«Вот и вечер скоро…», – мимолётную мысль спугнул заблудившийся порыв ветра, взъерошивший листья вишнёвого сада и тут же затихший. Я отошёл от окна и вернулся к тяжёлым раздумьям.
Как я ни изворачивался, судьба снова принялась подталкивать меня за Грань, в бездну неизвестности, в которой ничего нет, кроме хаоса бесконечных вероятностей, а жизнь, да и вся реальность суть мнимые величины. Рассудок отказывается принимать эту необходимость, но долг заставляет его замолчать, не оставляя мне выбора.
О каком выборе можно говорить, когда помимо воли я попал в круговорот событий, из-за того, что некие могущественные личности, истинную природу которых я так и не понял, избрали меня орудием своих притязаний. Насколько хватает сил, я сопротивляюсь, однако судьба продолжает затягивать меня в бурный поток причин и следствий.
Началось всё с моего любопытства и упрямства, из-за которых за кромкой я пережил немыслимые страдания, и, в конце концов, оказалось, что я вроде бы и не совсем человек. Раньше за такие намёки я непременно расквасил бы оскорбителю лицо, или что там у него вместо него. А сегодня мне и возразить то нечего. Я вижу и чувствую, что непрерывно меняюсь, и не знаю, плохо это, или хорошо. Мне стали доступны знания и могучие силы природы, дающие возможность влиять на действительность. С другой стороны, Великие Творцы не раз намекали, что мне пора расстаться с человеческим телом, которому не доступны высокие энергии. Но я привык к самому себе и ничего менять не желаю. У высшего разума своя вселенская логика, и скажу откровенно, пошёл бы он в баню со своими космическими заморочками.
Раз за разом, переживая смертельные мучения, я испытывал острое желание бросить всё к ядрёной маме и жить по-человечески. Однако разум и опыт подсказывали, что увиливать от судьбы – занятие бесполезное. А и, сказать по правде, не очень-то я похож на страуса, прячущего голову в песок. Наоборот, я всё время норовлю эту самую голову сунуть туда, куда ничего совать не надо. И из-за этого я уже натворил столько глупостей, что и подумать жутко. Знаю, что за все мои выходки придётся ответить, но в душе надеюсь, что воздастся не очень сурово.
Моё возвращение из первого похода за Грань, потрясло меня больше, чем все приключения за кромкой. В наше время даже дети знают, что любое вмешательство в прошлое не может не повлиять на реальность. Это аксиома. Мир изменился, и новая действительность стала настолько иной, что я до сих пор чувствую себя беженцем в чужой стране. Конечно, привыкнуть можно к чему угодно, было бы время, но его-то как раз и нет.
Круговорот событий продолжает затягивать меня всё глубже и глубже. Захлёбываясь и пуская пузыри, я с трудом выплываю и снова попадаю в вихри чужих страстей и замыслов. Едва отдышавшись, прихожу к выводу, что дело плохо, и тут же становится ещё хуже. Чужая воля несёт меня, словно тропический ураган малое семечко. Куда? То известно только Игрокам, затеявшим весь этот бедлам.
Однако мытарства, мытарствами, а жизнь продолжается, и я расскажу всё по порядку.
«Грань – граница, предел, конт, край, кромка, конец и начало, черта раздела…».
Толковый словарь Даля.
Глава 1
Взявшись за руки, мы возвращались с реки домой. Ноздри приятно щекотали дурманящие запахи луговых цветов, дыма и земли. Елена мурлыкала под нос какой-то мотивчик, а я, спотыкаясь и сдерживая непонятный озноб, шёл рядом не в силах оторвать от неё глаз, потрясённый её поразительным сходством с Нин. Не смотря на все мои необычные способности, я не понимал, как рядом со мной оказалась уменьшенная копия прекрасной тиаматианки, богини, оставшейся в немыслимо далёком прошлом? В тот момент я думал, что важнее этого вопроса нет ничего на свете. Однако вскоре выяснилось, что я сильно заблуждался, поскольку на нас обрушилась такая лавина новостей, что некоторое время пришлось говорить предложениями с вопросительным знаком в конце.
