000
ОтложитьЧитал
– Всё будет хорошо, Танюша, – нежно говорил парень, гладя красавицу по волосам и касаясь губами её виска.
– Мне так больно, Паша, – пожаловалась она. – Может, к врачу сходить?
– Может. Только боюсь, тебе на время запретят танцевать.
– Значит, пока на обезболивающих. Схожу после премьеры.
«Вот те на! Не нравятся ему балетные девушки, значит», – Настя поспешила бесшумно уйти.
Глава 4. Чужая тайна
Первая мысль, мелькнувшая утром, – она умирает. Настя чувствовала себя дряхлой старухой. Или как будто её жестоко избили. Больно было не только шевелиться, но даже дышать. Где-то внутри живота болели мышцы, о существовании которых обычно люди даже не догадываются. Эйфория от вчерашнего класса растаяла вместе со сном. Одно желание – вообще не двигаться и не говорить. Но как раз оно в данный момент являлось несбыточной мечтой. Нужно вставать и плестись на занятия.
Единственным спасением были отвлекавшие от боли размышления о её деле. Кажется, кое-что начало проясняется. У Тани тайные отношения с Тайгряном. В него же влюблена Тома. Это уже повод для ненависти к сопернице. Катя, похоже, не любит Таню из-за того, что та всюду её обходит и более успешна в балете. Так что у Гальской есть, как минимум, двое недоброжелателей. Вряд ли кто-то из них решился бы на убийство. Но Насте казалось, что в своём расследовании она на правильном пути. Правда, Тома, скорее всего, пока не в курсе отношений соседки по комнате с предметом собственных воздыханий. Но не зря же говорят о женской интуиции. Подсознательно она что-то чувствует – отсюда и неприязнь.
Страх, что её исключат, оказался сильнее боли. Поэтому во время экзерсиса Настя, подражая другим девочкам, старалась держаться бодро. Пока в зале не появился Мартовицкий. Одет он был не в спортивную форму, а в джинсы и рубашку. Ничего себе! Настя знала, что джинсы в те годы не каждый мог себе позволить.
Артём держался по-хозяйски. Вальяжно кивнул Ваве, словно был с ней на равных. Став у двери, молодой человек наблюдал за классом.
Настя, и так с трудом превозмогавшая крепатуру, вспомнила о его оскорбительной реплике в свою сторону. Настроение мигом рухнуло ниже плинтуса. Ей стало казаться, что он смотрит только на неё и насмехается над её неповоротливостью, огромной задницей и блестевшей от пота физиономией.
Присутствие этого парня совершенно вывело девушку из равновесия. Его внимательный взгляд вызывал волнение, из-за которого Настя стала ошибаться и спешить. В какой-то момент она вдруг оступилась и подвернула ногу.
Резкая боль заставила опуститься на пол. Анастасия едва не вскрикнула, но сдержалась, издав лишь короткое «ай». Все остались на своих местах. Кроме Валентины и, почему-то, Тани. Хореограф принялась расспрашивать о самочувствии, а Гальская присела рядом, взяла Настину лодыжку и умело ощупала. Тонкие пальцы с удивительной силой и осторожностью касались повреждённой ноги.
– Так больно? – нахмурившись, Таня посмотрела Насте в лицо.
– Уже не очень, – прошептала та.
Татьяна повернулась к Ваве.
– Ни перелома, ни вывиха. По-моему, просто небольшое растяжение. Плохо разогрела мышцы.
Та сосредоточенно покачала головой.
– Зафиксируешь эластичным бинтом. Таня покажет как. И, в принципе, можешь продолжать, если в состоянии терпеть.
Настя осторожно поднялась на ноги. Скользнула взглядом по равнодушным лицам присутствующих, споткнулась о мерзкую улыбку Мартовицкого и тут же испуганно отвернулась. Вся вчерашняя уверенность в себе куда-то испарилась. Но сквозь пульсирующую боль в ноге, отчаяние и застилавшие взор слёзы пробивалась мысль о том, что Таня была единственной, кто проявил к ней сочувствие. Не набивающаяся в подружки Тома, не прикидывающаяся добренькой Катька, и даже не педагог, которой было важнее, чтобы она продолжала заниматься. Благодарность и уважение к Татьяне отозвались теплотой в груди.
