В романе отражаются события 1975-1976 годов.
Дух, атмосфера, события того времени переданы достоверно, но названия городка и предприятия изменены, так как реальные события и подлинные факты, произошедшие в этом городке, переплетаются с художественным вымыслом.
Автор не является полным прототипом главной героини, но вложил в её образ свои духовные и философские мысли, поиски и выводы.
Отрывок из заключительной главы первой части:
Разбудил меня громкий стук в дверь. Казалось, все стены тряслись. Затряслась и я на кровати. Кто-то из девчонок открыл дверь.
Алексей влетел в комнату и сдёрнул с меня одеяло.
– Как ты могла?! Полгода живёшь в общаге и скрываешь! Как долго скрывала бы и дальше, загадочная моя женщина? Если бы Капа сегодня не выдала твою тайну, я так и не узнал бы, да?! Четыре месяца мы слонялись по улицам, как бездомные псы! А у тебя персональная комната, – он перевёл взгляд на тумбочку, – да ещё и личный телефон! Когда я корчился по ночам и не мог уснуть! Я хотя бы голос твой услышать мог… Ни одного вечернего звонка от тебя! Ни разу! Лина, ты меня пугаешь тайнами! Сколько их ещё у тебя, безграничная моя? А я ещё чуть свет примчался извиняться… Как дурака вокруг пальца обвела! Ну что ты молчишь, Лина?! Да что же ты такая упрямая?!
Я встала с кровати. Он схватил меня за плечи и повернул к себе.
– Лина, у тебя был секс? У тебя в этой долбаной комнате и в этой долбаной кровати был секс? Когда? С кем? Ну что ты молчишь?! Да ответь же ты, наконец!
Он яростно затряс меня за плечи, и я почувствовала, как «шарики» зазвенели в голове и начали слабеть ноги.
Я с трудом набрала воздуха.
– Идиот! какой же ты идиот! – бросила я в его искажённое от гнева лицо. – Пошёл вон! Пошёл вон из моей жизни!
– Что?! – взревел Алексей и всё ещё тряс меня, как тряпичную куклу, и моя голова отлетала назад.
– Алексей, ты больной! У тебя наваждение! Я боюсь тебя, Лёша! – я правда испугалась: в его голубых глазах полыхали жёлтые блики дикого разъярённого зверя.
Он расслабил руки и, наконец, выпустил меня из крепкой хватки.
– Лёша, всё! Наши отношения на этом закончились. Ты сво-бо-ден! – я указала ему на дверь.
– Малышка, ну как ты можешь так?! Я ещё и виноватым, и подлецом оказываюсь! Да?!
– Лёша, я не малышка! Во всяком случае, уже не твоя малышка. Химия испарилась. Как началась внезапно, так внезапно и завершилась. Катализатор выдохся. Полная нейтрализация. Я устала от тебя, Лёша. Видеть тебя не могу. Уходи! Ты мне не нужен.
Он оттолкнул меня на кровать и выскочил из комнаты. А я упала лицом в подушку и заплакала навзрыд.
Конечно, ничего у меня ещё не кончилось. И сердце клокотало! Но такой необузданный взрыв ревности на пустом месте я не в состоянии простить: однажды в подобной ярости он сможет покалечить или даже убить, хотя бы непреднамеренно, просто не рассчитав силы. Безрассудная, беспочвенная, дикая ревность – чудовищное чувство в отношениях, особенно от такого неуравновешенного, горячего мужчины с богатырской физической силой. Страсть страстью, но жизнь мне дороже, тем более что я любила жизнь…
Романовск Приволжский, весна 1976
«Вы нас не ждали, а мы припёрлися»
«Журчат ручьи, слепят лучи, и тает лёд, и сердце тает», – вот уже две недели Майя Кристалинская пела в моей голове.
Матушка Волга ожила, задышала подводными фибрами, затрещала льдом, и пешеходную тропу через реку, не говоря уже об автомобильной, закрыли. Представьте себе, как сложно стало добираться с одного берега на другой в объезд через столицу области: 40 км по левой стороне Волги, деревенька за деревенькой, пересадка на краснобокий Икарус и 35 км отсчитывать деревни и проглатывать пассажиров по правой стороне. Теперь я понимала, почему так мало людей из Левобережья работало на комбинате.
