Какая польза человеку,
если он приобретёт весь мир,
а душе своей повредит?
Евангелие от Матфея 16: 26-27
…и познаете истину,
и истина сделает вас
свободными.
Евангелие от Иоанна 8:32
Пролог. Судный день
В то время мы жили в Новосибирске: я, жена моя, сын и две дочери. Такой была наша семья…
День тот, как издавна предсказано, застал всех врасплох. Никто не был готов к тому, что случилось. Страна только начинала приходить в себя после двух войн, залечивала раны. Россия была на пике своего могущества. Мы ликовали! Безоблачным представлялось наше будущее. Но, как говорится, человек предполагает, а Г-дь располагает. Увы, люди не властны над своей судьбой…
Когда посреди зимы началась гроза, а небо, плотно затянутое черными тучами, засверкало молниями, – от края и до края, я тотчас понял, что приближается буря, о которой говорилось в древних пророчествах. Я убедил своих близких, и мы поспешно выехали из города, взяв курс на Алтай. Это место мной было выбрано неслучайно. Когда появились первые знамения, я вспомнил, что сказано: «да бегут в горы», ибо там спасение. Я тогда еще не знал, что это просто неверно истолкованное пророчество. И моя ошибка могла оказаться роковой…
Впрочем, обо всем по порядку. Итак, мы ехали по федеральной трассе, а в вышине творилось что-то немыслимое. Раскаты грома сотрясали всю округу, молнии блистали, и я видел, как то тут, то там с немыслимой скоростью проносились огромные светящиеся шары…
Это было очень страшно, и мои девочки на заднем сиденье плакали, а я говорил им, чтобы они не выглядывали наружу и не смотрели по сторонам. Жена моя, которая сидела рядом, была бледна, как мел, – не могла и слова произнести, но я чувствовал, что она тоже напугана до смерти. О сыне я и вовсе как-то позабыл, о чем впоследствии не раз пожалел.
Мы проехали Барнаул, который вмиг опустел, – все жители попрятались в домах своих. Никого не было на улицах. Редкую машину мы встречали на своем пути. Впрочем, как я осознал потом – вообще не было спасения от того наводнения, которое захлестнуло весь мир! Где бы ни находился человек: у себя дома, или в пути, в столичной подземке, или башнях Москва-Сити, да хоть под водой, или в самой преисподней, – нигде не смог бы он укрыться от всепоражающего бича, ниспосланного свыше…
Мы почти уже достигли подножия гор, когда все и случилось… Сначала отказал двигатель, и автомобиль остановился посреди дороги. Потом вдруг вспышка, – и это последнее, что я увидел перед тем, как потерять сознание. Что было в следующие несколько секунд? Вероятно, в тот миг я пережил, как говорят ученые, клиническую смерть…
Я ощутил легкость, которой прежде не бывало, и движение, как будто стал невесомой пылинкой, подхваченной ураганным ветром. И я мчался посреди кромешной тьмы навстречу свету, что мерцал вдали. Мне казалось, что этот свет зовет меня, и я стремился к нему, и достиг его…
После этого я очнулся, почувствовав, что кто-то теребит меня за руку. Это была жена. Я глядел на ее заплаканное лицо, но не понимал, где я и что со мной. Некоторое время понадобилось, чтобы прийти в себя. А она плакала с надрывом и, ломая руки, повторяла одно и то же слово:
– Андрей…
Тогда я посмотрел назад: то место, где прежде сидел мой сын, теперь пустовало. Его не было в салоне автомобиля! Моя жена не могла объяснить, что случилось, и тогда я обратился к девочкам:
– Где ваш брат?
Однако у них были такие глаза, – круглые, полные ужаса, и лица, белые как снег, что и они ничего не могли сказать в ответ. Лишь какое-то время спустя мои несчастные девочки кое-как пришли в себя и со слезами на глазах рассказали об огненном шаре, который залетел в салон автомобиля и… забрал Андрея.
– Как это «забрал»? – переспросил я несколько раз, не веря своим ушам.
