Посвящается всем, кто способен
видеть немножечко больше.
А также тем, кто верит,
что мы сами творим мир вокруг нас.
Пролог
Солнце только-только бросило свои первые лучи на остывшую после прохладной ночи землю. В это время только изредка можно встретить спешащих на работу прохожих, тесно кутающихся в свои легкие еще кофты. Птицы, толком не проснувшиеся ото сна, запевают свои первые утренние песни. По небу проносятся пышные молочные облака причудливых форм, гонимые легким ветерком куда-то в неизведанные дали. Где-то недалеко, видимо у кого-то из соседей, шумит телевизор, рассказывая сонным обитателям квартиры последние новости. И как обычно диктор с экрана не расскажет ничего нового: где-то снова бастуют рабочие, а где-то цунами разрушило целый город. Какая-то никому не интересная звезда попала в очередной скандал, скоро снова повысят налоги, а страну накрывает очередной циклон дождей. И почему-то ни одной хорошей новости несмотря на то, что сегодня все еще лето, на улице тепло, а налоги по прежнему не изменились.
А если прислушаться еще чуть лучше, можно различить мелодичное шуршание ежика, спешащего в свое укромное убежище после ночной охоты подальше от людских взглядов. Ведь непонятно, порадуются ли они такому колючему прохожему или, напротив, запинают, уничтожая и без того крохотную надежду на выживание.
Чуть дальше, у соседнего дома, неспешно выхаживает пушистый серый кот, внимательно вглядываясь в окружающее пространство и замирая от каждого подозрительного звука, готовый в любой момент сорваться с места и убежать прочь. Вот он замечает одинокого воробья, купающегося в маленькой луже, оставшейся после недавнего дождя, и начинает свою охоту. Делает пару шагов в сторону жертвы и замирает, пригибаясь к земле. Глаза его хоть и не видны из-за столь большого расстояния, но можно предположить, как внимательно он следить за каждым движением ничего не подозревающей птицы. И вот, когда все приготовления к нападению закончены и кот готовится к решающему прыжку, плавно подползая к луже, совсем близко от развернувшейся сцены раздаются громкие голоса. Воробей, явно не ожидавший такого, резко устремляется в небо, а раздосадованный кот обреченно опускается на прохладную сырую землю в ожидании новой добычи.
Из-за угла дома показывается обладательница громкого голоса со своим спутником. Судя по неровной походке, парочка возвращается после ночных гуляний и, кажется, о чем-то спорит. С такого расстояния сложно разобрать о чем именно они говорят, несмотря на относительную тишину вокруг, но тембр их голоса явно превышает допустимую для обычного разговора норму.
Внезапно небо затягивает тучами и сверкает молния, а спустя несколько секунд раздается раскат грома и на землю падают первые крупные капли летнего дождя, который усиливается с каждым мгновением. Парочка тут же забывает о своем споре и спешит побыстрее укрыться в ближайшем подъезде. Недовольный кот также не желает промокнуть и, следуя примеру нежданных нарушителей его охоты, прячется в подвал того же дома.
Слышен звук закипающего чайника и то, как чашка наполняется горячей жидкостью. Аромат растворимого кофе заполняет пространство вокруг. Да, не самого вкусного, но такого бодрящего и согревающего в прохладное августовское утро. Что может быть лучше, чем стоять у окна и смотреть на такой прекрасный, еще не проснувшийся мир вокруг, держа в руках чашку с ароматным напитком? Чувствовать легкий ветерок, перебирающий волосы, свежий воздух, с непривычки раздирающий ноздри, ловить капли дождя вытянутыми вперед руками и смотреть на уносящиеся вдаль от собственной чашки клубы пара? Затем достать сигарету из кармана хлопковых домашних штанов и, чиркнув зажигалкой, смачно втянуть первую партию губительного дыма, который красивыми клубами постепенно раствориться с окружающим миром на выдохе. И смотреть, смотреть на этот мир, на его обитателей, наслаждаясь каждым вдохом, каждым дуновением ветра, каждым запахом и звуком, ощущая, как спокойствие теплым бальзамом разливается где-то в груди… Когда приходит осознание того, что ты часть этого огромного живого механизма, такого разного: временами стремительно меняющегося, временами до скучного постоянного, иногда грустного, иногда веселого, такого одновременно прекрасного и пугающего, глубокого и наполненного миллионами неизведанных тайн, как и ты сам…
Иннерлэнд: Дверь в другой мир
– А что это за звуки, вон там? – спросила Алиса, кивнув на весьма укромные заросли какой-то
симпатичной растительности на краю сада.