– Да, Артём, что ты хотел? – Вава уже, кажется, позабыла о пострадавшей воспитаннице и направилась к Мартовицкому.
Значит, он пришёл к ней по какому-то делу! Настя облегчённо выдохнула. Конечно, не мог же он явиться, только чтобы посмеяться над ней, но именно этим она сначала объяснила себе его появление.
Артём и Валентина Валерьевна вышли за дверь, о чём-то коротко переговорили, и Вава вернулась одна. Похлопала в ладоши, чтобы привлечь к себе внимание.
– Девочки, у меня для вас объявление. Как вы знаете, уже некоторое время мы репетируем отрывок из балета «Гаянэ». Так вот только что мне сообщили, что наш режиссёр решил ставить балет полностью и отныне у каждой из вас есть шанс в него попасть.
Балерины возбуждённо защебетали, кто-то радостно пискнул и зашушукался. Настя невольно оглянулась на стоявшую у станка Татьяну. Та оставалась невозмутима, словно происходящее её совершенно не касалось.
После занятий Настя сидела на скамейке в парке и плакала. Сегодня всё кардинально изменилось. Ей не везло. Ей было страшно и трудно. Желание оказаться дома, рядом с родителями, переполняло.
Когда заметила Тому, смахнула слёзы и, шмыгнув носом, попыталась улыбнуться.
– Вот это ты сегодня выдала, – девушка уселась рядом, поставив на скамейку свою спортивную сумку. – Я за тебя испугалась.
Настя промолчала. «Заметно, как ты испугалась», – подумала она, вспомнив, что Тома даже не пошевелилась, чтобы помочь.
– На самом деле балет очень травмоопасен. Я уже несколько раз растягивала связки. Но больше всего боюсь за колени. Это для любого артиста балета слабое место. Наша «ахиллесова пята». Колени на себя принимают всю нагрузку. Получишь травму коленного сустава, и всё, можно попрощаться с карьерой. А то, что с тобой случилось, – нормально. Не стоит слёз. Вначале травм не избежать. После школы балета в училище, а тем более, когда приходишь танцевать в театр, травмы случаются у всех. Потому что ещё не достигли профессионального мастерства и в сложных ситуациях не всегда умеем правильно владеть собственным телом. А тут ещё и нагрузки возрастают. Так что со всеми бывает.
И всё же Тома была не плохой. Пыталась подбодрить, отвлекала разговорами. Она же, наверняка, заметила следы слёз на её лице, но открыто жалеть не стала. Жалость Настю всегда угнетала, как и любого спортсмена.
– Мне разрешили завтра не приходить на класс, – заметила девушка. – Чтобы не перенапрягать ногу.
– Да? Я бы на твоём месте всё равно пошла. Будут выбирать массовку для «Гаянэ».
Настя пожала плечами. У неё всё равно не было шансов попасть в спектакль. Не будучи профессиональной балериной, оказаться на сцене? Не дай бог!
– А пойдём в краеведческий на выставку? – предложила неожиданно Настя. – Или по магазинам пробежимся.
Девушка решила, что раз уж от назойливого внимания Томы ей не отделаться, то нужно, по крайней мере, использовать это общение себе во благо. Думать и говорить о балете надоело до тошноты. Пока она в прошлом, можно своими глазами увидеть, каким когда-то был её родной город. Бабушка столько рассказывала про жизнь в СССР! А тут выпал шанс самой всё узнать и прочувствовать. Настя в предвкушении подскочила со скамейки. Даже боль в ноге её не остановит. Одной гулять по городу скучно, а вдвоём точно веселее.
Музей находился недалеко, и от старого центра подняться к нему не составляло труда. День выдался тёплый, и разгуливать по улицам после изнуряющего класса оказалось невероятным удовольствием. Даже мороженым решили себя побаловать.
Приветливый персонал музея, интересные экспозиции о природе родного края, его древней истории, народном наследии, о годах Великой Отечественной войны и современности заметно подняли Анастасии настроение. Она уже была несколько раз в этом музее во время учёбы в школе. Но, оказывается, в 80-х годах экспозиций было поменьше.