Едва мы вошли в дом, нас с двух сторон подхватили старики и, усадив за стол, наперебой заговорили. Я слушал их, изумлённо озираясь по сторонам, поскольку обстановка дома настолько изменилась, что даже под грузом новостей я не мог скрыть удивления.
Сам дом стал выше и просторнее. Внутри гладко оштукатуренные стены, выкрашенные в кремовый цвет, отличались необычной для деревенского жилища тщательностью отделки. Стоящая справа русская печь расширилась, а на её выложенном бело-бирюзовыми изразцами фасаде выделялись полукруглые дверцы двух топок. Пространство кладовки под полатями аккуратно перекрывала перегородка с дверью. Вместо занавески за печью появилась стена с двустворчатой дверью. Длинный стол под иконостасом имел явно заводское происхождение, и его окружала дюжина стульев с резными спинками. Между столом и спальней, ближе к печи я заметил уютный уголок для отдыха с телевизором, диваном и креслами. А оборудованная слева от входа кухня с газовой плитой, мойкой и холодильником вполне могла бы удовлетворить самую взыскательную хозяйку. Не смотря на дневное время, под потолком горели точечные светильники.
Однако всё это промелькнуло по краю сознания, поскольку услышанное от дедов заставило меня застыть с открытым ртом, в котором застряли все слова.
Оказывается, пока мы с Еленой гуляли, деды, не теряя времени даром, пробежались по соседям, и кое-что разведали, но даже этих обрывочных сведений хватило всем нам, чтобы засомневаться в здравомыслии. И хотя любые разговоры о политике всегда вызывали у меня приступы тошноты, на этот раз я заворожённо слушал деда Семёна, постепенно впадая в лёгкое оцепенение.
Как выяснилось, в этом мире мы оказались совсем в другой стране. Она называлась Великий Российский Союз. В эту огромную империю входили не только страны, но и объединённые территории: от Днепра до Урала – Русь, Урал и Западная Сибирь до Алтая – Гиперборея, вся остальная Сибирь до Тихого океана – Чжуржень, Кавказ – Криатида, Северные Балканы, Подунавье и бывшая Польша – Сарматия. Номинально империей правила династия Рюриковичей, и на троне сидел ВладимирIV, но на самом деле власть в огромной державе принадлежала Государственному Совету и Правительству. Поскольку в этой реальности мировых войн не случилось, страна имела устойчивую политическую систему, развитую экономику, уникальный культурный и генетический ресурс, тысячелетние традиции и гордый сильный народ.
Более подробно о мире, в котором мы оказались, поведал заглянувший на огонёк настоятель храма отец Иоанн. К счастью, в этой реальности он имел прямое отношение к моему путешествию за Грань и вёл себя вполне адекватно. Во всяком случае, ему не требовалось объяснять, что к чему. Как один из хранителей, он отлично знал суть проблемы и не удивился нашему невежеству. Однако всё равно некоторые вопросы время от времени ставили его в тупик.
Священник сначала морщил лоб и тёр виски, а потом махнул рукой и провёл короткий исторический экскурс, сообщив то, что нам следовало знать в первую очередь.
Как выяснилось, в этой линии истории Земля избежала многих уничтожительных войн, хотя по мелочам, конечно, воевали. Единая апостольская Церковь удержала Европу от рокового раскола во времена падения Рима, что создало благоприятные политические предпосылки. Возникшая в 7 веке Русь пережила всего три большие войны: с ордами кочевников, которых разгромила и прогнала далеко за Урал; с греко-римлянами за господство на Балканах, Кавказе и Чёрном море; с Маньчжурией за Дальний Восток.
Об Октябрьской революции и большевиках в стране слыхом не слыхивали. Недавно Европейская федерация и Великий Российский Союз ликвидировали границы. Процветающий мусульманский Восток, цивилизованная Африка и благодатный Американский Союз Хока-Сиу дополняли почти райскую картину этого мира.
Населения в Великом Российском Союзе насчитывалось более восьмисот миллионов, и всем людям нашлось место и занятие. Со слов отца Иоанна, образ жизни обитателей здешних мегаполисов не отличался от нашей прошлой реальности, а жители российских сёл и волостных городов занимались традиционными промыслами и разным востребованным производством. Например, жители этого села Лошаки занимались разведением коней донской породы, качали мёд и шили отличную спецодежду.