– А это чудеса, – равнодушно пояснил Чеширский Кот.
– И.. И что же они там делают? – поинтересовалась девочка, неминуемо краснея.
– Как и положено, – Кот зевнул. – Случаются…
Льюис Кэрролл «Алиса в Стране чудес. Алиса в Зазеркалье»
Теплая августовская ночь уже окутала землю. В комнате было тихо, так тихо, что было слышно как ворочается во сне кто-то из соседей. А еще в комнате было темно, и только несколько слабых проблесков лунного света освещали мое лицо и пространство передо мной.
"Скоро полнолуние", – совсем некстати подумалось мне. Некстати, потому что именно в этот момент я внимательно следила за странными метаморфозами, происходящими со стеной напротив: она покрылась едва заметной рябью, которая увеличивалась с каждой секундой, открывая взору то ли пещеру, то ли тоннель, ведущий в темную неизвестность. Конечно, можно было списать все на мое плохое зрение и отсутствие очков, но по выражению лица любимого, стоящего рядом со мной, я понимала – он тоже это видит. Хотя я как-то слышала, что галлюцинации бывают массовыми.
Рэй трепетно держал меня за руку, терпеливо ожидая моей реакции.
– Ух ты! – Я восхищенно улыбнулась, повернувшись к нему.
По его обеспокоенному лицу скользнула легкая улыбка.
– Нравится?
– Еще не знаю, – задумчиво протянула в ответ, – а что там, внутри?
– Зайди и узнаешь. – Его улыбка стала чуть шире.
Странно, но наблюдая за столь необычными вещами, мне совсем не было страшно. Скорее легкое возбуждение охватило мое сознание. Дикое любопытство подгоняло сделать шаг в неизвестность. И я поддалась ему, решив не сопротивляться так редко возникающим желаниям. И хотя по логике вещей я должна была просто врезаться в стену, ведь не бывает так, чтобы совершенно внезапно, прямо посреди твоей собственной квартиры, появлялись непонятные тоннели, этого не произошло. Я без проблем преодолела первый метр, затем второй, третий и остановилась осмотреться. Вокруг не было ни единого источника света, но, не смотря на это, я смогла различить слабые очертания множества дверей, расположенных вдоль странного тоннеля.
Вспомнив о том, что любимые ментоловые сигареты остались вместе с зажигалкой на прикроватной тумбе, я уже было повернула назад, но Рэй, видимо слишком хорошо выучивший мои привычки, опередил меня, кинув заветную пачку в еле успевшие подняться ладони.
– Спасибо, – с благодарностью улыбнулась любимому.
– Не увлекайся сильно, – нахмурил темные брови Рэй. – Скоро увидимся.
В очередной раз умилившись его постоянным недовольствам касательно моего курения, я вновь развернулась к тоннелю, лицом к лицу столкнувшись с темнотой.
Неизвестность, впрочем как и фантастичность всего происходящего вокруг, пугала. На секунду даже опять захотелось вернуться назад, в свою уютную комнату, лечь на диван вместе с Рэем и посмотреть очередной бессмысленный фильм. Однако, то ли природное упрямство, то ли пробудившееся так вовремя любопытство, не давали этого сделать. Я только захотела взять Рэя за руку, чтобы проделать этот путь вместе, но обернувшись, поняла, что он так и остался стоять возле новообразованного проема в стене. Несмотря на небольшое расстояние, я уже не могла рассмотреть лица любимого, даже силуэт его казался размытым. Но чувствовала, что Рэй тоже смотрит на меня.
