, словно приветствуя её. Тея подошла к дереву, погладила ладонью ствол. Она вспомнила, как в детстве всё лето проводила здесь, у бабушки, в этом огромном, как ей тогда казалось, саду, около этого могучего орехового дерева с раскидистыми ветвями. Маленькая Тея прислонялась к нему спиной, поднимала вверх руки и закидывала назад голову, чтобы увидеть самую верхнюю ветку. Она подолгу так стояла, прислушиваясь к шелесту листвы, и ей начинало казаться, что она сама ― это дерево, её руки ― его ветви, а её развевающиеся на ветру волосы шелестят, как его крона. Она даже пробовала нарисовать себя вместе с деревом из бабушкиного сада с руками-ветвями. Но удалось это ей сделать только, когда она выросла. Наверное, ради этого своего портрета она научилась рисовать.
– Родители, я приехала! ― прокричала Тея, входя в прихожую.
– Мы в кладовке, каша и котлеты на плите, пирог на столе, перекуси и приходи к нам, ― голос матери раздался из дальней, холодной части избы, где зимой не отапливалось, и даже детом было прохладно.
Тея поёжилась, представляя, что ей придётся туда идти. «Лучше я пока займусь «пирогами, да блинами». Вкуснее моей мамы никто не готовит, разве только бабушка», ― подумала она, направляясь на кухню. Тея села за стол у окна с тарелкой рассыпчатой гречневой каши и парой котлет. Хоть и накануне вечером она вкусно поела в кафе, но котлеты её мамы были просто объеденье. «Когда-нибудь научусь также вкусно готовить». Тее совсем расхотелось идти в холодную комнату. Она налила себе душистый мамин чай с травами и положила на тарелку кусок «бабушкиного» яблочного пирога, который её мама испекла по рецепту своей матери. Тея ела, не спеша, наслаждаясь ароматом яблок и корицы. Она тянула время и положила на тарелку ещё один кусок пирога. «Берём пачку масла и рубим его большим ножом с сахаром и мукой до крупной крошки. В мисочку надо натереть на крупной тёрке два больших антоновских яблока и смешать с молотой корицей…». Тея вспомнила, как бабушка учила её печь этот пирог: «Как давно это было». Она сидела на кухне за столом, смотрела в окно в яблоневый сад и медленно жевала пирог, который так и не научилась печь.
– Дочь, смотри, что я нашла, ― Тея услышала голос матери.
Мать вошла в кухню и поставила на пол небольшую картонную коробку, на верхней стороне которой печатными буквами было написано «МОИ ВОСПОМИНАНИЯ». Тея соскочила и, чмокнув мать в щёку, присела у коробки, разглядывая содержимое.
– Здесь какие-то тетради, исписанные бабушкиным почерком, ― произнесла мать.
– Воспоминания? ― удивилась Тея. ― Я никогда не видела, чтобы бабушка что-то записывала.
– Ты посмотри, что это, а я пойду к папе. Нам предстоит перебрать там всё и закончить до конца месяца, пока не пришли рабочие, ― торопливо проговорила мать и вышла из кухни.
Дело в том, что родители Теи решили «обновить старый дом», а правильнее сказать, разобрать старую избу и на её месте построить, как сказал отец Теи, «современный комфортабельный двухэтажный коттедж».
В коробке было несколько школьных тетрадей разного размера и толщины в поблёкших обложках с пожелтевшими от времени срезами листов. Тея взяла потрёпанную тетрадь в коричневом переплёте, которая показалась ей наиболее старой, и открыла её. Тетрадь была исписана мелким беглым почерком:
«17.05.1972 г.
Вот и простились мы с тобой, мой дорогой, любимый Петенька. Сорок пять лет нашей счастливой жизни с тобой пролетели, как золотой сон. Больше никогда ты не подойдёшь ко мне и не обнимешь меня за плечи. Наша Любочка выросла, стало ей тесно в нашем гнезде, и она уехала в другой город за своим счастьем. У неё своя жизнь, своя судьба. А у нас с тобой была одна судьба и одно на двоих счастье. Несказанной радостью была для меня твоя любовь. Сколько прекрасных минут подарила нам жизнь. Но сегодня ты ушёл и оставил мне только воспоминанья. Ты был мне защитой и поддержкой «в горе и в радости», выпавшим на нашу долю в эти тяжкие годы для нас и нашей страны. Только ты мог меня понять и успокоить в моих страхах и печалях. Только мне ты мог доверить то, что пережил. Только тебе я могла поведать мои самые сокровенные мысли и воспоминанья».
Тея прервала чтение, осознав, что читает дневник бабушки своей мамы. Бабушку Теи звали Любовь Петровна. Значит, читала она дневник своей прабабушки Серафимы Валерьяновны. Тея собрала все тетради и положила в рюкзачок, чтобы почитать их, когда вернётся домой.
Вернувшись в воскресенье домой, Тея прошла на кухню, заварила любимый «Эрл Грей», вспомнила о тетрадях, достала их из рюкзачка и разложила перед собой на столе. Она выбрала одну из них, с изображением Пушкина на обложке. В верхней части обложки была расположена надпись «100 ЛЕТ СО ДНЯ СМЕРТИ ВЕЛИКОГО ПОЭТА А. С. ПУШКИНА ― 10 февраля (29 января) 1837 г. ― 10 февраля 1937 г.». Под изображением было написано: «А. С. Пушкин (с портрета В. Тропинина)». Тея подумала: «Вау, тетрадь была издана более 75 лет назад!» и осторожно раскрыла её. Пожелтевшие страницы были исписаны фиолетовыми чернилами, тем же почерком, которым были сделаны записи в той тетради, которую Тея начала читать утром. Но почерк был более ровный и менее «жёсткий». Хотя вторая из тетрадей поначалу показалась ей более новой, позже Тея поняла, что почерк так отличался потому, что эти записи были сделаны раньше, а значит и прабабушка была моложе, когда писала в тетради с Пушкиным на обложке. Тея обратила внимание на то, как красиво были написаны буквы: с наклоном, нажимом и изящными завитушками: «Видимо такой почерк называли каллиграфическим». Рядом с основными записями (над ними или на полях) были добавлены более новые, среди них встречались заметки, приписанные шариковой ручкой, то есть добавленные намного позже. Тея заметила, что некоторые фразы были написаны другим почерком, видимо бабушкой Теи. Ещё она вспомнила, что её бабушка никогда не рассказывала о своём детстве. С тем большим волнением Тея приступила к чтению.