И влюблённых развела весна по разным берегам:
«Но нельзя рябине к дубу перебраться.
Знать, ей, сиротине, век одной качаться…»
Мне же вскрытие Волги пошло на пользу: без контакта «глаза в глаза» расставание с Алексеем проходило легче, хотя сдаваться «левобережный дуб» не привык и рвал телефонные провода звонками «правобережной рябине». Но я сразу же бросала трубку.
В среду, перед концом рабочего дня, физрук Владимир стоял у окна и поманил меня пальцем:
– Лина, весенний сюрприз!
– Володя, не отвлекай своими шуточками! Ведомость заполняю.
– Это не шуточки! Лёха тебя поджидает. Вот неугомонный! И ведь не поленился через областной центр переться!
Я подошла к окну. Да уж, стоит писаный красавчик, переминается с ноги на ногу, ловит у проходной заинтересованные взгляды девчонок. Как всегда, разодет как с картинки журнала мод, а вокруг шеи – синий длинный шарф, на голове – синяя шапка, месяц назад связанные мной ему в подарок.
И что мне делать? Я всё ещё вздрагивала, если в памяти всплывал тот дикий жёлтый всплеск в его голубых глазах, когда он тряс меня за грудки. Не хотелось его ни видеть, ни слышать.
– Володя, ты мне друг или не друг? Скажи ему, что я в городе по комсомольской линии. А я прошмыгну с задней двери корпуса, уйду через парковку.
– Ну и что ты от него бегаешь? Так и будете, как дети, в кошки-мышки играть? Выясни отношения до конца и живи спокойно!
– Я и так всё выяснила! Больше нечего добавить, – огрызнулась я и надела пальто. – И Надю предупреди, он же непременно к ней подойдёт.
Вышла на парковку. Директор комбината Сергей Петрович открывал дверцу «Волги», но боковым зрением заметил меня и подождал, когда подойду поближе.
– Ангелина, садись! – тоном начальника приказал он.
Я не заставила себя уговаривать. Случай был особый. Когда мы вывернули на дорогу, Алексей, Надя и Владимир уже отошли от проходной и направлялись в нашу сторону. Сергей Петрович из-под густущих бровей кинул на них быстрый взгляд и догадался о причине моего побега.
– Ангелина, от парня сбежать можно, а от себя не сбежишь. Сто раз подумай, прежде чем рвать окончательно. По молодости решения частенько принимаются сгоряча, а потом жалеем.
Ну вот, ещё один советчик! Как сговорились! Нет, я не бесчувственная кукла: сердце встрепенулось при одном только взгляде на Алексея, такого одинокого и растерянного. Но обратной дороги нет! Я уже не верила, что когда-нибудь он уймёт свой необузданный нрав; да и вышла я из возраста, когда девочки любят плохих мальчиков. Нет-нет, мне не по пути с ним!
Водитель Николай высадил меня в центре у горкома. В общежитие не решилась идти: туда мог заявиться Алексей и непременно пустил бы в ход арсенал своих чар. Да, он умел это делать…
Спустилась к дому тётушки Капы. Надя добралась пешочком минут через тридцать и сразу с порога налетела на меня:
– Линка, уверена, что всё делаешь правильно? Попёрся к тебе в общагу. Сам не свой! Уж простила бы ты его! Ну, любит же!
– Любит?! И что мне делать с такой его любовью? Ждать, когда он в порыве ревности, как Отелло, придушит меня, свою Дездемону? – от возмущения я вырвала сумку из её рук и повесила на крючок в прихожке. – Это не любовь, Надя! Наверное, привязанность или зависимость. Болезнь, одним словом. Переболеет и выздоровеет.
– Как же ты повзрослела, мать! – она сняла пальто, и мы прошли на кухню.
– Ну вот, хоть что-то положительное вынесла из отношений с ним, – я налила чай, и мы присели за стол.
– Не жалеешь, что они были?
– Нет, Надя! Не жалею. Чего уж скрывать: то, что я испытала с ним, навряд ли мог дать кто-то другой. И я не про интим, если что… – я призадумалась и не заметила, как бросила в чашку уже энный кусочек сахара.