– Ой, и легендарный мамонт на месте! – заметила девушка, остановившись у гигантского скелета.
– Куда ж он денется, – с философским видом бросила Тома.
Её поход в музей радовал гораздо меньше.
– Я всегда думала, что не люблю музеи, – восторженно заявила Анастасия. – Но оказалось, что люблю.
Здесь как будто остановилось время и ей казалось, что выйдя на улицу, она снова окажется в своем две тысячи девятнадцатом году.
– Мою маму здесь в пионеры принимали, – сообщила Тома, когда они покинули здание.
Настя потянула её в ГУМ. Шумная, многолюдная улица и очереди у прилавков с одеждой ей почему-то безумно нравились. У самой в душе появился некий азарт. Захотелось что-нибудь купить – модное и дорогое.
– Слушай, а джинсы где можно взять? – спросила она у Томы.
Та уставилась на девушку недоуменно.
– Разве что в «Берёзке» какой-нибудь. Или с рук. У нас в ГУМе точно нет.
– Жаль. А у нас их полно везде, – вдруг, не подумав, выдала Анастасия и запнулась.
– У вас – это где? Ты что, за границей жила? – пристала к ней балерина.
– Да… – Настя махнула рукой, дескать, не важно.
Но подруга просто так не желала отвязываться.
– Потом как-нибудь расскажу, – пообещала ей девушка.
А сама закусила губу. И зачем врала? Теперь придётся что-то придумывать. Она же всем растрезвонит, что Мартынова была за рубежом.
Всё же этот мир был ей чужд. А как вернутся в свой, такой родной и уютный, она понятия не имела. И балет, и все эти люди вокруг заставляли её притворяться, строить из себя то, чем она не была. Анастасия устала. И от классов, и от лицемерного общения. С Томой она вынуждена делать вид, что дружит, в зале – что умеет танцевать на пуантах. А искренне поговорить о том, что её на самом деле тревожит, попросту не с кем.
Но солнечная и жаркая, почти как летом, погода, совершенно не располагала к грусти. Нужно помнить, что всё это не по-настоящему. Девушка невольно улыбнулась. И с оптимизмом подумала, что всё же здесь весело – можно насочинять о себе каких угодно небылиц, практически придумать собственную жизнь. Тут можно быть кем угодно, и это тоже своего рода свобода.
– Чего это тебе джинсы понадобились? – не унималась Тома, попутно рассматривая одежду на манекенах. – Из-за Артёма, что ли?
– С чего бы? – пожала плечами Настя. – Я даже не заметила, что он в джинсах.
До Артёма и его гардероба ей действительно не было никакого дела.
– Тёма такой пижон! У него этих джинсов несколько пар, причём самых модных – Ли Ридерс и Леви Страусс.
– Всегда думала, что самые модные – это Монтана.
– Чушь. Мой брат говорит, что в Ленинграде Монтана считается «пшековским» дерьмом и стоит дешевле, чем настоящие Вранглер, Ли, Леви. Просто за счёт американского флажка на кармане она так любима «колхозниками».
Тома говорила достаточно громко и уверенно. Настя спорить не стала. Лишь отметила несколько брошенных в их сторону возмущённых взглядов.
В моде того времени Анастасия не разбиралась. А по рассказам родителей знала, что восьмидесятые были самым пиком моды на джинсы, но достать их тогда было чрезвычайно трудно. Не удивительно, что такая роскошь имелась в то время у танцора. Все, кто имел возможность выезжать за границу, обязательно покупали себе джинсы – спортсмены, музыканты, актёры. Пара джинсов могла стоить около двухсот рублей! А зарплата у многих была всего около ста или ста пятидесяти рублей – и это в лучшем случае. Бабушка, после училища работавшая библиотекарем в университете, сначала получала всего сорок рублей. При таких деньгах джинсы для неё казались чем-то недосягаемым, как покорение Эвереста или полёт в космос.