– Ты идешь? – почему-то мне показалось, что я уже знаю ответ.
– Ты должна проделать этот путь сама, – подтвердил он мою догадку, – но я присоединюсь к тебе чуть позже.
– Я буду ждать, – я улыбнулась и пошла дальше – в самую глубь тоннеля.
Мне хотелось заглянуть в каждую дверь в этом странном темном коридоре, исследовать все находящиеся за ними комнаты и залы, проникнуться всеми секретами и тайнами, хранящимися по ту сторону, но что-то заставляло меня игнорировать эти желания и упрямо двигаться к цели. Именно эта, самая дальняя и неприметная из всех дверей отчаянно влекла меня.
“Сюда, скорее. Соул, ты должна поспешить.” – Слышала я ее вкрадчивый шепот. Хотя, возможно, мне это просто казалось.
Несмотря на то что весь коридор занимал от силы тридцать метров, путь к заветной двери растянулся на многие часы и даже дни. Я поняла это, когда ощутила легкое покалывание в мышцах, вызванное долгой ходьбой. Дыхание сбилось, а во рту пересохло, но я упорно продолжала двигаться к цели, изо всех сил борясь с признаками навалившейся усталости, пока, наконец, огромная, потрепанная временем резная дверь не оказалась напротив меня.
В последний раз обернувшись, я внимательно посмотрела на ту часть стены, где в проеме все еще виднелись моя комната и лицо любимого Рэя. Сейчас они казались безумно далекими и едва различимыми. А сам портал, уютно расположившийся прямо в стене моей спальни, постепенно уменьшался, пока не исчез вовсе. Так, мой единственный путь к отступлению был безвозвратно потерян.
С трудом открыв тяжелую дверь и шагнув в неизвестность, я очутилась в невероятно странном месте: вся земля под ногами покрыта черной травой, слегка подрагивающей, будто бы от ветра (которого, впрочем, совсем не было). Небо затянуто хмурыми, такими же черными, как трава, тучами, где-то вдалеке виднеются какие-то то ли холмы, то ли горы – трудно разглядеть с такого расстояния, особенно с моим зрением. Вокруг было совсем тихо и пустынно. Ни единого, даже самого маленького домика, ни одной живой души.
"Может, стоит вернуться" – подумалось мне, но обернувшись, я обнаружила, что дверь, из которой буквально пару секунд назад я вышла, исчезла, как и проем в стене моей спальни.
"Ну что ж, выбора нет.” – Прошептала я и сделала первый шаг навстречу пугающе черному миру.
Путь мой продолжался довольно долго. Хотя возможно, мне это только казалось. Вокруг по-прежнему ничего и никого не было, поэтому тяжело было сориентироваться и понять, какое расстояние я прошла. Да и само время, похоже, текло тут немного иначе.
“Как же долго! Почему здесь ничего нет? Может, я выбрала не ту дверь?” – Размышляла я, продолжая идти вперед.
Пройдя еще какое-то время, я наконец увидела что-то выбивающееся из привычного уже пейзажа. Присмотревшись, стало понятно, что передо мной примерно в трехстах метрах, росло раскидистое дерево. Оно было такое же черное, как и все вокруг, а одинокие листья, оставшиеся кое-где на ветвях, так же, как и трава, колыхались от ветра. Странно, но я смогла заметить эти детали несмотря на довольно большое расстояние, хотя не могу похвастаться не то что хорошим, а даже средним зрением. А все потому, что с рождения страдаю альбинизмом – болезнь хоть и не уникальная, но лечению, увы, не поддается. Но, видимо, у этого места были собственные законы.
Подойдя поближе, я смогла рассмотреть большого черного ворона, сидящего почти на самой верхушке. Он почти сливался с окружающим пространством и мог вполне сойти за одну из ветвей дерева, если бы не ярко красные, будто пылающие пламенем, глаза, пристально смотрящие на мою (или мне это просто кажется?) приближающуюся фигуру.
– Ну наконец-то, – услышала я недовольный голос и вздрогнула от неожиданности. Покрутив головой в поисках говорившего и никого не обнаружив, снова повернулась к странной птице.
