000
ОтложитьЧитал
Чувствуя себя победителем, он снова привстал.
– Забери сам – дерзко ответил я, лихорадочно думая как нам смыться.
Храбрый вожак прыгать в нашу лодку почему-то не стал. Вместо этого, оглядываясь на своих подельников, он что-то пробормотал сидящему рядом мальчишке, но тот энергично замотал в стороны головой.
Главарь строго переводил грозный взгляд с одного пирата на другого, но добровольцы не находились.
– Кидайте сейчас же сюда свои манатки, а то получите! – снова стал угрожать нам мальчишка, и тогда его шайка дружно заорала на нас разноголосым хором, обещая нам всякие ужасы.
Мы с Мишкой тряслись от страха, но оставшиеся зачатки гордости не позволяли мне исполнить их требование.
– Забери сам, если тебе это надо – дрожащими губами упрямо прошептал я.
– Ну сейчас ты у меня получишь! – вскочил на ноги обозленный предводитель пиратов и как-то неуверенно перенес ногу на борт нашей лодки.
Лодка, разумеется, слегка накренилась и мальчишка, потеряв равновесие, забалансировал в воздухе руками.
– Надо ему помочь – мстительно подумал я, отталкиваясь веслом от их лодки, и парень медленно стал садиться между лодками на шпагат.
– Эй, дураки, вы что делаете, испуганно завопил он, – я же не умею плавать!
Но испуганный его давешними угрозами я не испытал к нему ни малейшего сочувствия. Еще минуту назад я с радостью бы прибил его насмерть веслом.
Лодки медленно расходились в стороны и так же медленно разъезжались в разные стороны мальчишеские ноги.
– Серега дай мне руку! – не отрывая взгляд от приближающейся воды, воскликнул испуганный мальчишка.
Но Серега боялся пошевелиться, чтобы еще сильнее не расшатать лодку.
Все это продолжалось несколько секунд, а мальчик был совсем не балерина что бы сесть на шпагат, и с воплями: – Тону помогите! – он, подняв сноп брызг, свалился в воду и камнем пошел на дно.
Разумеется, он начал отчаянно барахтаться и всплыл с вытаращенными глазами и открытым, хватающим воздух, ртом. Серега или кто-то другой сразу протянули ему весло, за которое он судорожно ухватился, но Серега, чтобы дать ему весло, вытащил его из уключины и опасно перегнулся через борт, а так как его предводитель тонул, а не плыл, Серега, тоже потеряв равновесие, вместе с веслом ухнул в воду.
Словно два кота брошенных в воду с безумными от страха глазами они, вцепившись в весло, снова ушли под воду.
– Мишка – заорал я – кидай им круг! Да не в голову, а рядом надо было! – запоздало начал объяснять я – ведь он тяжелый как бревно!
Но наши враги, несмотря на шишки, дружно уцепились за спасательный круг, который разумеется, под ними перевернулся.
Оказывается не так-то просто с ним в воде обращаться.
Мальчишки с пиратской лодки наконец-то сообразили бросить в воду второй спасательный круг и, слава богу, никого не убили.
– Не пойму как он вообще плавает – недоуменно пожав плечами, обратился ко мне самый юный пират – ведь он весит как десять кирпичей!
Мальчишкам в воде уже ничто не угрожало. Ну, по крайней мере, не угрожало сразу потонуть, что сразу подорвало наше так хорошо начавшееся перемирие.
Беда сплотила нас, и мы действовали сообща. Но теперь можно было вспомнить про прошлые обиды.
– Вы придурки, вы чуть не утопили нашего друга – заорали на нас пришедшие в себя пираты.
– Сами виноваты бандиты и воры – отвечали мы со своей стороны.
Наши лодки продолжали неторопливо друг от друга удаляться и также удалялись друг от друга почему-то привязанные к лодкам спасательные круги (спасательный круг к лодке вообще-то не привязывают).
Пираты выловили из воды своего мокрого и испуганного Сережу и не заметили, как потеряли своего главаря.
Весло, оставленное без присмотра, похоже, утонуло, что давало нам заметные преимущества. В отличие от пиратов мы могли грести!