Как выяснилось, в этом мире мы тоже имели своё место. Деды Семён и Пахом считались здесь почётными гражданами и являлись членами Круга хранителей. Елена тут, как и там, училась в университете. А я тоже занимался врачеванием, имел собственную практику и жил в Москве, с единственным и неповторимым дядькой Николаем. Я не знал, что случилось с личностями и памятью наших местных матриц, вероятно, они стали частью нас, или мы – частью их.
Всё увиденное и сказанное напрочь ломало все привычные представления, и только сейчас я начал осознавать неумолимую силу роковой неизбежности.
Меня потянуло на воздух. Выйдя во двор, я глубоко вздохнул, взглянул направо и забыл выдохнуть, так как увидел странную автомашину. Я осторожно приблизился и оглядел это чудо техники, носящее имя «Паджеро». Разглядев в салоне удочки и надувной матрац, я понял, что это мой «Прожорик», только сильно изменившийся. Час от часу не легче! Его формы сохранили джиповатый вид, но стали резче и стремительнее. Вместо замка в двери я обнаружил пять небольших углублений: четыре дугой и одно ниже. Ага, кажется это для пальцев. Я приложил руку, дверь отъехала вправо, и передо мной открылся салон, сильно смахивающий на кабину шема: справа от сидения джойстик с упором для руки, слева пульт с дюжиной кнопок и индикаторов, спереди на панели управления длинный узкий экран с проектором на лобовое стекло. Кресло обняло меня и автоматически заняло оптимальное положение. Охренеть можно!
Облазив машину сверху донизу, я закрыл её, вернулся в дом и обнаружил, что отец Иоанн ушёл. Дед Семён что-то листал, расположившись в кресле. Дед Пахом растапливал печку. Елена накрывала на стол. Почувствовав волчий голод, я проглотил слюну и вытянул шею, стараясь разглядеть содержимое тарелок.
– Сейчас поснедаем, – не поднимая головы, проговорил дед Семён, – Ленка тут всё разведала и обещала попотчевать чем-то особенным.
Я втянул ноздрями воздух, насыщенный разными домашними запахами, облизнулся и украдкой подмигнул Елене, в глазах которой отразилась целая гамма чувств. Она в ответ улыбнулась, и от этого у меня закружилась голова.
– На особенное не рассчитывайте. Что нашла, то и сварганила на скорую руку, – проходя мимо, притворно проворчала Елена и выставила хлебницу, полную свежего хлеба.
Через пять минут на столе появилась окрошка со сметаной, припорошённая пахучим укропом, следом – дымящийся эмалированный чугунок с тушёными овощами и мясом. И, наконец, картину завершил запотевший кувшин с ягодным морсом. Деды ели вяло и мало, я же отдал дань кулинарному искусству хозяйки, съев большую часть угощения. Поблагодарив за обед, я выбрался из-за стола и вышел из дома.
Напоенный летними запахами воздух, вкусная еда и избыток впечатлений сделали своё дело. Едва я присел на скамейку и расслабился, как начал клевать носом. Мимо потекли бессвязные мысли, затуманившие глаза. Превозмогая сонливость, я забрался на сеновал, рухнул в душистую сухую траву и мгновенно заснул, забыв, что мои сны слишком тесно связаны с иной реальностью…
…Горячие кони вынесли мою колесницу к подножью широкой лестницы. Я кинул поводья возничему и прыжками бросился по ступенькам вверх. Там на тёмном троне сидел могучий седовласый старик с высокой митрой на голове. Окинув меня оценивающим взглядом мудрых глаз, он поднял руку и жестом предложил мне обернуться.
Я посмотрел назад и ужаснулся. Там, где только что стояла моя колесница, клокотала и плескалась расплавленная магма, из которой вырвались пузыри сернистого газа и дыма. Источающее жар бурлящее лавовое море, казалось, не имело предела, и багровые клубы мрака ограничивали его край.
Охваченный тревогой и недоумением, я повернулся к мудрецу и внимательно всмотрелся в его лицо, силясь понять, что он от меня хочет. Ничего он не хотел. Он сидел здесь от начала времён и предлагал идущим путь к спасению. За его спиной светилась и переливалась всеми цветами неизвестность. И, чтобы шагнуть в радужную перспективу, мне нужно было лишь взять один из рассыпанных у ног старца ключей.