– Шар появился, – говорила Надежда, – а потом пропал из виду, а вместе с ним – и наш брат…
Это все, что мне удалось узнать в тот день. А впоследствии я вспомнил свой давний сон, в котором был «старый ребенок».
– Бедный мой мальчик! – думал я, проливая слезы. – Нелегка твоя судьба! – тебе предстоит прожить еще одну жизнь, – во времена рабства и жестокости, в мире сражающихся царств…
Часть первая. Назад в прошлое
Глава первая. Невольник
Лучи солнца щекотали по лицу, а в плечо что-то больно кольнуло, – Андрей открыл глаза и увидел человека, потрясающего копьем над его головою. Несколько секунд потребовалось на осознание того, что это не сон. И тогда Андрей вскочил на ноги, с испугом разглядывая незнакомца. Внешность того человека была весьма примечательной: он глядел на Андрея сквозь узкие щелки глаз, имел шапку на голове и, в общем, носил традиционный наряд народов Азии.
«Что еще за ряженый тип?» – пронеслось в мыслях у Андрея. Но времени на раздумья у него не оказалось. Этот «тип» что-то бойко и как-то не очень дружелюбно проговорил на своем языке. Конечно, Андрей ни слова не понял, и вдруг заметил другого азиата, который подскакал к первому и спешился. Он не понимал, что происходит, и только беспомощно озирался по сторонам. Но кругом расстилалась голая степь, – чуть поодаль пасся табун лошадей, и там были еще какие-то люди.
Тем временем, эти двое азиатов скрутили своему пленнику руки и привязали его к седлу, – Андрей и не думал сопротивляться. Он был в совершенном недоумении и все еще упорно цеплялся за мысль, что это, должно быть, сон. А, может, чей-то глупый розыгрыш? «Может, я сам того не зная, принял участие в каком-то нелепом реалити-шоу»? Так, думал он, а, между тем, азиат оседлал своего скакуна и пустил его шагом, – Андрей теперь должен был идти следом не отставая. И он шел, не ведая, куда…
Вскоре его окружили другие всадники в высоких шапках: они показывали на него пальцами, что-то говорили на своем наречии и громко смеялись. Видя нездоровый смех этих людей, Андрей обратил, наконец, внимание на самого себя и только теперь заметил, что… совершенно наг, – на нем не было никакой одежды, даже штанов. И еще что-то необычное бросилось ему в глаза, – но что именно? – он так и не смог уразуметь, потому как в это время снова должен был двинуться в путь, – следом за скакуном, к седлу которого его крепко привязали.
– Да что со мной такое произошло? – в отчаянии восклицал Андрей на русском языке. – Как я тут очутился? Где моя одежда? Кто все эти люди? Если эта чья-то глупая шутка, я это дело так не оставлю! Обращусь во все инстанции, но добьюсь справедливости!
Однако напрасно он кричал, – двое азиатов, что вели в становище своего пленника, не понимали его слов. Да и разжалобить этих людей было не так-то просто!
Через некоторое время они поднялись на пригорок, с которого открылся вид на дальнюю долину, где находилось несколько десятков юрт. Это был небольшой кочевой городок, где в то время жили представители одной из ветвей тех племен, которых китайцы в своих летописях называли сюн-ну1, а европейцы впоследствии нарекут гуннами. Иначе говоря – монголы… Они кочевали в непосредственной близости от Стены и часто воевали с соседними племенами, захватывая пленных, но тот, что попался им на этот раз, был особенным. И это смутно осознавал Мерген, – тот монгол, что первым нашел его в то утро лежащим в поле посреди степи. «Как он тут очутился, да еще в таком виде?» – недоумевал монгол, оглядываясь назад, на своего пленника, мрачно идущего за лошадью. Впрочем, у Мергена забот хватало, – ему надо было отвести пленника в становище и поскорей вернуться к табуну (он был главным смотрителем стада). Теперь их путь пролегал вброд по обмелевшей речушке.