– Да, он с юности умел кружить головы. Это тоже талант своего рода.
– Ага,«сахарить мозги», как сказала Капа. Я уже говорила, что не хочу ничего слышать про Лёшку, но пришлось, раз припёрся. Надеюсь, больше не придёт. Он же гордый, поймёт, что избегаю встреч, – я глотнула чай и чуть не поперхнулась от приторности: оказывается, не только Лёшка умел сахарить мозги, но и я пересластила чаёк.
Ленинский субботник
В день рождения Ленина комитет комсомола подготовил торжественную часть. Опять эти алые транспаранты, речи с тумбы под указующим перстом бронзового Владимира Ильича о пути к светлому будущему и гвоздики, гвоздики, гвоздики…
А 25 апреля всех работников комбината пригласили на Всесоюзный Ленинский коммунистический субботник, который, конечно же, детально спланировал и организовал младший брат коммунистов – актив комсомола.
Работники красильного цеха комбината вышли на свои места отработать четыре часа, чтобы наверстать график выпуска продукции. Остальные распределились на группы убирать территории комбината, общежития и футбольного поля. Четвёртой группе досталась подшефная школа-интернат. На каждую группу назначили командира.
Я присоединилась к самой малочисленной группе физрука Владимира: Надя, четверо парней-строителей и три девушки из прядильного цеха. Нам предстояло перебраться на левый берег Волги. Там в ближайшей деревне, на опушке леса притаилась школа-интернат. Чтобы добиться шефства над этой школой, мне пришлось пооббивать пороги директора комбината, профкома, гороно и горкома комсомола. Я шныряла из кабинета в кабинет. Большой вопрос кто кого брал измором: я кабинетчиков или они меня. Но, в конце концов, верх взяло добровольное шефство.
Из кабины парома громко играла музыка. Под «Алёнушку» в исполнении Евгения Мартынова Владимир увёл меня на «медляк», парни пригласили девчонок. Пассажиры, переглядываясь, о чём-то шептались и с улыбками смотрели на нас – приходилось ли кому видеть на пароме танцующих?
Паром покидали с шутками-прибаутками, загрузились в «РАФ» комбината. Микроавтобус, подпрыгивая на ухабах, приближался к школе, где до вскрытия Волги я вела уроки танцев для выпускников.
В лобовое стекло я увидела Алексея с бойкой девушкой-хохотушкой, которую он провожал в пресловутый вечер 7 марта, когда наши отношения взвились до пиков Эвереста и… рухнули на дно Марианской впадины. Да, та самая большеглазая пухляшка, каждый раз приглашавшая Алексея на «белый танец». Я сама же и советовала ему обратить на девушку внимание, мол, именно для неё он сможет стать Вселенной со всеми его Алексеевыми звёздами. Они шли по центру дороги. Её рука вцепилась в локоть Алексея. Он размашисто отмерял шаги длиннющими ногами, а девушка едва успевала за ним.
Парочка услышала звук машины, отступила к обочине и уставилась на «РАФ» – любой вид транспорта на Левобережье был редкостью. Наши взгляды встретились… Господи, всего на секунду! Глаза увлажнились. Ну вот и что это? Я же издали наблюдала за ними и сразу признала обоих, и ничто у меня нигде не дрогнуло. Но стоило столкнуться взглядами… Как это объяснить? Нет-нет, я не была зависимой от него! Я даже не думала о нём. Почти не думала. Моя жизнь наполнена и без Алексея. О страданиях не было и речи. И это не кокетство, это правда! Мне совершенно некогда было страдать, я загружала себя работой и разнообразной активностью по максимуму. Но один только взгляд…
– Видела? – Надя стрельнула в меня глазищами.
– Угу, – буркнула я.
– Ну а что ты ожидала, мать? – не унималась Надя, обернувшись в сторону застывшей у обочины парочки. – Ты же сама ему все пути отрезала.
– Этого и ожидала. Да я только рада! Наконец-то избавился от наваждения. И мне спокойнее будет, – я отвернулась от неё.
– Ну-ну, – усмехнулась Надя.
В интернате выгрузили из «рафика» коробки с угощениями для ребят от кондитеров комбината, рабочие инструменты, краску и пошли знакомиться с персоналом и детьми.