– Это вы сказали?
"Кажется я начинаю сходить с ума, раз пытаюсь разговаривать с птицей."
– Я, – в голосе ворона чувствовалось явное превосходство. – И, между прочим, я очень давно тебя жду.
– Меня? Зачем? – А мне-то казалось, что удивляться уже нечему.
– Неужели непонятно? Я здесь, чтобы ответить на твои вопросы, Соул. И, если они у тебя еще остались, прошу задать их как можно быстрее, я и так уже порядком задержался, – ворон деловито посмотрел на крошечные часы, пристегнутые к его лапке.
Вопросов в моей голове скопилось такое огромное количество, что сложно было решить, какой задать первым. Что это за место? Почему здесь все такое черное и пустое? Откуда он знает мое имя? Как мне вернуться домой? Смогу ли я вообще когда-нибудь туда вернуться? Как так получилось, что птица умеет разговаривать и откуда у нее на лапе появились часы? Мне так хотелось спросить обо всем этом, а главное – услышать вразумительные ответы, что когда я открыла рот, весь поток мыслей вылился в какое-то непонятное мычание.
– Что ты сказала? – Переспросил ворон.
– Кто вы? – Немного успокоившись спросила я, решив, что нам все же стоит познакомится прежде, чем я обрушу на так любезно ждавшего меня незнакомца весь список вопросов.
– Я – это все. И в тоже время я – ничто. Впрочем, как и ты сама. – Серьезно ответила птица, и добавила, – но ты можешь звать меня Брайнсом.
– Как можно быть ничем и всем одновременно? – Его ответ настолько удивил меня, что я напрочь забыла все правила этикета.
– Все очень просто, – сказал ворон, – в этом мире, таком огромном, что ты себе даже представить не можешь, ты – ничто. Не имеет никакого значения, есть ты или нет. От этого ничего не изменится. С тобой или без тебя мир будет существовать, подчиняясь своим собственным законам, расширяясь и развиваясь. Но в тоже время ты есть все, потому что тот мир, каким его видишь именно ты – исключителен и уникален, он подчиняется только твоим законам, растет и развивается вместе с тобой. Ты можешь управлять им, создавая все, что угодно!
– Но если вы – это все, то что же тогда Бог?
– Бог – это я. И ты тоже Бог, просто пока еще не осознаешь этого.
– Но как же так? Я не могу быть Им. Я не умею творить чудес: делать вино из воды, создавать миры или лечить болезни.
Я искренне не понимала, что пытается сказать ворон. Все мое детство мать старалась вырастить меня глубоко религиозным человеком и, надо сказать, до поры до времени ей это удавалось. Конечно, повзрослев и уехав жить в другой город, я перестала так свято верить в Бога и его безмерную мощь. Впрочем, немалую роль тут сыграла и моя любовь к чтению – поглощая одну книгу за другой, я открывала для себя все больше новых и захватывающих граней вселенной, ставящие под сомнение многие религиозные постулаты. Однако долгие годы слепой веры наложили на меня свой отпечаток, поэтому мне было крайне сложно понять то, о чем говорит эта странная птица, и еще сложнее – принять это.
– Все очень просто. – Продолжил свою речь Брайнс. – Вот представь: в твоей голове роятся сотни мыслей. Зачастую бывает очень сложно даже проследить каких именно, откуда они возникают и куда исчезают в итоге. Но вот, совершенно внезапно, ты вылавливаешь из этого водоворота одну, показавшуюся тебе наиболее интересной, пугающей или правдоподобной. Хотя о какой правде мы можем говорить, когда все происходящее вокруг, все, что ты видишь и слышишь – всего лишь проекция твоего сознания? – В сердцах потерял нить повествования ворон, но, помолчав пару секунд, продолжил. – Так вот, цепляешься ты за эту мысль и думаешь, думаешь.... Постоянно прокручивая разные ее вариации в своем сознании и, рано или поздно, какой бы безумной эта мысль ни была, ты начинаешь в нее верить. Вначале ты начинаешь замечать маленькие совпадения, затем, смотря через призму уже не мысли, а навязчивой идеи, видишь все больше подтверждений ее правдивости, а после весь мир вокруг тебя меняется, становится живым воплощением безумия твоего разума. А если научиться управлять этим процессом, то можно менять абсолютно все вокруг. Тогда ты сможешь видеть, чувствовать и слышать только то, что сама захочешь, независимо от того, что происходит на самом деле. В этот самый момент ты становишься Богом. Во всяком случае так происходит в этом мире. – Брайнс немного помолчал, давая время на переработку информации, и добавил, – но даже здесь есть свои правила и лучше тебе их не нарушать без серьезных на то причин.
Пребывая в легком ступоре, я задумалась над его словами. То, что говорил мой новый знакомый почему-то вызывало у меня явные ассоциации с поведением моей матери. Хотя, впрочем, не только ее, но и большинства верующих людей, ищущих божественные знаки и предзнаменования во всем вокруг, подстраивающих всю свою жизнь под рамки религиозных убеждений, смотрящих на мир через призму своей веры. От этого стало немного не по себе, ведь в таком свете мысли ворона обретали смысл. Очень захотелось проверить, действительно ли все работает так, как только что описывала птица. Закрыв глаза, я попыталась понять о чем сейчас думаю и выбрать самую волнующую и навязчивую мысль. Как назло в голову ничего не лезло. Потом вдруг вспомнилось, что когда-то давно, будучи еще ребенком, я мечтала (нет, нет! Вы не подумайте о том, что я хотела стать принцессой и выйти замуж за принца!). Я всего лишь мечтала о роскошных рыжих волосах, такого теплого и солнечного цвета, чтобы все, глядя на них, невольно вспоминали о летнем солнышке. Мне – обладательнице белой, почти бесцветной шевелюры и таких же бровей и ресниц, всегда хотелось прочувствовать, каково это – быть яркой. Хотя с нынешним разнообразием красок для волос я конечно давно могла перекрасить свои белоснежные локоны и перестать быть белой вороной (в самом прямом смысле этого слова), но что-то меня все время останавливало. Конечно, я часто слышала наставления моей матери о том, что нужно ценить то, что дал тебе Бог и быть благодарной за это. Но не думаю, что на мое решение повлияли ее слова. Скорее всего где-то на уровне подсознания я всегда понимала, что только благодаря своей болезни я становлюсь сильнее, настойчивее и целеустремленнее. К тому же, хорошо это или плохо, такая экзотичная внешность привлекала достаточно много внимания, что позволило мне не раз подрабатывать фотомоделью, когда я очень нуждалась в деньгах. Но раз уж все в этом мире нереально, мне захотелось хоть на минутку почувствовать себя кем-то другим, кем-то более нормальным, чем я сама.
"Была не была" – решила я и, крепко зажмурившись, начала думать о том, как я заплетаю роскошную рыжую косу, сидя на своей кровати: прядь к пряди, волосинка к волосинке. Коса получилась длинной, доходящей почти до копчика. Внутри как-то сразу стало теплее.
– Открой глаза,– услышала я далекий голос ворона. Но сделав то, о чем он просит, обнаружила птицу все так же сидящей на ветви дерева напротив. – А теперь посмотри на свои волосы.
Снова повиновавшись, я ахнула – длинные солнечно-рыжие пряди рассыпались по моим плечам и спине. Точно такие же, как я минуту назад представляла в своих мечтах.
– Теперь ты понимаешь, что можешь абсолютно все? Достаточно только представить что-то и (ву-а-ля!) ты это получишь.
– Все-все?
– Все-все.
– А если я захочу чего-то невозможного? – Я все еще не могла отойти от шока.
– Ты все еще веришь, что есть что-то невозможное? – В голосе ворона слышалась явная насмешка.
Как-то очень резко захотелось покурить. "Кажется у меня началась шизофрения, – подумалось мне. – Или все же я немножечко Бог?"
Соул: Туман воспоминаний
Для того чтобы жить, человеку нужны воспоминания, как топливо. Всё равно какие воспоминания.
Дорогие или никчемные, суперважные или нелепые – все они просто топливо.
Харуки Мураками “Послемрак”
Солнце нещадно слепило глаза, а резкие порывы прохладного ветра заставляли прохожих плотнее кутаться в свои уже весенние куртки. Март – странный месяц: только покажется, что наконец-то пришла весна, как на землю обрушится очередной шквал снега или, что еще хуже, ледяной дождь. Безжалостный ветер все сильнее пробирался под шерстяную ткань пальто, вызывая волну дрожи по телу и заставляя плотнее кутаться в шарф. Плотная вязаная ткань, пусть и немного, но спасала от холода, а наушники с включенными на всю громкость басами, как всегда, создавали невидимый постороннему глазу защитный вакуум, спасающий от окружающих людей и звуков, от которых временами мороз бежал по коже.
Сегодня на улице было немного людей, но даже они, проходя мимо меня, оставляли легкие мурашки на коже. Нахождение в этом логове бездушных кукольных масок-клонов вызывало приступы тошноты, бороться с которыми с каждым шагом становилось все сложнее. Но я упорно продолжала идти вперед по узкой дорожке тротуара, стараясь смотреть только себе под ноги, хотя многие бы на моем месте оценили красоту пейзажа вокруг, в котором старинные здания века эдак восемнадцатого умудрялись гармонично сочетаться с современными высотками и торговыми центрами, разросшимися на улицах города за последние десять лет, как грибы в лесу после дождя. Двигалась я бесцельно, сама не понимая, куда несут ноги. Но сидеть в душной однокомнатной квартирке было уже до того тошно, что вызываемые присутствием незнакомых людей спазмы казались сущим пустяком.
Поправив солнцезащитные очки – мой обязательный атрибут при ярком солнце – я вот уже третий раз за последнюю минуту посмотрела на дисплей мобильного. Рэй по прежнему не звонил. Поразмыслив, снова нажала на кнопку вызова и приложила телефон к уху. “На данный момент абонент находится вне зоны действия сети. Вы можете оставить….” Дослушивать фразу до конца я не стала, нажав на сброс.
С самого утра я пыталась выяснить, куда же пропал мой любимый. Обычно он предупреждал меня о том, что ему срочно нужно куда-то уйти, но, учитывая раннее время, вполне вероятно, просто не захотел будить меня в этот раз. Убедив себя в правильности собственных выводов, я не спеша собралась на работу. Сейчас часы на экране мобильного показывали двенадцать. Прошло уже пять часов, а Рэй все не звонил. Телефон все так же выключен, сообщений нет, а страница в соцсети упрямо не желает засветится спасительной надписью “online”.
“Куда же ты пропал, Рэй?”
Завибривовавший в руке телефон заставил меня вздрогнуть. На дисплее высветился номер Леи – моей университетской подруги и нашей общей с Рэем знакомой.
– Ну наконец-то, Соул, – встревоженным голосом отозвался динамик, как только мой палец коснулся кнопки “принять вызов”. – Я позвонила, как только узнала. Соул, мне так жаль… я как раз проведывала маму в больнице и тут… Такое несчастье.
– Лея, успокойся. Ты можешь нормально объяснить, что случилось? – Ее голос и речь были настолько сбивчивыми, что понять, о чем она говорит, было невозможно. Но где-то в районе желудка все стянуло в тугой узел от неприятного предчувствия.
– Рэй, авария, я как раз выходила из больницы, когда приехала скорая, – задыхаясь прокричала подруга и уже чуть тише добавила. – Приезжай скорее.
Когда до моего сознания наконец дошел смысл ее слов, перед глазами резко помутнело. Еще через секунду стало трудно дышать. В ушах заевшей пластинкой звенела лишь одна мысль: “нужно срочно ехать к Рэю”. Внезапно к горлу подступил тошнотворный ком утреннего завтрака, норовящий вырваться наружу. Моих сил хватило лишь на то, чтобы сделать пару шагов до ближайшей клумбы, чтобы успеть ухватится за росшее там дерево.
В трубке по прежнему что-то сбивчиво говорили.
– Адрес, – только и смогла выдавить из себя, сглотнув вновь подступающий к горлу отвратительный на вкус комок.
Собственный голос показался каким-то чужим, хриплым и тихим. В трубке снова что-то ответили и нажали на сброс. Спустя минуту экран засветился новым сообщением. В нем была только одна строчка – адрес клиники.
Таксист как назло попался очень медлительный и (что было еще более странно) соблюдал все правила дорожного движения, несмотря на все мои попытки подогнать его. Усугубляло положение огромное количество пробок. Время близилось к обеду. Я нервно теребила в руках телефон, мечтая побыстрее добраться до больницы. За окном то и дело мельтешили дома и люди, сливаясь в сплошное серое пятно и усиливая без того сильное головокружение. Каждый метр, приближавший меня к Рэю, заставлял сердце стучать быстрее. Я так боялась опоздать.
С громким хлопком закрывая дверь авто и вбегая в светлые коридоры больницы, почти сразу пришло осознание – мои самые страшные, загоняемые всю дорогу в самую глубь сознания, мысли оказались убийственной реальностью. Я опоздала. Я поняла это как только услышала громкий плач и, повернув голову в сторону коридора, увидела рыдающую мать Рэя и его отца, с гримасой невыносимой боли, прижимающего женщину к своей груди.
В тот момент внутри что-то оборвалось и рухнуло в район желудка. Ноги подкосились и я осела на холодный и стерильный больничный пол. Кажется я кричала, потому что спустя несколько минут вокруг меня уже бегала толпа людей: санитары, родители Рэя, Лея. Все они суетились и что-то говорили, потом меня доволокли до стула и вручили какие-то таблетки и стакан с водой. Я смотрела на них и совершенно не понимала, почему они тратят время на меня. Ведь это Рэй сейчас нуждался в помощи, это его привезли после аварии. Я пыталась объяснить это, но в ответ слышала только тихий шепот: “Все будет хорошо, Соул. Ты справишься. Мы все справимся.”
Кто-то, поглаживая по спине, заставил выпить таблетки и, спустя пару минут, меня поглотило спасительное беспамятство.
Последующие несколько дней прошли словно в тумане. Отчетливо помню лишь день похорон, когда красивое и умиротворенное лицо Рэя спрятали от всего мира под обтянутым алым шелком деревом и двухметровым слоем земли. Я будто оцепенела: не получалось ни заплакать, ни закричать. Сил хватало только на то, чтобы слегка подрагивающими и побелевшими сильнее обычного пальцами удерживать тлеющий окурок и периодически делать рваные затяжки, травя и без того истощенный организм никотином. После той единственной сцены в больнице я вообще перестала реагировать на внешние раздражители и просто смотрела на все затуманенным взглядом, надеясь, что это – всего лишь дурной сон. Только спустя день после похорон, когда тишина нашей общей квартиры стала невыносимой, пришло осознание реальности происходящего – тогда то у меня и случился новый приступ. Благо его свидетелем стал лишь мой старенький ноутбук, иначе было бы не избежать новой порции таблеток и сочувствующих взглядов.
Несколько дней я не выходила из дома, бесцельно бродя по комнатам в футболке любимого, засыпая в обнимку с его подушкой и питаясь лишь остатками того, что нашла в холодильнике, а когда закончились и они – пила только воду из под крана.
Оцепенение покинуло меня внезапно. В какой-то момент я просто очнулась стоя напротив большого зеркала, вмонтированного в дверь шкафа, с чашкой чая в руках.
“У меня еще остался чай?”
Видимо в сознание меня привел мой мягко говоря непрезентабельный вид. То, что смотрело на меня из зеркала, больше напоминало не живого человека, а полуразложившийся скелет: торчащие скулы и ключицы просвечивались сквозь тонкий слой кожи, пижамные штаны и футболка, все в пятнах от еды и кофе, даже при всей моей любви к вещам оверсайз, стали непозволительно большими, длинные серебристые волосы приобрели болезненно серый оттенок и спутались так сильно, что местами напоминали дреды, всегда бледная кожа, стала почти прозрачной, а под глазами залегли огромные темные круги – явный признак нездорового сна. Я никогда не считала себя особо привлекательной, хотя мама всегда убеждала меня в обратном. Впрочем, большинство родителей считает свое чадо самым прекрасным на свете. Но думаю, даже у нее, увидев во что я сейчас превратилась, язык бы не повернулся назвать меня красавицей.
Будто услышав мои мысли, зазвонил телефон, сообщая о входящем от матери.
– Алло, – слышу облегченный вздох в трубку.
– Соул, милая, с тобой все в порядке? – Взволнованный голос родителя, заставляет тело напрячься.
– Все хорошо, мам. Честно. – Добавляю для убедительности.
– Я позвонила, как только узнала. Мне так жаль. Такая молодая и милая девочка и такое несчастье.
Удивленно вскидываю бровь: “О чем она?”. Озвучиваю свой вопрос вслух.
– Ну как же? Ты разве не знаешь? Твоя подруга – Эмма, она скончалась.
Снова появляется ощущение, что все это дурной сон. А мать тем временем продолжает, не услышав никакой реакции.
– Я думала ты знаешь. Вы же так дружили в институте. Правда потом, после…кхм… – замялась она, подбирая подходящее слово, – после того инцидента, вы давно не виделись. Но я думала, тебе сообщили…
В этот момент в голове будто открыли кран и воспоминания последних лет стремительным потоком потекли в мое сознание.
Я училась уже на третьем курсе, когда к нам перевелась веселая и дружелюбная брюнетка. Она влетела в аудиторию ровно по звонку и с шумом плюхнулась на стул возле меня, доставая тетрадь для конспектов. Сказать, что я удивилась будет недостаточно – несмотря на то, что после школы издеваться над моей странной внешностью перестали, мое вечно угрюмое и молчаливое настроение явно не располагало к общению. Поэтому за все годы обучения никто и никогда не садился рядом со мной.
Видимо что-то в моем взгляде подсказало новенькой, что ее присутствию не очень обрадовались – она наконец справилась со своей сумкой и подняла на меня свои огромные карие глаза.
– Не возражаешь? – Мило улыбнулась девушка.
– Хм… – “Могла спросить прежде, чем раскладывать свои вещи”.
– Меня зовут Эмма. – Все также улыбаясь, она протянула руку.
– Соул, – нехотя ответила я, проигнорировав приветственный жест.
От дальнейшего диалога меня спас преподаватель, так вовремя зашедший в аудиторию. Началась лекция. Эмма что-то старательно конспектировала в блокноте, а я внимательно разглядывала свою соседку: хрупкая, но, кажется немного выше меня, она сосредоточенно покусывала колпачок от ручки в перерывах между записями, а когда ручка использовалась по назначению – пухлую нижнюю губу. Взгляд темных глаз, подведенных тонкими стрелками, быстро бегал по странице, пытаясь уследить за буквами, но им то и дело мешали падающие на лоб пряди длинных черных волос. “Красивая” – все что вертелось в моей голове.
В тот день я так и не сделала ни одной записи.
Примерно месяц прошел с того дня, а Эмма все так же садилась рядом со мной, мило улыбалась и рассказывала какие-то несущественные мелочи. Весь месяц я тайком наблюдала за ней, впитывая каждый жест, каждую эмоцию на красивом, слегка загорелом после летнего отдыха лице, и каждый раз мое сердце трепетало.
Когда Эмма впервые предложила прогулять пары, я согласилась лишь потому, что слишком устала от одиночества. Но я ни разу не пожалела о своем решении – это был самый яркий и наполненный эмоциями день за все мои двадцать лет жизни. Мы гуляли по парку, ели одну сахарную вату на двоих, катались на колесе обозрения. Когда мы пробирались через огромную очередь к очередному аттракциону, Эмма взяла меня за руку и не выпускала пока мы благополучно не взошли на борт американских горок. Она улыбалась и шутила, а ее карие глаза блестели лихорадочным огнем. В тот день я поняла, что хочу поцеловать Эмму.