К этому времени солнце уже высоко висело на небе, а наш узник устал от долгого шествия с завязанными руками и воспылал жаждой, – он стал кричать и раскрывать рот, давая понять, что хочет пить. Монгол Мерген, оглянувшись, сообразил, что к чему, и, подумав, велел своему спутнику остановиться, потом сам спешился, подошел к пленнику и развязал ему руки. Андрей тотчас припал к воде и стал жадно пить ее. Она показалась ему удивительно вкусной; вскоре он утолил жажду, а потом вдруг замер на месте, увидев свое отражение в прозрачной речной глади.
– Что это такое?
На него из зеркала реки глядело совсем незнакомое лицо: юный мальчик азиатской внешности, с желтой кожей и раскосыми глазами. Андрей протер их рукой, чтобы убедиться, что это не обман зрения.
– Не может быть! Это какой-то кошмарный сон! – запричитал он, заливаясь слезами, а его, между тем, уже обратно привязывали к седлу.
Весь оставшийся путь до монгольского становища Андрей, – сначала плакал, вспоминая свою прошлую жизнь, где он был русским, то есть европейцем, а вовсе не азиатом, потом ученый ум взял свое, – он принялся рассуждать, строя всевозможные догадки. В конце концов, блеснула мысль о реинкарнации и новой жизни в другом теле. В теле мальчика-азиата!
Но как такое возможно?
Они были уже на подступах к кочевому городу, когда в памяти Андрея мелькнуло воспоминание о Судном дне, который он, увы, не пережил. Последнее, что ему удалось вспомнить, был огненный шар, что влетел в салон автомобиля, в котором они ехали. А потом наступило беспамятство… Теперь вот это… «Значит, это вовсе не сон и не розыгрыш, это реальность! – наконец, с ужасом осознал Андрей. – Неужели я попал в прошлое? Боже мой, что меня ждет?!»
***
В кочевом городе, среди юрт и кибиток, появление необычного пленника вызвало большой интерес, – быстро собралась толпа, где мелькали лица мужчин, женщин и детей, – теперь уже сотни глаз разглядывали обнаженного мальчика, пока они не добрались до самой роскошной юрты, что принадлежала главе этого монгольского рода. Здесь монгол Мерген спешился и, передав поводья спутнику своему, исчез внутри шатровой конструкции…
Его не было примерно четверть часа, а потом он появился вновь и приказал развязать руки пленнику, после чего жестами велел мальчику проследовать за ним в юрту.
Седовласый толстый монгол сидел посреди юрты и некоторое время, молча, исподлобья разглядывал вошедшего юного пленника, потом что-то проговорил на своем наречии. Андрей не понял ни слова и вместо него на вопрос хозяина юрты отвечал Мерген, который сообщил своему господину, что мальчик, по-видимому, не знает «нашего великого языка».
Знатный монгол еще раз взглянул на ребенка и задумчиво сказал:
– Похож на чжаосца! Верно, его родня – за Стеной…
Он поиграл пальцами, потом кивнул Мергену:
– Ладно, завтра решим, что с ним делать. Пока присмотри за ним.
– Да, мой господин, – поклонился Мерген, выходя из юрты и уводя за собой пленника.
Вскоре он привел мальчика к своей юрте, откуда вышла его молодая жена со спящим младенцем на руках. Мерген велел ей позаботиться о пленнике, а сам вскочил на коня и был таков, – ускакал в степь.
Монголка некоторое время мрачно разглядывала мальчика, но потом младенец у нее на руках проснулся и заплакал, – она вошла в юрту, где стала кормить своего ребенка, а о чужом, который как снег на голову, свалился на нее и думать забыла.
Андрей, между тем, проголодался. Он сел на траву в тени шатра и прикрывался руками от назойливых глаз зевак, которые то и дело приходили смотреть на него.
«Я стал зрелищем для других… Какой позор!» – думал он, не зная, как быть и что делать. Теперь он не был связан, и мысль о бегстве не раз посещала его в те часы. Но куда бежать? В степь, где подстерегают неведомые опасности? К тому же, если эти люди догонят, – а это непременно случится! – они не пощадят… «Отныне я раб в мире воинствующей жестокости!» – так с горечью думал Андрей.