Директор школы-интерната, Лариса Ивановна, женщина лет пятидесяти, в строгом старомодном костюме коричневого цвета, с коротко подстриженными волосами с паутинкой седины, поджидала нас и показала главное здание интерната.
Уныло-синие стены учебных классов давили. В спальнях стены побелены, но краска на деревянных полах обшарпана и местами вытерта – прослеживалось, в какие цвета пол красили в разные годы. Одним днём здесь не обойтись…
Решили начать с внешних работ: убрать мусор, спилить старые ветки с деревьев, разбить клумбу под цветы, покрасить калитки и ворота. Пока Владимир с карандашом за ухом и блокнотом в руках обдумывал порядок действий и поглядывал на вату облаков, пропитанную дождём, школьники обступили командира и ждали указаний.
А я уединилась с директором в её кабинете – маленькой комнатушке с письменным столом, пятью старенькими стульями вдоль стены и нагромождением всякого барахла в углу, которое, видимо, негде хранить.
– Лариса Ивановна, давайте составим список, в чём ребята нуждаются для досуга. Как я понимаю, с учебниками и другими школьными принадлежностями у вас нет проблем, а с играми, развлечениями, кружками по интересам?
– В комнатах отдыха по телевизору, но в одной старенький, а во второй – нерабочий. Проигрыватель, как видите, у меня в кабинете, второй – в актовом зале. Из музыкальных инструментов – несколько барабанов и одна гитара. Но обучать игре на гитаре некому. А вот библиотека у нас отличная. Наталья Леонидовна, заведующая городской библиотекой, помогает нам и проводит тематические вечера.
На словах про Наталью Леонидовну – старшую сестру Алексея – я поёрзала, и стул возмущённо скрипнул.
– А какие кружки?
– Рисование, танцы. Швейный цех для девочек…
– Швейный цех? – я подскочила, и бедный дряхлый стул еле сдержался, чтобы не упасть в обморок и не развалиться на части прямо подо мной. – Это интересно! А можно посмотреть оборудование?
– Конечно, пойдёмте! Цех – сказано громко. Но все девочки обучаются шитью.
– А мальчики? Чему обучаются они? – продолжала я терзать директрису расспросами по дороге в цех.
– Имеем столярную мастерскую. Показать?
– Да, любопытно взглянуть, – от нетерпения я ускорила шаг. – Резьба по дереву – один из профилей моей учёбы.
Вместо запланированных четырёх часов мы пробыли в интернате все шесть. Работали дружно и весело. Надя оказалась знатной певуньей, а парни – задорными рассказчиками анекдотов «Армянского радио», подходящих для нежных девичьих и детских ушек:
– «Хорошо ли в Армении с мясом? – С мясом в Армении хорошо, а вот без мяса очень плохо!».
В те времена с мясом было плохо, вернее, без мяса было плохо и в Романовске Приволжском. За мясом ездили в Москву. За 300 км! «Почему?! Почему при таких равнинах и лугах не развито животноводство?» – вопрошала я безмолвные пюре и горошек в столовой интерната…
День прошёл плодотворно. Очистили не только территорию школы-интерната, но и вокруг неё, а в подсобном помещении обнаружили мелкий щебень в мешках и засы́пали им подъездную дорогу к воротам.
На обратном пути, подъезжая к дому Смирновых, я увидела свет в окне Алексея. Жалюзи – достопримечательность его комнаты – наполовину спущены.
Встряхнув головой, я обернулась к Владимиру:
– Ну что, возьмём вдвоём личное шефство над ребятами? Ты с мальчишками – спортом, а я займусь девочками. Готов убить на это два-три часа в неделю?
– Ну, Лина, у тебя моторчик в одном месте включён! – фыркнул он. – Но если вдвоём, то я только «за». Надеюсь, левобережные бить не будут, коли ты рядом.
– Не будут, ежели на Лёху не нарвёшься, – со смешком Надя обернулась к Владимиру, – хотя, рядом с Линой и Лёха не тронет. Но поодиночке вас обоих выловить может.
– Типун тебе на язык, Надюха! У меня с Лёхой свои давние отношения.