После путешествия по ГУМу отправились в кафетерий, полюбовались на стоявшие в витрине бисквитные, миндальные, лимонные, песочные, ванильные торты и пирожные. Настя с жадностью уставилась на любимый «Верантоль», но после недолгих колебаний всё же нашла в себе силы ограничиться стаканом сока. Вот она, жестокая дань богу балета – отказ от вкусностей. И не от каких-то там, напичканных консервантами, красителями и дешёвыми растительными жирами, а настоящих, на сливочном масле, яйцах, натуральном сахаре и сливках. В её времени попробовать тот самый «Киевский» или «Прагу» уже не удастся. Настя пообещала себе, что всё равно однажды отведает советских кондитерских шедевров.
Усевшись за столик, стоявший близ окна, они потягивали сок. Анастасия решила сменить тему, и поинтересовалась, знает ли Тома что-нибудь о подземном ходе в Театре оперы и балета.
– Проход под землёй? – переспросила та. – Впервые слышу. А зачем он нужен?
– Чтобы выходить к реке. Ну, прогуляться, там, подышать свежим воздухом.
– Представляю – идешь по каменному сырому ходу, а над тобой несколько метров земли. Бррр… Кошмар. Я бы точно туда не пошла. Ходить по подземным лабиринтам – это, наверное, как упасть в колодец, только пустой, без воды. Страшно до смерти. Как будто тебя похоронили.
Настя подумала, что у Томы чересчур бурное воображение. Упоминание о похоронах заставило поёжиться и в очередной раз вспомнить о жуткой находке.
Вечером, когда они с Томой были в комнате одни, Настя решилась задать провокационный вопрос:
– Как думаешь, у Тайгряна есть с кем-нибудь отношения?
– Нет, конечно. Я бы знала, – с прохладцей заметила собеседница.
Но, поглядев на соседку, вдруг с беспокойством спросила:
– А почему ты об этом заговорила? Ты его с кем-то видела?
– Нет. Просто интересно. Он такой симпатичный. Думала, точно кто-то есть.
Девушка старалась говорить как можно беззаботнее. При этом она небрежно точила маленьким ножиком карандаш. Но когда пошла к двери, чтобы выбросить в мусорное ведро карандашную стружку, то едва не лишилась дара речи – сидя на своей кровати с книгой на коленях, на неё внимательно смотрела Татьяна. Настя была уверена, что та вышла из комнаты, и они с Томой одни! Как она могла не услышать, что девушка вернулась? Под взглядом Тани Настя потупилась и торопливо выбежала за дверь.
Вечно в уборной находиться невозможно и пришлось всё-таки выйти. Как она и думала, снаружи её ожидала Гальская. Балерина стояла, опёршись о стену плечом и скрестив на груди руки.
– Почему ты не сказала ей? – спросила она, одарив Анастасию высокомерным взглядом.
Настя не знала, куда деть глаза, поэтому просто опустила их.
– Потому что ей нравится Павел. Она бы расстроилась. И ещё потому, что они тебя и так за что-то не любят.
– И ты решила к ним примкнуть? Начала со слежки? Браво.
Настя виновато пожала плечами.
– Нет, Тань, это вышло случайно.
– Допустим. Но с Томой ты же не случайно это тему подняла? Зачем начинать разговор, если не собираешься его продолжать?
Девушка молчала, чувствуя себя нашкодившей школьницей перед строгой учительницей. Ноги стали ватными, под рёбрами похолодело.
– Я, правда, не собиралась ей говорить. И вообще я не желаю тебе плохого, честно, – лепетала она, краснея.
– Тогда не лезь, пожалуйста, в чужие дела, – спокойно попросила Татьяна.
Она говорила повелительным тоном, гордо вздёрнув подбородок. Это невольно восхищало и приводило в трепет. Таня – прирождённая артистка, прима. Такой как раз место на сцене, в свете софитов и восторженных взглядов.
– Хорошо. Только ты считаешь, что правильно скрывать то, что ты нездорова?
– Не твоё дело! – задетая за живое, возмутилась девушка.
– Ошибаешься! И моё тоже! Если с тобой что-то случится из-за твоей же глупости, то ты подведёшь всех!
Таня развернулась и пошла прочь, демонстрируя, что больше говорить с новенькой не желает.