Время, между тем, уже было обеденное. Молодая монголка, которой ее муж велел позаботиться о юном пленнике, несколько раз проходила мимо него, неся то воду, то дрова в юрту, откуда вскоре донесся пряный запах мясного блюда. Но она так и не пригласила его к столу. А потому до самого вечера Андрей ничего не ел…
Наконец, стемнело и сильно похолодало, а, между тем, он все еще был наг. По счастью, вскоре прискакал хозяин юрты – монгол Мерген, который спешился и едва не прошел мимо пленника, сидящего в темноте у подножия его шатра; в последний миг он все-таки обратил на него внимание, потом исчез внутри, – через пару мгновений оттуда появилась молодая женщина. Та молча, с раздражением кинула мальчику какую-то одежду, а потом еще и кусок мяса, словно псу – на землю.
И вот, наконец, отрок Андрей прикрыл свою наготу и смог утолить голод, мучивший его на протяжении целого дня. Вскоре он заснул, – прямо там, у шатра, неподалеку от костра, что развел слуга, которого Мерген приставил к пленнику, чтобы следить за ним.
***
На другой день Андрей проснулся рано поутру, – с первыми лучами солнца. Он почувствовал внезапный прилив сил и, поднявшись с земли, прошел мимо того монгола, который должен был сторожить его, а теперь все еще спал у потухшего костра. Он поспешно двинулся, было, к выходу из становища, но потом вернулся, решив, что среди людей, пусть даже чужеземцев, безопаснее, чем на лоне природы.
Далее, он некоторое время бродил по кочевому городу, который мало-помалу оживал и приходил в движение. Из юрт показывались все новые люди, которые искоса поглядывали на неизвестного полуголого отрока. Вдруг появилась какая-то старая монголка, которая что-то быстро проговорила, а потом, взяв его за руку, куда-то повела…
Андрей уже привык к мысли о неволе, а потому покорно последовал за этой женщиной, которая привела его в свою юрту, – там усадила на ковры и забросала вопросами:
– Кто ты? Из каких краев? И как сюда попал?
Он только качал головой, не понимая ее.
– Есть хочешь? – спросила, наконец, она, жестом указывая на рот. Тогда он качнул головой, – дескать, да, страшно голоден. Потом эта сердобольная старушка накормила несчастное дитя сытным мясным блюдом и напоила его кобыльим молоком. Не успел он покончить с этим напитком, как увидел, что женщина роется в своих баулах, вытаскивая оттуда какие-то вещи.
– Это одежда моего сына, – говорила она, бережно раскладывая их перед своим гостем, – он умер много весен назад, – ему было, вот как тебе сейчас. Ты очень похож на него! Увидев тебя сегодня, я на мгновенье подумала, что это мой мальчик вернулся с того света. Прими эти вещи и носи их, ведь это само Небо послало тебя ко мне!
С этими словами старушка прослезилась, а ее юный гость понял лишь, что она дарит ему одежду, и, как мог, благодарил ее. Весь тот день он пробыл в шатре этой монголки, а она потчевала его и разговаривала с ним на своем языке, а поскольку он все время молчал, не понимая ее, сама за него давала ответы на свои же вопросы. В конце концов, Андрей понял, что эта женщина не в своем уме, а потому вечером, когда она заснула, потихоньку вышел из ее юрты…
Он успел сделать всего несколько шагов, когда столкнулся лицом к лицу с тем монголом, который давеча сторожил его. Тот схватил его за руку и уже в сумерках притащил к своему господину. Монгол по имени Мерген велел связать пленника, дабы он не смог еще раз убежать от него, потому всю ту ночь Андрей пробыл под бдительным надзором слуги его, который на сей раз не смыкал глаз, а на другой день он снова предстал перед тем, кого назвал про себя «вождем племени». Он чувствовал, что в те мгновенья решается его участь, но, не зная языка, так и не понял, какое же решение в отношении него принял этот вождь.
