Когда Судьба настаивает

Посвящаю эту книгу своему другу,

ушедшему из жизни молодым.

Саня, прости, я не смогла смириться с твоим уходом!

А потому живи, мой друг, в книге и будь счастлив!

Пролог

Где-то в небе между Германией и Россией:

– Я обратила внимание на тебя ещё аэропорту, у стойки регистрации.

– Почему?

– Ты выделялся на фоне толпы своим внешним видом.

– А, так значит, всё-таки, встречаешь по одёжке?

– Конечно! Провожаю по уму. Но сначала, всё-таки, одёжка, внешний вид. А ты разве нет? Скажешь, тебе не смешно смотреть на женщину моих лет, одетую днём во всё лучшее сразу, включая бриллианты, стразы и розовые лосины?

Он рассмеялся соглашаясь.

– Представил, да? А, может, и видел и даже, я уверена, что не один раз!

– Права, видел! – согласился он.

– Воот! – она улыбнулась и продолжила, – или, наоборот, женщину возраста "ягодка опять" одетую точь-в-точь так же, как её двадцатилетняя дочь. Этакая мама, изображающая старшую сестру своей дочери. Согласись, и в том, и в другой случае это смешно. А при взгляде на такую маму хочется ещё подойти и сказать: "Дорогая, ты можешь сколько угодно молодиться, но не забывай, что между тобой и твоей дочерью должно быть как минимум 9 месяцев разницы!"

– Что? – на этот раз он расхохотался, – вот уж не думал, что буду это обсуждать с красивой женщиной на высоте десять тысяч метров над уровнем моря.

– Теперь твоя очередь. Когда ты выделил меня из толпы?

– Тоже в аэропорту. У металлоискателей. Ты как раз снимала пиджак.

– Звучит двусмысленно!

Он кивнул:

– На самом деле так и есть. Всё-таки снять в аэропорту пиджак так, чтобы обратить на себя внимание, не просто. Но тебе это удалось, – он посмотрел долгим взглядом, – потом я уже обратил внимание на то, как ты спокойно и без суеты складываешь свои вещи в эти тазики для досмотра. Ни одного лишнего движения! Браво! Не часто такое увидишь!

– Да ты просто стоял сразу за мной, вот и рассматривал, – теперь уже рассмеялась и она, – вот лично я всегда смотрю на того, кто передо мной стриптиз у этих рамок металлоискателей устраивает.

– Любишь наблюдать за людьми? – ухватился он за эту информацию.

– Люблю. Особенно когда летаю одна.

– Ну вот мы и подошли к главным вопросам, – он с улыбкой смотрел на неё, – обручальное кольцо на пальце есть, а летишь одна. Почему? Поругалась с мужем?

– А с чего такой вывод? Я же не с курорта возвращаюсь. И не из самого романтического места на земле. Скажи уж честно, подкатываешь.

– Подкатываю, – вдруг признался этот приятный во всех отношениях мужчина, – и вот уже битый час гадаю, как мне у тебя попросить твой номер телефона!

– Ну, мне, конечно, это очень приятно. Но спешу разочаровать тебя – я глубоко и счастливо замужем уже больше двадцати лет.

– И у меня совсем нет надежды?

– Нет, извини! Я уважаю своего мужа.

– Спасибо.

– Неожиданно. И за что ты благодаришь меня? – удивилась она.

– За честность! – он смотрел спокойно, – ты не стала скрывать, что за мужем. А номер телефона дашь?

– Нет, извини.

Он выдохнул, резче, чем сам от себя ожидал, но про себя решил, что у него ещё есть время, чтобы всё-таки взять у неё её номер телефона.

– Девушка! – он поднял руку, привлекая внимание стюардессы, – можно нам повторить?

– Ох, боюсь, мне уже достаточно! – попыталась увильнуть она.

– Не выйдет! Ты не знаешь, за что я предлагаю выпить!

После того, как им принесли их напитки, он произнес:

– У меня родился тост! Давай выпьем за честность!

Глава 1

Елизавета.

Конечно, я обратила внимание на стройного, стильно одетого мужчину в аэропорту. Светло-голубые джинсы, синий льняной пиджак, в цвет пиджаку замшевые мокасины. Аккуратная мужская стрижка, без погони за модой, чуть отросшая щетина на подбородке и щеках выглядит как аккуратная бородка.

