000
ОтложитьЧитал
4. Кораблекрушение в ванной (история, рассказанная Саввой Матвеевичем)
Мы, Серега, с этим шкипером Роджерсом сезонов пять подряд южнее Дурбана встречались. Он тоже плавбазой командовал, английской. Там поля планктонные богатейшие, китов много подходит, хватало обоим.
Чтобы из-под носа друг у друга китов не стрелять, сразу договаривались: вот линия на карте, справа – твои, слева – мои. И даже соревнование с ним устраивали, социалистическое, – кто больше добудет в расчете на один китобоец. Или капиталистическое, это с какой стороны взглянуть. А приз, вместо переходящего красного знамени, – ящик виски.
Сначала лишь по рации общались, потом и в гости друг к другу ходить начали… Он по-русски только «мир, дружба, водка», но я-то на американском китобойце начинал, больше года стажировался, по-ихнему еще помню, так что общались запросто, без переводчика. (Савва Матвеевич, очевидно вспомнив подробности неформального общения, мечтательно причмокнул и плеснул еще коньяку себе и Рогожину.)
Парторг мой, правда, поначалу стойку делал, но тут пошла разрядка, разоружение и сплошные Хельсинкские соглашения. Брежневу, значит, в Америку можно, а мне обменяться опытом с зарубежным коллегой-китобоем уж и нельзя? Присмирел парторг, перестал катать телеги.
Так вот, говорит мне как-то приятель мой закордонный: мол, все, Савва Матвеевич, последний сезон охочусь, заработал пенсию, списываюсь на берег. Вот ведь они, англичане, – в сорок семь лет на пенсию, а?
(По тону Саввы Матвеевича Рогожин не понял, осуждает он эти буржуазные странности или наоборот.)
Его хозяева уговаривали остаться, но он уперся – двадцать пять лет отплавал, баста, хочу на берег. Ну ладно, закончили сезон, проставил Роджерс отвальную, распрощались.
Списался на берег, купил на заработанные коттедж приличный в Шотландии, на отшибе в предгорье; соседи хоть и в трех милях, но люди хорошие; пенсия большая, живи и горя не знай. Так нет ведь, не сиделось ему что-то, не хватало чего-то. Моря ему, Серега, не хватало. Я вот ведь плавать буду, пока на медкомиссии за бутылку виски чужую кардиограмму в карточку подшить можно. Нечего мне на берегу делать, сотки-огурчики-помидорчики поздно осваивать…
Так Роджерс яхту себе купил. Решил по заливам и фиордам своей Шотландии попутешествовать. Яхта восьмиместная, не новая, но машина и оснастка в порядке, в кругосветку не пойдешь, а для шотландских заливов сгодится… Вот.
Арендовал пенсионер Роджерс место на стоянке при яхт-клубе Глазго, поставил туда посудину и пошел по толкучке прогуляться. А толкучка в порту Глазго, чтоб ты знал, Серега, место совсем особое. Там на распродажах много чего из морского имущества прикупить по дешевке можно. По сроку списанного, но в дело вполне пригодного. И королевский ВМФ запасы распродает, и частные судовладельцы…
Так вот, ходит пенсионер по толкучке, кое-какие мелочи для яхты присматривает. И вдруг видит спасательный радиобуй системы КОСПАС-САРСАТ. Потертый слегка, но, продавец клянется, вполне в рабочем состоянии. И просит за эту красоту всего пятнадцать фунтов. Роджерс подумал и купил. Фиорды и заливы – дело коварное, у берегов чаще тонут, чем в океане.
На яхт-стоянку возвращаться не стал, загрузил буй в машину, домой поехал. А дома, в коттедже, его вдруг сомнения одолели. Бэушный радиобуй это тебе не бэушный спасательный круг, проверить надо бы. Отколупнул пластинку защитную, кнопочку красную надавил. Запищал буй громко, как положено, лампа наверху замигала ярко. Работает, понятное дело. Роджерс скорей питание вырубает, пока сигнал не пошел на спутник, буй в шкаф прячет, до первого путешествия. А сам отправляется принять ванну.
Но надо сказать, Серега, англичане эти – люди не простые. Они вот такие вот люди… (Тут указательный палец Саввы Матвеевича описал направленную вверх спиралевидную кривую, призванную изобразить, какие люди эти англичане.) И радиобуйки у них не простые, с подвыподвертом. Их, буйки, включить легко, а потом хрен выключишь. И если источник питания вырубается, он, зараза, на запасную батарею переходит. Та послабее – мигалка со звуком отключаются. Но передатчик работать продолжает.
Так вот, плавает Роджерс в ванной, расслабляется после трудового пенсионерского дня. А буек стоит тихо в шкафу и шлет себе сигнал. Прямо на КОСПАСовские спутники. И завертелась система. Спутники коттедж пеленгуют и быстренько гонят сообщение на Бермуды, в штаб-квартиру САРСАТа. Там компьютер его расшифровывает, прикидывает треугольник ошибок к карте, опознает кодовый шифр буйка и выдает диспетчеру: на реке Литл-Крик, притоке Клайда, терпит бедствие грузопассажирское судно «Принц Уэльский», порт приписки Абердин. На борту, по данным четырехдневной давности, сто четырнадцать душ экипажа и пассажиров.
Ну, перерегистрировать буй на свою яхту Роджерс просто не успел. А Литл-Крик у него за домом действительно протекал. В основном весной протекал, летом там и хомяку, чтобы утопиться, долго бы глубину искать пришлось… Электроника, блин… Правильно, Серега, товарищ Сталин говорил в свое время: «Нэ может машина быт умнээ чэловэка».
Так эта же машина не только диспетчеру сообщение выдала, она его переслала, опять же по спутнику, через океан на ближайшую к месту крушения САРСАТовскую точку. А это база королевских ВВС в Монторуэлле. На базе играют полный алярм – сто четырнадцать человек тонут, не шутка. Поднимают два звена вертолетов, чтобы при случае всех разместить, включают свои пеленгаторы на КОСПАСовскую частоту и летят спасать. Подлетают, сигнал все сильнее, но судна на ручейке никакого не видят, только коттедж на берегу приткнулся.
Так вот, Роджерс еще и голову намылить не успел, вдруг на лужайке перед домишком его четыре боевых вертолета приземляются – двигатели ревут, стекла вылетают, цветочки в палисаднике в кашу, спасатели в оранжевых комбинезонах к коттеджу бегут, Роджерса спасать…
Ну, спасли его из ванной, понятно. И буек заглушили. А потом за оказанные услуги выставили счет. На тридцать две с половиной тысячи фунтов стерлингов. Тут никакой капитанской пенсии не хватит. Продал он яхту, и осенью мы опять южнее Дурбана встретились…
Причем китов он стал бить прямо с каким-то остервенением. Вот, помню, однажды у него… (Тут повествование было прервано срочным сообщением вахтенного. О дальнейшей судьбе незадачливого шкипера Рогожин так никогда и не узнал.)
5. Директорское сафари (окончание)
Вахтенный сообщил неожиданное, но радостное известие: в восьми милях к норду с «Краскома Шадрина» замечен белый кит. Оторвавшийся от обмишулившегося Саши Березина, капитана «Комсомольца Приамурья», Моби Дик, на свою беду, полным ходом влетел в негостеприимные объятия главных сил эскадры Погорина.
Началась охота.
Совсем не хочется описывать, как наводили гарпунную пушку на обреченного белого гиганта, как полетел в цель смертоносный гарпун, снаряженный гранатой и полуметровыми лапами-зазубринами, как забился на прочнейшем нейлоновом лине властелин морей, повинный единственно цветом кожи. Не хочется. Противно…
Тем более что убил кита безымянный (для нашей истории) гарпунер с «Шадрина». Рогожина на китобоец Савва Матвеевич не отпустил, сказав, что ввиду усиливающегося волнения на болтающееся щепкой суденышко ни катером, ни вертолетом не добраться.
А посему перейдем сразу к событиям дня следующего.
…Юношеская мечта Рогожина лежала на просторной палубе «Уссурийска» грудой мертвого мяса. Сергей Викторович, экипированный в новую штормовку, подошел поближе. Моби Дик при внимательном рассмотрении оказался не таким уж и белым. Так, желтоватый с легкой прозеленью…
В душе было абсолютно пусто, ни малейшей эмоции. Подлец Мелвилл обманул Рожу-Рогожу еще раз. Охота закончилась, а приключения так и не начались. Брезгливо пнув тушу сапогом, директор и лауреат развернулся, сдвинул набекрень зюйдвестку, сделал мужественное лицо и взмахнул над головой старинным ручным гарпуном, хранившимся в качестве талисмана у Саввы Матвеевича. Сверкнула фотовспышка. Фотограф помудрил с объективом, отбежал подальше, щелкнул еще раз…
Надо сказать, получившиеся фотографии Рогожин никому никогда не показывал. На первой толстенький человек в нелепом маскарадном одеянии стоял на фоне не пойми чего, больше всего напоминающего вагонную простыню, проделавшую долгий путь Москва – Владивосток. На второй кит выглядел прилично, но вот доктор наук казался каким-то мелким, каким-то очень незначительным, даже насекомообразным каким-то.
Дальше начались будничные хлопоты: проследить, чтобы аккуратно расчлененный скелет (мясо и сало пошли на нужды народного хозяйства) погрузили в строгом порядке в заранее подготовленные ящики; составить схему сборки-разборки этого гигантского конструктора; организовать отправку груза на материк и, уже железной дорогой, в институт… Рутина.
* * *
А может, и правы последние романтики, утверждающие, что белый кит – воплощение Демона Моря, дух изменчивой и чуждой человеку стихии? И что держаться от него лучше подальше. Демон ты или нет, с сидящей в гарпуне тротиловой гранатой особо не потягаешься. Только вот духи, такое дело, гораздо долговечнее бренного тела, даже китового. И имеют пакостную привычку мстить убийцам этого тела. Так ли это, или последовавшие странные события – лишь цепь житейских случайностей, решайте сами.
6. Первая жертва
Первой жертвой загробной мести Моби Дика стал институтский запойный грузчик Потапыч, бывший технический гений.
Когда-то, очень давно, Потапыч был инженером и заведовал опытно-производственной базой института. Причем инженером Буданов (сейчас фамилию Потапыча помнили лишь отдел кадров да несколько старожилов НИИ) был в самом старорежимном смысле этого слова, разительно отличаясь от мало что знающих и умеющих выпускников технических институтов. Потапыч поднялся к пику своей карьеры из простых рабочих и уже старшим техником, на излете четвертого десятка, заочно закончил вуз.
И руки, и голова у Потапыча работали одинаково хорошо – в технике он мог и умел все. Яйцеголовые деятели науки могли весьма невразумительно объяснять, что им, собственно, нужно – и больше ни о чем не заботиться. А Потапыч-Буданов выдавал им к нужному сроку необходимый прибор, зачастую не имеющий аналогов в обозримой части Вселенной. И еще четверть века назад сам великий Ширшов, корифей, академик и основоположник, говорил, похлопывая Буданова по плечу: «Ну, Алексей Потапыч, ты – гений!»
Зря говорят, что все гении в той стране были непризнанны. По крайней мере, гениальность Потапыча заметили и вознаградили. Правда – скромно, по-советски. Чтобы не возгордился и не оторвался от народа. Но премии, грамоты с вымпелами, благодарности в приказах и путевки в Крым получал гений регулярно. Имел целый ряд авторских свидетельств на свои технические решения и даже был представлен к ордену «Знак Почета»…
Однако орден не получил, да и вообще карьера Потапыча пошла под уклон после одного злополучного изобретения.
А дело было так. Задушевный друг-приятель, в семейном бюджете которого повышение цены на главный продукт страны с трех шестидесяти двух аж почти до четырех с полтиной пробило ощутимую брешь, попросил сделать ему домашний микроспиртозавод. В просторечии – самогонный аппарат.
Ни с теорией, ни с практикой производства спиртов малопьющий Буданов не был знаком, но взялся за задачу с присущей ему обстоятельностью. Может быть, если бы приклепал он на скорую руку змеевик к бачку из нержавейки, так и катилась бы его жизнь по прежней колее, получил бы свой «Знак Почета», затем «Заслуженного изобретателя», вышел бы на пенсию, окруженный всеобщим уважением…
Но привык Потапыч делать все, за что брался, лучше, чем кто-либо до него. Теоретически задача была проста: температура кипения этилового спирта 83,7 градуса Цельсия. Увеличить ее – в выходящей смеси будет слишком много воды, чуть уменьшить – недопустимо увеличится процент ядовитых сивушных масел. Вопрос лишь в том, как удерживать с большой точностью заданную температуру при постоянно изменяющемся объеме кипящей жидкости. Не на шутку увлекшийся инженер проводил вечера за все более усложняющимися опытами.
Меченый борец с алкоголем тогда и в мыслях не приближался к главному креслу страны, отираясь на дальней периферии звездоносного генсека. Соответственно, не рыскали по лестницам домов наряды с собаками-алкоголичками, делающими стойку на тянущийся из-за двери знакомый запашок, – трудам Потапыча никто не мешал.
Уже друг-приятель, удовлетворившись одной из промежуточных конструкций, давно переводил на эликсир веселья пуды дешевых карамелек-подушечек, а технический гений все продолжал свои поиски, заменяя хорошее на лучшее. Параллельно он проводил глубокие исследования в областях рецептуры и очистки.
Зримый и весомый результат наступил два года спустя – гости на дне рождения, отведав в целях эксперимента из двух поставленных перед каждым стопок казенной водки и огненной воды Потапыча, дружно обозвали самогонкой продукцию ликеро-водочного завода.
Дерзания конструкторской мысли привели к рождению сразу двух чудо-машин. Одна из них, замаскированная под холодильник и даже издающая приличествующие этому агрегату звуки, при работе на полную мощность могла выдать в сутки до полутора кубометров первоклассного спирта. Другая, снабженная электронным блоком управления на четырнадцати микросхемах и цифровой индикацией, была портативной и размещалась в небольшом дипломате. При отсутствии поблизости розетки дипломат мог до двух часов работать на автономном источнике питания, исправно снабжая владельца живительной влагой.
За годы поисков, находок и дегустаций Потапыч стал великим специалистом по гидролизу и ректификации, по виноделию и производству крепких напитков. Мог с лету ответить, чем отличается технология приготовления ямайского рома от кубинского. Освоил наиболее экономичные способы производства конечного продукта из четырех десятков видов сырья…
А кроме того – просто спился.
Что делать, таковы традиции старых русских инженеров и ученых. Построил мост – так и стой под ним при испытаниях, изобрел вакцину – так и коли ее себе первому. Это только нынешние все, что придумают, на нас испытывают.
На работе Потапыча поначалу ласково журили, с пониманием относясь к присущей многим русским талантам слабости. Но затуманенный регулярными вечерними дегустациями мозг гения все чаще давал сбои при работе над темами, не связанными с алкогольным производством.
Однажды, изготовляя термостат-инкубатор, он вместо заданной температуры по привычке запрограммировал агрегат на роковые 83,7, загубив уникальную глубоководную микрофлору, опыты над которой требовались для докторской диссертации заместителя директора.
Это был Рубикон. Вместо премий на жертву науки посыпались выговоры, строгие выговоры и понижения в должности. Прежнее начальство, из уважения к былым заслугам, еще держало его на инженерной работе. Но произошедшая смена поколений в руководстве отечественной океанологией привела Потапыча обратно в техники. Потом, опускаясь все ниже и ниже с каждым кадровым приказом, он постепенно добрался до грузчика.
Из грузчиков его бы тоже уволили за постоянные нарушения трудовой дисциплины, но никогда не скупящийся на угощение коллегам Потапыч имел на них громадное влияние. Большее, чем комсорг, профорг и парторг, вместе взятые. Отдел кадров обоснованно опасался, что вслед за чемоданчиком уволенного бывшего гения, как за волшебной дудочкой Гаммельнского крысолова, покинут пределы института все грузчики, разнорабочие, слесари и электрики…
* * *
Октябрьским утром, когда в поросшем бурьяном углу обширного двора НИИ разгружали наконец прибывшие из Владивостока трофеи директорской охоты, Потапыч опять опоздал на работу.
Он медленно продвигался в сторону толпы в спецовках, облепившей огромный ящик с устрашающей надписью «ПРАВЫЕ РЕБРА» на боку. Две проблемы занимали мозг слабо реагирующего на эту суету гения: как разместить новую модель аппарата в корпусе карманных часов и что предпринять в затянувшейся войне с начальником институтской ВОХРы. Начальник всерьез вознамерился реквизировать легендарный дипломат, и его гнусные поползновения, переходящие в откровенную слежку, все больше тревожили Потапыча.
Очнулся от творческих раздумий изобретательный грузчик только в тот момент, когда понял, куда собираются поставить его коллеги грандиозный ящик.
Днище саркофага Моби Дика нацелилось прямо на любовно устроенный тайник, оберегающий волшебный чемоданчик от алчных домогательств ВОХРы. Секретное вместилище было замаскировано под небольшую, поросшую жухлой растительностью кочку и вполне могло выдержать вес взрослого человека. Но что сверху шлепнется не пойми откуда взявшийся кит… Такого, понятно, никакой гений не предусмотрит.
Бурный спринт Потапыча, мгновенно оценившего ужасную опасность, перешел в стелющийся над землей прыжок, достойный любого из прославленных футбольных голкиперов. Может, бедняга и успел бы выдернуть свое сокровище из сокращавшегося пространства под днищем ящика, если бы действовал молча.
Но рвущийся из глубин потрясенной души вопль заставил вздрогнуть напрягающих мышцы тружеников. У кого-то от неожиданности соскользнули пальцы с нижнего угла ящика, груз качнулся вниз, резко увеличив нагрузку на прочих атлантов. И с криком «Берегись, бросаю!» они попрыгали в стороны. Из-под рухнувшего ящика раздался мерзкий хруст…
А в следующий момент толстые доски обшивки вступили в столкновение с носовой частью человека-снаряда Потапыча, завершающего стремительный полет.
Вышедший присмотреть хозяйским оком за разгрузкой Рогожин увидел странное зрелище: три первых ящика стояли ровным рядком, а четвертый как-то криво и к тому же был забрызган каплями крови. Рядом кучка рабочих окружала бригадира, торопливо оказывающего первую помощь пострадавшему.
Хотя повреждения получил только кровоточащий орган обоняния Потапыча, бригадир накладывал тугую, виток к витку, повязку начиная с самой макушки горестно стонущей жертвы, издалека приближаясь к пораженному месту. Отчего несчастный постепенно приобретал вид, настойчиво взывающий о немедленной отправке в реанимацию.
В воздухе витал тот пронзительно-печальный аромат алкоголя, какой бывает над вынесенной из двухчасовой очереди и неосторожно грохнутой об асфальт поллитровкой.
И это стало лишь началом…
7. События развиваются
Алла Эдуардовна была жутко недовольна.
Жильцы соседней девятиэтажки выжили ее из небольшого сквера под своими окнами. Сквер давно был облюбован Аллой Эдуардовной и другими окрестными собачниками для прогулок со своими любимцами. Но жильцы попались все какие-то нервные и склочные, что вполне объяснимо – аромат собачьих экскрементов физическое и моральное здоровье совсем не укрепляет.
Борьба за скверик – длительная, как Столетняя война, и так же изобилующая всевозможными стычками, обходными маневрами и военными хитростями – завершилась как раз сегодня полным поражением собаководов.
К двинувшейся привычным маршрутом со своим ненаглядным Гектором Алле Эдуардовне подошел их участковый и предложил малоприятный выбор: либо немедленно изыскать другое место для прогулок, либо прогуляться – но уже с ним и в отделение – на предмет составления протокола и уплаты штрафа. Судя по отсутствию прочих собаковладельцев в это популярное (шестой час вечера) для прогулок время, хозяйка Гектора стала не первой жертвой милицейского произвола.
И вот теперь она влачилась тропинкой по дальнему, за полторы остановки, пустырю, вдоль неосвещенного забора какого-то НИИ, и вокруг было холодно и очень неуютно. Правда, хулиганов и прочих таящихся в темноте опасностей Алла Эдуардовна не боялась – Гектор, здоровенный кудлатый пес неизвестной науке породы, служил вполне надежной защитой. Он, купленный четыре года назад своей одинокой хозяйкой под видом карликового (!) пинчера, бодро трусил по тропинке, явно довольный сменой надоевшего маршрута.
И тут с небес раздался странный звук, и часть ярких осенних звезд оказалась закрытой большим предметом очень экзотичной формы.
Но Алла Эдуардовна, увлекающаяся в свободное от работы время летающими тарелками, снежными людьми, телепатией и прочей мистикой, заинтересоваться этим аномальным явлением толком не успела.
Потому что в следующую секунду неопознанный летающий объект совершил весьма жесткую посадку на ее ондатровую шапку-боярку. В терминах уфологии – контакт второго рода. Незадачливая контактерша рухнула на подернутую октябрьским инеем траву. Напуганный Гектор рванулся, но не сумел ни сдернуть с руки намертво захлестнутый поводок, ни сдвинуть упавшую поперек тропы грузную хозяйку.
И он завыл, обратив морду в сторону проходившего невдалеке проспекта…
* * *
Если бы тренеры по легкой атлетике добровольного спортивного общества профсоюзов «Буревестник» имели странное обыкновение прогуливаться по темному двору института океанологии, желательно вооружившись прибором ночного видения, их, тренеров, ждал бы в этот вечер приятный сюрприз.
Дело в том, что по темным закоулкам двора продвигался уверенным шагом хорошо изучившего дорогу человека разнорабочий четвертого разряда Пряжкин. На плечах его смутно виднелся здоровенный предмет вытянутой формы.
Этот Пряжкин задумал грандиозное дело – спереть из института кость от передней правой конечности Моби Дика. Путем перебрасывания через окружающий территорию четырехметровый бетонный забор. Похититель, не зная о наличии у Рогожина точнейшего списка и подробной схемы сборки, был уверен, что никто не заметит пропажи одного из бесчисленных мослов, разложенных для просушки на стеллажах институтского склада.
А зачем, спросит недоверчивый читатель, простому советскому пареньку-пролетарию этакая костяшка?
Да она вроде и ни к чему, но вот был у Пряжкина знакомый коллекционер всяких морских редкостей. Скромный такой коллекционер, сидевший по выходным на птичьем рынке за столиком, украшенным крупными раковинами, сушеными крабами и морскими звездами, а также надписью: «КУПЛЮ – ПОМЕНЯЮ.»
Невинное хобби этого гражданина не привлекло внимания ни представителей преступного мира, ни, как следствие, стражей правопорядка. И те и другие больше интересуются собирателями картин, монет и антиквариата. Упомянутые граждане обеих категорий весьма сильно бы удивились, узнав, что один западный немец (с проходившего в рогожинском НИИ конгресса гидробиологов), с большим трудом заманенный натуралистом-любителем в набитую редкостями квартирку, с лету предложил приобрести коллекцию для своего института за сто двадцать тысяч марок…
Пряжкин, подцепленный коллекционером в соседствующей с институтом пивной, тоже внес свою лепту в формирование столь высоко оцененного собрания, вынося помаленьку из НИИ кое-какие диковины. Услышав краем уха о крайней редкости и научной ценности прежнего владельца этого колоссального супового набора, то есть белого кита, он на свой страх и риск решил порадовать знакомого уникальным экспонатом. Небезвозмездно, конечно.
Боюсь, господа, что вам трудно оценить весь дерзостный полет замысла Пряжкина. Но все же попробуйте. Для начала представьте себе извлеченную из куриной ноги косточку. Представили? А теперь увеличьте ее, опять же мысленно, в двадцать раз по каждому из габаритов. Причем прошу отметить, что вес косточки после такой операции вырастет в восемь тысяч раз!
Теперь вообразите бетонный забор высотой четыре метра. Да-да, почти два с половиной ваших роста. Накиньте еще метр на идущие по гребню этой фортеции стойки с натянутой проволокой, отойдите от получившегося укрепления метров на десять-двенадцать (ближе нельзя, земля выстлана тонкой, но крепкой стальной путанкой). Затем попробуйте, все еще мысленно, перекинуть через это хозяйство нашу любовно выращенную куриную косточку… Что, не получается?
Лицам, напрочь лишенным воображения, предлагаю спуститься во двор и попробовать закинуть простое двухметровое бревно на свой или соседский балкон второго этажа. И заранее снимаю с себя ответственность за возможные жертвы и разрушения.
Богатырь земли Русской Алеша Пряжкин уже несколько лет тайком тренировался в метании через забор разнообразнейших материальных ценностей. Техника этого дела была доведена у него до полного совершенства, ни одна клетка могучих мышц не работала впустую.
Окажись-таки в тот момент у забора вышеупомянутые тренеры, и карьера Алеши круто изменила бы направление, еще раз прославив на международной арене советскую школу метателей молота. Но тренеров не было. И никто не видел, как раскрученная живой катапультой чудовищная кость со свистом исчезла в ночном небе…
* * *
Старшина милиции Чернорук в последующих рассказах не слишком расцвечивал свою роль в этой истории героическими красками.
Не утверждал, например, что заглянул на пустырь, привлеченный подозрительными звуками и имея целью пресечь возможные злоумышления. Но и тот факт, что привела его на это поле чудес банальная физиологическая надобность, возникшая после двух выпитых по окончании дежурства бутылок пива, Чернорук тоже старался не афишировать.
Как бы то ни было, обогнувший угол институтского забора старшина остановился, прикованный к месту фантастическим зрелищем.
Поперек тропинки лежала кость невероятных размеров, слабо белея в свете далеких фонарей. Над костью возвышался здоровенный пес, глаза которого зловеще светились во мраке.
Ни дать ни взять – ужас Девонширских болот, Баскервильская собака.
Причем только что дочиста обглодавшая очередного несчастного сэра Баскервиля. Сэр ей явно попался на редкость крупный… Потрясенный милиционер помотал головой, пытаясь отогнать кошмарное видение. Видение не исчезло. Собака рванулась в сторону старшины Чернорука и дико завыла.
Не мудрствуя лукаво, тот повторил известный прием попавшего однажды в схожую беду беглого каторжника Селдена: развернувшись, с истошным воплем понесся в сторону освещенного проспекта. Будучи лет на двадцать постарше Алеши Пряжкина, олимпийских рекордов Чернорук в этом спринте не побил, но вполне доказал свое право на выступление за сборную ветеранов МВД…
Институтские вохровцы, в караулку которых бросился за спасением от прожорливого чудовища старшина, сначала весьма логично заподозрили у него белую горячку. Но настойчиво повторяемое: «В-вот т-т-такая к-к-кость!» в сочетании с широко разведенными руками заставило вспомнить о недавно поступившем экспонате. Чернорук решился показать место происшествия только после того, как старший смены вручил ему обшарпанный наган взамен оставленного на службе табельного оружия. Спешно составленная поисковая экспедиция выступила.
Тем временем вой и настойчивое дерганье Гектора вернули в чувство погребенную под костью Аллу Эдуардовну. Ничего не понимая, она попыталась встать из лужи, в которой до сих пор пребывала, не замеченная старшиной Черноруком. Встала, но сильнейшее головокружение вновь опустило ее на четвереньки. Пес вырвал поводок из ослабившей хватку руки и радостно умчался во тьму.
Когда старшина, вторично вывернувший из-за угла во главе процессии охранников, увидел, что кошмарная собака превратилась в стоящую на четвереньках над все той же костью растрепанную и довольно грязную женщину, он просто сел в заросли бурьяна, закрыл руками лицо, выронил в лужу казенный наган и перестал на что-либо реагировать. Так, с прижатыми к лицу руками, его в «скорую» и загрузили. А с ним и злополучную собачницу с сильным сотрясением мозга. Бедняга Гектор пополнил ряды бездомных собак.
Русский богатырь Пряжкин, наблюдавший за финалом действия с безопасного расстояния, тяжело вздохнул и пошел к трамвайной остановке. По пути он размышлял, не надежней ли прорыть туннель под проклятым забором…