Ночью после этого разговора Настя спала плохо. Сначала никак не получалось заснуть, а потом её напугал страшный сон. Валентина Валерьевна вела у них в школе русскую литературу и дала задание выучить любое стихотворение Есенина на выбор. Настя выбрала одно из самых жутких и самозабвенно декламировала, стоя у балетного станка:
Хороша была Танюша, краше не было в селе,
Красной рюшкою по белу сарафан на подоле…
Далее, согласно словам классика, о парне, что женится на другой, о том, как скачет свадьба на телегах, о плачущей Таниной родне… Завершила она и вовсе неуместно бодрым тоном:
Алым венчиком кровинки запеклися на челе,
Хороша была Танюша, краше не было в селе.
Эта сцена сменилась другой – Анастасия оказалась в подвале ДК с тортом в руках. Из коробки с витиеватой надписью «Верантоль» ей постоянно что-то капало на ногу, но она боялась опустить глаза и увидеть кровь.
– Привет, ты ко мне в гости? – спросила её Татьяна, появившаяся из темноты.
По лицу девушки откуда-то из-под волос сочилась тонкая алая струйка.
– Она хочет быть примой, – раздался над ухом шёпот Томы. – И ходят слухи, что у неё роман с одним влиятельным человеком.
После этого Настя проснулась. Было начало шестого. Всё внутри скрутило, как в приступе паники. Тяжёлый осадок на душе не позволил больше сомкнуть глаз. Перед мысленным взором стояла ужасная картина – девушка с раной на виске. И в голове навязчиво крутились зловещие строки – «хороша была Танюша, краше не было в селе…»
Остальные девочки спали. Серый свет заполнял комнату. Настя рассмотрела в этой предутренней дымке Татьяну, лежавшую в постели. Та спала на животе, длинные волосы свесились с подушки почти до самого пола. На складках одеяла покоилась изящная девичья рука. Тома отвернулась к стене. Лишь рыжие локоны тёмным пятном выделялись на подушке. Катя тихо посапывала, натянув одеяло до самого подбородка. На полочке над столом безучастно и равнодушно тикали часы.
Глава 5. Танец-предатель
Удивительно тепло для октября. Даже на крыше ранним утром. Таня посмотрела в небо – чисто, ни облачка. Павел, перекатившись со спины, подпёр рукой голову и молча глядел на девушку. Медленно провёл пальцем по контуру её губ.
Они встречались уже почти полгода. Но любил он её давно – ещё с балетной школы. Впервые он увидел Таню, когда ей было четырнадцать. Самому ему на тот момент исполнилось шестнадцать. Семья переехала в этот город, и оканчивать балетную школу ему пришлось здесь. В восемнадцать поступил в училище. А Татьяна пришла сюда только в этом году.
Он знал, что его любимая ещё невинна и ни на чём не настаивал. Да и строгое восточное воспитание играло тут весомую роль.
В последнее время Татьяна была какой-то нервозной. Он заметил это, но всё не было возможности спросить.
– Малыш, что такое? Ты сама не своя.
– Ничего. Всё нормально.
– Тань, я не слепой. Рассказывай, что тебя тревожит. Переживаешь из-за «Гаянэ»?
Она села на одеяле. Паша притащил его сюда заранее, и они уже пару раз уединяюсь здесь по утрам перед классами.
– А правда, что если с мужчиной не заниматься любовью, он обязательно изменит? – она немного смущённо посмотрела на него своими большими карими глазами.
– Откуда ты такое взяла? – Тайгрян нахмурил широкие чёрные брови.
Татьяна неопределённо пожала плечами.
– Девочки говорят.
– Твои девочки ничего серьёзнее «Юного натуралиста» не читали. Нашла, кого слушать. Я надеюсь, ты во мне не сомневаешься?
Она отрицательно покачала головой.
– Таня, я люблю тебя, – он взял её за плечи и заглянул в глаза. – Помни об этом и никогда во мне не сомневайся.
– Я тоже тебя люблю, – прошептала девушка, кладя голову ему на грудь.