Стройный, стильно одетый мужик, говорящий на правильном немецком? Это вам не Милан, где стильно одетый стройный мужчина – это норма. Это Берлин. Пиво, сосиски, ещё пиво. О какой стройности с такими предпочтениями может идти речь? Правильно! Ни о какой! На немца он не похож. Так, летит российским перевозчиком, одним со мной рейсом. С вероятностью девяносто девять и девять десятых процента, что он русский. Хотя, не исключено, что живёт за границей.

Я любила наблюдать за людьми. У всех нас есть свои тайны и свои слабости. Все нормальные люди чего-то боятся. Очень многие боятся летать. Только почему-то считается, что для женщин – это нормально, а для мужчин – нет. Отсюда и пьяные дебоши на борту самолётов. Я их не оправдываю, совсем нет. Хотя бы потому, что от нежелания этих дебоширов признать свою боязнь полета и принять успокоительное, должны страдать все остальные пассажиры.

Поэтому эти мои выводы и умозаключения относительно будущих попутчиков можно отнести, скорее уж, к инстинкту самосохранения. Вот и рассматриваю, чтобы понять, как пройдет полет.

Я сама летать не боялась. Опять же, под колесами автомобилей гибнет больше людей, чем в авиакатастрофах. Летаю я часто. Летаем и всем семейством – с мужем и сыном, и только мы с мужем, но чаще я одна. И по работе, но чаще к моим родителям, вот как в эти выходные.

Конечно, я видела, что этот, приятный во всех отношениях, мужчина стоит за мной к рамкам металлоискателей. Точнее уж, не только видела, но и чувствовала аромат его туалетной воды. Парфюм был сильным, мужским. И судя по тому, что моя голова не начала болеть от этого запаха после первых же пяти минут, парфюм был очень дорогим.

Да! Вот такая у меня реакция на дешёвые запахи. Мой муж её называет благородной аллергией. Не знаю, как Вы, а я лично не знаю, что смешивают в тех бочках за углом, на Дерибасовской, где делают всю копеечную парфюмерию. Мой парфюм тоже не дешёвый, но я и не обливаю себя с ног до головы, как обычно это делают все мужчины. Самое обидное, что чувствую я свой парфюм только в момент нанесения оного на свою кожу. Потом только слышу комплименты своему запаху, точнее, его шлейфу. Приятно, конечно, но жутко обидно, что все его слышат на протяжении всего моего рабочего дня, а я только в момент нанесения на кожу.

Частые перелёты приучили меня к чёткости движений у рамок металлоискателей в аэропортах. Всё, что может звенеть – в тазик. В чемодане, в прозрачной косметичке допустимый объем кремов и косметики. Я уже не двадцатилетняя девочка. Точнее уж, год назад был юбилей под народным названием "Ягодка опять". А потому, без кремов и средств по уходу за кожей даже и один день себе позволить не могу. Как там говорят то? Хорошо выглядеть после тридцати – это большой труд. А уж после сорока, и вовсе, мой долг перед окружающими! Я от природы блондинка, а потому без туши для ресниц и помады бледь бледью. От слова "бледная". Это, кстати, мне моя бывшая соседка Зоя Павловна, профессор – филолог восьмидесяти лет, и сказала. А уж она точно знает, какие слова допустимо говорить в приличном обществе, а какие нет.

Гели для душа и зубную пасту к родителям я не вожу, а потому и рамки я прохожу всегда быстро и спокойно. В этот раз вот, правда, пиджак пришлось снимать. На лацкане была брошь ручной работы. Броши моя слабость. Тем более, броши ручной работы.

Так, пиджак снят, аккуратно сложен в тазик и отправлен по ленте на просвечивание. Обувь у меня без каблука, так что её не снимаем. Проход. Вуаля! Свободна. Следующий!