Сзади кипел низменными желаниями и страстями физический план, а впереди открывалось пространство холодного и свободного разума. Я не мог отдать предпочтение ни тому, ни другому и, закусив губы, испытывал жуткое смятение чувств.
Однако долго ломать голову не пришлось. Расплавленная магма начала быстро подниматься, заливая ступени, а видение за спиной мудреца начало таять.
Я поспешил поднять ключ и шагнуть в мерцающую круговерть многомерья…
…Разбудила меня Елена:
– Антон, просыпайся. Нечего на закате дрыхнуть, голова разболится.
Вопреки примете, что спать на закате вредно, я чувствовал себя бодрым и вполне здоровым, словно судьба и не вила из меня верёвки. И всё-таки странные выкрутасы выписывает жизнь. Ещё утром я находился по ту сторону Грани и прощался с тиаматианами, а сейчас валяюсь на сене и слушаю милую ленкину болтовню. Подумать страшно, что между мной и оставшимися в прошлом друзьями пролегла бездна времени, но вопреки здравому смыслу меня не покидало странное чувство, что все они живы и находятся пусть и далеко, но в доступной реальности.
Прогоняя грустные мысли, я мотнул головой, кое-как расправил и пригладил пятернёй бороду и волосы и спустился с сеновала на землю. У колодца я напился прямо из ведра, зажмурившись от блаженства. Шумно выдохнув, я открыл глаза и увидел стоящую напротив Елену. Наклонив голову к плечу и страдальчески сморщившись, она с сожалением смотрела на меня.
– Ты чего?
– Видите ли, Антон Владимирович, как человек сугубо городской и непривычный ко всякого рода диковинам, я сильно пугаюсь, когда вижу разных домовых и леших, на которых вы сейчас слегка смахиваете.
Я пожал плечами, подошёл к машине, заглянул в боковое зеркало и увидел там нечто лохматое с сухими травинками в спутанной бороде и длинных волосах.
– Согласен. Вид неприглядный. Неплохо бы удалить лишнюю поросль.
– Я тоже так думаю. Кстати, и инструментарий имеется для этой уникальной операции, – она, смеясь, вытащила из кармана расчёску и ножницы и широким жестом указала на стоящий рядом табурет с лежащей на нём свёрнутой белой простынёй.
– Ладно уж, стриги. Только не увлекайся.
Вопреки моим опасениям, Елена лишь подравняла мою шевелюру, тщательно расчесала волосы и собрала их сзади в хвост. Потом она подстригла мне бороду и усы, придав им приличный вид. Во всяком случае, сам себе я понравился.
Поблагодарив Елену, я сделал вид, что хочу приложиться к прелестной ладошке, а сам коварно подхватил её на руки и быстро закружил на месте. Она заверещала, вцепившись в мои плечи.
Закончив дурачиться, мы направились к веранде и увидели обоих дедов, видимо, давно наблюдающих за нами. Я поправил рубашку и, смущённо покашливая, подсел к ним на скамейку. Дед Пахом широко улыбался и одобрительно хмыкал, а Семён задумчиво смотрел, положив руки на чёрный суковатый посох.
– Пошли погутарим, есть разговор.
Зайдя в дом, мы расселись за длинным столом, и Елена разлила по чашкам чай. Помешивая горячий ароматный напиток, я вопросительно взглянул на деда Семёна. Он, не спеша, прихлебнул, причмокнул, кашлянул и хрипло заговорил:
– Вполне очевидно, что изменившаяся действительность суть дело наших рук. К худу это или к добру, время покажет. Одно знаю точно, нам нужно найти своё место в этом мире. Но прежде выслушаем рассказ Антона о том, что случилось по ту сторону Грани. Это позволит сопоставить события и найти причинные связи.
Дед замолчал, и в горнице повисла тишина, нарушаемая позвякиванием моей ложки. Я крутил чай и не знал с чего начать. Обшаривая память, я старался соединить события в какую-нибудь последовательность, и, без преувеличения, мне было бы проще записать на слух партитуру какой-нибудь симфонии. Слишком многое произошло за два года там и за несколько секунд здесь. Что я мог рассказать о своих чувствах, мыслях и переживаниях?