В тот же день Андрея посадили на коня, на всякий случай, привязав веревкой к седлу, и повезли куда-то на юг (он еще ранее по звездам научился определять стороны света)…
***
Прошло полчаса. Вдали показались очертания каких-то холмов, словно горной цепи. По пути Андрей продолжал познавать самого себя. «Итак, в этой жизни я мальчик лет десяти отроду, азиатской, возможно китайской внешности, – появился из ниоткуда. Ни отца, ни матери. Никого! Один в этом жутком мире! Как это могло случиться? Впрочем, какая разница?! Теперь более важный вопрос – что делать?»
Мало-помалу Андрей приходил к осознанию своей цели – выживание любой ценой. В конце концов, он решил, что единственный путь к спасению – отдаться на волю Провидения, то есть покориться своей участи. Впереди ждала неизвестность…
Прошло еще немного времени, и теперь то, что прежде выглядело как горная гряда, стало все отчетливее являть собой весьма протяженное рукотворное сооружение – высокий земляной вал, похожий на крепостную стену. На этом валу были устроены башни, к одной из которых теперь они направлялись.
Звук труб внезапно сотряс округу. На башне вскоре появились воины, вооруженные самострелами, – при виде их всадники остановились. Монгол, который вез на своем коне отрока, выехал вперед и что-то громогласно прокричал тем, кто был наверху. Потом он спешился и ссадил Андрея с коня. После чего передал поводья своему товарищу, а сам, крепко держа отрока за плечо, двинулся вместе с ним к воротам, что находились под башней. Ворота через мгновенье отворились, и оттуда показались вооруженные воины.
«Кто они? – думал Андрей, идя в ту сторону. – Китайцы, корейцы, – в общем, еще какие-то азиаты, судя по внешности… Но кем бы ни были эти люди, мои хозяева, кажется, хотят выдать меня им! Почему? Должно быть, сочли, что за этой стеной живет мой народ? А, может, так оно и есть?»
Наконец, они приблизились к отверстым воротам, где стояли вооруженные мечами и арбалетами воины, держа чужеземцев на прицеле. Монгол, который вел Андрея, остановился чуть поодаль от них и заговорил, все время кивая на отрока. Когда он замолк, на некоторое время воцарилась тишина. Наконец, один из тех воинов, – наверное, старший по званию, – выступил вперед и подошел на близкое расстояние к Андрею, разглядывая его с ног до головы.
– Откуда ты родом? Какое у тебя имя? Кто твои родители? – посыпались на отрока вопросы, которые остались без ответа. Андрей лишь растерянно глядел снизу вверх на этого человека, не понимая его слов. Тот покосился на него и, немного поразмыслив, сказал монголу:
– Мальчик явно из наших краев, но он, кажется, нем от природы, а потому ничего не говорит. Я могу его забрать?
Монгол, услышав это, обрадовался и тотчас двинулся назад, к своим. Андрей проводил его печальным взглядом, – ему почему-то стало страшно именно теперь, когда этот чужой человек его оставил.
Кочевники на своих низкорослых лошадках быстро скрылись из виду в степи, а неизвестного отрока, тем временем, ввели в ворота, и он вскоре предстал перед начальником той пограничной заставы.
– Имя! – потребовал от него этот грозного вида человек. «Мин цзы2, – подумал про себя Андрей. – Что-то знакомое!» Но он так и не вспомнил, что означает это слово.
– Он, кажется, немой, – подал голос воин, который привел Андрея.
– Час от часу не легче! – повысил голос начальник заставы. – И что нам теперь с ним делать?
– Может, отвезти его в город и показать людям на площади? Чай, кто-нибудь признает его! – предложил воин, затаив улыбку в уголках губ своих.
– Вот, ты этим и займись! – подхватил его слова начальник заставы. – Но для начала распорядись покормить этого мальца, а завтра отправляйся с ним в город.