А вот следующим как раз и был тот, приятный во всех отношениях, мужчина. Теперь то я уже могу его рассмотреть? Он ведь не должен вот сейчас это заметить? А мужчина был ещё и на лицо красив. Понятно, почему он в одежде выбирает сине-голубые цвета. В сочетании с его чёрными когда-то, а ныне седыми волосами и чуть смугловатой кожей – смотрится шикарно. Правильные черты лица. Про такое лицо всё та же Зоя Павловна сказала бы "породистое". Вот тут точнее и не скажешь. Чёрт! Лизавета, прекращай так пристально разглядывать чужого мужчину, он уже заметил твой оценивающий взгляд.

Родители мои, а точнее уж, их родители, из обрусевших немцев. И вот, пользуясь своими немецкими корнями, мои родители двадцать лет назад, едва вышли на заслуженную пенсию, уехали жить на свою историческую Родину. Я не поехала по той простой причине, что уже была замужем, имела сына и только что получила постоянную, стабильную работу. Я Элизабет Витольдовна Герман, в моём случае Герман – это фамилия. На тот момент я только что устроилась преподавателем русского языка в университет для иностранных студентов. И да, на тот момент я была очень этим горда, будущее мне виделось в розовых тонах, и поэтому я отказалась ехать со своими родителями.

Я свободно владею русским и немецким языками – это из семьи, эти оба языка для меня родные, а в школе, как и многие, я учила английский. Во времена моей молодости был очень популярен певец Джо Дассен, так что да, французский я уже учила самостоятельно – очень хотелось понимать, о чем так задушевно поет этот красивый мужчина.

В семье моих родителей мы часто говорили на двух языках. Моя бабушка со стороны отца таким образом подчеркивала свою национальность. Мой отец на все сто процентов немец, его родители тоже. Их корни тянутся ещё со времен Екатерины второй. Моя мама уже только наполовину немка, её мама русская. Но и они в семье поддерживали знание языка. А я уже вот и сама запуталась в процентном содержании немецкой и русской крови в моих венах. Всё-таки я, по складу ума, гуманитарий.

Мы с мужем даже и не раздумывали ни минуты и, не сговариваясь, отказались, когда мои родители нам предложили воспользоваться такой же возможностью и тоже уехать по программе возвращения на историческую Родину. Это они уже были на пенсии к тому времени, а у нас с мужем маячили перспективы по служебным лестницам. А от добра добра не ищут – так нам казалось на тот момент.

Наши с мужем уходы со стабильных, но очень скудно оплачиваемых работ в свободное плаванье имели интервал в полгода. И да, теперь мы, как и тогда, двадцать лет назад, по-прежнему не мечтаем уехать жить за границу. У нас у каждого своё любимое дело. На данный момент у меня своё бюро переводов. У мужа фирма по продаже кухонной техники. И да, в лице моих родителей мы имеем кровных родственников за границей.

Собственно, вот от этих самых кровных родственников я и возвращалась, воспользовавшись для поездки к ним вечером пятницы, выходными и двумя свободными на работе днями, ну и дешевыми билетами в Берлин по причине начавшегося учебного года и межсезонья.

Выходные пролетели быстро, с родителями нагулялись и пообщались от души. А то, что прилетала я всего на четыре дня – так это даже и хорошо. Гостям, как говорится, хозяева дважды рады: когда гости приезжают, и когда гости уезжают. Родители, провожая меня в аэропорту, искренне махали, прощаясь, а я им.

– Мам, пап, ну что вы, в самом деле! Ну, я ж к вам и так каждый месяц прилетаю, – бубнила я, обнимаясь на прощание, а мама, всё-таки, пару раз шмыгнула носом.

– Элизабет, вот доживешь до наших лет, тогда поймёшь! – усмехнулся отец и чмокнул меня в щеку.

При рождении меня назвали Элизабет, это уж я потом, в шестнадцать лет, получая паспорт, поменяла имя на Елизавету, посчитав своё имя слишком уж вычурным. Но родители так и называли меня именем, которое они мне дали при рождении.

Домой я возвращалась раньше, чем должна была. На сутки. Заболела моя коллега, она же подруга, и она же попросила её подменить на завтрашних курсах.

– Лиза? – муж вышел из нашей спальни в прихожую и выглядел сейчас почему-то растерянным, – а ты разве не завтра должна была вернуться?

Ответить я не успела, потому что следом за мужем из нашей спальни в моём же халатике выпорхнула его секретарша Ниночка.