– Угу, Валерка тоже так думал, – продолжала посмеиваться Надя. Сегодня она была на пике своих подковырок.
– Слушайте, да прекратите вы его вспоминать! Прям свет клином сошёлся на этом вашем Лёхе! Как будто, кроме него, некому морду набить, если нарвёшься! – разозлилась я. – А вообще, здесь все ребята миролюбивые, за исключением этого вашего «Главного Героя».
– О, как вырулила! Лёха ещё и нашим с Володей главным героем оказался, – не унималась Надя и опять обернулась к Владимиру за поддержкой, но он задумчиво отмолчался.
«Рафик» тряхнуло прямо напротив окна Алексея, и я чуть не вылетела к входной двери. Даже «Рафик» и тот подтрунивал надо мной!
Ох, и икалось, должно быть, Алексею, пока сидел на диванчике в своей спаленке рядом с бойкой девушкой, которую он, наверное, называл «пышкой», как совсем недавно меня – «малышкой». Разнотипные вкусы у Алексея, однако! Всеядный!
Вечером у Капы на кухне за столом мы привычно разговорились по душам за чашкой чая.
– Надь, ты стала реже встречаться с Толиком, могла бы сегодня остаться на танцульки – паром же возобновил движение.
– Реже – не то слово! – Надя отхлебнула горяченный чай, обожглась, занервничала. – Три недели не было переправы. А Толик – не Лёшка, не догадался в объезд хоть раз приехать. Да и паром не ходит допоздна: на нём после семи вечера не вернёшься. Вот отремонтируют теплоход, тогда и возобновим встречи.
– А в клуб он без тебя ходит? Если после всех страстных «химий и физик» у меня прямо из-под носа увели Алексея, как бычка на верёвочке, то всякие бойкие семицветики и Толику могли ноги приделать, – я надкусила сушку и чуть не сломала зуб, потёрла челюсть и продолжила. – Парень он видный! А там столько жаждущих девчонок!
– Лина, типун тебе на язык! Сама волнуюсь… Он мне и на комбинат стал реже звонить. Обещай, что через неделю пойдёшь со мной в клуб! Хоть с ребятами пообщаешься, вы же на одной волне. Тем более, ты там сто лет не была.
– С того дня и не была. Посмотрим! Планирую интернат по воскресеньям, заодно можно и в клуб на часик заглядывать.
– Вот оно всё это тебе надо? Лучше бы с книжкой повалялась или юбку начала бы мне вязать.
– Так повязать я и с утра могу, а с книжкой поваляюсь перед сном. Привыкла весь день загружать под завязку. Зато дурь всякая в голову не лезет.
…В ту ночь мне приснилась эта девушка – Пышечка. Она сидела на диване в комнате Алексея в моей синей шубке из длинного искусственного меха. Кто-то в виде расплывчатого чёрного пятна стягивал с неё шубку и нервно говорил Лёшкиным голосом: «Не смей даже трогать! Не твоё! Не по Сеньке шапка!». Без шубки она оказалась голой. Меня передёрнуло. И я проснулась…
Шефство над интернатом
В понедельник в 9 утра в кабинете директора я уютно уселась в глубоком мягком кресле. Рядом – Сергей Петрович за столом. Секретарша принесла на мельхиоровом подносе чашки с крепким чаем и блюдечки с солнечными кружочками запашистого лимона. Я поделилась с Сергеем Петровичем впечатлением от интерната, описала состояние помещений, а затем перешла к ребятам-выпускникам:
– Сергей Петрович, они могли бы влиться в наш коллектив, тем более что после сдачи жилого дома, в общежитии освободятся места, следовательно, хватит и для выпускников интерната.
– Да, мы всё ещё нуждаемся в рабочих руках для строительства корпусов второй очереди, – кивнул он, – и с общежитием права. Сама-то готовишься к переезду в квартиру?
В ответ я только пожала плечами и продолжила про интернат: добралась до покупки двух телевизоров, наборов инструмента в столярную мастерскую и хотя бы двух швейных машин в цех. Финансы на шефскую помощь уже выделены, оставалось определить их целевое назначение.
Директор слушал, побрякивал ложечкой в чашке чая и молчал.