Подняв голову, я увидел три пары глаз, наполненных тревогой, заботой и безграничным доверием. Протянув руку к полке, я взял фотоаппарат. Ну, что же слушайте и смотрите…
…Я закончил говорить, когда за окном появился полумесяц луны, и высыпали ранние звёзды. Никто так и не догадался зажечь свет.
Прижав руки к лицу, Лена тихонько плакала. Дед Пахом мотался по горнице, взмахивая руками и изредка притопывая ногой. А дед Семён сидел, уставившись в пол, и лишь побелевшие костяшки пальцев, стиснувшие посох, говорили о сильнейшем волнении. Я замолчал, и минут пять после этого в доме стояла тишина, изредка прерываемая ленкиными всхлипами.
– Добро, – поднялся дед Семён, машинально взял с полки и зажёг оплывший огарок свечи, потом передумал и щёлкнул выключателем, – теперь кое-что прояснилось.
– Ни хрена не прояснилось, – проворчал дед Пахом, садясь за стол и отворачиваясь в сторону.
– Уймись, старый, – строго проговорил дед Семён.
– Дык, я об том… об том, как… нам теперича относиться к Антону. Антошка, не прими за обиду. Жалею тебя, как сына. Однако выходит, ты… мой пращур… Дык, и с энтими посвящениями… того… вроде, как бы ты вознёсся… вроде, как бы теперича ты «ваше благородие»…
Я хотел разозлиться, но, присмотревшись к полным добра и печали глазам старика, проглотил грубый ответ и, тщательно подбирая слова, сказал:
– Дедушка Пахом, прости. Был бы ты помоложе, да поглупее, я бы тебе по шее накостылял. Ты чего это тут наговорил? Какое я тебе «благородие»? Да, я продрался через чёрте какие испытания, трижды умер. Кстати, во многом благодаря кое-кому из здесь присутствующих. Но разве это что-то меняет? Общение с Великими Творцами сродни коматозным иллюзиям. Да, и было ли оно, или это предсмертные галлюцинации? Если бы я, действительно, прошёл пятое посвящение, то, как вы знаете, мог бы творить, из ничего делая что-то, и мог бы преображать материю.
Я встал, огляделся и взял торчащую из чашки чайную ложку.
– Вот, например, обыкновенная ложка. Если бы я был Творцом, то усилием воли мог бы сделать её, предположим, золотой. А я не могу. Смотрите, кладу её между ладоней, представляю, желаю, и, вот, пожа…
На моей ладони лежала чайная ложка из тяжёлого жёлтого металла. Сразу ослабевшие ноги отказались держать, и я опустился на стул, вперив взгляд на лежащую на ладони вещицу, и замер в ступоре, машинально смахнув обильный пот со лба. Потом внутри внезапно опустевшей головы загудел набат, а между грудью и горлом задёргался тугой комок.
Я медленно поднял глаза на своих спутников, пытаясь в их лицах найти ответ на застрявшие в глотке вопросы: «Что со мной сделали? И кто же теперь я такой?». Мечущийся внутри комок вдруг сжался и лопнул. Меня буквально подбросил взрыв чувств и эмоций, перемешавшихся с обидой, неизбежностью и неумолимостью судьбы. Золотая ложка глухо брякнулась на пол. Я вскочил и рванул на груди рубаху.
– Прекратите! – раздался звонкий голос Елены.
Она подошла сбоку, посадила меня на стул и прижала мою бедную голову к груди, словно накрыв тёплым покровом. Странно, но я моментально успокоился и почувствовал прилив сил. Медленно встав, я прижал её руки к губам, поклонился старикам и в полной тишине направился к выходу. Я не держал на них обиды, а лишь проклинал судьбу, которая, похоже, сделала из меня монстра.
Подойдя к машине, я остановился. Разум подсказывал, что глупо ехать в неизвестность среди ночи. Но я страстно желал разорвать порочный круг событий, из которого не видел выхода и хотел бежать, куда глаза глядят. Однако, немного постояв, я остыл и вернулся к дому. Сидя на завалинке, я вытер о штаны вспотевшие руки и привалился к тёплым брёвнам.