– Артууурчик, ну где ты ходишь?

Услышав это "Артууурчик" – я усмехнулась. Уж я то точно знала, что муж терпеть не может производные уменьшительно ласкательные варианты от своего собственного имени, да ещё произносимые с таким растягиванием гласных.

Увидев эту, как говорят в Одессе, картину маслом – растерянного мужа и его слишком довольную секретаршу, на минуточку, в моем же халатике, я хотела уйти из квартиры. Сбежать. Не слышать. Не видеть. Идеально бы развидеть и не вспоминать это всё, но тут в моем мозгу будто выключатель щелкнул и включил табло с вооот такенной надписью: "Ты. У себя. Дома".

Квартира была и правда моих родителей. В экстренных ситуациях мой мозг, который с гуманитарным уклоном, начинал работать, как мозг реалиста прагматика. Квартиру мы с мужем так и не переписали на себя – сначала было некогда, потом было время, но уже мы сами не хотели бегать по всем инстанциям, испытывая собственные нервы на прочность. А это значит, что квартира всё ещё принадлежит моим родителям. Значит, она не совместно нажитое имущество и разделу не подлежит, а значит, только моя. И скажите мне кто-нибудь, почему я должна уходить из собственного дома?

Правильно! Не должна. Точно не я.

Я прошла в комнату сына и поставила там свой чемодан. Промелькнула мысль: "Хорошо хоть его дома нет!". Хотя, будь Саша дома, муж уж точно бы не привел в наш дом свою секретаршу. Нет, ну правда, не составлением же рабочего графика они тут занимались. Так увлеклись, что Ниночка разделась и случайно накинула мой халатик. Любимый, между прочим!

Затем я зашла в нашу с мужем спальню и, не глядя на лихорадочно одевающуюся Ниночку, открыла дверь гардероба.

Так, где тут у нас чемоданы? Так, пожалуй, вот этот, который всегда считался моим и потому, что самый большой, и потому, что с цветочками, мужу сегодня как раз подойдёт. А что? Красивый же чемодан: розовый, в цветочек, у них же здесь сплошная романтика. Свечи вон по углам комнаты, на полу лепестки роз, вот и чемодан в цветочек в самый раз придется. И я начала складывать в него вещи мужа. На полках в гардеробе у нас всегда идеальный порядок. Это уже мой личный пунктик. Муж всегда говорил, что я сдвинута на порядке, он ещё шутил на эту тему, что мол, не удивится, если однажды ночью вернётся из туалета, а кровать заправлена.

– Лиза, что ты делаешь? – раздался за спиной голос мужа.

– Вещи собираю, не видишь разве? – ответила я мужу, не останавливаясь и не прекращая своего занятия, планомерно, по порядку, собирая стопки вещей мужа и укладывая их в чемодан.

– Лиза, ну что ты тут истерики устраиваешь? Ты же понимаешь, что я люблю только тебя! – голос мужа звучал, почему-то, устало. Хотя, что же это я? Он ведь тут не отдыхал. С такой молодухой разве ж отдохнешь? Для тихого отдыха у него же есть я, его законная жена!

– Ты сейчас ещё мне скажи, что вот то, что я тут только что видела, это не то, что я думаю, – усмехнулась я, – или погоди, вы с Ниночкой оформляли очередной договор, она облилась кофе, и потому ты любезно предложил ей мой халатик? Так, да?

– Лиза! – муж повысил голос.

Договорить я ему не дала:

– А скажи-ка мне, Артурчик, – да, я специально назвала мужа так же, как только что его называла Ниночка, – ты ей только халатик из моих вещей предложил? Нижнее бельё на ней своё? Точно? Ах, ну, да, у нас же с Ниночкой разный размер груди, да, пожалуй, что и трусиков тоже!

– Лиза, ты же сама понимаешь, что всё это выглядит как водевиль!

– Не выглядит! – перебила я мужа.

– Что? – Артур явно сбился с мысли.

– Не выглядит, говорю! В водевиле ещё и поют, а мы только разговариваем.

– Лиза! Ну, ты же умная женщина, должна же понимать, что Ниночка – это одноразовая акция. Только секс!