Она считала, что позволила ему в этот раз слишком много. Но так невероятно это было – его губы на её груди… Даже через футболку. Дыхание сбивалось, пульс зашкаливал. Она словно слегка пригубила вина из наполненного до краёв бокала. Сделать большой глоток боязно. А вот так, по капле вкушать наслаждение, – первое в жизни, и потому такое острое, – было настоящим блаженством. Когда не знаешь, как дальше, когда это максимум, что они могут себе позволить…
Взгляд Тайгряна был затуманенным. Наверное, как и у неё самой. Павел был первым и единственным парнем, который её поцеловал. И что бы там ни злословили о ней в училище, ещё ни один мужчина не видел её обнажённой, ни говоря уже о чём-то большем.
Девушка отстранилась, поправила одежду, встала.
– Пойдём. А то если комендант узнает, тебя из общежития мигом выгоняет.
– Не узнает, – Паша пружинисто поднялся, словно сильный, но лёгкий и бесшумный хищник.
Когда они спустились с крыши и остановились на площадке верхнего этажа, юноша крепче сжал её пальцы, переплетенные с его.
– Новенькая знает о нас. Она видела нас тогда вечером на кухне, – задумчиво произнесла Татьяна.
– Я с ней поговорю.
Пересудов за спиной девушка не боялась. Но её родители были очень строги. И если бы они узнали, что Таня встречается с парнем, её бы заперли под домашним арестом. Тогда не видать ей ни Пашки, ни балета.
На занятии Валентина огорошила всех очередной новостью.
– Участвовать в постановке будут все. Там чего только один «Танец розовых девушек» стоит! Покажем мужикам, какие мы красавицы, да, девчата? – Вава весело подмигнула.
А Настя в эту секунду на себе ощутила, как это, когда внутри всё обрывается. Выйти на сцену наравне с профессиональными танцорами она считала безумством.
Повод убедиться в собственной никчемности представился в тот же день. Вместо обычного класса девочки должны были наблюдать за репетицией Татьяны и Павла. Как выразилась Валентина Валерьевна, это необходимо для того, чтобы они прочувствовали дух постановки.
Сначала хореограф кратко поведала им сюжет балета «Гаянэ». Если не брать во внимание нюансы, Настя поняла, что история посвящена отношениям двух влюблённых – девушки по имени Гаянэ и юноши Армена. У Гаянэ есть ещё один поклонник – Гико, который пытается добиться расположения красавицы и стремится во что бы то ни стало разлучить пару.
В балете присутствуют сцены, в которых классический балет стилизован под национальные армянские танцы. Поэтому костюмы артистов будут соответствующие.
– Придумали же – ставить такой балет у нас, – скептически произнесла Катя, стоявшая поблизости от Анастасии. – С нашими славянскими рожами как раз в нём танцевать.
– Да ладно, – заметила другая девушка. – Когда все будем в костюмах, это станет не так заметно.
– Если только парням прилепят бороды, а девочкам – чёрные косы, – съязвила Катерина.
Настя почти не прислушивалась к болтовне девчонок. Её внимание приковал к себе танец. И всё отчетливее приходило понимание, что ей такого никогда не повторить.
Репетировали сцену «Любовный дуэт Гаянэ и Армена». Танцоры кружились на середине просторного зала, отражаясь во всех зеркалах. От Павла исходила уверенность, сила, жар восточного мужчины, оказавшегося в своей стихии. От одного взгляда на него у многих девчонок по телу неожиданно пробежала горячая волна. Тайгрян вёл партнершу галантно и в то же время властно. Если их руки или тела соприкасались, это обжигало не только их двоих, а всех зрителей. В те моменты, когда это было возможно – оба неотрывно смотрели друг другу в глаза. Чувствeннaя пoлуулыбкa на губах молодого человека зaстaвлялa любое девичье сeрдцe зaмирaть и снoвa пускaться вскaчь. Не только у самих исполнителей, но и у остальных присутствующих мысли умчались далеко отсюда. Только одна, волнующая, будоражащая воображение, билась в голове: «И я хочу танцевать с ним!» Чего на самом деле им хотелось, они пока не могли трезво определить. Хотя бы танцевать. Так же.