Сказано-сделано! Андрей в тот день уснул возле костра сытым, а наутро он впервые в своей жизни попытался без посторонней помощи оседлать лошадь. Но в седло, лишенное стремян, низкорослому отроку не удалось залезть; между тем, зрелище его безуспешных попыток изрядно повеселило солдат гарнизона той заставы. И они смеялись, пока, наконец, один из них не сжалился над отроком и не подсадил его на коня.
Теперь Андрей сидел в седле, крепко держа поводья в своих руках, и сразу стал осваиваться с тем, как править лошадью (он видел это и раньше, но никогда не делал сам).
– Смышленый мальчик! – похвалил отрока воин, – тот, что помог ему сесть на лошадь. Услышав слово «хай цзы» (мальчик), Андрей впервые понял, что сказал ему незнакомец, а потом он поскакал следом за своим провожатым, которого звали Мин.
Двое, – вооруженный мечом крепкий воин и хрупкий десятилетний отрок, – ехали по ухабистой утоптанной копытами лошадей дороге. Справа в нескольких сотнях верст3 от них несла свои могучие воды великая Желтая река (Хуан-хе), а в другой стороне вдалеке тянулись пологие горные хребты.
***
Примерно через час пути эти двое достигли первого селения, застроенного бедняцкими глинобитными домами, – там жили простые крестьяне, которые сеяли пшеницу на полях. Под вечер все они были собраны старостой на площади. Однако никто из тех людей так и не признал в неизвестном отроке своего родича.
Андрея в тот день обступили со всех сторон: долго разглядывали, пытались расспрашивать, но он почти ничего не понимал из того, что ему говорили. Между тем, на вопрос об имени, который снова прозвучал, он хотел было что-то сказать, но в последний миг его голос осекся. «Как я должен теперь называться?» – задумался Андрей спустя некоторое время (после того, как закончились эти смотрины, а его накормили и спать уложили – на этот раз в помещении на тростниковой циновке).
«Почти не осталось сомнений, что я оказался в Китае, – продолжал размышлять он про себя, лежа на полу и глядя в потолок, залитый потоком лунного света. – А, стало быть, я должен соответствовать! Какие фамилии распространены в этой стране? – задал он сам себе вопрос, и первое, что пришло ему на ум, было – Ли. – Да, пожалуй, это то, что надо! Итак, отныне я – Ли. Но это фамилия, а что – с личным именем?»
Андрей долго мучился этим вопросом, вспоминая все известные ему китайские слова. В конце концов, он решил, что, «поскольку это его вторая жизнь», имя должно быть подходящим – Эр4.
Итак, теперь у нашего героя появилось новое (китайское) имя – Ли Эр. «Лед тронулся!» – подумал он и несколько приободрился, однако потом ненароком вспомнил человека, который когда-то пытался учить его китайскому языку. И за этим первым образом потянулась целая вереница воспоминаний о прошлой жизни. Мало-помалу он погрузился в них с головой, и от этих мыслей грусть-тоска захлестнула его душу…
Остаток ночи Андрей (он же – Ли Эр) провел, не смыкая глаз, а потому наутро встал со своей жесткой постели в совершенно разбитом виде и подавленном состоянии духа.
Между тем, его спутник – чжаосец по имени Мин после завтрака, которым их попотчевали хозяева того гостеприимного дома, усадил отрока на коня, и они продолжили свой путь…
***
Два часа спустя наши путешественники въехали в какой-то захолустный городишко, не обнесенный стенами, но с множеством зданий и значительным населением.
Андрей оглядывался по сторонам, рассматривая дома под двускатными черепичными кровлями и людей, спешащих по своим делам по той улице, которая вскоре привела их к центральной площади, в тот будний день до предела запруженной народом. Он не знал, что у китайца Мина на уме, а потому думал, что вчерашняя история повторится, – его снова ждут «смотрины». Однако чжаосец оказался весьма предприимчивым человеком, – сообразив, что мальчик явно не местный и что его никто не будет искать, он решил заработать на нем деньги. А потому теперь спешился и, взяв под уздцы обе лошади, двинулся к той части рыночной площади, где торговали невольниками (чжаосец Мин однажды продавал здесь пленных варваров, пойманных на границе, а потому знал, куда следует идти).