– Ага, и ничего личного, – добавила я, – ты ещё скажи, что это тут вот у тебя была произвольная программа! Устал обязательную с женой выполнять, да?

– Боже, Лиза! Что ты несёшь!! – Артур опять повысил голос.

– Это ты сейчас вещи свои отсюда понесешь, а я с тобой разговариваю. И да, мне ты вот таких произвольных программ, – я обвела рукой весь их романтИк из свечей и лепестков роз, – ни разу не устраивал.

Хорошо, всё-таки, что у нас в гардеробе всё так чётко устроено: мои полки справа, полки мужа слева. О! Да у него даже и полки слева! Мелькнула дурацкая мысль.

– Извини, дорогой, все твои вещи в один чемодан не влезут. Но остальные я сложу завтра, хотя, вот эта вещь точно ещё поместится! – я, начав застегивать молнию на чемодане, увидела свой халатик, который Ниночка так не аккуратно бросила на кровать. Хороший халатик, шелковый, мой любимый. Был. До сегодняшнего дня. Я свернула его и тоже положила в чемодан, теперь я его точно не смогу надеть.

– Ладно! Я вижу, что сегодня разговора точно не получится! – зло бросил муж уже в прихожей, – переночую сегодня в гостинице!

Глава 2

Артур ушёл, не забыв прихватить и чемодан со своими вещами. В квартире наступила звенящая тишина. Всё-таки, умели раньше дома строить. Звукоизоляция была хорошей – соседей не слышно абсолютно, впрочем, как и им нас. Хотя, о чем это я? Нас то что подслушивать? Я вот даже скандала с битьем посуды не закатила. Хотя имела полное на то право. И тут я услышала, что пиликнуло входящее сообщение. Точно! Я не сообщила родителям, что добралась до квартиры!

Мама: "Ты уже дома?"

Я: "Да, мам, всё хорошо! Извини, что сразу не написала. Я в душ и спать. Спасибо за отличные выходные, и передавай привет папе!"

Мама: "Передам. Артуру тоже от нас привет! Надеюсь, что ему подойдёт тот кашемировый бадлон, что мы так удачно купили. Спокойной ночи!"

Я: "Да, мам, вам с папой тоже хороших снов!"

– А вот фигу Артуру на постном масле, а не кашемировый бадлон, теперь! – ответила я на мамино сообщение вслух сама себе, понятно, что не маме. Уж им точно не нужны никакие подробности сегодняшнего вечера!

Только я собралась положить телефон, как опять раздался звук входящего сообщения. Высветилось имя "Герман".

– Ого! А вот если б ты, Лизавета, сейчас не выставила мужа, чтоб ты ему сказала? – усмехнулась я сама себе.

Герман: "Сюрприз для мужа удался?"

Вот же, как в воду глядел! И мне вдруг захотелось написать ему правду, но я остановила сама себя, решив, зачем ему мои проблемы? Случайный попутчик и не более того, так что, нет, не буду я ничего ему писать.

Как оказалось, не только в поезде бывают случайные попутчики, с которыми легко общаться, а и в самолете тоже. Это я домой летела. А вот он сюда по делам. Дела сделает и улетит обратно в свой Берлин. Вот и пусть у него обо мне останется только приятное воспоминание, а потому, не будем его портить!

Я: " Да уж… Как говорил один мой старинный знакомый, кому сюрприз, а кому и удар!"

Герман: "Не хочется говорить фразу: "А я же говорил!". Поэтому просто скажу, что красивым женщинам допустимо ошибаться!)))))" Ещё и целая куча скобок, подразумевающих, что он улыбается. Вот же редиска!!

Я: "Граф, почему то мне кажется, что вы хотите меня обидеть!" – процитировала я оперетту "Сильва".

Герман: "Спасибо за графа! Да, хорошая экранизация "Сильвы". И, кстати, в нашем роду действительно был один граф, так что ты не ошиблась!)))))" И опять в конце сообщения куча улыбочек. Смешно ему!

Не успела я что-то на это ответить, как от Германа прилетело ещё одно сообщение:

"И почему мы не знали друг друга до этого рейса? Мы болтались по свету, земле и воде. Совершенно случайно нам дали билеты на соседние кресла на большой высоте!"