А музыка всё звучала. Татьяна и Павел в вихре танца взлетали над полом. Казалось, что сердца вот-вот лопнут от восторга и свободы…
Таня излучала манкость, сама того не осознавая. Обычно кокетки стараются специально флиртовать, играть роль куколки и прелестницы, чтобы привлечь мужчину и пробудить в нём заботливого защитника. Татьяне же по своей природе это было дано изначально. Ей не нужно было жеманничать и сюсюкать, не нужно было носить пышные платьица и коротенькие юбочки, чтобы стать такой. Внутреннее излучение одновременно детскости и женственности придавало ей то, за чем часто женщины гонятся всю жизнь, но так и не достигают. Причём если у других это получалось, как правило, неестественно, ломливо и глупо, Таня в таком состоянии смотрелась абсолютно органично.
– Стоп, стоп! – Вава звонко хлопнула в ладоши, что заставило многих вздрогнуть. – Золотые мои, мы с вами репетировали всего один отрывок. В балете вам в паре нужно будет исполнить несколько сцен. Есть искра, есть страсть. Всё получается. Вы оба как будто созданы для этого балета и друг для друга. Не знай я вас лично, решила бы, что вы и в жизни пара. Но мне нужно немного другое. Больше плавности, лёгкости.
Ребята остановились, тяжело дыша, и не отрывая взглядов друг от друга. Балетмейстер что-то принялась им пояснять, но Настя не слышала ни слова, пытаясь преодолеть шквал захлестнувших её эмоций после созерцания танца.
– Танюша, точно сможешь? Выдюжишь? – спросила Вава. – На тебя вся надежда, детка. Мне тебя некем заменить.
После этих слов половина девушек группы недовольно скривили лица.
Валентина Валерьевна занималась с Таней ещё во время обучения в балетной школе. Она заметила эту девочку совсем крошкой. Педагоги посещали детские сады и присматривали малышей с хорошими данными. Родители Гальской оказались не против балета. Уже тогда было видно, что Таня рождена для него.
Этот вид искусства требует особых физических данных. Определённая фигура, длина частей тела, даже размер головы – всё это важно. Не говоря о растяжке и подвижности суставов. Если данных нет, то даже самую старательную девочку отбракуют, как собаку на выставке. Можно, конечно, договориться, надавить авторитетом, дать взятку, и ребёнка возьмут в балет. Но пути на большую сцену у такой балерины всё равно не будет.
Таня же была идеально сложена для балета. Её гибкость и яркая внешность только добавляли ей очков.
Как только объявили перерыв, Настя увидела, как Тайгрян, решительный и серьёзный, быстро идёт по залу к ней. Брови сведены на переносице, на скулах играют желваки.
– Можно тебя на минутку?
Девушка кивнула и пошла за ним в коридор.
– Ты же Настя, да?
Он повернулся, посмотрел ей прямо в глаза.
– Я хотел поговорить.
Такой худой, и в то же время мускулистый… Широкий размах плеч, в пройме горловины почти у шеи виднеется тёмная поросль. Томка недавно доказывала ей, что самые красивые мужчины – армяне. Тогда она спорила, а теперь готова была согласиться. Тайгрян так внимательно глядел на неё, а глаза у него оказались зелёные-зелёные! Но когда Настя вспомнила, как нежно он прижимал к себе Татьяну, тут же с раздражением вспыхнула:
– Если ты про вас с Таней, то не переживай, я никому не скажу. И знаешь, меня это напрягает. Я за вами не следила, это вышло случайно. Тане я уже сказала, что никто ничего от меня не узнает. Не надо считать меня балаболкой и по очереди ко мне подходить!
Теперь до того собранные в кучу брови удивлённо подскочили вверх, и на лице парня появилось что-то вроде улыбки. Настя была на целую голову ниже, и, должно быть, этакий решительный, эмоциональный пассаж от столь хрупкой девчонки насмешил его.
– Ну, хорошо, – примирительно сказал он. – Извини, если обидел, но сама понимаешь…
Она кивнула и почти бегом вернулась в зал.
Позитивный настрой Настю снова покинул. Всё из-за этого разговора. И повреждённая лодыжка постоянно ныла. Сейчас эта боль особенно давала о себе знать. Хорошо бы попасть в этом балете на какой-нибудь задний план, чтобы её там не было видно.