Не знаю, сколько прошло времени, но отчаяние исчезло. Вернулась способность чувствовать и соображать. Я вдохнул наполненный цветочным ароматом воздух, вслушался в бесконечную мелодию сверчков, и меня потихоньку окутало очарование ранней летней ночи. В сарае зашебуршились куры, пару раз лениво взбрехнула соседская собака. С дальнего конца села послышалась гармошка и нестройные голоса поющих. По дороге протарахтел мотоцикл, а чуть позже за околицей раздались звуки музыки и смех молодёжи.
Только сейчас я до конца осознал, что мёртвая деревня превратилась в богатое и оживлённое село. Накатила сладкая жуть оттого, что именно я стал причиной невероятных и судьбоносных перемен на Земле. И тут же грудь сжала тревога от понимания хрупкости и уязвимости тонкой канвы истории.
Дуриком оказавшись в невообразимо далёком прошлом, я вдруг оказался в фокусе событий. Опираясь на своё личное понимание добра и зла, упрямство и здравый смысл, я, как мог, выпутался из сложнейших проблем, и вот, пожалуйста, человечество имеет иную историю. Я передёрнул плечами от мысли, что было бы, если бы я сделал что-то иначе, или чего-то не сделал.
Опасаясь запутаться в парадоксах, я ущипнул себя за руку, слегка успокоился и мысленно устроил взбучку:
«Какого хрена ты тут развесил нюни. Сам добровольно влез в ситуацию и задёргался, когда завяз в проблемах. А чего, ты, милок, хотел, начиная путь? Лёгкого отпускного приключения? Между прочим, тебя деды предупреждали, а ты решил гордыню потешить, забыв про неписанный закон: не хочешь жить по-плохому, по-хорошему хуже будет? И вот сейчас ты мечтаешь спрятать голову в песок и ищешь выход? Обязательно найдёшь. Только не выход, а проход. Задний. И, мой тебе совет, уж коли назвался клизмой, смело полезай в этот самый проход. После всех твоих трансмутаций, только дураку непонятно, что ты уже миновал точку возврата. Кстати, совсем недавно Творцы предлагали тебе раствориться в океане любви и добра. И что ты ответил? Что ответственен за пылинку по имени Земля. Так отвечай, леший тебя побери, и прекрати валять дурака!! Ты думаешь дедам и Елене легче? Намного тяжелее! Ты избранный и посвящённый, многое знаешь, видишь скрытые связи и имеешь возможность себя защитить. А они, нет. Что, что? Ты ничего такого не ожидал и тебе страшно? Ерунда! Настоящий страх – это беспомощность! Немедленно вставай, иди и извинись перед ними за несдержанность».
Поистине, умные мысли всегда запаздывают. Я поднялся и, схватившись за опору крыльца, одним прыжком перемахнул все ступеньки и тут же затормозил, увидев Елену и дедов, тихонько стоящих в дверях. Я шагнул к ним, а они, не скрывая тревоги в глазах, сбились в кучку и замерли. Смотря на них сверху вниз, я наклонился и негромко проговорил:
– У меня один единственный вопрос: мы сегодня будем вечерять или нет?
Ленка радостно взвизгнула и бросилась в дом, а деды выдохнули и засуетились. Мне стало жаль этих замечательных стариков. Я подхватил их под руки и увлёк внутрь. Проводив до стола, я усадил их на почётные места в красном углу, а сам остался стоять, глядя, как Елена собирает на стол. Чуть погодя, волнуясь, я возобновил прерванный разговор:
– А теперь прошу выслушать меня и понять. Я думаю, вернее, знаю, что грядут грандиозные события, связанные с борьбой мировых сил, и, похоже, мне придётся стать их участником. Вовсяком случае, примите это, как данность. Я точно знаю, что наш противник очень опасен и жесток, и он, действительно, носитель древнего зла. Более того, как говорил мой друг Син: он знает о нас всё, а мы о нём ничего. – Я обвёл моих спутников взглядом, остановив его на замершей с чайником в руках Елене. – Но, главная проблема в том, что по неизвестной причине именно я стал точкой притяжения зла, а потому находиться со мной рядом опасно. Вы все мне очень дороги, и, опасаясь за ваши жизни, я предлагаю… расстаться.