– Ага! Я тоже люблю эту песенку группы "Сплин". Вот только слова перевирать не надо! А потому ты сам напросился на слова припева, граф:

" И ТВОЁ сердце остановилось, ТВОЁ сердце замерло!"

Герман: " Полностью согласен с твоей версией припева в этой песне! И так мне даже больше нравится!"

Я и сама не заметила, как стала улыбаться, пока строчила сообщения. Интересно, а вот это сейчас у нас с ним флирт? А изменой это может считаться?

Я: "Спокойной ночи! И пусть ТВОЁ сердце бьётся ровно и без остановок. Я просто уверена, что оно у тебя большое и доброе!"

Герман: "И тебе приятных снов! И можно, я буду называть тебя Элизабет?"

– Вот же ж! Мои родители оценили бы! – я рассмеялась, прочитав это и написала в ответ:

"Да, ТЕБЕ можно!"

Герман оказался приятным собеседником. В кои веки я не заметила, как пролетели почти четыре часа полёта. Да чего уж там! Сама себе удивляюсь, что номер телефона дала. Флиртовать, пусть даже и с приятными, во всех отношениях, мужчинами, это не про меня. А сейчас вот сижу, как старшеклассница, строчу сообщения и улыбаюсь. Хотя сама же, своими же руками выставила мужа из дома. По законам жанра, я сейчас рыдать должна от обиды на мужа и за потраченные на него лучшие годы. Но рыдать почему-то сегодня не хотелось. Вот, то есть, абсолютно!

– Да Вы, милочка, профурсетка! – сказала бы всё та же Зоя Павловна.

Ага, стала вдруг к своим почти 45-ти годам. Старовата я уже для профурсетки то, однако…

Если уж быть точным, то билеты у нас с Германом были совсем даже не на соседние кресла, в смысле, места. У меня эконом, у него бизнес-класс. Но оказалось, что на регистрации что-то напутали с местами, и поэтому моё место было занято инвалидом. Было, правда, рядом с ним и его сопровождающим одно пустое место, но, видимо, и оно было ими оплачено. Багаж сдан, выдворять меня без чемодана не рискнули, рядом со мной будут сидеть мужчина инвалид и его сопровождающий. Ну, или я рядом с ними должна была сидеть, уж не знаю. Лично меня такое соседство не пугало, но мужчине в инвалидной коляске, видимо, было не очень удобно, поэтому ко мне подошла стюардесса и предложила пересесть в бизнес-класс.

Да без проблем! В бизнес-класс, потому что в нашей, народной, части самолёта, всё было занято. Спорить я, конечно же, не стала. А уж когда меня посадили рядом с тем приятным, во всех отношениях, мужчиной, да ещё и предложили шампанского до взлёта, то и вообще жизнь заиграла другими красками.

– Позвольте представиться: Герман. Герман Штерн, – обратился ко мне мой новый сосед. Обычно, всё-таки, в самолётах люди редко знакомятся. Общаются-то и то не всегда. Это ж вам не поезд. Лететь всего четыре часа, все, как правило, занимаются своими делами. А тут так сразу и своё имя и фамилию назвал. Надо же, каков наглец, хотелось мне сказать, но вместо этого я рассмеялась и представилась в ответ:

– Елизавета. Елизавета Герман.

Тут уж настала его очередь рассмеяться.

– Нас, кажется, сама судьба свела. Не находите?

– Точнее уж, наша родная российская авиакомпания.

– Вы так считаете? – он улыбался, явно получая удовольствие. А с чего бы это? Но увидев в его руке стаканчик с жидкостью чайного цвета, поняла, что у него кое-что покрепче шампанского там налито.

– А с чем именно Вы не согласны, позвольте узнать? С тем, что свела не судьба, а авиакомпания? Или то, что она родная российская?

Ох, что-то я разговорилась. Ещё вон и шампанское не допила!

– Ох, Елизавета Герман, нам с Вами, с нашими именами и фамилиями, большой вопрос, какая из стран для нас роднее. Вы ведь из обрусевших немцев, так?

– Да. А Вы?

– А я из русских немцев, – усмехнулся он.