В зале Анастасия нашла глазами Гальскую. При остальных девочках обе вели себя нейтрально – почти не разговаривали. Но если приходилось общаться, то выглядело это вполне приятельски. Из этого Настя сделала вывод, что Татьяне не привыкать скрывать свои эмоции, и артистка она на самом деле великолепная.
– А что от тебя Пашка хотел? – тут же пристала к ней Тома.
От волнения Настя в тот момент не заметила, как ревниво наблюдает за ними подруга.
– Дааа… Денег хотел занять, – ответила она первое, что пришло в голову.
– Денег? Тайгрян? – недоверчиво переспросила балерина. – Как-то не похоже на него.
– Почему? Разве у Павла не может не быть денег?
– У него очень обеспеченная семья. Отчим – какой-то высокий чин в милиции.
После небольшой паузы, покосившись в сторону Татьяны, сидевшей теперь рядом на скамейке и завязывавшей ослабевшие ленты пуантов, Тома выдала:
– Не понимаю, неужели кто-то может всерьёз рассматривать отношения с армянином? Они же женятся только на своих.
Катя подняла голову от тетради с конспектом по искусству грима.
– Ты ошиблась, только на своих женятся цыгане. Или евреи… Точно не помню. Я два года назад была с отцом в Ереване. И знаете, я могу однозначно сказать, что это очень достойный народ и мужчины в том числе. Конечно, циркачей хватает, но в большинстве своем уважают женщин. Сильные, неглупые, целеустремлённые, с юмором, добрые, вспыльчивые в хорошем смысле, эмоциональные, нагловатые. В общем, у них больше хороших сторон, нежели плохих. Так что, почему бы и не выйти за армянина? Друг отца…
Тома её перебила, громко хмыкнув, потом многозначительно округлила глаза, и девушка замолчала, тоже метнув взгляд в сторону Тани.
– Да в любой нации большинство – нормальные люди. Не понятно другое, – равнодушно вымолвила Настя. – Почему вас так волнуют чужие отношения? Которых, кстати, может, и нет вообще.
Тома цокнула, а Катя манерно закатила глаза, но больше эту тему девочки не поднимали.
– Тома, а ты же Тамара, да? – вдруг спросила Настя.
– Гм. Ну да.
– Николаевна?
– Ага. Откуда ты знаешь моё отчество?
Анастасия не ответила. Девушка раньше не задумывалась, как звучит полное имя подруги. А вчерашний дурной сон натолкнул её на эту мысль. В нём Тома говорила фразу, уже слышанную Настей от директора Дворца культуры – Тамары Кошман. Вот кого балерина ей напоминала! Только фамилия не совпадала. Тома была Виноградова. Но ведь она могла просто выйти замуж за какого-то мужчину по фамилии Кошман. Помнится, Тамара Николаевна говорила, что до того, как стать директором, руководила танцевальным коллективом… Какое неожиданное открытие!
Ещё одна неожиданность была впереди. Прощаясь после занятия с танцорами, Валентина Валерьевна принялась перечислять фамилии тех, с кем планирует начать работу над «Гаянэ».
– На вечернюю репетицию сегодня приходят Гальская, Чехова, Ковалёва, Груздь, Мартынова…
Дальше Настя не слышала. Её оглушило, как после контузии.
٭٭٭
Вечером в зале было непривычно тихо и пусто. Когда Настя с ещё несколькими девочками, в число которых не вошли ни Тома, ни Катя, несмело переступила порог обители танца, Таня уже разминалась у станка. А в углу о чём-то говорили Тайгрян и… Артём Мартовицкий. «Неужто этот тоже будет участвовать в постановке?» – Анастасия почувствовала участившееся сердцебиение и мысленно поругала себя за излишнее волнение.
По тому, как вальяжно юноша опёрся о балетный станок, каким высокомерным взглядом периодически окидывал всех вокруг, было понятно, что он чувствует себя чуть ли не господином, хозяином, баловнем судьбы. Сверкал самоуверенной улыбкой и всем своим видом демонстрировал, что делает одолжение, находясь здесь. Почему никто, кроме неё, не замечает, какой он ужасный человек?