Вскоре он нашел знакомого купца; тот как раз в это время появился из подворья. Потом они прошли в беседку и сели на скамью: начался долгий разговор, сопровождаемый торгом. Купец, – а это был зрелых лет мужчина с толстым брюхом и плешивой головой, – сразу обратил внимание на отрока, сидящего на лошади. Он велел ему спешиться, однако тот не понял сказанного и только отрицательно покачал головой. И тогда чжаосец Мин ссадил отрока с коня; купец подошел к нему, осмотрел с головы до пят, заглянул даже в рот, заметив сияющие белизной ровные зубы.
– Что ж, – сказал он после некоторого раздумья, пригладив свою бородку, – товар неплох! Это смазливое личико должно приглянуться кому-нибудь из господ, охочих до маленьких мальчиков…
Андрей (Ли Эр) из всей этой фразы понял только слово «неплох». Между тем, торговцы ударили по рукам, и купец отсчитал за отрока несколько золотых монет. В итоге чжаосец Мин остался доволен сделкой; он тотчас, оседлав своего коня, двинулся в обратный путь. Андрей провожал его печальным взглядом, – это был уже второй человек, который бросил его в этом мире.
– Как тебя зовут? – осведомился купец.
– Ли Эр, – вздохнул Андрей.
– Хороший мальчик! – улыбнулся купец и подозвал своего слугу, поручив ему отрока. Тот человек запер мальчика в полутемном подвале, где Ли Эр пробыл несколько дней, пока купец заключал свои сделки и приобретал новый живой товар. В конце концов, в его распоряжении оказалось несколько десятков рабов, которых однажды подняли спозаранку и разместили по повозкам, больше похожим на клетки для диких зверей. Вскоре тронулись в путь…
В повозке вместе с нашим героем находилось еще несколько человек. Двое из них походили на тех, кого Ли Эр видел за стеной – он понял, что это монголы, которых пленили на границе. Остальные, однако, были чжаосцами (китайцами). Ли Эр сидел подле одного из них, – то был человек с добрыми печальными глазами, который все время вздыхал и тряс головой. Потом он обратил внимание на отрока и задал ему какой-то вопрос, но Ли Эр не расслышал его слов из-за топота копыт и шума колес. Он переспросил: «Что, простите?»
– Откуда ты? – осведомился китаец, и Ли Эр понял его, но единственное, что нашел сказать в ответ, было:
– Тиэн Ся (Поднебесная).
Чжаосец улыбнулся и спросил про город, где отрок родился, но тот лишь покачал головой, не зная, как отвечать на такой вопрос. Потом Ли Эр представился и осведомился об имени своего собеседника.
– Лю, – назвался тот.
Мало-помалу между ними завязался разговор, – наш герой сам того не заметил, как вступил в диалог с этим китайцем. Он понимал далеко не все из сказанного им, но некоторые слова ему были знакомы, а другие похожи на те, которые он знал (еще из своей прошлой жизни и не вполне успешных попыток выучить китайский язык). Впрочем, слышал он и много нового, и ему приходилось догадываться о значении этих слов и фраз из контекста разговора. Их он старательно запоминал. Так, на ходу, точнее сидя в той повозке-клетке, наш герой учился познавать наречие Цзинь, – в том виде, которое в ту пору бытовало в китайском царстве Чжао.
Невольники не знали, куда их везут, лишь догадывались, что, скорее всего, в какой-то крупный город. Дорога шла на юг: по степям и лесам, вброд через мелкие речушки и по мостам, перекинутым через широкие водные потоки. Повозка то и дело подпрыгивала на ухабах: было больно сидеть на деревянной скамье, но Ли Эр и его спутники терпели все тяготы пути.