– Хорошо, Ангелина. Хочу съездить в интернат вместе с тобой, – Сергей Петрович перешёл на ты (такое с ним случалось, когда он брал на себя какую-то отцовскую заботу обо мне). – И за покупками тоже поедем вместе.
– Когда? – прервала я его неспешную речь торопливым вопросом, подцепила ложечкой дольку солнышка из чашки и скривилась: «кислятина, аж родную Москву видно!».
– Вот в этом ты вся – сразу берёшь быка за рога. Ну, давай в интернат завтра после обеда, а с остальным решим позже.
Ларису Ивановну мы застали врасплох: одно дело встречаться со мной, пигалицей, и совсем другое – с директором крупного предприятия, депутатом областного совета. Она разволновалась, не зная, с чего начать.
– Лариса Ивановна, давайте покажем Сергею Петровичу мастерскую и швейный цех, а когда ребята закончат урок, пройдёмся по классам и комнатам отдыха, – пришла я ей на выручку своей инициативой, без подобающих церемоний взяла под руку и повела в цех.
Сергей Петрович цепким взглядом хозяйственника осматривал всё неспешно и детально, делал пометки в блокноте. Директриса подуспокоилась.
– Можно встретиться с выпускниками, Лариса Ивановна? – Сергей Петрович открыл кожаную толстую папку, убрал в неё блокнот и выжидающе посмотрел на директрису.
– Да, конечно! Я соберу их в актовом зале минут за десять.
Выпускников было около двадцати пяти.
Сергей Петрович кратко рассказал о комбинате: о производстве, цехах, рабочих специальностях, перспективах роста квалификации и зарплаты, получения жилья в общежитии.
– Ну, Ангелина, вам слово: как живёт, чем увлекается молодёжь?
Я привлекла взгляды старшеклассников рассказом про кружки, спортивные секции, команду КВН, недавно победившую команду швейной фабрики соседнего района, танцевальные вечера. Молодых ребят интересовала именно эта область, а не трудовые заслуги.
– Что же вы скромничаете, Ангелина? Наша молодёжь своими силами выпускает еженедельную стенную газету, готовит материал для внутреннего радио, подаёт рацпредложения по улучшению производства, участвует и побеждает в социалистических соревнованиях. По инициативе актива комсомола организованы два штаба добровольной народной дружины. И вот шефство над вами тоже выбито конкретно руками Ангелины, которая сейчас скромно стоит перед вами. – Сергей Петрович развернулся в мою сторону, ободряюще вскинул на меня брови, и ребята захлопали.
Сейчас напрашивается написать: я смутилась… Но нет, никакого смущения и в помине не было! Я, как сталь у Островского, к этому времени уже закалилась при «большом огне» и «сильном охлаждении». Так легко меня не пробьёшь!
Когда хлопки поумолкли, Сергей Петрович продолжил:
– Молодёжь – двигатель всей жизни комбината. Именно на молодых и рассчитываем, и опираемся. Так что, ребята, если есть желание после окончания школы влиться в наш молодёжный коллектив, добро пожаловать! Специальности обучим, жильём обеспечим. А пока мы приехали посмотреть, чем сможем пополнить ваши мастерские, комнаты отдыха, спортивный зал. Обещаем вернуться не с пустыми руками.
В итоге и ребята, и Лариса Ивановна остались довольными и толпой проводили нас до машины. Мальчишки вышагивали рядом с Сергеем Петровичем, задавали вопросы про стройку, а девчонки не сводили любопытных глаз с моей персоны – видимо, я всё ещё не вписывалась в привычный образ комсомольского вожака местного разлива.
Мы выехали из интерната после пяти часов вечера. В это время рабочие молокозавода возвращались по домам – толпа растекалась по улицам Левобережья. И вот ведь как тесен мир! Все дороги ведут в Рим! То бишь, к дому Смирновых. Навстречу нам шёл Алексей в окружении шести – семи девушек. В их числе картинно вихляла бёдрами Светик-семицветик. Они шли и смеялись. Водитель Николай «бибикнул», мол, расступайтесь, не видите, что ли? Они освободили путь. Я сидела у окна с их стороны. Алексей кинул взгляд на проезжающую «Волгу», но я успела отвернуться. Никакого контакта глазами! Николай хихикнул. Сергей Петрович тоже «крякнул». И чего они потешались? Ну не спрашивать же их об этом!
– Поклонился твой хлопец низко в пояс и снял шапку, мол, «проезжайте, барыня!», – со смешком пояснил Николай. – Это же Смирнов? Эх, хорош футболист! Покруче нашего Владимира! Надеюсь, в июне увидим его в городском турнире.
Вот и как в этом маленьком городке кого-то вычеркнуть из своей жизни? Это не Москва! Здесь не затеряешься…
Мир, Труд, Май
Приближались майские праздники. Первый из них – Международный день солидарности трудящихся. На комбинате не планировалось проводить каких-либо мероприятий. Главным в эти праздничные дни всегда были демонстрация на центральной площади у зданий горкома партии и горисполкома и концерт художественной самодеятельности на открытой площадке парка. Левобережные переправлялись теплоходом и паромом и присоединялись к колоннам Правобережья. В первых рядах шло руководство, знаменосец и сотрудники, несущие транспарант с названием предприятия. От нашего комбината знамя гордо нёс физрук Владимир. И рядом, с правой стороны от него – директор и парторг, а с левой – секретарь комсомольской организации и главный инженер. После работы без посторонних глаз нам пришлось потренироваться немного, чтобы шагать красиво в ногу: всё-таки предстояло возглавлять всю демонстрацию, не зря же наш комбинат являлся градообразующим.
Но 1 Мая нежданно-негаданно выпал мокрый снежок, хотя накануне стояла солнечная тёплая погода. Ноги мои насквозь промокли – видите ли, «стиляга-модница» о резиновых сапогах для такого праздника даже и не помышляла. Демонстрация ещё не началась, а настроение уже слегка подпорчено.
Предприятия готовились к построению, одно за другим в сплошную линию. Из динамиков парка орала патриотическая музыка. Комсомольский актив раздал красные флажки и надутые воздушные шарики. Мимо нас на построение в «хвост» прошли две самые большие группы с левого берега: молокозавод и ателье «Тюльпан». Алексей и Виктор (муж тихони Люси) несли длиннющий транспарант молокозавода. Алексей кинул оценивающий взгляд на «головку» демонстрации и что-то с усмешкой сказал Виктору, и тот кивнул в ответ. Видимо, обсуждали важность «барыни» в мероприятии. Надя безрезультатно высматривала своего Толика в колоннах Левобережья. Он работал в СМУ, но в немногочисленных рядах этого предприятия его не было.
Со стороны парка из громкоговорителей наконец-то громыхнул бодрый марш. Народ оживился. Построение закончилось. И в 9:00 комбинат открыл демонстрацию. Несмотря на испортившуюся погоду и долгое ожидание, люди счастливо улыбались, махали флажками, воодушевлённо кричали «ура!» и выпускали в небо разноцветные шарики.
Днём в парке намечалась праздничная программа. Вода хлюпала в моих лаковых туфельках, и я решила не оставаться на ярмарку и концерт. Утянула в общежитие и Надю. Вручила ей свежий польский журнал «Ванда», а сама сразу же ушла под горячий душ согреться.
– Лин, ну что, мы идём за Волгу? – Надя шелестела страницами журнала в поисках ярких картинок. – Денёк-то распогодился!
– Вот честно, Надя, если ты про клуб, то у меня никакого желания нет. Извини! Ты должна понимать, я могу наткнуться там на «Главного Героя». А если он ещё и под градусом, то вообще будет «Г… в кубе». Ты же его знаешь! – я поменяла полотенце на сухое и обернула им голову.
– Ну а как я одна? Мне надо встретиться с Толиком.
– А как же я одна всю осень добиралась на левый берег? Точно так и ты вернёшься. Теплоходом! Это не пешком по льду через Волгу идти – провожатые не требуются.
– А в клубе, как я одна, если его там не будет? А если будет и вдруг не один? Сестра, ты правда не понимаешь, как мне это важно? – Надя откинула журнал, чтобы не мешал брать меня измором.
– Ты же в его дом вхожая, Надя! На фиг тебе этот клуб сдался? Сходи домой и всё узнай! Может быть, он больной лежит, если на демонстрации не был.
– Вот ты какая?! Мне поддержка нужна, даже если в дом идти. Без приглашения я ещё ни разу не ходила, – Надя соскочила со стула, подошла к окну и обиженно отвернулась от меня.
– Ну вы даёте! Вы же пожениться собираетесь.
– Вы тоже собирались, – тут же парировала она. – И что из этого вышло?
– Аха, брошенки мы с тобой, сестрица! Две брошенки! – засмеялась я, подошла к ней и обняла. – Ладно, куда деваться? Поведу тебя в дом к Толику.
Я надела новый костюм из плотного атласного шёлка. Изумрудный жакет, элегантный и в то же время романтичный. Под жакетом – нежнейшая гипюровая блузка пастельного тона. А салатовые фалды юбки-солнца волнами опускались чуть ниже колена. Оборочки и фалды меня не полнили, наоборот, на контрасте подчёркивали тонкую талию и придавали некоторый объём бёдрам, а стекающие книзу вертикали юбки зрительно удлиняли ножки. Ну, разве такой наряд купишь в Романовске Приволжском? Да и в областном центре не купишь! Я сама придумала фасон и сшила костюм за несколько вечеров.
– ПрЫнцесса»! Нет, Королевишна! – засмотревшись, Надя жестом просила ещё раз перед ней покрутиться. – Вот умеешь ты преподнести себя!
Погода одумалась и ласкала солнечными лучами. Пассажиры набились в теплоход, как селёдки в бочку: первый день навигации после ремонта судна, и люди соскучились по противоположным берегам. Мужчины в весёлом алкогольном опьянении разной степени громко разговаривали, ругались матом. Но мат уже не резал ухо так, как это было в первые месяцы моей жизни в этом городке. К сожалению или к счастью, но человек привыкает ко всему. Удивительно, но в моём личном окружении мужчины не употребляли нецензурной брани: или она действительно отсутствовала в их речи, или они контролировали себя.
– Ну ладно, давай заглянем в клуб. Ненадолго! Вдруг Толик там. Да и с музыкантами хочется пообщаться, – обрадовала я Надю, когда мы поднялись на набережную по крутой деревянной лестнице.
Зал клуба увешан красными флажками и воздушными шариками. Озираясь по сторонам, мы прошли в свой левый угол. Музыканты увидели нас и заулыбались. Когда они закончили «медляк» и поставили на проигрыватель пластинку, первым со сцены спрыгнул ударник Андрей. Он приподнял меня и закружил.
– Линка, как же мы тебя ждали! Почти два месяца не появлялась, – он опустил меня и повернулся к Наде. – Привет, Надюха! С праздником вас, девчонки!
Следующими с объятиями подошли Николай и Анна. Оба сияли. Новые незнакомые мне гитаристы Алик и Гриша (прежние готовились к весеннему призыву в армию и отошли от дел), лет по семнадцать – восемнадцать, немного робели с бурными приветствиями – я подмигнула и улыбнулась им.
– Танцевать-то будем? – спросил Андрей и утянул меня в центр зала.
Гриша пригласил Надю. Николай танцевал с Анной. Ура! По-моему, они пара.
– Ты свободна, Лина? – склонился ко мне Андрей, обнимая одной рукой за талию.
– В смысле? Я всегда свободна. Я же не птица в клетке и не рыбка в аквариуме, – посмотрела я в его карие глаза и улыбнулась.
Слушая рассказ Андрея о работе их группы, я рассматривала посетителей. Много подвыпивших, незнакомых мне ребят. Они разговаривали на повышенных тонах, глазели и сально скользили взглядами по телам девчонок. Ни Толика, ни Алексея, ни Валерия, ни студента Анатолия.
– Смена контингента? – поинтересовалась я, когда Андрей замолчал.
– Да, деревенские ребята решили покутить на полную катушку. Ну и перебрали малость. Но не дрейфь, ты под нашей защитой.
– Дык… а чего мне дрейфить? Я же не льдина, – засмеялась я. – Что-то я давно студента Анатолия не видела. Вот прямо со дня свадьбы Люси и Виктора, после нашей с ним румбы ни разу и не попался на глаза.
– Ты что, не знаешь? – Андрей напрягся и крепко сжал мою ладонь.