– Ну, в плане более близкого родства, тут, пожалуй, я уточню. Для меня, всё-таки, Германия неродная. Родилась и выросла я в России. Да, Вы правы, мы из обрусевших немцев. Но вот я лично воспринимаю себя русской. Хоть в моих венах и течет немецкая кровь. А вот родители мои уже последние двадцать лет да, русские немцы. Здесь они были немцами, а переехав жить в Германию, стали русскими. Парадокс.

– Ну, Вам, должно быть, легче. А меня родители увезли в Германию, когда мне всего десять лет было. Так что, хоть я и родился в России, но большая часть моей жизни прошла в Германии. И всё равно я русский немец. Так Вы, значит, к родителям летали?

– Да. К ним. А знаете, Герман, наверное, я всё-таки соглашусь с Вами про судьбу.

– Вот как? – он явно веселился.

– Не смотрите на меня, как, – я запнулась, – как на полную блондинку!

Он рассмеялся от души, искренне.

– Я, конечно, блондинка от природы. Но я сейчас о другом. Мой рейс, вообще-то, завтра. Но позвонила подруга и попросила её подменить. Вот я и возвращаюсь домой на один день раньше, чем собиралась.

– Вот, вот! – улыбнулся Герман, сверкнув идеальными зубами, – я тоже, обычно, – он почему-то замялся, – другими авиалиниями летаю, но сегодня изменил своему правилу и полетел вот этим, вечерним рейсом. Это я про то, что судьба свела. Ох, Елизавета, давно я так не смеялся. Девушка, можно нам повторить? – обратился он к проходящей мимо стюардессе и показал сразу и на мой стаканчик, и на свой.

Только я было собралась сказать умную вещь, что принесут после взлёта, но осеклась, вдруг обнаружив, что мы уже взлетели. Да и нам уже принесли новые порции. И даже ведь не уточнили, что именно мы тут пьём. Вот это обслуживание в бизнес-классе! А Герман продолжил:

– Ну а домашних то Вы хоть предупредили, что раньше возвращаетесь?

– Зачем? Я ведь не в гости лечу, а домой. Да и не было меня всего два с половиной дня!

– Ну-ну! – он усмехнулся, – Вы так уверены в собственном муже?

Да какого чёрта? Всё хорошо у нас с мужем! Да, не позвонила сегодня, не предупредила. Ну и что? Машина моя на парковке в аэропорту стоит. Всё равно ведь встречать меня не надо. Ключи у меня от квартиры тоже с собой.

– Так Вы, значит, тоже в неурочное время прилетите, да?

– Да! – он хитро улыбнулся, больше ничего не сказал, а я, спасибо шампанскому, продолжила:

– И Вы, Герман, предупредили тех, к кому летите, что тоже в неурочное время прилетите?

– Нет. Не предупредил! – согласился он, продолжая улыбаться хитрой улыбкой.

– И я так понимаю, что Вы, как раз вот, не домой летите? – закончила я свой допрос дознание.

– Нет, я, можно сказать, что в гости, – рассмеялся он, почему-то с довольным выражением на лице и продолжил:

– Моя дочь учится в Москве. Вот лечу и к ней, и по делам. И, опережая Ваш вопрос, скажу: нет, больше мне некого предупреждать ни в России, ни в Германии. А у Вас, Елизавета, есть дети?

– Да, есть. Сын. Тоже студент. Он в Бауманке учится.

– Однако! – похвалил Герман.

– Да, мой сын – моя гордость.

– На какой кафедре учится?

– Сейчас, подожди, соберусь и воспроизведу! – я подняла указательный палец, призывая к тишине. Герман и правда замер, в ожидании – кафедра называется "Системы обработки информации и управления". Не спрашивай меня, как это переводится, и чем мой сын будет заниматься в реальной жизни! Веришь, сама не знаю! Это для меня всё равно, что параллельный мир.

Герман опять расхохотался:

– Лиза, ты потрясающая женщина! И да, я не возражаю, что мы перешли на "ты". Надо это отметить! – он поднял свой стаканчик.

– Не вижу препятствия! – мы с ним поднесли стаканчики в знак тоста, – и мне уже пора заканчивать пить. А то мне ещё за руль. Что-то я и так тут сама себя не узнаю. Сижу тут, пью с незнакомым мужчиной. Вот уже и на "ты" перешли. Начнёшь ещё с поцелуями приставать, а я женщина слабая, могу и не устоять. Так что я с выпивкой заканчиваю, – и я залпом выпила оставшееся шампанское.

– Ну вот! А я только начал планы строить, как мне начать к тебе с поцелуями приставать, – тон был шутливым, а вот взгляд был внимательным и, что интересно, трезвым.

Я тут, выходит, одна пила? Так, пора сходить носик попудрить. Вот ещё одно преимущество бизнес-класса: не надо идти через весь салон в хвост и, что самое противное, стоять там в проходе, ожидая, когда освободится туалет. По возвращению меня ждала горячая еда и стаканчик с водой. Ух, ты! Даже и кормят. Учуяв запах еды, я вдруг поняла, что проголодалась, или это алкоголь так на меня действует? Напротив Германа тоже стоял поднос с едой, но он не ел.

– Не голоден? Или принципиально не ешь в самолетах? Здесь, кажется, вкусно кормят, если судить по запаху!

– Почему же? Ем. Кормят здесь действительно вкусно. Тебя жду.

– Да? – это было приятно и неожиданно. Мы ведь не на ужине в ресторане. Мы просто попутчики. Вот я просто уверена, что мой муж не стал бы меня ждать в данной ситуации.

– Ну и, если уж совсем честно, то я не очень люблю есть в одиночестве, – усмехнулся он.

– Понятно. Спасибо, что пояснил. А то уж я решила, что это я так тебя впечатлила, что теперь ни пить, ни есть не можешь. Спокойно! – перебила я Германа, увидев, что он собирается что-то сказать, – не напрашиваюсь я на комплимент. Это во мне два бокала шампанского так шутить изволят. Приятного аппетита!

Герман в ответ только рассмеялся. Сделал он это как-то интимно, что ли, если можно так про смех сказать. Тихо и как будто сам с собой, мотнув при этом головой.

Кормили, действительно, вкусно – это приятно удивило. И даже кофе оказался вполне себе приличный. Для самолета, разумеется. Еда была упакована красиво и аккуратно. И даже приборы были из материала, только отдаленно напоминающего обычный пластик. Я редко ем в самолётах вот как раз из-за того, что обычно не вкусно и отдаёт пластмассой. Да и как можно есть ножом и вилкой из пластика? Опять же, хочется ведь хотя бы весь целлофан сразу снять, а куда его деть на маленьком столике, где и так уже подносом с едой всё занято?

Я обратила внимание, что Герман тоже любит снимать весь целлофан сразу, а рядом с ним был пакет, куда он и сложил всю снятую упаковку. И где только разжился?

– Приятного аппетита!

– Спасибо!

– Герман, извини, но пока не начал есть, не поделишься своим пакетом для мусора?

Он молча передал мне свой пакет и подозрительно внимательно следил за тем, как я снимаю упаковку со своей еды и как я её сворачиваю перед тем, как сложить в пакет.

"Ёлки зелёные, он такой же сдвинутый, как и я" – мелькнула у меня мысль, едва я увидела, что и его упаковка тоже была не просто так содрана, скомкана и засунута в пакет. Нет, его упаковка тоже была именно сложена! Ха! Выходит, что не одна я такая, сдвинутая на порядке.

Когда унесли наши подносы, я задала вопрос:

– А на кого твоя дочь учится?

– На дизайнера одежды. Она в детстве своим куклам сама всё шила. Для девочек же это нормально. А потом как-то переросло в нечто большее.

– А что, у нас в Москве на дизайнеров учат лучше, чем в Европе? Ну, я не знаю, Франция, Италия?

– Ничего не могу тебе сказать на этот счет! Вильма сама выбирала, где и у кого ей учиться. Сейчас вот уже год учится у известного российского дизайнера. Сама работы свои высылала, сама на собеседования ездила. И знаешь, прошла огромный отбор! – произнесено это было с гордостью, – меня вот и то заставила стиль в одежде поменять.

– Должна сказать, что меня именно это и заставило обратить на тебя внимание ещё в аэропорту, у стойки регистрации.

– Что, правда?

– Да. Ты выделялся из толпы своим внешним видом.