В тишине горницы, словно взрыв, раздался грохот разбившегося чайника. Глаза Елены, казалось, увеличились вдвое и наполнились неподдельным страданием.
– Всё сказал? – ехидно проскрипел дед Семён, и блеснул взглядом за стёклами очков.
– Да.
– Тогда сядь и послушай, что скажет тебе старый хранитель. Может, до тебя кое-что и дойдёт.
Чувствуя себя весьма неуютно, я тяжело опустился на стул, уставился на свои сложенные в замок руки, боясь ещё раз встретиться глазами с Еленой. А дед Семён продолжил:
– Ты, конечно, считаешь себя единственным бойцом в битве за Землю, и возомнил себя не меньше, чем мессией, готовым пострадать за людей. А я скажу тебе прямо: выкинь эту дурь из головы, – дед Семён сжал руки в кулаки и сердито насупился. – Не смотря на все твои посвящения, ты ещё очень молод, неопытен и наивен. Тебе кажется, что борьба – это цель, порыв и самопожертвование, а на самом деле – страдание, терпение и тяжкий труд. Тебе не приходило в голову, что человечество, каким-то образом умудрилось дожить до нашего времени. Теряя миллионы жизней, испытывая неисчислимые беды, порой опускаясь до скотского состояния, люди проходили через страшные потрясения, переживая их, словно болезни и выздоравливая. Ты думаешь это случайно? Помимо нас с Пахомом многие и многие хранители берегут Землю, непрерывно борясь и жизнью своей отвечая за неё. А ведь мы не хуже тебя знаем, что жизнь в отличие от смерти не имеет единственного смысла. На Земле возникали и исчезали десятки цивилизаций, и почти всегда беда приходила от проклятых «скорпионов». Ни одна война не происходила без их участия, – дед Семён попытался поглубже вдохнуть и закашлялся, – Боже мой, какая была бы жизнь, если бы не эти твари, густо посеявшие зёрна зла по всей планете. Но сейчас, действительно, грядёт что-то страшное, поскольку кто-то большой начал дёргать за верёвочки, заставляя всё человечество кривляться под чужую музыку. Хранители об этом знают и прилагают все силы, чтобы защитить Землю от ужасного поражения. Безусловно, тебе предстоит немало попотеть. Однако со всем уважением скажу, что ты сильнейший и лучший, но лишь один из нас. Запомни, каждый хранитель готов отдать для победы все силы и саму жизнь, о чём мы поклялись памятью предков. Понял ли ты, о чём я сказал?
– Но… я же хотел, как лучше… безопаснее…
– Вишь ли, Антошка, – включился в беседу дед Пахом, шуруя в печке кочергой, – сотни колен хранителей безвидно и безвестно влачили свой крест и вдокон сгинули в драке со злом. Како я ужотко гуторил, мы хреновые хранители, неважные, но в каждый миг отдать готовы живот за славное дело пращуров. То наша судь и наш выбор. А ты ведать должон, што не сам по себе пуп земли, а кроха великого братчества единодумцев. А што до твоих чудных перемен, то сперва помысли, для чёени тебе дадены и пользуй со смыслом. И досталь трепаться впусть, не то помыслю, што ты и впрямь умом обносился.
Я сидел красный, как рак, и чувствовал, что мне сначала настегали задницу, словно озорнику, а потом поддержали и не дали упасть. Радостная мелодия чувств зазвучала в душе, с которой упал большущий камень.
Я поднял глаза на Елену, замершую у стола с отрешённым выражением лица, откашлялся, пытаясь избавиться от комка в горле, встал, взял её за руки и поцеловал вздрагивающие пальцы.
– Прости меня, Лена. Я наговорил глупостей. В жизни всякое бывает. Простите меня, дедушка Семён и дедушка Пахом.
Она отвернулась и принялась убирать осколки чайника и остатки разлившейся заварки. Дед Семён внимательно посмотрел на меня и жестом пригласил сесть напротив.
– Теперь о деле. Отец Иоанн давеча сообщил, что поутру в храме состоится собрание хранителей здешнего Круга, и настоятельно просил нас участвовать. Я полагаю, там многое и прояснится. А посему, утро вечера мудренее.