Ехали целый день. Останавливались только на ночлег, – иногда на постоялом дворе в каком-нибудь селении, что лежало у них на пути, а подчас и в чистом поле, где слуги купца разводили костры и в котлах варили кушанья. Невольников кормили отменно, однако не выпускали из клеток, и им приходились справлять нужду прямо через решетку.
Однажды в пути разыгралась непогода: грянул гром, и хлынул ливень. Блистали молнии на мрачном, затянутом тучами небе. Повозка остановилась, – ее накрыли войлоком, но потом это покрывало сорвало ветром и унесло. И все, кто был в повозке, включая Ли Эра, вымокли до нитки. Отрок трясся от холода, а рядом с ним сидящие взрослые люди, – как китайцы, так и монголы, – дрожали от страха, повторяя каждый на своем наречии:
– О, Небо! О, Небо!
Наутро продолжили путь…
Между тем, чтобы скоротать время в эти тягостные дни, чжаосец по имени Лю то и дело заводил беседы с Ли Эром. Его забавлял детский, почти женский голос отрока, его странный выговор, медленная не всегда разборчивая речь. Он почти не понимал его слов, но вместе с тем обрел в лице его внимательного и благодарного слушателя.
Китаец Лю мало-помалу разговорился, и теперь все больше жаловался на свою горькую и несчастную судьбу, которая заставила его продать самого себя в рабство…
Этот человек, как вскоре понял Ли Эр, промышлял ремеслом в том же городишке, где он сам стал рабом, – у него было свое дело, кажется, выделка кож, и большая семья – жена и четверо детишек. Однако последние годы выдались нелегкими: ремесленник едва сводил концы с концами, а потом и вовсе влез в долги, которые так и не смог вернуть заимодавцам. Он оказался в безвыходном положении. И в результате ему пришлось продаться в рабство (вырученных денег как раз хватало, чтобы уплатить долги и на некоторое время обеспечить безбедное существование большой семьи!).
Ли Эр было жаль своего несчастного спутника, но… Лю, по крайней мере, не довелось оказаться в другой стране, где все чужое, неродное: язык, нравы, обычаи. И, главное, люди, от которых не знаешь, чего ждать. Ясно было только одно, что отныне он – раб, невольник, который сам себе не принадлежит. Впереди снова замаячила томительная и мучительная неизвестность…
***
Целую неделю Ли Эр пробыл в той повозке, не вылезая из нее (от долгого сиденья на скамье у него то и дело затекали ноги, и ему, как и другим, приходилось вставать и разминать их). И вот, наконец, этот долгий многотрудный путь подошел к концу. Однажды на рассвете впереди показались высокие крепостные стены, – тогда наш герой понял, что именно здесь, в этом месте, так или иначе, решится его судьба.
Там, на подступах к большому городу на некоторое время остановились. Вскоре ворота, что закрывались на ночь, приветливо, хотя и с оглушительным шумом распахнулись, и караван повозок, – одна за другой, – въехал в город (то была столица царства Чжао – Ханьдан). Теперь их путь пролегал по мощеной камнем центральной улице этого города, которая была застроена величественными зданиями, – с многоярусными крышами, загнутыми в углах кверху, с крытыми галереями и высокими стенами.
Наши путешественники проехали по этой улице, а потом их повозки свернули в узкий переулок и вскоре остановились в каком-то месте, – то был постоялый двор, где Ли Эр и его спутники пробыли еще несколько дней, пока их не повели на городской невольничий рынок.
Тот день, когда его, как вещь, продавали на торгу, Ли Эр запомнил на всю оставшуюся жизнь… Это был погожий по-летнему теплый день, и тогда он вместе с другими невольниками сидел в повозке, ставшей для него почти родной, а мимо них то и дело проходили какие-то люди, которые оценивали «живой товар».
К полудню в повозке осталось всего трое: он, ремесленник Лю и еще один чжаосец (монголов, как наиболее сильных рабов, купили одними из первых). И вот, какой-то человек в атласном зеленого цвета халате приблизился к тому месту, где сидел Ли Эр. Он долго и беззастенчиво его разглядывал, а потом обратился к купцу: