Завещание Тимура
Все источники утверждают, что великий полководец и завоеватель, “сотрясатель вселенной”, любимец счастливых расположений звезд Тимур был неграмотен, то есть, не умел ни читать, ни писать.
При этом даже самые ярые его хулители не отрицают, что Тимур обладал феноменальной памятью и свободно говорил на трех-четырех языках.
Знаменитый средневековый историограф Ибн Хальдун, с которым Тимур долго беседовал в марте 1401 года после взятия Дамаска, был поражен глубиной исторических познаний великого эмира.
Разбирался Тимур и в поэзии. Он без натуги мог процитировать подходящее четверостишие по тому или иному поводу.
Словом, утверждение о безграмотности “сотрясателя вселенной” выглядит построенным на песке.
Скорее всего, Железный Хромец считал, что публичная демонстрация умения читать и писать – “не царское дело”.
Особенно хорошо Тимур знал историю создателей мировых империй – Искандера Двурогого и Чингисхана.
Он, Тамерлан, и сам ведь встал с ними вровень, завоевав полмира. Разве его гигантская держава, раскинувшаяся от Эгейского моря до Восточного Туркестана, не потрясала воображение своими размерами?
Завоевав полмира, он, так же, как и они, выполнил половину задачи.
Однако вторая, самая трудная ее часть, заключалась вовсе не в том, завоевать другую половину мира.
Тимур уже знал, что ни один смертный не в силах сделать это, ибо человеческая жизнь слишком коротка.
Вторая половина задачи состояла в том, чтобы воспитать и оставить после себя достойного наследника, способного продолжить и завершить начатое.
Достойного же наследника могла дать только большая, крепкая и всемогущая Семья, сплоченная кровными узами.
Искандер, похоже, так и не понял этого.
Он вообще не имел Семьи, в привычном понимании этого слова.
Потому-то его империя развалилась сразу после его смерти.
В случае Чингисхана дело обстояло гораздо сложнее.
Летописи говорят, что общее число мужских потомков великого кагана к концу его жизни достигло примерно ста человек – пяти сыновей, порядка сорока взрослых внуков, а еще много дюжин подрастающих правнуков.
Но только первые четыре сына Чингисхана от его старшей жены Борте из племени кунграт стали родоначальниками “золотого рода”, оставив заметный след в истории.
Все эти четыре сына – Джучи, Чагатай, Угедей и Тулуй – были умны, отважны, находчивы и решительны. Каждый из них пользовался авторитетом в армии и среди простого народа.
Почему же столь достойные сыновья не смогли завершить начатое отцом, спрашивал Тимур и сам же давал ответ.
Беда в том, что не было между старшими сыновьями ощущения единой Семьи.
В дни молодости Чингисхана воины враждебного племени меркитов совершили внезапный налет на его стойбище и увели в плен его молодую жену Борте, которая в ту пору будто бы была беременной. Позднее, когда ее отбили, Борте родила мальчика, которого Темучин признал перед всеми своим сыном и дал тому имя Джучи.
Время шло, но нездоровые слухи среди монголов о происхождении Джучи не только не прекращались, но даже усиливались.
В нагнетании этих порочащих слухов участвовали даже его младшие братья, особенно Чагатай.
Это приводило к ссорам и размолвкам, принимавшим порой весьма острый характер.
Безобразные сценки разыгрывались даже в присутствии самого Чингисхана.
Как-то раз, на важном совещании, когда Чингисхан дал первое слово, как положено, старшему сыну, Чагатай, не удержавшись, вскочил с места и закричал: “Почему мы должны повиноваться этому наследнику меркитского плена!” (Другие источники утверждают, что он выразился гораздо резче, назвав старшего брата “меркитским выродком”.)
Можно только догадываться, какие выражения употреблял Чагатай, славившийся своей грубостью, в кругу своих соратников. Он словно не понимал, что своими подозрениями оскорбляет еще и собственную мать.
Джучи в ответ схватил Чагатая за воротник и, в свою очередь, принялся осыпать его оскорблениями, предлагая немедленно устроить борцовский поединок, если только будет на то воля их родителя и государя.
Слово за слово, разгорячившиеся братья едва не вцепились друг в друга.
Чингисхан строго отчитал обоих и запретил им ссориться впредь, да только это мало повлияло на степень кипения их укоренившейся вражды.
Так или иначе, но Чингисхан, размышляя о том, кого объявить своим наследником, вынужден был отвергнуть кандидатуры обоих старших сыновей, и мог делать выбор только между двумя младшими. А это все-таки был не самый лучший выбор, вот какая штука!
Наконец, Чингисхан принял тяжелое, но необходимое решение.
На рубеже 1227 года его старший сын Джучи погиб во время охоты.
Мало кто сомневался, что эта смерть не была случайной, и что убийц подослал великий каган.
Позднее историки сочинили, будто Джучи замышлял отложиться от отца, за что, мол, и поплатился.
Пустые выдумки все это, считал Тимур!
Чингисхан пытался разрядить, наконец, обстановку в своей Семье, устранить источник неутихающего раздора.
Отец принес сына в жертву ради грядущего единства Семьи!
Вот только сделал он это, невзирая на свою мудрость, слишком поздно. Раньше надо было, раньше! Еще тогда, когда Борте только родила “меркитского наследника”! Ведь сразу было ясно, что из этого получится!
Да, Джучи не стало, но семена раздора уже дали ядовитые всходы в Доме великого кагана.
Отец ненадолго пережил старшего сына, назвав перед смертью своим наследником все-таки Угедея!
Хан Угедей правил неполных 13 лет.
Он поддерживал прежний порядок и даже расширил Монгольскую империю, как на Востоке, так и на Западе.
Вместе с тем, он был запойным пьяницей, особенно в последние годы жизни.
Он и умер в пьяном виде после очередного пира.
И хотя он тоже оставил завещание, в котором назвал имя наследника, но власть в империи перехватила, пользуясь “дырами” в монгольских законах, его главная жена Туракина-хатун, женщина некрасивая, властолюбивая, взбалмошная и мстительная, а вдобавок ко всему еще интриганка, отравительница и колдунья.
За пять лет своего правления она смертельно перессорила между собой представителей “золотого рода”, внесла в него раскол и смуту.
Чингисхан завещал своим потомкам согласие и единодушие, но все ли возможное он сам сделал для этого?!
Похоже, что нет.
Потому-то его империя быстро дала трещины и через несколько десятков лет распалась на обломки, один из которых, наследство Чагатая, снова объединил он, Железный Хромец.
Тимур был полон решимости избежать тех ошибок, которые совершили его учителя, Искандер и Чингисхан!
Недаром же его прозвали Сахибкиран, что означает “обладатель счастливого сочетания звезд”!
Но ведь звезды благоприятствуют ему лишь потому, что он сам заранее старается все предусмотреть, изучая опыт своих предшественников!
Железный Хромец был уверен, что открыл секрет бессмертия для своей державы, разгадал тот единственно правильный порядок, при котором семьсот поколений его потомков будут править счастливо и безмятежно, восхваляя память о нем, Тимуре.
Он начал с того, что разделил свою державу на уделы между детьми и внуками. Пусть каждый из них с молодых лет правит на своих землях и набирается государственной мудрости!
Но чтобы в будущем они не перессорились между собой, как полководцы Искандера или дети Чингисхана, над всеми должен стоять старший тимурид, обладающий непререкаемым авторитетом и стальной волей. Такой же, как у него, великого эмира.
Тимур любил повторять двустишие:
“Как существует один бог на небе, так должен быть один царь на земле.
Весь мир не заслуживает того, чтобы иметь больше одного правителя”.
Но кому же завещать верховную власть в стране?
Об этом Тимур не переставал напряженно размышлять на протяжении уже многих лет.
Судьба подарила ему четырех сыновей.
(Фактически-то их было больше, но царевичами могли считаться лишь те, кто родился от законных, родовитых жен Тимура.)
Любимым сыном Железного Хромца был первенец Джахангир, в котором присутствовало нечто, вселявшее надежду в сердце Тимура.
Но Джахангир погиб в молодости, успев, правда, оставить после себя двух сыновей.
Молодым погиб и второй сын Тимура – Омар-шейх.
Третий сын – Мираншах – доставлял отцу лишь огорчения.
Достигнув зрелого возраста, он так и не взялся за ум, хотя Тимур дал ему в управление один из богатейших уделов – Хорасан со столицей в Герате.
Однажды на пиру в своем дворце Мираншах со смехом отрубил голову представителю знатного персидского рода, а после простодушно оправдывался тем, что был, дескать, пьян.
Несколько позднее, в результате падения во время охоты с лошади, Мираншах и вовсе впал в безумие, вытворяя различные непотребства: безудержно пьянствовал, предавался игре и похоти, совершал дикие, нелепые поступки.
В конце концов, Тимур был вынужден лично возглавить карательную экспедицию.
Суд был скорым, но справедливым.
Почти всех приближенных Мираншаха, которые, пользуясь безумием правителя, расхищали казну, Тимур отправил на эшафот.
В какой-то момент он даже собирался казнить и собственного сына, но затем передумал и отправил его княжить в менее значимый удел, где своенравный царевич находился под присмотром верных людей.
Понятно, что Мираншах был окончательно вычеркнут из списка претендентов на высшую власть.
Герат же и еще ряд смежных областей Тимур передал четвертому, младшему и нелюбимому, сыну Шахруху.
Однако и его великий эмир не рассматривал в качестве своего главного наследника.
Шахрух, как правитель, был слаб и нерешителен, он слишком много времени проводил с богословами и дервишами и, что совсем уж недопустимо для восточного мужчины, находился под влиянием своей жены Гаухар-Шод, которая вертела им, как заблагорассудится, но при этом действовала тонко, не ущемляя самолюбия супруга.
Нет, не выйдет из подкаблучника грозного повелителя могучей державы!
Итак, с сыновьями “сотрясателю вселенной” не повезло.
С горечью осознав это, Тимур направил все свое внимание на внуков, коих у него насчитывалось более трех десятков.
(Опять же, речь идет только о “законных” внуках.)
Он установил правило, по которому перед рождением очередного царевича его будущую родительницу вызывали ко двору и опекали со всем усердием. Но едва роженица разрешалась от бремени, как ребенка (если это был мальчик) у нее забирали и поручали его воспитание назначенным для этого лицам, следившим от колыбели за его питанием, одеждой и прочим. Когда же мальчик подрастал, то его обучали всему, что нужно было знать будущему государю.
Тимур и сам подолгу беседовал с внуками, стараясь предугадать, какими талантами обладает каждый из них.
Эта система довольно быстро принесла свои плоды.
Без малейших колебаний Тимур остановил свой выбор на Мухаммеде-Султане, старшем сыне его первенца Джахангира. В глазах этого юноши горел тот огонь, который Тимур умел замечать и ценить в других. Всю свою любовь, все свои надежды и чаяния он перенес на этого избранника, который во всем оправдывал его ожидания.
Все складывалось просто великолепно.
После победы над Баязидом Молниеносным Тимур достиг вершины могущества.
Европейские монархи наперебой спешили поздравить его с очередным громким успехом и слали к нему послов-разведчиков, имевших задание выведать, не повернет ли Тимур своих удальцов на Запад, “к последнему морю”?
Но нет, Тимур давно уже размышлял о походе не на Запад, а на Восток, точнее, в Китай.
Однако после разгрома Баязида великий эмир позволил себе немного расслабиться.
Почему бы и нет, разве он не заслужил этого? Разве он не обеспечил будущее для своей державы, не воспитал достойного приемника?
И тут судьба, которая так долго была к нему благосклонной, нанесла страшный, коварный и неотразимый удар!
13 марта 1403 года тот, кого он уже видел своим наследником, сгорел от какой-то болезни в считанные часы в 19-летнем возрасте!
Тимур рвал на себе одежды, катался по земле, стонал и кричал от душевной боли. Несколько дней он пребывал в глубоком отчаянии. Кризис всё же миновал, но приближенные отмечали, что после смерти Мухаммеда-Султана Тимур уже никогда не был таким, каким его знали прежде.
Для упокоения царевича Тимур приказал построить величественный мавзолей Гур-Эмир, и его возвели в небывало короткие сроки – в течение года.
Но на кого же теперь оставить огромную державу, кого назначить наследником престола?
Он не находил однозначного решения.
Всем хорош был принц Халиль, сын Мираншаха и “ханской дочери”, красавицы Хан-заде, которая сначала была женой Джахангира, первенца Тимура, а затем, после гибели царевича, перешла, согласно бытовавшей еще монгольской традиции, в дом брата усопшего.
Еще будучи в 15-летнем возрасте, Халиль участвовал в знаменитой битве под Дели, где он, вооруженный одной лишь саблей, захватил боевого слона с его вожаком-индусом и привел своих пленников к палатке деда, за что удостоился от того скупой похвалы.
Благодаря своей храбрости, щедрости, любезности и своему великодушию, Халиль со временем приобрел огромную популярность в армии, готовой идти за ним в огонь и в воду.
Правда, отличался принц и своими сумасбродствами (не иначе, сказалась отцовская наследственность).
Влюбившись в собственную наложницу Шади-Мульк, он женился на ней, словно та была ханской дочерью, и даже не спросил разрешения у деда.
Узнав об этой свадьбе, Тимур пришел в негодование, но Халиль бежал от его гнева вместе с молодой женой в дальний удел и скрывался там какое-то время.
Тимур, чья терпимость по отношению к проступкам членов Семьи поистине не знала пределов, гневался недолго.
Он не только простил внуку его выходку, но и назначил молодого царевича на высокий военный пост.
Однако из претендентов на верховную власть всё же его исключил. Ибо человек, не умеющий обуздывать свои чувства, не может стать повелителем миллионов подданных.
Тем более что оставалось еще много других кандидатов.
Принц Улугбек, сын Шахруха и “жемчужины двора” Гаухар-Шад, отличался умом и любознательностью, но ведь ему только-только исполнилось десять!
Не мог Тимур делать судьбоносную ставку на мальчика, чьи жизненные интересы еще не определились!
Кроме внуков от сыновей, у Тимура были внуки и от дочерей.
Эти внуки тоже считались полноценными царевичами.
Самой яркой личностью из них был, пожалуй, Султан-Хусейн.
Тимур долго присматривался к юноше, находя в нем все новые достоинства.
Как вдруг Хусейн отчебучил такое, что Тимур даже не поверил, когда ему доложили о случившемся!
Во время осады Дамаска Хусейн ни с того, ни с сего перешел на сторону осажденных и, участвуя в их вылазках, храбро сражался против своих!
Ошеломленный этим известием Тимур приказал лучшим своим гвардейцам доставить к нему перебежчика, и непременно живым!
В ходе следующей вылазки Хусейн был пленен.
Его привели в походную палатку великого эмира.
Ничем другим, кроме легкомысленной жажды приключений, объяснить свой проступок, заслуживавший в условиях военной кампании немедленной казни, Хусейн не мог.
Тимур велел высечь беглеца перед строем палками, отрезать ему косу, что считалось позором, а затем переодеть в женскую одежду (еще больший позор!).
Но уже скоро Тимур не только полностью простил молодца, но и назначил его на высокую военную должность, равноценную той, что занимал Халиль.
Естественно, при этом Хусейн тоже был вычеркнут из высочайшего списка.
В конце концов, после долгих колебаний Тимур остановил свой выбор на Пир-Мухаммеде, втором сыне Джахангира.
Этот царевич не имел ярко выраженных талантов. В его глазах не было того неукротимого огня, что горел во взоре его старшего брата Мухаммеда-Султана.
Но все же в нем текла кровь Джахангира, и Тимур, похоже, рассчитывал, что рано или поздно в царевиче проявятся черты его отца и старшего брата.
Кроме того, Пир-Мухаммед, родившийся на сороковой день после гибели отца, фактически был старшим из дееспособных тимуридов.
Шахрух, доводившийся ему дядей, родился годом позже племянника.
(Безумный Мираншах в расчет уже не принимался.)
Итак, выбор был сделан!
Избранником стал несколько тускловатый Пир-Мухаммед.
Чтобы привить царевичу вкус к государственным делам, а также проверить его в серьезном деле, Тимур направил Пира правителем в Кандагар, на индийскую границу, где было неспокойно.
Пусть парень научится принимать самостоятельные решения, рассуждал Тимур, надеявшийся, что еще успеет передать наследнику секретный опыт управления огромной державой.
Уладив этот вопрос, Тимур приступил к последнему делу своей жизни.
Он задумал большой поход в Китай, рассчитывая завершить после этого свой земной путь.
Был конец декабря 1404 года, когда тремя колоннами огромное войско выступило в поход.
Вопреки всем стратегическим канонам, великий эмир намеревался пройти Центральную Азию за три зимних месяца, чтобы внезапно явиться перед врагом и нанести сокрушительный удар.
Но когда его штаб достиг Отрара, города, находившегося у восточных рубежей его державы, разведчики доложили о необычайно обильных снегопадах, закупоривших все горные перевалы, где снег лежал высотой в два копья.
Войску пришлось становиться на зимние квартиры.
Правое крыло, которым командовал Халиль, встало в Ташкенте, левое во главе с Султан-Хусейном – в Ясе (Туркестан).
При этом Центр, где находился сам Тимур, разместился в Отраре, городе мистической судьбы, с инцидента в котором начался когда-то великий поход Чингисхана “к последнему морю”.
И вот теперь последователь Чингисхана Тимур двигался через тот же Отрар уже в свой великий поход, но только в обратном направлении.
Вернее, он хотел двигаться, но волей небес был лишен такой возможности, и эта незапланированная остановка сильно его раздражала. Чтобы легче перетерпеть период вынужденного бездействия, он много пил, а ведь ему уже шел 69-й год.
Однажды, после особенно обильного пира, он почувствовал лихорадку.
Тело его горело, а с вышины слышались голоса гурий.
Наступил упадок сил, и Тимур вдруг ясно понял, что город, где ему суждено навеки закрыть глаза, называется Отраром.
Что ж, вот и пришла пора приступить к выполнению второй части задачи.
Несмотря на сильные боли, он оставался в ясном уме и здравой памяти.
Как следует из “Книги побед” (“Зафар-намэ”), он призвал к себе всех находившихся в ставке эмиров и вельмож и, покаявшись за свои грехи, заявил им следующее:
“Теперь я требую, чтобы мой внук Пир-Мухаммед Джахангир был моим наследником и приемником. Он должен удерживать трон Самарканда под своей суверенной и независимой властью, должен заботиться о гражданских и военных делах, а вы должны повиноваться ему и служить, жертвовать вашими жизнями для поддержания его власти, чтобы мир не пришел в беспорядок, и чтобы мои труды стольких лет не пропали даром. Если вы будете делать это единодушно, то никто не посмеет воспрепятствовать этому и помешать исполнению моей последней воли”.
Затем Тимур повелел, чтобы каждый из собравшихся поклялся великой клятвой, что они исполнят его волю и будут верой и правдой служить наследнику Пир-Мухаммеду.
Но и этого Тимуру показалось мало, он взял с присутствующих новую клятву о том, что они приведут к присяге всех отсутствующих здесь эмиров и вельмож и не допустят, чтобы его последней воле было оказано какое-либо сопротивление.
Они клялись: горячо, истово и искренне, со слезами на глазах.
Но Тимур почуял своим проницательным умом: эти пламенные клятвы скоро забудутся, возобладают корысть и расчеты, все пойдет так, как шло когда-то при дворах Искандера и Темучина после смерти завоевателей.
Всё повторяется в этом мире, и он, Тимур, тоже ничего не сумел изменить, несмотря на свои оглушительные победы.
Всё было напрасно…
Он закрыл глаза и отошел.
Три претендента
Тело Тимура еще не остыло, а в царской палатке уже разгорелись ожесточенные споры.
Нет, речь шла не о завещании великого эмира, последней воли которого никто не решился бы подвергать сомнению.
Спорили о другом.
Одни выступали за то, чтобы скрыть смерть великого эмира от войска и народа, тело временно похоронить в каком-либо удаленном мавзолее, а затем продолжить поход на Китай.
Другие стояли за пышный государственный церемониал похорон и за скорейшее возведение на престол наследника, который и вынес бы решение о дальнейшей судьбе похода.
Жизнь в считанные часы сама разрешила этот спор.
Ибо уже вскоре весть о смерти “сотрясателя вселенной” неведомыми путями разнеслась по всему лагерю и птицей полетела дальше, во все концы необъятной державы.
Разве такую новость можно утаить?
Эмиры и вельможи постановили, наконец, быстрее вернуться в столицу и приступить к устройству государственных дел уже без Тимура.
К Пир-Мухаммеду, в далекий Кандагар, лежавший за занесенными снегом перевалами, помчались гонцы с подробными письмами.
Но гораздо раньше другие гонцы домчались до Ташкента и до Ясы, где стояли, соответственно, полки правого и левого крыла армии.
Ведь находившиеся здесь эмиры и вельможи тоже должны были дать, согласно последней воле Тимура, клятву верности Пир-Мухаммеду.
Первым получил это известие принц Халиль.
Он тут же собрал своих военачальников и заявил им:
– Наследник достигнет Самарканда еще не скоро, ведь горные перевалы сейчас непроходимы. А без твердой власти в стране может начаться смута. Только армия может обеспечить порядок в это тревожное время. Я принял решение немедленно отправиться с авангардом в столицу и обеспечить контроль над городом вплоть до прибытия Пир-Мухаммеда. Нельзя терять ни минуты!
В тот же день похожая картина наблюдалась в Ясах.
Едва услышав о смерти Тимура, Султан-Хусейн взял отборный отряд из тысячи верных всадников и тоже помчался в Самарканд, только другой дорогой.
Трудно представить, чем он руководствовался, решаясь взвалить на себя такую ответственность.
Принц Халиль все же имел популярность в армии, почитался за отвагу и удаль, а история с женитьбой на бывшей наложнице ему ничуть не повредила, скорее, даже напротив!
А вот на принце Хусейне все еще лежало пятно дезертира и перебежчика, наказанного палками перед строем.
Быть может, его вела на очередную авантюру надежда смыть это пятно посредством новой дерзкой выходки?
Первым Самарканда достиг Халиль.
Городские власти открыли перед ним ворота, а главный казначей вручил ему ключи от царских сокровищниц.
По сути, это был военный переворот.
У Халиля и в мыслях не было уступать власть Пир-Мухаммеду, тем более что тот находился где-то за горами, за долами.
Припозднившийся всего на несколько часов Хусейн покручинился немного, а затем предложил свои услуги Халилю.
Предложение, как говорится, было с благодарностью принято.
Ровно через месяц после смерти великого эмира состоялся торжественный обряд его похорон.
Современный историк так описал внутреннее убранство мавзолея:
“На могилу Тимура были положены его одежды, по стенам были развешены предметы его вооружения и утвари. Все это было украшено драгоценными камнями и позолотой; цена ничтожнейшего из этих предметов равнялась подати целого округа. С потолка, подобно звездам на небе, свешивались золотые и серебряные люстры; одна из золотых люстр весила 4000 мискалей (золотников). Пол был покрыт шелковыми и бархатными коврами. Тело через некоторое время было переложено в стальной гроб, приготовленный искусным мастером из Шираза. К гробнице были приставлены, с определенным жалованьем, чтецы Корана и служители, к медресе – привратники и сторожа”.
Всё это время Халиль не уставал повторять, что он бережет трон для Пир-Мухаммеда.
При этом принц вместе со своей женой полностью заняли царский дворец и вели себя, как полновластные государи.
Но вот Халилю доложили, что наследник переправился через Амударью.
Вопреки всем своим заверениям, принц послал против него войско во главе с Султаном-Хусейном.
Наследник был отброшен в Северный Афганистан, при этом Хусейн настолько возгордился одержанной победой, что снова посчитал себя достойным высшей власти.
И вот через считанные месяцы после смерти великого эмира в стране, которую ее создатель считал “образцовой державой”, наступило то, о чем Тимур не мог помыслить даже в страшном сне – великая смута.
О борьбе, в которую включились законный наследник и двое самозванцев, хотя и царского рода, можно рассказывать очень долго.
Эта борьба шла с переменным успехом и имела множество драматических нюансов, пока всем не стало ясно, что ни один из претендентов не в силах одолеть двух других.
Но вот тут-то нежданно для ее участников на арене событий появился тихий и богобоязненный Шахрух.
Младший сын великого эмира словно бы только сейчас вспомнил, что по табеле о рангах он тоже имеет право на верховную власть.