Предводитель пиратов лишенный своей шайки как-то сразу скис, и как плот болтался за нашей кормою.
Лето только начиналось, и вода еще не настолько прогрелась, чтобы подолгу и неподвижно в ней прохлаждаться.
– Можно я к вам заберусь на борт – дрожа от холода, умоляюще спросил меня осознавший свое положение мальчишка.
– Только если ты сдашься – заявил Мишка и тот гордо отвернувшись, замолчал.
В его поведении не было ни агрессии, ни страха. На мой взгляд, он вел себя смело и достойно.
– Как тебя зовут – спросил я его.
– Сашка – щелкая зубами, ответил мальчишка.
– Ты в каком классе?
– В седьмом.
– Зачем вы всех грабите? Ты вроде бы не похож на скотину!
– Это просто игра в пиратов, мы деньги не берем, просто бесимся со скуки.
– Ага! – встрял в разговор Мишка – Денег не берем, а по морде бьем!
– Да не стали бы мы вас бить, просто бы попугали. Ты слышал чего-нибудь про адреналин? – защелкал зубами наш пленник
– Это если бы я обосрался, то кайф испытал!? – безжалостно уточнил Мишка, – Спасибо, я как-нибудь без этого обойдусь!
– Если мы тебя пустим в лодку, ты не станешь драться? – задал я главный вопрос.
– Нет! – последовал односложный ответ.
– Честное слово?
– Д-д-да
– Не пускай его в лодку ты разве не видел, какой он здоровый – широко раскрыв глаза, зашептал мне Мишка.
Честно говоря, я тоже испытывал по поводу честного слова пирата некоторые сомнения, но злость на него и его мелких уродов прошла, к тому же я не мог спокойно наблюдать, как тот страдает.
Да и действительно, водичка в Рублевской луже была бодрящая! Еще та!
Залезал он через корму, легко подтянувшись на сильных руках высвобождая над водой свое натренированное тело.
– Спортом то я занимаюсь, а вот плавать пока не научился – зябко обхватив руками бока, запрыгал он по лодке, согреваясь.
Наверное, он хотел показать себя молодцом. Но у него это плохо получалось.
Хватило внезапно налетевшего ветерка, что бы его скособочило и скривило. Скорчившись, он сидел на скамье, и его тело сотрясала крупная дрожь
– Я к.к.к.стати тебя узнал, в н.н.н.н.на.ашей школе видел. Ты вроде бы уччччишься в шшшшестом «В», у меня в ввввашем классе есть друзья – продолжил он, стуча зубами.
– Мне ты тоже показался знакомым – присмотрелся я к нему. Синие губы, дрожащий подбородок и голубые глаза. Раньше это не были отличительными приметами самоуверенного парня из нашей школы.
– Если б я тебя ссссразу узнал, мы бы вас не граааааабили – сознался мальчишка.
– Брррр как же холодно, мммможешь дать мне свое полотенце и чего-нибудь пожрать.
Мстительный Мишка отрицательно завращал глазами, но я, сделав вид, что его не понял, протянул пленнику полотенце.
– Если хочешь, возьми печенье или бутерброд.
Пираты в соседней лодке внимательно наблюдали за нашей беседой, больше не разносились над водою их негодующие голоса.
У нас с Мишкой был выбор, как дальше поступить. Мы конечно могли взять с собой их капитана, а остальных оставить здесь.
Но я почему-то был уверен, что мальчишка этого бы не допустил, скорее всего, отогревшись, он стал бы с нами драться.
Ведь он же был их командир и не повел бы себя так позорно, а значит, нам придется с ними говорить, сообща принимая решенье.
Все мы были мальчишками, и понятный нам мальчишеский мир позволял нам довериться данному слову. Конечно, всегда бывает риск совершить ошибку, но мы с Мишкой на этот риск пошли.
Взяв их лодку на буксир, мы пристали к необитаемому острову, в надежде подружиться и погоняться друг за дружкой в веселых играх. А потом, если нам удастся стать друзьями, мы разведем на поляне скрытой от любопытных глаз ( густой зарослью кустов), запрещенный, но такой необходимый костер, чтобы глядя на языки пламени помечтать о приключениях которые с нами обязательно приключатся и съесть кучу наших таких вкусных бутербродов запивая их из кружки, по очереди, горячий терпкий, попахивающий золой дымящийся чай.
Миллионерша
Как-то зимой, после метели, идем мы с Мишкой по заснеженной улице, и болтаем.
О чем болтаем? Да ни о чем!
Прошли мимо помойки, свернули к магазину, постояли у витрины, нашли на дороге пятак, а потом его потеряли – ничего так время провели.
Обратно, для разнообразия, другой улицей пошли, идем, шаги считаем и слышим, кто-то за углом противно скребет: шкряб, шкряб, дзык, дзык.
– Смотри, – говорю, – дворничиха незнакомая. Давай ей поможем, как Тимур и его команда, помнишь, мы о нем читали?
– Давай, – обрадовался Мишка, – хорошее дело сделаем. Работа у нее трудная, а платят гроши.
– Дворники они все бедные, – согласился я, отряхивая от снега варежки.
Подошли мы к дворничихе и с ходу говорим:
– Тетенька, а можно мы вам снег убирать поможем?
– Убирайтесь отсюда, хулиганы проклятые, небось, опять лопату стырить хотите! – неожиданно грубо облаяла нас дворничиха.
– Да я, да мы….– залопотал пораженный Мишка.
– Ничего мы у вас тырить не собираемся, вы нас с кем-то тетенька путаете, мы Тимуровцы – сказал я решительно и взялся за лопату.
Несколько мгновений мы с дворничихой молча боролись за инструмент. Потом она сдалась, и лопата осталась у меня.
Недовольному Мишке, после некоторых колебаний, достался скребок – это такая довольно скучная штуковина, чтобы лед отбивать.
И начали мы о-го-го как помогать!
Вначале дворничиха смотрела на нас с подозрением, ожидая от нас всяких пакостей, потом откуда-то принесла еще две лопаты – себе и заскучавшему Мишке – вместо скребка.
Постепенно настроение у тетки переменилось, оценила она двух юных тимуровцев. Стала она нам широко улыбаться железными зубами и вовсю нас нахваливать.
А нам, только этого и надо, рот до ушей, довольные, ну просто беда! По дороге носимся почище трактора, только лопаты от трения не искрятся! Вмиг пол-улицы от снега очистили. Давно так не трудились!
Через десять минут чувствую, лопата тяжелеет, шапка на потный лоб сползла, и вообще мне эта работа вроде как надоела.
Решил я передохнуть, остановился! Вижу, Мишка из последних сил пыхтит, словно грузовик на крутом подъеме – морда красная и не чувствуется в нем былого огонька!
Понятное дело, устал, а виду, как и я, показывать не хочет, – стыдно.
Принялись мы дальше снег месить, но уже без прежнего оптимизма, и с желанием при первой возможности домой смыться.
Повезло, что ребят знакомых на нашу улицу каким-то ветром занесло, увидели нас и дворничиху – заинтересовались.
– Это чего это вы тут делаете? – спрашивают. ( Как-будто это и так не видно!)
– Помогаем тетеньке! Как Тимуровцы – отвечаю, а у самого шапка набекрень и пар изо рта словно из трубы.
– А можно нам тоже попробовать? – переглянувшись, спрашивают они.
– Конечно! – с трудом скрывая радость, отвечаю я, – Вот вам лом и лопата! И у Мишки возьмите, а то он вспотел.
Тут работа у них завертелась как пропеллер, отовсюду только дзынь, дзынь да шкряб раздается. Пацаны так увлеклись, что асфальт ломом дробить попытались.
Дворничиха от их прыти даже растерялась, через пять минут сдалась и как закричит: – Хватит! Хватит уже! Молодцы! Весь снег, ребятишки, убрали, теперь мне можно неделю сюда не приходить!
Ребята остановились, на дворничиху смотрят, а в глазах огонь. Мало им работы после нас осталось! Еще хотят!
А дворничиха стоит и дальше нас хвалит: – Умницы, настоящие Тимуровцы, не то, что всякие проходимцы! Умаялись, наверное? Просто не знаю, как мне вас отблагодарить.
– Да нет! Ничуточки мы не устали! – заспорили ребята, – Нам бы еще пару улиц убрать, хоть весь день без обеда поработаем!
Я тихонечко в сторонке стоял, мне и пол-улицы хватило. От такой работы кони дохнут. Правильно родители говорят – надо хорошо учиться, чтобы за большие деньги меньше работать.
Слава богу, дворничиху мы конкретно утомили. Испугалась она, что мы ей улицу до самых труб удалим, да и не привыкла она детей эксплуатировать.
– Спасибо вам, соколики! – говорит – Вы и так мне очень помогли, давно таких ребятишек отзывчивых и хороших не встречала! Всем бы такими быть!
Ребята лопаты в сугроб повтыкали, собрались уходить, я тоже носом к своему дому повернулся, а она говорит нам вдогонку:
– Вот вам, мальчики, на мороженое! – Заработали!
Смотрю, а она мелочь из огромных карманов уже достала и нам протягивает.
– Да мы не за деньги, мы Тимуровцы, мы просто так, – запротестовал я, покраснев. Но деньги уже перекочевали в выскочившую из рукава Мишкину лапу.
– Спасибо, бабушка,– быстро сказал Мишка, укоризненно на меня поглядывая.
– Приходите еще! – крикнула нам вдогонку дворничиха и снова заскребла лопатой.
Мишка, тем временем завернув за угол дома, раскрыл перед склонившимися над его рукой ребятами, ладошку и впился глазами в мелочь, пересчитывая.
– Два рубля! (в то время зарплата была 100 рублей) – не веря своим глазам, протянул он. – Целых два рубля!
Ребята, похватав по двадцать заработанных копеек, помахали нам рукой и исчезли. Но Мишка этого не заметил.
– Завтра еще поработаем – пробормотал он себе под нос и вновь задумался. Глаза у него превратились в калькуляторы, и цифры так и завертелись в них.
– Т…так, значит.. – произнес он после продолжительной паузы, – Значит так, если она дала нам два рубля за двадцать минут работы, то за десять часов у нее набегает шестьдесят рублей! И это всего за десять часов! Умножаем сумму на тридцать дней, вычитаем субботы и воскресения и получаем в месяц полторы тысячи рублей!
– Ты понял!? – спросил он, глядя на меня круглыми от изумления глазами, – Больше трех тысяч баксов! А говорят, дворники мало получают! Ты представляешь, Димка, оказывается у нее зарплата в три раза больше, чем у министра!
PS: Министр тогда получал 600 рублей в месяц, а трехкомнатная квартира стоила пять тысяч.
Лужа
Гулять во дворе здорово! Особенно если там вырыта большущая яма.
В таких ямах всегда имеется здоровенная лужа и в нее можно кидаться камнями и Бум…. Скатывать сверху куски глины.
Правда вскоре это надоедает и мы по очереди пытаемся перейти эту лужу, перепрыгивая с брошенного раннее камня, на также раннее брошенный кирпич.
Занятие это увлекательное и опасное. Мало того, что потеряв равновесие ты сам можешь шлепнутся в холоднючую воду, так всякие там доброхоты орут тебе в спину пожелания грохнуться, и кидают комья глины тебе под ноги.
Чем это может закончиться, я сам убедился, бросив Ваське кусок кирпича под ноги.
Конечно, теперь мне стыдно за нехороший поступок, но тогда…….!!!
Короче тогда мне было интересно, что будет, если он споткнется.
Меткостью я не отличался, но тут неожиданно повезло. Так повезло в кавычках, что превзошло все мои скромные ожидания.
Я думал: – ну оступится Васька, и, шагнув мимо, промочит себе чуть-чуть ноги, но он почему-то выставив перед собой руки, просто нырнул в эту грязнущую воду, ушел в нее по локти, замочив себе штаны и пузо.
В наступившей тишине стало слышно как он чвакает руками и ногами, стараясь осознать случившееся.
Васька по моим подсчетам был чуть ниже слона и восторг от такого захватывающего зрелища, затмили иные чувства.
Если честно, то я порядочно струсил.
– Кто….????.!!!!! – зарычало чумазое существо из лужи, и многие мальчики скромно потупили глазки.
Я-то точно знал кто, и точно не собирался в этом признаваться. Меня спасало то, что таких любознательных как я, здесь набралось с полдюжины, и каждый из них подозревал себя в этом преступлении.
Васька выбрался, наконец, из ямы и направился ко мне. Меня он даже не подозревал, зная, какой я криворукий.
А у меня где-то внутри проснулась совесть. Ну, ведь правда я не ожидал, что он так удачно грохнется.
Чувствуя себя виноватым, я начал его утешать, а потом осторожно признался, что я тоже швырял ему под ноги камни.
– Может быть, это даже был мой камень? – неопределенно пробормотал я, но Вася лишь горько усмехнулся: – не переживай это точно не твой! Блин… какая сволочь так метко кидается!? У меня бы так не получилось!!!
Было ясно, что Вася сам страдал той же любознательностью что и я – просто мне больше повезло….
Ведомый дружеским участием и чувством вины я пошел провожать намокшего Васю до дома. А он был очень грустным и все время твердил: – Блин…, хоть бы отчима не было дома… да и от мамы мне попадет…
– Но ты же ни в чем не виноват, расскажи, как все было! – с жаром убеждал я, – Давай я с тобой пойду к твоей маме и расскажу, как было!!!
– Нет.., я сам….она мне вообще не разрешала играть в луже – печально твердил Вася.
Незаметно мы дошли до его подъезда.
– Ладно, дальше я один – повернулся он ко мне, – спасибо что помог, но дальше я сам, а ты иди.
Я стоял и смотрел, как за ним закрывается дверь, и чувствовал себя скверно, как будто я его подло обманул.
Мне совсем расхотелось гулять, и я задумчиво поплелся домой.
Я не соврал, но и не признался, и потому как-то получалось, что я струсил дважды, вначале, когда кинул кирпич и увидел последствия….. – потом когда не пошел с Васей до квартиры, ведь я такой всегда честный не смог бы все рассказать его маме.
Моя мама сразу заметила, что что-то меня беспокоит.
– Почему ты такой грустный… с кем-то поссорился – спросила она меня.
– Гораздо хуже – вздохнул я, – Ваське достанется дома из-за меня.
– Ну, рассказывай, что приключилось – посадила на стул перед собой меня мама. И я ей, запинаясь от волнения, все рассказал.
– Сейчас я схожу к его маме и объясню ситуацию – нахмурилась мама.
– Хорошо, что ты мне об этом рассказал – сказала она, надевая куртку, и ушла, оставив меня дома одного.
Ее долго не было, но когда я, открыв на звонок дверь, с надеждой взглянул на нее, она улыбнулась: – все хорошо, я успела….. его мама сказала, что теперь его не накажут, просила передать тебе спасибо и шлет тебе привет.
После этого случая мы с Васькой подружились.
Курьер
Жил в нашем доме очень ученый человек. Всегда в очках и шляпе ходил. Вежливый такой, аккуратный. Со мной всегда первым здоровался и конфетами угощал. В общем, человек хороший, интеллигентный, мне такие нравятся.
Как-то раз он куда-то страшно торопился. Я его как увидел, сразу понял, разрывается человек на части. Только на улицу выйдет – за живот схватится и бегом к себе на седьмой этаж, даже о лифте не вспомнил, так ему приспичило. И так несколько раз, я, пока к себе на четвертый поднимался, раза три с ним поздоровался.
Разумеется, меня это его странное поведение заинтересовало. Остановился я у своей двери, уши навострил, прислушиваюсь.
Вскоре дверь наверху хлопнула, лифт заработал, я к решетке шахты приник, смотрю, опять он спускается. Слышу внизу важное «топ, топ» в направлении выхода, заскрипела несмазанная дверная пружина, и наступила тишина.
Постоял я с минуту. Вроде ничего интересного не происходит, ключ достал, с замком мучаюсь (он у нас неисправный), смотрю – наш профессор обратно вприпрыжку бежит, через три ступени перескакивает.
– Здравствуйте, – говорю, – Иван Петрович, как здоровье?
А он мимо меня проносится, лицо напряженное. Я поначалу не понял, заметил ли он меня, оказалось, заметил, пару пролетов еще промчался по инерции, остановился, через перила свесился, сквозь отдышку словами кашляет:
– Зайди ко мне, Дима, очень ты мне сегодня нужен.
– Сейчас, только сумку домой закину, – кричу я ему вдогонку.
Минут через десять поднимаюсь к нему. Звоню, звоню, не открывает. Я уже отчаялся, вдруг крак, дверь приоткрывается, а из-за нее нос Иван Петровича торчит
– Ты, – говорит, – извини, что я с тобой через порог разговариваю – на то есть причина.
– Ничего, Иван Петрович, мой папа тоже стесняется гостей без штанов встречать, – успокоил я его, а самого любопытство разбирает, для чего я ему понадобился.
Ну, он долго меня не томил, сразу к делу приступил. Для начала спрашивает, знаю ли я, как до университета добраться, я на всякий случай сказал, что знаю, но ни разу в нем не был. Тут он страшно обрадовался, убежал в комнату и через несколько секунд мне папку протягивает.
– Это, – поясняет, – моя диссертация, ты уж помоги, голубчик, отвези ее в университет к Николай Николаевичу, его там все знают, так что не заблудишься. А я тебе торт куплю, большой, съедите потом с друзьями.
– Ладно, – говорю, – отчего же не помочь хорошему человеку.
Взял под мышку папку с диссертацией, а она неподъемная – листов двести в ней, и, прыгая через ступеньки, во двор спустился.
Выхожу важный, как-никак поручение! Иду, посвистываю, смотрю, мой друг с велосипедом у подъезда копается.
Я мимо него раз прошел, другой, а он, как назло, меня не замечает.
– Эй, – спрашиваю, – сколько времени?
А он поворачивается и смотрит на меня как на идиота: – У тебя же часы на руке, чего спрашиваешь?
– Да вот, – делая вид, что не понял его вопроса, отвечаю я, – в университет еду, к академику, его там все знают, работу ответственную везу, может, даже секретную.
– Да ладно! – говорит мой друг. – Хватит врать, тебя даже в магазин за продуктами одного не пускают, а тут работу доверили.
Я на него за такие слова не обиделся, чего на правду обижаться. Говорю:
– В магазин любой дурак сходить сможет, там мозгов не надо, одна арифметика. А мне в другой конец города на трех троллейбусах добираться.
– Зачем тебе троллейбусы, – говорит мой друг, – давай я тебя на своем велосипеде довезу, а ты меня в университет по знакомству проведешь.
Тут я замялся немного, вдруг наобещаю с три короба, а нас никуда не пустят.
– Ладно, – говорю, – договорились, ты только оденься поприличней.
– Это я мигом, только руки помою да причешусь – обрадовался мой друг, – а ты мой велосипед постереги.
– Постерегу, – вздохнул я, – отчего же не посторожить.
Хожу вокруг велосипеда, папкой помахиваю, радуюсь.
– Какой я все-таки хороший друг, – думаю, – честный и справедливый. Другой бы на моем месте язык за зубами держал да тихой сапой в университет пробрался, (но я не такой), я о друге не забыл, позаботился.
Смотрю, выскакивает из подъезда мой друг в рубашке с кармашками, шортах по колено и сандалетах на босу ногу. Взгляд мой перехватил, на карман показывает: – Носки белые я потом одену, а то запылятся.
В общем, взгромоздился я к нему на багажник, вижу, у меня ноги почти до земли достают, по асфальту подошвами чиркают.
– Дай-ка, – думаю, – подложу под себя папку.
Подложил, и впрямь здорово получилось. Папка толстая, набухшая, и даже вроде помягче багажника. Сидеть сразу стало удобнее, да и руки освободились.
Еду, держусь за сидение, городом любуюсь, а друг наяривает, ноги так и ходят. Разогнался не на шутку, звонком прохожих пугает, кошку зазевавшуюся, чуть не переехал, а обо мне, кажется, позабыл.
Тут горка подвернулась хорошая, крутая такая, вернее, спуск с нее. А дорога фиговая, вся в колдобинах. Как стало меня на них трясти да вверх подбрасывать, аж дух захватывает, еле держусь, руками в седло вцепился, ору другу: – Тормози, расшибемся!
А он кричит в ответ: – Не могу, у меня тормоза отказали, не работают.
Лучше бы он мне это не говорил! Раньше-то я думал, он специально лихачество проявляет, а оказывается, тормоза испортились. Если до этого я просто злился, то теперь порядочно струсил. Даже глаза зажмурил, чтобы не видеть, как мы во что-нибудь врежемся.
Но обошлось! Слава богу! Подпрыгнули мы еще пару раз до небес и на площадь спланировали. Я себе всю задницу отшиб, но все равно радовался, что жив остался.
Промчались мы так до середины площади, а остановиться никак не можем. Трамваи нам трезвонят, автомобили бибикают. Ужас!
– Крути, – кричу – руль, будем по кругу ездить, пока не остановимся.
Вижу, мой друг крутит, а сзади, у меня за спиной, вообще светопреставление началось – свистки милицейские заливаются, крики.
– Наверное, – думаю, – что-то из ряда вон происходит.
Мы к тому времени как раз замедляться стали.
– Давай, – говорю, – съездим, посмотрим, что там случилось.
– Давай, – соглашается мой друг, – но только без велосипеда, я на него теперь год не сяду, так напугался!
Слезли мы с него, взяли под уздцы и к центру площади направились.
А там столпотворение, по небу белые листы летают, на землю опускаются. Милиционеры за ними гоняются, вверх подпрыгивают, руками хватают.
– Листовки, – кричат, – это листовки, враждебная пропаганда! Не трогайте их, товарищи! Запрещено!
А народ, до этого вроде и не интересовался всем этим, вяло интересовался, а услышал такие слова, сразу на площадь ринулся, листки с земли подбирает и, не читая их, тут же за пазуху прячет.
От всего этого и произошло столпотворение. Машины остановились, милиции понаехало, в мегафоны ругаются, людей разгоняют.
Подошли мы поближе, мимо нас бабка пробежала, с вытаращенными глазами, на нас оглянулась, заохала: – Шпиена поймали! С гранатометом! Говорят, их тут несколько с минами прячется.
Мы как услыхали такое, про все забыли, мой друг даже велосипед бросил, в толпу ринулся, в самую гущу, еле в круг протолкались, все бока нам помяли.
Вынырнул я из под чьей то руки, шею вытянул, голову в круг выставил – Интересно все-таки!!
Смотрю, милицейское начальство, злое такое, краснолицее, по кругу бегает, милиционеров частит, а сбоку молодцы, дяденьки, в одинаковых костюмах и с одинаковым выражением лица глазами по сторонам рыскают.
– Где эти негодяи? – кричит начальник. – Поймать! Арестовать! В порошок растереть! Это ж надо, чтобы какие-то сопляки такую бучу заварили.
Послушал я его, и меня словно кольнуло, подозрение какое-то, подобрался я незаметно к одному валявшемуся листочку, поднял, читаю, а там про каких-то кузнечиков написано. Обалдеть можно!
– Кто ж до такой шутки додумался, смелые ребята, я бы со страху умер! – размышляю.
Стал выползать обратно, обо что-то споткнулся, гляжу, что-то до боли знакомое, поднимаю, а это моя папка, вся ногами истоптанная и пустая.
Я ее тихонечко под рубашку на голое тело положил, под шорты заправил и незаметно так, по-быстрому, в переулочек, даже о друге на время позабыл, так испугался, смотрю, а он меня в нем дожидается, в тени притаился. Вижу, ничего объяснять ему не надо, сам догадался.
– Давай, – говорю, – отсюда ноги делать. Оказывается, это мы всю кашу заварили, вернее, наш ботаник